Сезон сакуры

Мы пролетели тоннель, я пару раз чуть не навернулась на кривых и скользких от сырости камнях. А потом земля резко кончилась. Я едва успела затормозить. — Прыгайте. — Что?! Не буду я прыгать! Руку жгло и кожа медленно нагревалась. Судя по ощущениям Мусодзин совсем рядом. Темнота сжирала колодец стен пещеры. Откуда-то сзади доносилось ухающее эхо голосов и топота. Мало радости в таком выборе. — Кейрин. — Нет! — Кейрин! Вам придётся мне довериться. Я не оборачивалась, а если бы и обернулась, всё равно бы не разглядела лица комиссара. Только твёрдый голос. Ладно. Наверное, он знает, о чём говорит. «Набери воздуха». Если решился прыгать — прыгай сразу. Иначе откажешься от прыжка вовсе. Я глубоко вздохнула, оттолкнулась и сиганула в пустоту. Секунды падения, растянутые на годы. Ничего. Только холод вокруг и жар на коже. Я успела понять, что меня ждёт за мгновение до того, как с брызгами плюхнулась в воду и волны сошлись над моей головой. Все звуки исчезли. Мелкие пузыри в лунном свете казались ртутными шариками. Тёмная вода обступила со всех сторон, успокоила боль раскалённых узоров под повязкой. Совсем не так глубоко, как можно было ожидать. Я сориентировалась, оттолкнулась от дна и вынырнула на поверхность. В невысоком своде пещеры виднелась расщелина, которая и вела в тоннель. Сквозь некоторые другие было видно чернеющее небо в звёздных веснушках. Лунные лучи падали серебряными стрелами, расчерчивая мрак и разливаясь стальным светом. Чуть поодаль, между двумя массивными сталагнатами виднелся проход наружу. Судя по положению луны и выделяющимся на фоне неба костям, мы где-то на северо-западе Ясиори. Я выползла на песчаный берег, откашливаясь от воды. Села прямо на песок. От мокрой одежды стало холодно. Полупрозрачный рукав правой руки был похож на тонкую чёрную плёнку на коже. Комиссар стоял рядом, стряхивая пиджак. Движения у него были какие-то сдавленные, неловкие. — Откуда вы знали, что здесь будет вода? Любой предприимчивости есть предел. Не всевидящий же он, в конце концов. Я ждала, что вскроется какой-то план, тайный ход, расследование Сюмацубан — что угодно, я бы приняла даже версию с построенным по его приказу ходом, какой бы бредовой она не была. Но комиссар откинул липнущие ко лбу сырые волосы и вдруг просто отозвался: — Я не знал. Я уставилась на него во мраке, не веря, что он правда это сказал. Издевается, что ли? Вода стекала по волосам и капала мне за воротник, и без того заставляя передёргиваться, а капюшон стал тяжёлый. Я выжала всё, что могла. Одна только повязка от нагретой кожи уже почти просохла самостоятельно. Влажные рукава хаори на комиссаре прилипали к телу, отчего под тонкой тканью чётко вырисовывался рельеф тела. «Абсолютно отвратительный паразит, да?» Я тут же сконфуженно отвернулась. Вовсе не из-за намёков О-Кику. Просто она слишком явно напомнила мне о произошедшем. Я стянула обувь и таби, выжала воду на песок: на деле, лишь бы не смотреть на комиссара. Архонт, как бы это объяснить, чтобы опять не выставить себя дурой? — Простите, что нагрубила вам. — Вы испугались. Это было объяснимо, — как факт без оценок отозвался комиссар. — И ещё, простите, что назвала вас паразитом. Я вовсе не имела это в виду, просто я… — Подумали, я решил от вас избавиться? Вроде и выкручиваться не приходится, но лучше бы он вообще ничего не говорил. Очевидно, ему опять-таки доставляло смутное беззлобное удовольствие смотреть на мои кривые попытки оправдаться. А ещё меня не отпускало чувство, что я просвечиваю насквозь и ему виден каждый узел моих нервов. — Несмотря на резкий тон, вам хотя бы хватило смелости выразить недовольство, — он помолчал, и я вдруг заметила, что ему будто физически тяжело говорить, как если бы он глотал булыжники. — К тому же слова не были лишены смысла. Произошедшее — моё упущение. Я посчитал такой способ получения информации уместным, но, пожалуй, у меня в самом деле не было права подвергать вас опасности. «Ого, что это?! Всеведущий глава Ясиро признаёт, что ошибся?» — противно захихикала О-Кику, но я тут же оборвала её резким «Замолчи!» про себя. Обувшись и встав, всё же поглядела на него. От влаги волосы потемнели и распадались на чёткие пряди. Едва ли в нём можно было угадать человека, чья тень полностью сжирала меня