Притяжение влюбленных сердец

Красиво, нежно и по-особенному душевно стучат колеса русских поездов, - думал Штольман. В Германии колеса стучат со звуком "вриль-шрапп", так говорят немцы. А здесь, в России, как-то нежнее, "там-там". - Анна Викторовна, у англичан есть какой-то особый звук, обозначающий стук поезда? - спросил Штольман. Анна улыбнулась: - Есть. "Клик-о-клик". Все-то знала эта неутомимая любительница английского языка! Наблюдая как Анна Викторовна ест за завтраком овсянку, Штольман, который пил лишь крепкий кофе, тихо заметил: - Через 3 дня Рождество. Он хотел, чтобы она еще улыбнулась. Анна спокойно и задумчиво смотрела в окно, на зоревую даль. От реплики Якова ее глаза стали веселыми и лучистыми. Она ласкала мужа взглядом, ничего не отвечая, потом пожала плечами и отправила в рот еще ложку овсянки. Аня совсем забыла про Рождество. Еще несколько дней назад помнила, но поезд оказался совсем иным миром, и, казалось, время текло в нем по-особенному. Яков хотел было пододвинуть ей поближе подставку со сваренным вкрутую яйцом, однако передумал, решив сначала его почистить для супруги. Анна, наконец, спросила: - Вы точно не хотите завтракать? - Благодарю, нет аппетита, - улыбаясь сказал Штольман, подцепляя изящными пальцами яичную скорлупу. В этом тоже они были разными. Он ел по чуть-чуть в течение всего дня, оставляя основной прием пищи на ужин. Бодрствуя ночью, Яков заваривал и пил свежий горячий чай. Аня же завтракала, обедала и... редко ужинала, ограничиваясь чем-то незначительным. Впрочем, их взаимное желание быть рядом, заботиться друг о друге, приводило к тому, что они старались быть вместе и на завтраках, и на ужинах. Штольман с едва заметной улыбкой наблюдал за Анной, но в какой-то момент весь подобрался, став серьезным. Он увидел, что к их столику направляется доктор Цыбиков с сыном. Как бы ни была неприятна предстоящая беседа, Штольману нужно обозначить Цыбикову свои намерения. Анна немедленно увлекла его сына Петю к себе за столик, принявшить по-женски заботливо хлопотать над мальчиком. Она посадила Петра спиной к мужчинам, чтобы он не беспокоился, наблюдая за отцом, а спокойно завтракал. Яков увидел как супруга бросила на него просящий взгляд и сложила брови домиком, очевидно уговаривая его быть не столь строгим с доктором. Милая, добрая Аня как всегда желала всех защитить. Поезд торопливо стучал колесами по новеньким рельсам. Через час они прибывали в Екатеринбург. Их с Яковом дорожные сумки и чемоданы были собраны. Анна знала, что они проведут здесь почти неделю, прежде чем отправиться, опять же, поездом до Тюмени, а затем, на санях по бескрайним просторам Сибири. Все дальше и дальше от Затонска. Сам город ее детства стал казаться Анне неясным воспоминанием, затянутым дымкой. Слишком остро и по-новому воспринималась их теперешняя жизнь. У Якова Платоновича в Екатеринбурге живет однокурсник, он служит на схожей должности. Яков почти сразу уедет с ним по делам службы и вернется аккурат к Рождеству. Петя лопал с большим аппетитом оладьи, не ведая как тучи сгустились над его отцом. Аня присмотрелась к дискутирующим мужчинам. Сначала Яков был очень напряжен, сказал пару строгих фраз. Затем обратился в слух. Цыбиков оживленно жестикулировал и, похоже, уговаривал. Через какое-то время Штольман расслабился, сказав резкие, но мирные слова. Наконец они поднялись и вернулись к столу, за которым сидели Анна и Петр. Яков посмотрел на жену и успокаивающе чуть прикрыл глаза, показывая, что все хорошо и ей не нужно беспокоиться за судьбу этих людей. Доктор Цыбиков вынул из кармана пиджака и отдал Анне обещанное рекомендательное письмо для Хамбо местного дацана с просьбой найти учителя для госпожи Штольман. - Не пренебренайте моим советом, Анна Викторовна, это очень важно, - серьезно сказал он. Ваши способности требуют правильного с ними обхождения. Алексей Юрьевич Лебедев приехал встречать дядю с супругой на домашних санях полицеймейстера, барона Александра Александровича фон Таубе. Однокашник Якова Платоновича и слышать ничего не хотел о гостиницах. Получив телеграмму и встретив Лебедева, он настоял, чтобы гости расположились в его просторном доме. Как холостой мужчина брачного возраста Лебедев подозревал, что приглашение, помимо расположения полицеймейстера к Штольману, связано с наличием в доме девицы на выданье - сестры баронессы. Алексей Юрьевич за несколько лет взрослой жизни, по выпуску из училища, привык не раздавать авансов дамам, не танцевать на балу более одного танца с понравившейся барышней, и избегал двусмысленностей, связаных с женитьбой. 