Пари

Небольшая комната освещается яркой лампой, в углу отсвечивает красными всполохами искусственный камин, четыре кресла, обитые кожей, все повернуты в одну сторону. Два из них пустуют, ещё только ожидая зрителей предстоящего действа. Впрочем, осталось уже недолго. Другие два места заняты. На первом - фельдмаршал Робертс, начальник Имперского Генерального штаба: алый мундир, блестящие награды - вероятно, все, какие только есть в Британии, благородные седины и усталый вид. Не мудрено – фельдмаршалу почти 80. На втором - начальник Управления перспективных разработок при главном квартирмейстерстве генерал Грей: мундир тоже красный, только эполеты поменьше, не слепят блеском золота знаки отличия, на лице непроницаемая маска вежливого внимания, но злой взгляд выдаёт истинные мысли. Ему не нравится происходящее. Не нравится собственная фактически безвластная роль – его оппонент смог таки привлечь к их внутреннему спору вышестоящих арбитров. Не нравится та ученическая позиция, в которой он оказался перед этим самовлюблённым полубезумным фигляром. И, наконец, ему не нравится… нет, не так, его до крайности раздражает человек, который находится сейчас в нескольких метрах от генерала - возле стены с вмонтированным прямо в неё исполинским экраном: именно туда обращены кресла. Долговязый, тощий, сутулый – типичный астеник, усугубивший природные склонности пренебрежением к физическим нагрузкам. В круглых очках и белом халате он ходил из стороны в сторону с болезненным выражением лица, то и дело заламывая руки. Время от времени человек останавливался и, нимало не смущаясь присутствием высоких военных чинов, словно вовсе их не замечая принимался что-то тихо декламировать с такой страстью во взгляде и всей своей фигуре, что со стороны можно было бы подумать: репетируется ария принца Датского. В редкие моменты относительного покоя на лице «актёра» тут же поселялась безмятежно-довольная улыбка Чеширского кота, причём, пожалуй, отведавшего только что плошку свежайших сливок. Генерал Грей разве только зубами не скрежетал: там, где другие терзались бы, как минимум, страхом неопределённости, не говоря уже о множестве других весьма весомых причин для беспокойства, этот олух царя небесного вот-вот над полом воспарит, поднятый силой чувств. Будто молодой любовник, радостно и чутко предвкушающий скорое свидание с ненаглядной. Тьфу, проклятье! Это же просто извращение какое-то – приходить в подобное возбуждение из-за найтмера. Доктор Хайрам Ллойд-Асплунд понятия не имел, о чём думает сейчас его главный недруг, его мучитель, его инквизитор. Но, даже если бы генерал Грей высказался вслух, генеральный конструктор Управления перспективных разработок едва ли заметил бы его. Он был слишком глубоко захвачен поэтическим жаром. Но нет, текст, что Ллойд-Асплунд повторял снова и снова, не являлся ни фрагментом оперы, ни стихотворением – это было описание его шедевра, лучшего творения. Самой совершенной машины. Хайрам постоянно бормотал, пробовал на зуб, прокручивал на языке характеристики и технические подробности, хотя помнил их, конечно же, наизусть. Без сомнений генеральный конструктор находил удовольствие в самом процессе. Он словно бы соприкасался с «Ланселотом», будто хозяин, впервые пришедший с горячо любимым питомцем на собачью выставку, Ллойд-Асплунд то и дело теребил ему шерсть, почёсывал за ухом. Естественные, типичные мелочи. Объект не вполне обычен – с точки зрения обывателя. Ну да Хайрам к ним и не относится. Тем не менее, верный научному рационализму, генеральный конструктор всё-таки подводил под свои действия весьма серьёзное объяснение практического плана. Он отыскивал путём перебора оптимум собственной предстоящей речи. Здесь, конечно, присутствовал парадокс. Ллойд-Асплунд, несомненно, отлично знал, как именно должен звучать идеальный рассказ о его шедевре. По-настоящему полный, подчинённый именно той подлинной внутренней логике, которая вела создателя «Ланселота» от одного решения к другому, проникнутый ритмом беспрецедентной интеллектуальной работы. Не описывающий совершенные открытия и внедрённые впервые в мире новации, а с математической точностью и неизбежностью выводящий их здесь и сейчас из всего предшествующего опыта развития научно-инженерной мысли последних поколений. Но… Вот-вот ему предстоит преподнести на суд взыскательных критиков работу, которой он посветил всего себя. И от успеха зависит дальнейшая судьба «Ланселота». Хайрам не сомневался в своём детище. Стоило ему только возвратиться мысленно к найтмеру как таковому – и ощущение железной уверенности охватывало всё существо генерального конструктора. Удовлетворённый покой, даже нечто, напоминающее чувство приятной сытости. То, что в чертежах, схемах, графиках – безупречно. Металл надёжен. А вот плоть, как известно, слаба. Слушатели… Ллойд-Асплунд понимал: придётся, как это ему ни претит, ориентироваться именно на них. Потому как если найтмер что-нибудь и потопит, так только