в зале окия ещё несколько мгновений назад. Словно буря улеглась и водная гладь снова стала умиротворённой, но теперь это спокойствие скорее вызывало опасение, а не пренебрежение. Мне хотелось спросить, а чем он занимался всё это время и почему не вмешался сразу, раз признался, что вышло всё не очень гладко, но я не знала, как бы сохранить равновесие между информативностью и ненавязчивостью. — Так я вас не обидела? — Поверьте, за годы на посту комиссара я слышал о себе куда более «лестные» слова, — устало отозвался он, а потом добавил строго: — Но вам всё равно не стоило вмешиваться в ту ситуацию. — Но она же ещё девчонка! — вспылила тут же я. — Она ему верит, а он воспользуется ей и бросит! — Не исключено. Но это уже не ваше дело, — отрезал комиссар. — Это цинично. — Да, — спокойно согласился, но вовсе не потому, что не видел в этом ничего кошмарного. — Однако с одними благими намерениями в этом мире не выжить. На миг что-то выскользнуло из темноты. Он вздохнул, но как-то неровно. В серебре лунного света я смотрела на прямые черты и снова видела крошечную трещинку на фарфоре. Привет из прошлого, но совсем не такой как там, в зале. Какой-то оттенок сожаления о том, чем ты когда-то был и что не смог сберечь. — Меня воспитывали как достойного наследника благородного клана, но то, что происходило после смерти моего отца не было ни благородным, ни достойным. И после этих слов он сменился в лице, будто внезапный краткий приступ откровенности на самом деле запланированный и чётко выверенный. Хару вовсе не была благодарна за вмешательство, но и мне не имело смысла ждать от неё благодарности. Ведь я пыталась защитить даже не её саму, а лишь тень преданного, что видела в ней. — Считайте, это ваш третий урок. Уже собиралась открыть рот, чтобы ответить, но тут, на самом кончике слова, комиссар вдруг пошатнулся. Неосознанно дёрнул рукой: видимо, не хотел этого делать, но не успел остановиться. Ладонь коснулась жилета на левом боку, ниже рёбер. Он бросил краткий взгляд на пальцы и тут же сжал кулак. Я проследила каждое движение. Потом испуганно уставилась на его лицо. — Боги, вы что, ранены?! «Он поправлял манжеты, пытаясь закрыть рукавом рану, чтобы ты не видела кровавого пятна. А потом всё смыла вода», — я почти уверена, что О-Кику закатила глаза. Вот только не рассчитал, что кровь продолжала идти. Я шагнула ближе, дотянулась до ткани жилета и с ужасом обнаружила расползающееся кровавое пятно. На чёрном это было не так заметно, может, я бы даже не обратила внимание в темноте, не оступись он сейчас. — Пустяки. Тома всё зашьет, когда вернёмся. Словно речь шла лишь об одежде. — Никуда мы не вернёмся, если не остановить кровь! — почти на грани истерики воскликнула я. — Сколько вам лет вообще? Вы в курсе, что это может быть смертельно?! Паникуя, я склонилась к большому камню, на котором покоился пиджак, быстро-быстро выворачивая карманы. Когда ведёшь не вполне законный образ жизни, никогда не знаешь, где тебя будет подстерегать опасность, поэтому с собой у меня всегда была тройка-другая зелий и масел разного назначения от обезболивающих и снотворных до обеззараживающих. — Ваше беспокойство очаровательно, — он усмехнулся. — Не обольщайтесь, — бросила я резко. — Если вы протянете тут ноги, я буду первой, кого вздёрнут на столбе и даже разбираться не станут. И неважно будет ли это комиссия Тэнрё или ваш лучезарный управляющий. Сядьте уже, не нервируйте меня! Я кивнула на край камня, чувствуя, что меня всю трясёт: то ли от злости на такую самоуверенность, то ли от перспективы остаться тут с хладным трупом, то ли неизвестно от чего ещё. «Не вздумай! Не смей вставать!..» — предупредительно начала О-Кику, но было поздно. — «Перед ним на колени… Ты просто позорище». Договорила она так, словно собиралась сожрать мои кишки, когда я уже плюхнулась на песок. Наверное, будь у неё хвост, как у кицунэ, она бы стегала им себя по бокам от злости. Игнорируя недовольство, я принялась лихорадочно распутывать завязки на жилете. Украшения, шнурки, внутренние замочки — всё мешалось, обвивалось вокруг пальцев и цеплялось друг за друга. Я раздвинула чёрную ткань — она вся была насквозь липкая, но отлично прятала багровую кляксу на хаори. И без того влажная, окровавленная одежда намертво прилипала к