25 лет - возраст вполне молодой, и Лебедев не хотел обременять себя семьей, не чувствуя пока сердечной склонности. Он сосредоточился на службе. Впрочем, как мужчина темпераментный, ничего не значащие романы заводил регулярно. Алексей Юрьевич не взял с собой кучера, сам расположившись на козлах с лихим молодецким видом. Он уже переоделся из нарядной московской одежды в не столь модную, но зато теплую, с расчетом на морозы в Сибири. Баронесса была коренной сибирячкой, родилась в Омске. Она подробно рассказала, как следует одеться для того, чтобы было тепло в дальней дороге. Теперь на Лебедеве был надет черный полушубок "барнаулка" дубленый особым способом, поддева с лисьим мехом, огромные валенки и шапка-ушанка. Конечно, совершая деловые визиты, он одевался на московский манер, но можно было позволить себе некоторые вольности. Например, месяц не бриться. Сам барон тоже носил длинную густую бороду и усы. Наблюдая за прибывающим поездом, Лебедев вышел на перрон, намереваясь пройти до вагона, чтобы помочь. Вещей наверняка у молодоженов много, ехать с женой совсем не то, что путешествовать в одиночку. Однако его предположения не подтвердились. Яков Платонович и Анна Викторовна сами вышли из вагона, подхватив легкие чемоданы и саквояж Штольмана. Лебедев с добродушной усмешкой наблюдал, как озирались дядя и его супруга, разыскивая племянника. Да что там говорить, он специально принарядился, задавшись целью разыграть новоприбывших родственников. - Яков Платонович! - не выдержал Алексей. Штольман усмехнулся, увидев племянника. - Алексей Юрьевич, приветствую! Вижу решили радикально замаскироваться, спрятав свое полицейское нутро под доху ямщика? Бороду отрастили, чтоб теплее было? - спросил Штольман. - Бритву отобрали шальные люди! - усмехнулся Лебедев, поглядывая на Анну Викторовну. Что дядя, что его Снегурочка выглядели весьма довольными жизнью, и просто светились от счастья. Одетые с иголочки, и даже немного щеголевато, они смотрелись изысканной столичной парой, притягивая взгляды прохожих. Однако, отправляя их в санный путь придется настоять, чтобы молодожены переоделись, особенно Снегурочка! - подумал Лебедев, покосившись на Анну в прекрасной шубке. Он пожалел, что утеплился столь радикально. Рядом с этими двумя модниками поневоле хочется тянуться к прекрасному. Однако Анна Викторовна, увидев родственника, заулыбалась. Она с веселым изумлением оглядела переменившегося племянника, но ей, похоже, понравился его лихой вид. - Алексей Юрьевич, доброе утро! - радостно сказала она. Как приятно встретить за столько дней пути знакомое лицо. Лебедев смутился, робко пожав ее руку в пуховой варежке. Санки по широкой,припорошеной свежим снегом дороге, катились ровно и быстро. Четверка лошадей была преимуществом высших чиновников и саням полицеймейстера почтительно уступали дорогу. - Анна Викторовна, меня не будет с Вами почти двое суток. Уверен, в доме Александра Александровича нам окажут радушный прием, и Вам будет комфортно - беря жену за руку, сказал Штольман. - Двое суток? - спросила Аня, лаская его глазами. - Барон покажет свои подведомственные владения. Нужно перенимать опыт. - Яков ограничился краткой характеристикой поездки. - Две ночи. - растерялась Анна, убедившись, что ее слышит только муж. - Одна ночь, - поцеловал ее в висок Штольман, - к завтрашней я вернусь. Будете скучать? - Мне ужасно будет Вас не хватать, - сказала Анна Викторовна, - однако мы несколько недель в дороге, - она покачала головой, - нужно распорядиться по поводу стирки и починки вещей. Боюсь, скучать будет некогда! - развеселилась Анна. Яков поднял брови. Опять драгоценная супруга дразнит его. - Яков Платонович, - возмущенно зашептала Анна, - мы едем в чужой дом накануне Рождества. У нас нет подарков. В доме наверняка полно детей, домочадцев. Вы не будете против, если я совершу ряд покупок в Ваше отсутствие? - Разумеется не буду, - сказал Яков, - и про покупки для себя не забудьте. Единственное условие, я прошу Вас, не ходите одна. Возьмите с собой компаньонку или того же Лебедева. - Алексей Юрьевич не с Вами едет? - заговорчески спросила Анна, понизив голос. - Увы, нет! - засмеялся Штольман ее нежеланию брать племянника в сопровождающие. - Алексей Юрьевич, сколько домочадцев в доме полицеймейстера? - громко спросил Яков, чтобы Лебедев, сидящий на козлах, его услышал. - Немного, помимо прислуги в доме проживет его молодая жена, ровесница Анны Викторовны, и ее незамужняя сестра. Старшие сыновья барона от первого брака учатся в Петербурге. - Яков Платонович, а что доктор Цыбиков? - спросила Анна. - Доктор не выдержал напряжения и сам сознался в подлоге. Если бы не его признание, то последствия для него были бы серьезнее. А так, я принял во внимание его раскаяние, и пошел навстречу, предложив оставить бумаги без движения. Они захороняют тело под именем Барадиева, но без моей санкции. Я на подлог не имею морального права. Однако доктор нужен нам, в Забайкалье, прежде всего как уважаемый среди коренного народа парламентер, - объяснил Штольман. Двухэтажный просторный дом барона фон Таубе располагался на широкой улице, расположенной близ центра города, соседствуя с городским садом и церковью. Хорошее место! - подумал Штольман. Он отметил отсутствие суеты, характерной для крупных городов близ Петербурга и Москвы. Пока они ехали на санях, по пути им не встретилось ни одного городового. Если здесь полиция столь малочисленна, значит количество преступлений невелико. В величавом деревянном доме барона фон Таубе было жарко натоплено. Встречать гостей высыпали все домочадцы и прислуга. Во главе встречавших стоял сам Александр Александрович, бородатый мужчина очень высокого роста. Он обнял Штольмана и поцеловал руку его супруге. Баронесса Ольга Владимировна была хорошенькой молодой женщиной, на вид чуть старше Анны. Одной рукой она поддерживала огромный, для ее стройной фигуры живот, прикрытый просторным платьем. Другую руку она скромно протянула для поцелуя приветливо улыбающемуся Штольману. Наталья