Притяжение влюбленных сердец

Анна, проснувшись утром и наскоро одевшись, решила было, по обыкновению, выскользнуть на прогулку, однако неприятно удивилась закрытым на замок входным дверям. - Мама, что случилось? - спросила она. - Я под арестом? Мария Тимофеевна вздохнула и решительно ответила дочери: - Вчерашний визит господ из службы охраны его Императорского Величества, происходящие последнее время события, очень напугали нас, Аннушка. Пожалуйста, уважь наше родительское решение и изволь посидеть несколько дней дома. Маменька с тревогой поглядела на непривычно тихую дочь, оторопело смотревшую на нее, озвучившую столь радикальные требования. На лице Марии Тимофеевны появилось умоляющее выражение. Этого Анна не могла выносить. Она очень любила свою маму и не хотела обижать ее. Родители, что бы ни натворила Анна и как бы их не подвела, всегда были на ее стороне, готовые помочь и словом, и делом. Девушка была благодарна за каждое мгновение их родительской любви, пусть иногда тревожной и вызывающей желание убежать. Она знала, мимолетное раздражение проходит, а любовь, привязанность и чувство родного плеча рядом - это всегда остается с ней, позволяя ей быть смелой, благополучной, любящей жизнь. Анна обняла мать, коротко поцеловав в щеку, и обещала посидеть дома, не искать никаких встреч и приключений. Да и последние события, признаться, отбили у нее охоту влезать в новые авантюры, пусть и для помощи другим. Мать и дочь Мироновы степенно позавтракали полезной и привычной молочной кашей, позже Мария Тимофеевна достала шоколадных конфет из буфета, и они выпили по маленькой чашечке кофе. За окном падал снег, и мама Анны подумала, что утро решительно удалось. Ее повзрослевший птенец готов выпорхнуть из гнезда, но пока единственная дочь рядом, она будет наслаждаться каждой минутой родительского счастья. Аня уютно расположилась в собственной комнате и, достав все необходимые принадлежности, решила нарисовать серию из нескольких зимних акварелей. Печи в доме были жарко натоплены и девушке было удивительно хорошо дома. Нарядное голубое платье было приятно телу, наброшенный на плечи кружевной платок был надушен розовой водой и источал дивный тонкий аромат. Аня окунала кисточку в воду снова и снова, добиваясь задуманных смелых и точных оттенков снежного пейзажа. Она рисовала белые невысокие горы и бездонное замерзшее хрустальное озеро, окруженное заснеженными песками и сосновым лесом. На мгновение она перенеслась мыслями в это место и вдруг увидела крепкую деревеньку какого-то северного народа, необычной азиатской внешности. Людей, проживающих в домах из шкур, сложенных причудливыми конусами и смешных низких оленей с небольшими рогами. Она увидела толпу мужчин европейского вида и высокого мужчину в пальто и шапке, резко отдающего какие-то распоряжения, в котором она признала Якова Платоновича. Видение быстро закончилось, оно оставило после себя послевкусие холода, ветра, слепящего солнечного света и радости. Аня посмотрела в окно и не увидела ни намека ни на солнце, ни на крепкий хрустальный мороз. Начало декабря в Затонске было пасмурным, снежным и довольно теплым. Барышня не знала о надвигающемся отъезде господина надворного советника, о муках раскаяния, и неуверенности, терзавших его. Она не догадывалась о метаниях сыщика, пытающегося склеить в очередной раз собственные мысли в подобие принятия и сдержанного рабочего настроя. Анне просто очень хотелось увидеть Якова Платоновича. Она соскучилась по его внимательным, ироничным и ласковым глазам, теплым рукам, уверенному, твердому тону. Анна всегда находила в нем равновесие, придававшеее ее мистическому восприятию мира здоровый оттенок материальности и рациональности. Произошедшие недавно события в очередной раз обнажили перед ней его ранимость, порядочность и благородный внутренний мир. Анне нестерпимо хотелось поделиться со своим сыщиком светом, теплом и уверенностью, что все, абсолютно все, будет хорошо. Ей так важно было обнять его, вдохнув запах одеколона и, наконец, поговорить, не оставив между ними недоверия, сердитости и неизвестности. Молчаливым чаяниям Анны сопротивлялась стоявшая на страже благополучия дочери маменька, имевшая собственное представление о том, как должно выглядеть счастье. Конечно же, возле мужа! Предсказуемого, порядочного, обеспеченного и степенного представителя