коже, пока я пыталась открыть рану. Рассечение ровное, края разреза гладкие. Чей бы клинок это ни был — боец он искусный. «Был, видимо». Резкий порез шёл наискось, начинаясь чуть ниже рёбер и заканчиваясь лишь на скошенных мышцах внизу живота. И всё это не переставало кровоточить. Я чуть не начала непроизвольно скулить от плачевности положения. Надо было зажать рану и быстрее. Обернулась в поисках хоть чего-то и в итоге ничего лучше мне в голову не пришло. — Что вы?.. — и раньше, чем он договорил, я рванула рукав пиджака, и ткань с хрустом разошлась на полоски. — Это чистейший шёлк из Ли Юэ. Комиссар только снисходительно вздохнул, глядя, как я продолжаю кромсать одежду на тряпки. — Очень рада за вас и за Ли Юэ. Щедро плеснула зелья, а потом, не поднимая головы, прижала кусок ткани к ране, но она была такая тонкая и лёгкая, что почти сразу же пропитывалась кровью, превращаясь в бесполезный алый комок. Я отбрасывала одну, брала другую — и вскоре у ног накопилась целая гора насквозь окровавленных тряпок, а кровотечение и не думало прекращаться. — Вы представляете сколько он стоит? — даже без укора и заносчивости, скорее с насмешкой над моей суетливостью, спросил он. — Нет, — от страха, что мне так и не удастся остановить кровь, я начала раздражаться и только огрызнулась: — Но могу с уверенностью сказать, что оббитый шёлком гроб обойдётся куда дороже. «Может, от потери крови он теряет и чувство реальности?» — предположила О-Кику. — Ладно, тушé, — согласился комиссар, после недолгого молчания. Я стянула перчатку, пальцы все были склизкие. «Ну всё, ты попыталась. Самое время смыться, пока нас не нашли возле мёртвого тела комиссара Ясиро. Второй раз не выкрутишься», — и то, как серьёзно звучала О-Кику заставляло меня впадать в смятение ещё больше. Отбросив бесполезные тряпки, я сунула руку в поясную сумку и среди мелких склянок нашла одну, особенно ценную. Величиной бутылёк был не больше указательного пальца, но зелье в нём было такое насыщенное, что я не потратила и половины с момента, когда раздобыла его ещё несколько лет назад. Бросила нерешительный взгляд на склянку, потом снова на кровавые подтёки. Мори предупреждал: дрянь редкостная, токсичная и ощущается, как свежевание живьём, что было недалеко от правды. Но самое главное — надёжная. Вываливающиеся органы не соберёт, но с такой раной вполне справится. Осталось только плеснуть на последний оставшийся кусок шёлковой ткани. Жидкость ничем не пахла и не оставляла следов. Я потянулась, но не донеся руки дрогнула, замерла и спросила зачем-то: — Насколько высокий у вас болевой порог? — он не успел ответить, я поняла, что тяну время от волнения. — Хотя, впрочем… неважно. И одним резким движением прижала ткань к ране. От неожиданности и резкой боли он дёрнулся и сдавленно застонал. — Простите! — зашипела я, сама почему-то инстинктивно морщась. — Потерпите ещё немного… Он тут же попытался взять себя в руки и сосредоточиться на ровном дыхании. Я чувствовала сквозь ткань, как под пальцами у меня шевелятся мышцы. Постепенно вздохи и выдохи выровнялись, лицо тоже. Хотя болезненные ощущения, очевидно, не прошли — дыхание оставалось тяжёлым. Я держала руку прижатой ещё немного, а когда отняла, кровь уже свернулась. Оставалось только стереть подтёки и перевязать. Тут с последним вышла проблема — ткань почти кончилась. От пиджака осталась одна подкладка с внутренними карманами. Второго рукава не хватило бы на перевязку, к тому же сама одежда была мокрая. Последний вариант и самый очевидный: я принялась разматывать руку. Узорчатые завитки показывались из-под белых слоёв и светились, озаряя свод и пещеру бледно-золотым светом. — Надеюсь, это… — он осёкся, взяв краткую паузу, чтобы вздохнуть спокойнее, бросил взгляд на мою руку. — Хотя бы не ваши эксперименты с Татаригами? Я подняла глаза и пояснила: — Они светятся не от зелья, а из-за близости Мусодзин. Там всё наэлектрилизованно, а О-Кику впитывает энергию. «Между прочим, довольно гадкую. Так что, может, ты прекратишь пялиться на него и мы уже пойдём?» Мне что, глаза закрыть, в самом деле? Стушевавшись, прикинула длину: если я бинтовала целую руку, то и ему должно хватить. Прижала один конец к ране, обернула повязку вокруг тела, но проделывать всё это было ужасно несподручно. От