Владимировна, сестра хозяйки с любопытством разглядывала гостей. Анне Викторовне встречавшие их с Яковом люди показались на редкость добродушными и гостеприимными. Штольман с Анной Викторовной в сопровождении хозяев дома поднялись наверх. На первом этаже особняка находились хозяйственные помещения и жила прислуга. На втором этаже была просторная гостиная с роялем, спальни хозяев дома и гостевые комнаты. Женщины радушного семейства Барона фон Таубе увлекли Анну Викторовну в гостиную. Там было их царство. В эти декабрьские дни большая гостиная полицеймейстера и его супруги напоминала швейную мастерскую. На больших столах ворохом были накинуты ткани - шелк, ситец, сатин, отрезы разноцветных плисов. Рядом в коробках и корзинках лежали кружева, ленты и оборки, цветные, золотые и серебряные нити, бисер и жемчуг. Ольга Владимировна с сестрой шили приданое малышу, с благоговением разворачивая и показывая Аннушке рубашки, распашонки, свивальнички и пеленки, замирая от восторга и нежности. На лицах молодых женщин проступил румянец, глаза оживленно блестели. - Мы так ждали Вашего приезда, - сказала с придыханием Наталья Владимировна. До рождения малыша месяц, господин барон просит Олюшку на улицу не выходить, боится за ее здоровье. Вот мы и коротаем денечки за приданым для первенца. А как узнали что гости к нам едут, уж так обрадовались, что меж собою уж несколько дней говорим, какая Вы, и каков Ваш супруг! Анна смущенно улыбалась, польщенная такими бесхитростными откровениями. Хозяйка дома и ее сестра были очень милыми женщинами, совершенно не чванливыми, не смотря на высокий чин полицеймейстера. - Как Александра Александровича с Яковом Платоновичем проводим сейчас в дорогу, так мы тотчас позаботимся о Вас, душенька! - тепло сказала Ольга Владимировна. Банька уж с утра топится, обед Марфа варит. Вещи, что нужно перебрать, постирать и отгладить, девушки наши в миг переберут. Вы же, Анна Викторовна, отдохните с дороги. Да милости просим, составьте компанию нашему скромному дамскому обществу. Два дня пролетят незаметно! И погуляем с Вами, и пошьем, и чаю попьем. Марфинька завтра обещала нас допустить к работе на кухне - ушки лепить из теста. Будет весело! - Благодарю за такой радушный прием, - тепло сказала Анна. Ольга Владимировна, у Вас очень хорошо дома, так светло и радостно. Я очень рада познакомиться с Вашей семьей. Если смогу быть чем-то полезной или развлечь Вас беседой, то с удовольствием это сделаю. Наталья Владимировна удобно усадила сестру в подушки, и пошла проводить Анну до гостевой комнаты, где будут жить они с Яковом Платоновичем. Штольман уже был здесь. Он успел переодеться, деловито собираясь в дорогу. Яков немного хмурился, перебирая бумаги. - Вот, Алексей Юрьевич передал письма, полученные на наше имя, - сказал Штольман. Внушительная пачка конвертов лежала на столе. Анна подошла, заинтересованно проверяя письма. Не считая корреспонденции Якова и писем ему от коллег и доктора, пухлая часть конвертов была адресована ей. За неполный месяц Анна получила шесть писем от мамы, два от Коробейникова, одно от доктора Милца и два от.. Рябушинского. - Что от Вас нужно нашему неутомимому борзописцу? - подозрительно спросил Штольман. - Думаю, здесь все просто, - сказала Анна. - В нашу последнюю встречу в полицейском участке Алексей Егорович предложил мне написать путевые заметки. Он сказал, что его читателям будет весьма интересно узнать, как складывается наше путешествие. Яков нахмурился. - Хотите прочесть? - невинно предложила Анна. - Хочу. - вздохнул Штольман, - но не буду. Два письма пропущу, а третье прочитаю, если Рябушинский решит и далее совершенствоваться в эпистолярном жанре с помощью переписки с моей женой. Яков закончил сборы и раскинул руки, приглашая Анну Викторовну обнять его перед поездкой. Анна положила письма, крепко обняла мужа и запечатав на его губах поцелуй. - Не хочу расставаться с Вами, - улыбнулся Штольман. Приеду как можно скорее. Он подхватил Анну за бедра и немного покружил, смотря на ее смущенное лицо снизу вверх. Наконец, он спустил супругу на пол, и Анна проводила Якова до входной двери, скромно пристроившись к провожавшим барона и Штольмана домочадцам. Письма от мамы Аня прочитала сразу, как осталась одна. Как давно она не видела родителей! Читала и радовалась. Как же Аня соскучилась по маминой деятельной и энергичной натуре. Мария Тимофеевна писала удивительно наполненные письма. Кажется, ей нравилось свое новое положение. Они с Виктором Ивановичем были людьми среднего возраста, отнюдь не старыми, вырастившими свою единственную дочь и отпустившими ее в самостоятельную жизнь. Мама с папой проживали совершенно новое для состояние - жили для себя, радуясь отсутствиям забот и новым впечатлениям . Мария Тимофеевна и Виктор Иванович путешествовали по европейским столицам, осматривая достопримечательности. Первое письмо было из Варшавы, крайнее - из Будапешта. Мама писала о зданиях и музеях, о восхитительных маленьких ресторанчиках и о папе. О том как папа помолодел и расцвел, взяв наконец продолжительный отпуск. Конечно, некоторые строчки ее посланий были проникнуты беспокойством за дочь, мама переживала, как складывается их семейная жизнь с господином Штольманом, однако писала, что верит, Яков Платонович будет хорошим супругом. Мамочка... Анна