твоя неспособность рассказать о нём правильно! Значит… Не пытаться погружать их в полёт собственной мысли со своей подлинной образностью, показывать, как в действительности рождались конструкторские решения! Не частить! Не лететь мечтательно! Не… В общем, последовательно и спокойно излагаешь общую концепцию, системы и подсистемы, важнейшие нововведения. Кропотливо. Терпеливо. Помни: они действительно могут в упор смотреть на устройство узла, сочленения – и не наблюдать в нём… Но и не перегружай подробностями, не менторствуй, не иронизируй! Одним словом, ни в коем случае не давай им почувствовать себя полуслепыми интеллектуальными инвалидами. И термины, термины! Нельзя пересыпать, плохо не доложить! Просто и лаконично, но одновременно ярко и изящно! Оооо… Но ведь то, что одному пресно, может запросто отказаться чересчур цветисто для другого! Возраст, темперамент, происхождение – всё влияет на ширину делений в шкале. …Как же это глупо! Почему везде, в любой предметной области, специалисты договариваются о точном значении определений, констант, единиц измерения, а такая всеобъемлющая в обществе штука, как эмоциональное восприятие информации, существует по принципу «кто во что горазд»!? До чего же было бы проще, если б люди однажды рациональным образом стандартизировали эту сферу. Да и язык как таковой тоже нуждается в реформировании. Естественное развитие, эволютивность - скажите пожалуйста! Человечество который век производит искусственный отбор, чтобы получать злаковые культуры, скот и много чего ещё с конкретно необходимыми ему параметрами. Каких-нибудь декоративных собачек мы делаем именно такими, какие нам требуются, не ожидая милостей от природы. Колченогие, брыластые, с пятнами того или другого оттенка – что угодно, любой каприз. Но вот целенаправленно озаботиться приведением свей коммуникативной системы в форму, минимально адекватную стоящим перед ней задачам, - нет, это никому не нужно! Уф... Беглый взгляд на часы – пора бы им и быть, опаздывать в такой момент – это на него не похоже. И тут же массивная дубовая дверь открывается, и Хайрам останавливается столь резко, что чуть не летит кувырком, но быстро принимает подобающее положение. Тем временем, оставшиеся его судьи начинают входить в зал. Первым – какой-то пузан в дорогом пиджаке и с тяжёлым перстнем на пальце – вероятно один из промышленно-оружейных тузов: доктор Ллойд-Асплунд никогда не интересовался их именами. И следом – Он. Тот, кто всё-таки способен понять. Белые брюки, белый фрак, белые перчатки, трость, чей набалдашник венчает золотая львиная голова - “Это, можно сказать, его кредо: всегда быть в белом, как бы ни складывались обстоятельства вокруг”: так подумал Хайрам про принца Шнайзеля. Последним вошёл верный оруженосец Его Высочества – личный секретарь премьер-министра Эндрю Кэнон: очень молодой, но старательно пытающийся ради солидности казаться старше своих лет человек в шляпе-котелке, тёмных брюках и пиджаке, к нагрудному карману которого крепилась ручка на золотой цепочке. - Здравствуйте, джентльмены, - поприветствовал он тех, кто уже присутствовал в помещении. И тут же, склонившись чуть в сторону помощника, поинтересовался, - Который час? - Точно вовремя, - вынув из кармана серебряный брегет, сказал Кэнон. - Тогда, пожалуй, начнём, господа, - с этими словами Шнайзель опустился в кресло. Остальные последовали его примеру. - Прошу вас, господин генеральный конструктор, - голос прозвучал вежливо, мягко, но в то же время повелительно. И Хайрам начал. Сперва запинаясь, спотыкаясь на непривычных, нетипичных для себя оборотах, которые в ином случае он посчитал бы просто словесным мусором, помехами, препятствующими объективному восприятию информации. Все эти оценочные суждения, эпитеты, заведомо неточные сопоставления. Тем не менее, достаточно быстро Ллойд-Асплунд исправился, освоился в новом качестве. Тонкий ум, острый язык – и цель. Этого достаточно, чтобы соорудить какой угодно текст. Тот, что подходит им: - Ваше Высочество, господа, разрешите мне представить вам найтмер подлинно нового поколения, машину, которая не просто совершеннее, чем любая ныне существующая, но перевернёт все представления о ведении войны. Превратит наших доблестных солдат в Геркулесов и Ахиллов современности! Предыдущие найтмеры первого и второго поколения были большим шагом вперед, но наш заокеанский противник уже догоняет нас… Догонял, пока мы не сменили саму философию: если «Сазерленд» был превосходной боевой машиной, то «Ланселот» – высокоинтегрированная с пилотом боевая единица, скорее костюм, нежели бронетехника в привычном понимании. Благодаря полной переработке систем управления и радикальному совершенствованию электроники мне… нам удалось добиться прорыва. Революции. Найтмер реагирует на каждое движение пилота, а управление становится интуитивно понятным, так, как всякому понятно как управиться со своей рукой или ногой. Увеличена скорость. Многократно повысилась