дворянского сословия. Мамина решимость не оставляла шанса Анне увидеть Штольмана в ближайшее время. Девушка смирилась с предстоящей недолгой, как ей казалось, разлукой и занимала себя приятными хлопотами. Она вышивала тонкие узоры на своих батистовых сорочках и платках, училась печь рождественский сладкий пирог, упросив Прасковью пустить ее на кухню, играла новые мелодии из толстенького сборника нот, подарка папы. В семье Мироновых домашний очаг грел родных ласковым теплом, но затишье было недолгим, а перемирие временным. Скрывая от дочери важные для нее события, родители сами наставляли дочь на путь неверия и отчуждения в будущем. Аня не знала о том, что Яков Платонович уже писал ей несколько раз, с просьбой о встрече, но письма не дошли до нее. Прасковья отказывалась брать почту от неизвестных посыльных, а письмо, отправленное через почту, было сложено в секретер не дрогнувшей родительской рукой. Анна не знала, что герой ее мыслей накануне несколько часов простоял на дорожках парка, примыкающего к воротам дома Мироновых, надеясь вечером увидеть ее и объясниться перед скорым отъездом. Он не мог, не хотел и не считал возможным уезжать, не попрощавшись и не объяснившись с девушкой, так ждавшей от него долгие месяцы ответов. Она была единственной, кому хотелось открыть душу, рассказав, наконец, о своей жизни и о своих чувствах, искренне попросить прощения за то, что стал виновником ее обид и разочарований. Яков хотел сказать так много всего. Теперь он мог, наконец-то, дать Ане ответы на все интересовавшие её вопросы, но встречи так и не происходило. Днем Штольман сидел в кабинете, успешно закончив допрос пойманного с поличным привокзального вора, обирающего спящих рассеянных путешественников. Штольман ловко подловил того на вранье, надавил фактами, и преступник признал вину. Яков торопился сделать как можно больше рутинной работы, занимая ум, руки и не слушая сердце. Чемоданы его были собраны, не куплен только билет. Яков Платонович медлил, надеясь уже сам не зная на что. Может быть, ему просто хотелось побыть еще немного рядом с Анной. - Перед смертью не надышишься, - иронично думал он о себе. Еще пару недель назад он знал, что может увидеть Анну в любой подходящий момент, послав записку или просто выйдя на прогулку в парк. Что она, такая нестерпимо прекрасная, всегда рядом, дождется его и ответит на его робкую улыбку, даст свои узкие прохладные ладони в его горячие руки. Теперь же он чувствовал лишь тишину и гулко бьющееся сердце в предчувствии надвигающихся испытаний. Антон Андреевич посматривал сочувственно, он тоже маялся. Он все понимал, но начальник не принимал никакой заботы. Поймав недавно его предостерегающий взгляд, в душу не лез, старался лишь тихо помогать по делам служебным. - Антон Андреевич, неожиданно сказал Штольман после некоторых раздумий. - Могу я Вас попросить о личной услуге? Антон Андреевич подскочил со своего места и вопросительно посмотрел на начальника. - Вы всегда можете на меня рассчитывать, Яков Платонович. - с готовностью ответил Коробейников. - Я прошу Вас помочь мне устроить встречу с Анной Викторовной, - несмело улыбнувшись, сказал Штольман. Анна как раз выходила из комнаты, когда услышала громкий учтивый голос Коробейникова, доносившийся с первого этажа. Почувствовав волнение, она припустила вниз, но увидела лишь закрывающуюся дверь и умоляющий взгляд милого Антона Андреевича, брошенный через стекло перед уходом. - Мама, зачем вы так! - негодующе сказала Анна. - Я бы хотела знать, что нужно Антону Андреевичу и выслушала бы его. Как долго ты меня будешь прятать? Да, я виновата перед Вами, но это переходит всякие границы! Даже к заключенным пускают посетителей. За хорошее поведение! - грустно и разочарованно усмехнулась дочь. - Я не против гостей, - быстро сказала маменька, - но не из полиции! Несколько дней, я просила несколько дней тишины и устранение тебя от расследований. Ты помнишь, Анна? - мама спрашивала уже не умоляюще, а строго и выжидательно. - Я помню, мама - вздохнув, сказала дочь. Однако стоило Марии Тимофеевне отвернуться, как Анна сердито топнула ногой и насупилась. Сердце было не на месте. Оно стучало испуганной птичкой и покалывало, как будто подсказывая девушке: - Поспеши... Вечером в особняк Мироновых вернулся глава семейства, все скромно поужинали, аппетита не было