тоже отправила ей несколько писем с дороги. Коробейников писал старательно. Аня читала строчки, написанные округлым гимназическим почерком Антона Андреевича. Тот, в присущей ему манере, методично перечислял все события их маленького городка, что он наблюдал, и с которыми столкнулся на службе, будучи назначенным начальником сыскного отделения. Писал, что Трегубов его очень хвалит. Вчитываясь в строки, Анна поняла, что Антон Андреевич растерян и ужасно скучает, потеряв сразу двух друзей и отчаянно не хочет терять с ними связь. Конечно, Аня напишет и ему тоже. За событиями последнего месяца, она совсем забыла о своем верном друге и усовестилась этого. Время близилось к обеду. В комнату к Анне Викторовне постучалась хозяйка особняка с сестрой и с заговорщицким видом велели собираться в баню. - Надолго! - погрозила пальцем Наталья. Они объяснили, что мытье - дело небыстрое, а у них там купели, стол накрыт и самовар поставили. Аня засмеялась от удовольствия. Остальные письма подождут, она целую вечность не парилась. А так, чтоб посиделки с девушками - вообще ни разу! Баня у полицеймейстера была добрая, даром что сруб небольшой, на четверых. В предбаннике стояли здоровенные кадки с водой, большой накрытый пирогами, вареньем и другими лакомствами стол, лавки. Пол был устлан ветками запаренных ароматных трав. Анна с удовольствием ступала по нему, вдыхая душистый воздух. В парной Анна смело легла на верхнюю лавку, на горячее, отшлифованное заботливой рукой дерево. Что это была за восхитительная нега, попариться вот так, после длительной дороги. Стоявшая в углу каменка деликатно потрескивала раскаленными окатышами. Целебный дух ароматного напара проникал внутрь с каждым вдохом. Наталья занесла ледяные пихтовые лапы - пышные хвойные ветки, только с мороза. Оказалось, что ими нужно было защищать голову от жаркого пара, пока тебя хлещут березовым веничком. Ольге Владимировне париться доктор запретил, и она лишь омылась теплой водой. Баронесса сидела, завистливо вздыхая, и гладила беспокойный живот, пока Анна с Натальей по-девчачьи визжали и прыгали после парилки в ледяную купель. Сначала Аня боялась таких радикальных процедур, но, вдоволь напарившись, раскраснелась и решилась. Она, чтоб долго не сомневаться, сразу прыгнула в обжигающий холод воды, от которого кожа горела пуще чем от веника. Ей очень понравилось. Ольга Владимировна смеялась и просила развеселившихся товарок заканчивать с купанием, все-таки гостья с дороги. Чай в семействе барона пили с усердием. В баню заготовили брусничный, липовый, малиновый напитки и чаепитие продолжалось почти до вечера, пока утомленные, распаренные женщины вдоволь не наговорились и не вернулись обратно в дом. В комнате Анна заметила разобранные вещи, часть из которых забрали в стирку. Она расправила влажные пружинки волос и натерлась душистым кремом. Непрочитанные письма все еще ждали ее внимания. Письмо от доктора Милца было в официальном конверте с оттиском городской больницы г. Затонска. Почему милый, внимательный Александр Францевич вдруг написал ей письмо? Впрочем, как оказалось содержимое письма действительно предназначалась Анне. Милц написал большое пространное послание, опекая молодую неопытную женщину и беспокоясь о ее самочувствии. Он растолковал ей про особенность женского цикла в дороге, про перемену климата, как посчитать примерный срок в случае беременности. Как выбрать врача-акушера. Как им с Яковом питаться в дороге, чтобы быть здоровыми и хватало витаминов. Писал про обморожения и перегрев. Он просил Анну Викторовну писать ее обо всем, что ее интересует и не смущаться. Доктор беспокоился о ней как о супруге своего друга Якова Платоновича, и о их возможном ребенке. Это было неожиданно, но очень трогательно. Взяв в руки конверты от Рябушинского, Анна рассмеялась. Нетерпеливый Алексей Егорович! В первом письме он действительно умолял рассказывать все подробности их путешествий, аргументируя тем, что заметки из каждого города, это очень модно, а Анна Викторовна и господин Штольман - популярные личности в Затонске. Второе письмо от журналиста было отправлено следом за первым. Вот умеет человек настаивать на своем! - подумала Анна, с улыбкой открывая конверт. Однако на стол выпало совсем другое сообщение. Анна с необъяснимой тревогой развернула лист белоснежной дорогой бумаги с ароматом изысканного одеколона. Письмо было написано красивым ровным почерком. На бумаге стоял вензель дома Разумовских. Оно гласило: "Уважаемая Анна Викторовна, прошу прощения, что мне пришлось воспользоваться столь недостойным способом связи с Вами. Господин Рябушинский любезно согласился на мою просьбу отправить письмо от своего имени. В противном случае, у меня были большие сомнения, что мое послание допустят до Вас. Надеюсь все хорошо, Вы в добром здравии путешествуете по просторам нашей Родины. Не скрою, иногда на меня нападает тоска вечерами. Я сентиментально вспоминаю моменты наших встреч и ожидание Вашего согласия на брак со мной. Также надеюсь, что Вы не разочарованы касательства своего решения стать женой господина Штольмана. Во всяком случае, остаюсь Вашим преданным искреннем другом. Вы можете обратиться ко мне в любой момент, с любым затруднением или просьбой. Вынужден просить Вас об услуге. Дело очень важное. Как Вы знаете, против Нины