долгого стояния на коленях песок стал казаться жёстким, к тому же повязка путалась в полах хаори и краях жилета, и я чуть не завязала всё узлом. — Не могли бы вы… ну, — я замялась, сгорая от неловкости. — То есть… Мне неудобно и… «Ой, ещё как неудобно!» — злорадствовала О-Кику. Я подумала, что сейчас умру на месте, но комиссар без лишних слов и насмешек спокойно стянул одежду и швырнул её на песок, давая мне возможность доделать начатое. Белые слои повязки ложились ровно друг на друга, пряча рану так, что никто не заподозрил бы неладное. Каждый раз, когда повязка шла по спине, мне приходилось придвигаться почти вплотную в проёме разведённых коленей, и я зачем-то задерживала дыхание, а потом вовсе перестала дышать. Кровь стучала в висках, я сосредоточилась на оборотах ткани. Ещё немного. — Вы сейчас задохнётесь, — ровно проговорил комиссар, будто мало мне было вот этого всего. — Боги, просто помолчите, пожалуйста! — взмолилась я, выпуская воздух. — Готово. И накрепко заправив повязку, отодвинулась и оглядела всё напоследок, с удовлетворением заключив, что хотя бы до имения она продержится. Потом встала и пошла к воде, чтобы отмыть руки от крови. На деле мне просто надо было спрятать лицо. — Спасибо, — донеслось из-за спины. — Не благодарите меня. Будем считать, мы в расчёте. Хотя не в какое сравнение наши долги не шли. Мне было мучительно стыдно от того, что я плохо подумала о нём, и в то же время, мне казалось, я упускаю слишком многое. А ещё эти бесконечные противоречия… Почему-то именно сейчас я почувствовала, как невыносимо устала. День словно тянулся уже тысячу лет, и если это — столь желанная сёгуну вечность, то лучше сразу умереть, чем жить в ней. В тусклом свете гладь озера казалась чёрным зеркалом: ты не видишь воды, но точно знаешь, что она вокруг. Лишь сделай шаг в глубину. — Лорд Камисато, — я прикусила язык: прежде я всегда обращалась к нему только по должности. — Я не всё вам рассказала. Лёгкая рябь едва коснулась воды. Я глядела на маленькие волны, на отражение сводов пещеры и на собственную руку. Завитки складывались замысловатым, но бессмысленным узором. Может, только пока бессмысленным. Если сосредоточиться, можно было почувствовать направленный мне в спину взгляд. Я слышала тихое шуршание одежды. — Тогда, на Каннадзуке произошло то же самое, что сегодня, — отчего-то так сложно было собрать рассыпающиеся осколки собственного сознания, будто они мне вовсе не принадлежали. — Мы ждали удобного случая, и я увидела, как один из самураев сёгуната пристаёт к местной девушке. Не знаю, в чём там было дело, я даже не разбиралась, просто словно… потеряла контроль. Я никогда прежде не видела Эврара таким злым и… потерянным, как после этого. А теперь понимала — он видел во мне что-то другое в тот момент, и ему это совсем не нравилось. Он не хотел доверять мне кражу дзицуин и вообще какие бы то ни была дела после потому что не знал, что может воззвать к «этой дряни», как он её назвал. — На крики сбежались друзья самурая, и нам пришлось убраться как можно быстрее, пока они не поняли, кто мы, — я обернулась, смотря вниз, на глянцевые от влаги носки туфель комиссара. — Чтобы Эврар ни собирался сделать на Татарасуне, он не успел. — Тогда откуда у него вторая печать? — Не знаю. Но он говорил что-то про «комиссионных крыс». Мол, они перегрызут друг другу глотки и кому-то это придётся по вкусу. — Он встречался с кем-то из комиссий? — С каким-то мужчиной. Я не уверена, но по-моему его звали то ли Маццуна, то ли… — Маццура? — мне показалось, в голосе промелькнул оттенок беспокойства. Или это просто ветер шумел под сводами. — Господин Маццура? Я пожала плечами, потому что не была уверена ни в чём. Наконец, подняла глаза. Комиссар вернулся к прежнему виду, будто ничего не было. Хаори запахнуто, жилет заправлен и застёгнут. Одно только смутно угадываемое во мраке пятно крови портит впечатление. Какое-то время он что-то обдумывал с самым сосредоточенным лицом, я уже понадеялась на теорию или предположение. Но комиссар лишь отозвался коротко: — Идёмте, Кейрин. День был долгий. Я стёрла кровь с порезанной щеки и послушно поплелась за ним, наступая след в след на отпечатки на песке, чтобы хоть как-то отвлечься и не сойти с ума в этом действительно ужасно длинном дне.