и разговор не клеился. Между родителями и дочерью возникло отчетливое напряжение. Аня, поев совсем немного, сослалась на усталость и пожелав приятного вечера, ушла в спальню. Никогда не было такой злонамеренной тайны в их доме. Виктор Иванович чувствовал вину за то, что грубо вмешивается в дела душевные своей взрослой, но неопытной дочери, однако страх за нее терзал его родительское сердце не менее сильно. Родители переглянулись и разошлись по комнатам, решив заняться делами. Мария Тимофеевна пошла инспектировать запасы продуктов в кладовую, попутно составляя список закупок, а Виктор Иванович достал черновик речи адвоката для текущего судебного разбирательства. В заботах прошло не менее двух часов и вот супруги вновь встретились в малой столовой. Мария Тимофеевна пила чай и смотрела на огоньки свечи. Её муж подошел и обнял жену за плечи. - Машенька, я уверен, что мы все делаем правильно, - тихо взволнованно говорил Миронов. - Я знаю совершенно точно, Штольмана переводят из Затонска и его отъезд дело ближайших дней. Я не намерен больше рисковать единственной дочерью! - яростно шептал Виктор Иванович, а жена гладила его по руке. В это время их дочь, нисколечко не смирившись с ограничением свободы, перешедшим, по её мнению, все границы, металась по кабинету отца и искала запасную связку ключей. Пользоваться доверием папеньки и шарить по ящикам было верхом неприличия, но Анна была взволнованна и это успокаивало поднявшую голову совесть. Её интуиция просто кричала ей торопиться и бежать. Куда бежать, она еще не решила, но, разумеется, к Якову Платоновичу. О приличиях она подумает позже. Запасных ключей не было. Анна в отчаянии зажмурилась и вздохнула. Откуда-то сбоку потянуло знакомым холодком и Аня, открыв глаза, увидела дух бабушки Ангелины, показывающий ей на отцовские книги. Девушка отодвинула пару томов и действительно обнаружила ключи, положенные в футляр запасливой Марией Тимофеевной. Дело оставалось за малым - одеться и незаметно выскочить из дома. Яков Платонович сегодня вечером опять пришел к дому Мироновых и осторожно выглядывал из-за ограды сада, силясь увидеть Анну в окне. Он решил проявить настойчивость и все-таки встретиться с Анной в ближайшее время, не смотря на круговую оборону родных. Чувствуя себя школяром и думая о том, как выглядит со стороны опальный надворный советник, он иронично улыбался собственным порывам. Верно рассудив о том, что жизнь его принадлежит ему, и оглядываться на мнение окружающих в столь деликатном вопросе не стоит, он просто ждал Анну. Дом Мироновых медленно погружался во тьму. Погасли огни первого этажа, начали задувать свечи и на втором. - Доброй ночи, Анна Викторовна. - ласково сказал Штольман окнам второго этажа, решив постоять еще немного, греясь если не надеждой на случайную встречу, то хотя бы осознанием того, что его любимая засыпает где-то рядом, в теплой мягкой постели. Тем временем Анна, ушам своим не веря, слушала родительский разговор. Мироновы-старшие обсуждали отъезд главного следователя затонского отделения полиции. Анна стояла в темном коридоре, полностью одетая в пальто и теплую шаль, вжавшись в малозаметный угол. Аня провожала взглядом родительские фигуры, направляющиеся к спальне. - Ах вот значит, как вы можете поступить! Уедете, даже не заглянув проститься, Яков Платонович! - Анна взволнованно дышала, прикрыв рот рукой, дабы не вскрикнуть и не испортить свой дерзкий план побега. Полчаса спустя, когда родительские голоса смолкли, девушка различила их ровное сонное дыхание и бросилась к двери юркой лисой. Она отперла двери и побежала, вдыхая холодный морозный воздух, чувствуя маленькие снежинки, падающие на лоб и щеки. Она бежала, не оглядываясь. Аня очень боялась не успеть взглянуть в любимые глаза, она так хотела запальчиво накричать на Якова Платоновича за столь вероломный отъезд. Девушка задохнулась от волнения, но не остановилась. Она сейчас скажет этому предателю, сухому вредному мужчине, все, что думает! Терять уже нечего. Если найдет его. Она скажет...Она скажет.. мысли путались, не подсказывая девушке, что же такого она скажет. Вдруг сильные теплые руки перехватили ее откуда-то со стороны и дернули на себя, прижав её к широкой груди. Аня вскрикнула от испуга, однако тут же пришла в себя, поняв кто перед ней. Девушка забилась в его руках возмущенной птичкой.