Аркадьевны заведено дело о шпионаже, но мне удалось похлопотать за нее, да и Высочайшая особа настроена благодушно. Обвинения в шпионаже обещают вскоре снять. Однако Ваш батюшка, уважаемый Виктор Иванович, месяц назад решил защитить честное имя дочери, и подал жалобу на Нину Аркадьевну в связи с ее показаниями против Вас. Это еще один пункт обвинения. Санкция по нему не такая серьезная, но Нина Аркадьевна не может более находится в заключении. Хочу Вам сообщить, она ждет ребенка, находясь уже на солидном сроке, и должна родить весной. Прошу Вас, Анна Викторовна, проявить милосердие к бывшей сопернице и отказаться от обвинения. Я ждал, что господин Штольман, как лицо причастное к трудностям Нины Аркадьевны и опекающее Вас, сам похлопочет об этом, однако он не спешит этого делать. Мне кажется странным, что Яков Платонович регулярно осведомляется о ходе дела и ее самочувствии, и столь безжалостно игнорирует возможность помочь бывшей возлюбленной в таком пустяке. Исходя из этих обстоятельств, я решил обратиться напрямую к Вам. Если Вы намерены дать положительный ответ и отказаться от жалобы, поданной Вашим отцом, то мой поверенный в Екатеринбурге будет ждать Вас 23-24 декабря по адресу: Московский тракт, дом 35, господин Лагутин Федор Иванович. По моей просьбе, документ уже составлен, Вам нужно лишь подписать его. С глубоким уважением, князь К.В. Разумовский." Аня молча какое-что время смотрела на письмо. Мысли не шли. Лишь широко раскрылись глаза в крайнем изумлении. Секунда, другая, третья.. кошмар. Она потеряла возможность связно соображать. До носа все еще доходил аромат одеколона, резко ставшего неприятным. Анна вдохнула несколько раз, скривилась и опрометью бросилась из комнаты. Торопясь, она запуталась в юбках, споткнувшись о порог уборной, ее тут же вырвало, но, к счастью, не на пол, а в ведро. В ушах звенело. На шум прибежала горничная Татьяна, увидев Анну, она бросилась помогать. Девушка держала волосы, чтобы они не запачкались, пока гостье было нехорошо. - Ну что же Вы, барынька, здоровенькая же с утра были, может перегрелись в бане, а ли съели в дороге что нехорошее! - причитала она. Татьяна сбегала и принесла Анне воды. Анна какое-то время сидела на полу в уборной, пытаясь прийти в себя. Горничная довела ее до постели, уложив в постель. Лоб Аннушки мгновенно загорелся сильным жаром, и она взмолилась Татьяне оставить ее одну. Перед глазами стояла пелена. Мыслить не получалось. Периодически Анна проваливалась в спасительное забытье. Надворный советник Штольман в это сложное для супруги время, тоже был занят отнюдь не радостными служебными обязанностями. В сопровождении полицмейстера он осматривал окружную пересыльную тюрьму, где дожидались отправки на каторгу заключенные, по каким-то причинам задержавшиеся на этапе. Тюрьма была переполнена. Расчитанная на 800 человек, в действительности она вмешала в себя в 3 раза больше. Штольман осматривал камеры с грубо сколоченными нарами, для лежания на которых заключенным не полагалось ни постельного белья, ни хотя бы одеяла. Несчастные люди спали по очереди на досках, укрываясь своими грязными халатами. Без должной вентиляции, испарения грязных тел, больных легких и стоящих прямо в камерах ведер с испражнениями смрад стоял нестерпимый. Штольману не хватало кислорода, непривычный к тюремному духу, он через полчаса начал терять сознание, и полицеймейстер вывел бледного надворного советника на воздух, крикнув дежурным принести вина из аптеки. Тюремная кухня также находилась в удручающем состоянии. В темном грязном полуподвальном помещении несколько полуголых от жара печей мужчин с угрюмыми лицами выпекали буханки ржаного хлеба. Женские бараки были относительно чистыми. Женщин было меньше. Но Якова неприятно поразило большое количество беременных женщин, заключенных с младенцами и маленькими детьми. Фон Таубе пояснил - на всех этапах пересылки нравы стоят ужасные. Многие заключенные продают себя в обмен на вещи или продукты другим каторжанам, конвоирам. Печальнее всего участь детей, которые никому не нужны, включая собственных матерей. Правительство никак не решает этот вопрос. Осмотрев пересыльную тюрьму, Штольман крепко задумался обо всем, что увидел. Внезапно у него сильно заболело сердце. И от увиденных человеческих страданий, и от тоски по Анне. Он вспомнил об оставленной в Екатеринбурге жене и тревога начала съедать его. Вроде бы времени прошло всего ничего, а он с ума сходит. Как там его Анечка? Все ли у нее в порядке? Как она устроилась? Он сильно и, казалось, беспричинно волновался. Терпите, господин надворный советник! - приказал он себе. Служба у Вас серьезная, а Вы совсем не можете сосредоточиться на деле, возвращаясь мыслями к супруге. Впереди было еще несколько мест, куда им с бароном фон Таубе далее надлежало отправиться. Анна проснулась через несколько часов. Жар спал. Однако после пробуждения реальность безжалостно вернулась, подкидывая перед оцепеневшей девушкой все те же вопросы. Первый и самый важный. Кто отец ребенка Нежинской, неужели Яков Платонович? Князь определенно намекает на это. Если ее муж, то может ли он быть так жесток, что отвернулся от Нежинской? Почему Яков, вне зависимости от того чей ребенок, не попросил Анну отозвать жалобу, как это сделал князь, заботясь о Нине Аркадьевне? Неужели ему не жаль ее? В комнату постучались. К Ане зашла целая делегация посетителей, состоящая из супруги полицеймейстера, её сестры, прислуги и Алексея Юрьевича. - Анна Викторовна, ну как Вы, душенька, - беспокойно спросила Ольга Владимировна. - Да все хорошо, - улыбнулась Анна. - Думаю это переутомление с дороги. Вы не беспокойтесь, Ольга Владимировна, я сегодня полежу, отдохну, а завтра встану. Мне уже намного лучше. - Может доктора? - спросила Наталья. - Если завтра не станет легче, с утра позовем врача! - строго сказал Лебедев. - Не будем мешать Анне Викторовне отдыхать, - сказала хозяйка, обхватив свой большой живот. - Если что-то понадобится, Татьяна будет заходить к Вам. Посетители наконец ушли, и Анна села на кровати. Голова уже не шумела. Аня похлопала себя по щекам, пытаясь мыслить связно. -Соберись, Аня! Ты же не беспомощная барышня! - сказала она себе. - Можно попробовать что-то узнать при помощи дара. Анна вскочила и в одной рубашке села за стол. Она зажмурила глаза, попытавшись сконцентрироваться. Что спросить? У кого? Мысль пришла сама. Она решила попробовать аккуратно распросить еще не родившегося малыша. Аня мысленно позвала, обращаясь к ребенку Нины Аркадьевны: - Малыш..малыш, ты слышишь меня? Душа ребенка безмолвствовала, будто не доверяя, и ответы не приходили. Аня вздохнула. - Малыш, я обещаю, я никому не скажу, и не сделаю ничего во вред. Это ведь ты плакал в моих снах? Малыш, отзовись. Она почувствовала тепло. Душа ребенка отозвалась. - Малыш, чей ты? - ласково спросила Анна. Она увидела большую красивую детскую комнату со светлой резной мебелью. На каминной полке теснилось множество изящных игрушек. Прехорошенькую девчушка, лет шести, играла куклой. Малышка, живо напоминающая Нину Аркадьевну, подняла на нее ореховые глаза, задрала носик и гордо сказала: - Я мамина и папина любимица. - А кто твои родители? - спросила Анна. Малышка показала церемонию венчания в англиканской церкви. Священник читал священное писание перед ослепительно-красивой Ниной Аркадьевной в подвенечном платье и высоким моложавым блондином в парадном мундире. Жених был, по всей видимости, важной персоной, на скамейках в церкви сидели в качестве приглашенных сплошь высокие чины и даже сам князь Разумовский. Аня узнала, что церемония состоится уже этим летом. И жениха зовут сэр Николас О'Конор, он член английской дипломатической миссии, и через несколько лет будет назначен послом Великобритании в Российской Империи. Аня выдохнула. На глазах выступили слезы облегчения, но она не дала им скатиться из глаз. - Боже, спасибо что ты не стал испытывать меня! - горячо прошептала она. Пожалуйста, я хочу сама родить Якову первенца. Желание было таким ярким и таким сильным, искренним. Аня тоже была собственницей. Ей ужасно не хотелось делить мужа с другой. Хотя, конечно, дитя в любом случае ни в чем не виновато. Аня обхватила голову руками. Почему Яков не сказал ей о переменах в судьбе Нины Аркадьевны, князь пишет, что он осведомлялся? Почему ее муж не попросил о том же, о чем хлопотал князь Разумовский? Неужели Якову Платоновичу не жаль Нежинскую? Разумеется, Анна выполнит просьбу Кирилла Владимировича. Наверное, Нина Аркадьевна была в полном отчаянии, когда давала показания против нее, и сама не знала, что говорила. Ей с Нежинской делить более нечего. Тем более Яков предпочел не Нину Аркадьевну, а Анну. И она теперь Анна Викторовна Штольман, а не Миронова. Однако нужно ли с кем-то посоветоваться, прежде чем подписать такую бумагу? Прежде чем принять решение, следует как минимум успокоиться. Яков приедет завтра вечером. Стоит довериться мужу и подождать, что скажет он. Не может быть все так, как написал Разумовский! Тем более князь и Яков ненавидят друг друга. Анна приняла решение дождаться мужа, не предпринимая ничего самостоятельно. А если уедет поверенный уедет, не дождавшись документов? Рождество на носу, у человека Разумовского наверное тоже есть семья, которая его ждет на праздник. А если не Яков Платонович не позволит отозвать папину жалобу? Ну нет, быть такого не может, чтобы Штольман не помог женщине в беде. Яков вообще не давал повода сомневаться в себе. Поздно вечером Анна написала коротенькую записку поверенному князя Разумовского и отослала со слугой: "Уважаемый Федор Иванович! Я согласна подписать документ, но не могу это сделать, не посоветовашись с супругом. Вечером 24 декабря Яков Платонович вернется из поездки, и в случае его одобрения, мы нанесем Вам визит 24 или 25 декабря." Анна вздохнула. Как хорошо, что она так все удачно придумала. Уже и плакать не хочется, и чувствует она себя вполне сносно. А Яков обязательно все объяснит ей. - Яша! - Мысленно обратилась она к супругу. Мне так страшно, грустно и неуютно, пожалуйста, возвращайся быстрее! Штольман лежал на постели в казенной квартире пересылочной тюрьмы и отчаянно скучал по жене. Его уже не так съедало беспокойство как днем, но безумно хотелось ощутить ее пушистую кудрявую голову рядом со своей и поцеловать любимую. Он привык, что она рядом. - Милая моя Анечка! - Подумал он. Потерпи, уже завтра я приеду и все образуется, что бы у тебя не произошло, (А он чувствовал, что что-то не так!) и мы будем вместе готовиться к Рождеству. Анна легла спать и заснула крепким сном человека, жившего в ладу со своей честью и совестью. Поздно вечером в приоткрытую дверь заглянул Алексей Юрьевич, желающий навестить Анну Викторовну, не выходящую из комнаты весь вечер. Племянник беспокоился. Что скажет Штольман, если обнаружит свою Снегурочку больной? Увидев тетушку мирно спящей, он вдруг осторожно прокрался к ее постели, коснулся губами лба и также тихонько вышел. Утро вышло с сюрпризом. С утра пораньше в дом полицеймейстера наведался поверенный князя Разумовского и просил аудиенции у мадам Штольман. Лебедев, вчера лично пытавшийся узнать, что нужно человеку князя в Екатеринбурге, несказанно удивился его визиту и был несколько шокирован его просьбой. Бледная Анна Викторовна, встретив Логунова, твердо заявила, что разговаривать будет только в присутствии мужа. На выходе из дома поверенный с поклоном передал Анне небольшой конверт, шепотом попросив сохранить его содержимое в тайне и откланялся, едва заметив спешащего к ним Алексея Юрьевича. - Что здесь происходит? - возмутился Лебедев. - Я не могу Вам сказать, Алексей Юрьевич, простите, это наше с Яковом Платоновичем семейное дело. - кротко, но решительно сказала Анна. - Вы уверены? - Спросил Лебедев. - Я за этим господином присматриваю по служебной надобности со вчерашнего дня. - Увы, - ответила Анна, опустив взгляд, - в нашем случае личное и служебное переплелось между собою неразрывно. По дороге домой барон фон Таубе и надворный советник Штольман вели весьма содержательную беседу. Полицеймейстер служил в Забайкалье в начале своей карьеры. - Места там совершенно особые. Климат солнечный, сухой. Жизнь складывается совершенно по-особому, из-за изолированности от больших городов. Общество скроено на свой лад. Местное население, в большинстве своем, метисы, потомки русских и бурят. Бурятская кровь сильнее, мой помощник писарь Петров, имея русского отца и мать-бурятку, был неотличим от бурята, разве что ростом повыше. Русских женщин там вообще немного. Дворянок порядка двух процентов от населения. Офицерский состав сплошь холост. Генерал-губернатору фон Кейзерлингу пришлось пойти на то, чтобы были открыты дома терпимости для посещения их неженатыми офицерами. Ссыльнопоселенцы женятся на бывших каторжанках, или берут в жены представительниц местных народов. Так что хорошо, мой друг, что Вы успели жениться. А вот Алексей Юрьевич вряд ли там найдет себе пару, но иногда в Благовещенске или Хабаровске проходят балы, где можно познакомиться с дочерью купца или чиновника. 24 декабря проходило в доме полицеймейстера очень оживленно. С самого утра кухня заготавливала припасы для празднования Рождества. На праздничный стол готовили к перемене двадцать блюд - десять холодных и десять горячих. Ольге Владимировне пришла в голову перемыть к приезду супруга весь дом, и без того сверкавший чистотой. Она неутомимо распоряжалась, отослав подруг в город. К обеду Анна Викторовна с Натальей Владимировной поехали в лавки за подарками к Рождеству. Их сопровождал Алексей Юрьевич. Впрочем, он выбором подарков не был увлечен и лишь бесстрастно помогал дамам носить свертки и кульки до экипажа. Ближе к вечеру, прекрасно чувствующая себя после бурного дня, хозяйственная Ольга Владимировна, как настоящая сибирячка, зазвала Анну Викторовну лепить пельмени. Анна очень удивилась. У Мироновых "ушки" не ели. Мама не любила это блюдо. Но в родительской семье баронессы пельмени обожали. И она заразила этой страстью своего мужа, большого охотника до вкусной еды. Широкий кухонный стол был уставлен лотками, щедро пересыпанными мукой. В лотках лежало подготовленное тесто и мясо. Аню очень увлекла раскатка теста. Тоненькое, эластичное, оно совсем не липло к рукам. Анна азартно орудовала скалкой, чтобы чуть позже, из тонкого теста нарезать кружочки для лепки. Ольга Владимировна с сестрой лепили пельмени так быстро, что вскоре заполнили несколько лотков. Наконец на двери звякнул колокольчик, и в дом вернулся хозяин, полицеймейстер фон Таубе и надворный советник Штольман. Оба были порядком замерзшие и уставшие после длительной дороги. Их ждали радостные лица домочадцев, жаркая баня и щедрый стол. Яков не видел Анну почти 2 дня и очень соскучился. Однако она была занята приготовлением ужина. Заглянув на кухню, он увидел жену в переднике, раскатывающую тесто. Две необычно заплетенные французкие косы и голубое платье подчеркивали юность супруги и ее хрустальную красоту. У Якова защемило сердце, так она была хороша. Аня подняла на него веселые, но несколько беспокойные глаза, показала руки в муке, но все-таки подошла поцеловать мужа в щеку. - Какая-то Анна отдельная, - огорченно подумал Штольман. Меня не было, казалось, совсем немного, и вот между ними возник хрупкий, но вполне ощутимый барьер. - Мне нужно поговорить с Вами, - шепнула Анна, - но Вы отдыхайте, Яков Платонович, поговорим после ужина. Штольман пошел переодеваться, по пути выспрашивая племянника о том, как проходили у них эти два дня. - Все в порядке, Алексей Юрьевич? - строго спросил Штольман. Он был недоволен тем, что Лебедев два дня составлял компанию дамам, и, особенно, его Анне. - И да, и нет, - пожал плечами племянник, - Дома все тихо, мирно, но сюда приезжал поверенный от князя Разумовского. Вы хотели знать, что ему понадобилось в городе? Можете спросить об этом у Анны Викторовны. Два дня я искал его по возможным присутствиям, и был весьма удивлен, когда он заявился в дом полицеймейстера, с просьбой пригласить Вашу супругу. Тетушка сказала, разговаривать будет только в присутствии мужа. Со мной обсуждать случившееся отказалась, объяснив, что это Ваше семейное дело. Дядя, у меня нет рычагов давления на Анну Викторовну. И да, поверенный ей что-то передал. - Не нужно на Анну давить, - сказал Штольман, - если она сказала, что не может рассказать, значит это действительно так. - Мне показалось, Анна Викторовна была расстроена, - заметил Лебедев. После долгой дороги замерзшим путникам баня казалась райским местом. Яков прогрелся на несколько дней вперед. Во время ужина мужчины вели неспешную беседу, пили коньяк. Аня вяло ковыряла вилкой показавшиеся Якову безумно вкусными пельмени. Наконец, ужин закончился, и можно было поговорить о том, что же случилось. Едва за Анной закрылась дверь спальни, Штольман схватил ее за плечи. - Аня, - сказал он, - я умоляю Вас, объясните что случилось. - У меня язык не поворачивается говорить об этом, - потупилась Анна. Вы лучше сами прочтите, - она показала на письмо, лежащее на столе. Яков взял письмо и, приготовившись читать, сел подле Анны на диван, не желая расставаться с ней ни на мгновение. Он начал изучать письмо, и первой эмоцией, что захлестнула его, была ярость. То, что Разумовский может просочиться в любую щель, он не сомневался и ранее. В умении выбирать изысканные и двусмысленные обороты речи Его Сиятельству с мадемуазель Нежинской не было равных. Как и количеству спрятанного в словах яда. Штольман похолодел от ужаса - эти гадкие строки его Аня читала в одиночестве? И никого не было рядом утешить ее. Он дошел до строк о беременности Нины. Что могла Аня подумать о нем? Анна молчала. Она не смотрела на реакцию мужа, давая ему время. Аня встала и подошла к окну, обхватив себя руками. Сейчас он скажет, что не должен оправдываться! - подумалось ей. И будет прав. - Я хочу объяснить Вам, Аня. - Сказал Штольман, стоя за ее спиной. - Виктор Иванович имел право подать жалобу и он ее подал. Заявил о ложных показаниях, защитил Ваше доброе имя. Я знал об этом, но не придал значения. Среди всех обвинений против Нежинской, обвинение в ложных показаниях и обмане следствия далеко не самое серьезное. Если у князя действительно получилось снять обвинения с Нины Аркадьевны по делу о шпионаже, то да, бумага от Вас будет иметь смысл. - Я хочу, чтобы с Нины Аркадьевны сняли обвинения в той части, что касается меня, - сказала Анна. У меня нет претензий. - Скоро Рождество, и я хочу чтобы Нина Аркадьевна была на свободе. Есть, наверняка, люди более виновные, чем она. Аня молчала и все так же смотрела в окно. Насчет беременности у нее язык не поворачивался говорить. Яков тоже помолчал. - Излюбленный прием всех обманщиков, не дать время на раздумья, действовать на скорость. - сказал Яков. Нет никакой спешки в этом деле, как приподнесли в письме Вам. Расчет был на то, что Вы расстроитесь, разгневаетесь, наговорите или сделаете что-то со спешки. - сказал Штольман. Анна не поворачивалась. Яков не сказал главного. Может, и не стоило говорить об этом. - Аня, с Ниной Аркадьевной давно все в прошлом. Я обязан был осведомляться о ходе дела. Как из служебных соображений, так и из соображений простой человеческой порядочности. Я ей сочувствовал. Зная ее, нельзя было однозначно трактовать ситуацию с беременностью. Нежинская из тех людей, которые все продумывают заранее. И это тоже ход, сделанный в нужный момент. Но я бы позаботился о ребенке, если бы возникла необходимость, однако думаю, что у ребенка найдется счастливый отец. Рассказывать Вам об этом ранее, я не видел смысла. Слишком щекотливая ситуация, чтобы втягивать в нее Вас. - Но вот князь Разумовский не постеснялся втянуть, - потупившись, сказала Анна. Я была шокирована. - Спасибо, что доверились, что не пошли одна, Аня. - Вы стали благоразумнее, - сказал Штольман. - Благоразумнее? Я вчера от переживаний чуть с ума не сошла. Мне было очень страшно! - сказала Анна и немедленно была обнята Яковом. - Не отворачивайтесь от меня! - попросил он. - Я скорее смущена, - сказала Аня, - вот, мне передали конверт. Велели никому не показывать. Давайте вскроем его вместе. Яков с лицом гончей схватил конверт и вскрыл его. В нем лежал новенький паспорт на имя Анны Мироновой, крупная сумма денег и железнодорожные билеты на поезд. - Лучше бы Вы мне доверились тоже. - печально сказала Анна. Я не настолько хрупкая, чтобы не переварить плохие новости. Не доверяя, Вы рискуете оказаться в ситуации, когда мне придется принимать решения одной. А я не знаю границ коварства этих людей. Я вообщее не понимаю, как можно поступать так гадко, - вздохнула она. Яков почувствовал, что тонкий лед недоверия растаял. Он убрал паспорт. - Я продиктую Вам необходимое, и мы завтра отошлем бумаги поверенному, - сказал он. - А на деньги купим что-нибудь для приютских ребятишек, - прошептала Анна. - Вам очень идут косы, - выдохнул Яков ей на ухо признание и обнял покрепче. Жена обняла его не менее сильно. Она тоже очень соскучилась. Вдруг в коридоре послышался шум. Пробежала прислуга, громыхая тазами. Зажгли яркий свет. Штольман выглянул в коридор, узнать в чем дело. -У хозяйки роды начались! - в волнении сказала горничная. - Послали за доктором.