маневренность. Внедрение не имеющей аналогов системы манипуляторов – по сути искусственных рук, продолжающих и дополняющих конечности пилота, позволяет решать широчайший круг задач, пользоваться любым оружием. Например, могучим мечом, вновь соединяя рыцарскую доблесть с благородством холодной стали в эпоху кумулятивных боеприпасов и управляемых ракет. Сам меч, правда, титановый, ха-ха! Но брать в руки можно не только оружие – всё, что потребуется! Это, господа, уже не машина – это возможность для любого британского бойца усилить свои естественные способности во много сотен раз. Дать его рукам силу древнего полубога! Помимо этого можно сказать и о целом ряде других выдающихся качеств найтмера… Произнеся эту фразу, Хайрам Ллойд-Асплунд включил настенный экран – наконец настала относительная свобода. С видом колдующего чародея, или священнодействующего жреца он принялся воздевать пальцы к высоким столбцам с цифрами, оглаживать ладонями стрелки, жонглировать проекциями и тасовать слайды. Наконец, как дирижёр, только что заставивший оркестр выдать мощнейшее крещендо, генеральный конструктор замер в окаменелой позе. Вопреки элементарному рационализму ему хотелось раскланяться перед зрителями, тем более, что, в самом деле, прозвучали даже негромкие аплодисменты. Все присутствующие выглядели поражёнными. Но первым нарушил установившуюся тишину принц: - Господа, прошу меня простить – к большому сожалению, я сильно ограничен во времени. Вы позволите мне немного переговорить с доктором Ллойд-Асплундом наедине? Доклад графа меня весьма впечатлил, но оставил неясной буквально пару нюансов. Почти наверняка вопросы мои – самые дилетантские, так что мне неловко задавать их в столь сведущем обществе. Очень скоро я верну господина генерального конструктора вам, как подлинно профессиональным экзаменаторам. А мне, господа, разрешите откланяться, - с этими словами Его Высочество встал, взглядом показал Хайраму следовать за собой, и оба они вышли в длинный коридор. Ллойд-Асплунда несколько беспокоил тот факт, что Шнайзель, на которого он больше всего рассчитывал, не стал озвучивать свою позицию публично. Но куда сильнее Хайрам забеспокоился, когда Его Высочество остановился прямо здесь, буквально в паре шагов от двери, в явном намерении тут же начать разговор. Практика, которая, как известно, есть критерий истины, мгновенно продемонстрировала конструктору, что волнуется он не зря. - Что ж, граф, - Белый принц больше не скрывал раздражения, - хотя бы теперь, без свидетелей, скажите честно, что вы сделали? Что такое этот ваш «Ланселот»? - Новейший найтмер, который на целую эпоху превосходит любую другую машину. - Возможно это и так, но поручено вам было совершенно иное. Я, как премьер-министр, отвечаю за готовность империи к Большой Войне. Когда был изобретён первый найтмер мы смогли выровнять возможности наших сухопутных сил с германскими, что, в сочетании с непревзойдённым флотом, давало нам стратегическое преимущество и гарантировало безопасность. Теперь, когда немцы почти скопировали наши разработки, оно вот-вот утратится. Принц, похоже, собирался развить свою мысль, однако Ллойд-Асплунд не позволил ему этого сделать. Он хотел сказать нечто остроумное относительно техники тевтонов, или даже сыронизировать слегка над самим Шнайзелем, впрочем, переведя тут же стрелки на генерала Грея, чьё влияние Хайрам ощущал в речах премьер-министра. Однако чувство обиды оказалось так велико, что перехлестнуло через край. Генеральный конструктор вместо полноценного оппонирования принялся отрывисто восклицать: - Ланселот восстановит разрыв! Ваше Высочество, ведь все характеристики..! Возьмите любой показатель! У них нет ничего подобного! И не появится по меньшей мере ещё 10-15 лет. Я подготовлю докладную записку с расчётами, докажу каждое слово с цифрами! Вы ведь неизменно доверяли моим выкладкам и прогнозам… - И продолжаю сейчас, Хайрам. Никто не ставит под сомнения очевидные достоинства – ни ваши, ни Ланселота. Однако поймите и вы, граф. Найтмер – сложнейшая машина. Его пилот – высочайший профессионал. Потерять найтмер – большая неприятность. Но потерять его пилота – почти катастрофа. Так обстоят дела сейчас. Если начнётся Большая Война, то такие неприятности и катастрофы посыплются на нас как из рога изобилия. Вы вспоминали о воителях древности, но Хайрам, мы живём в индустриальную эру. Современная тотальная война – это не схватка нескольких избранных богами героев, а борьба масс. Сотен тысяч. Миллионов. И нам нужна массовая техника – простая в производстве, лёгкая в освоении, надёжная в использовании. Вот что требуется Британии, вот о чём я вас просил! А вы вместо этого сделали блестящую, бесспорно, но штучную машину. Сложную до неприличия. Найтмер, лучшие качества которого смогут проявиться только с рыцарем Круга за штурвалом! - Ваше Высочество, возможно вы недослышали, но я говорил, что управлять Ланселотом может любой британский солдат. - Любой солдат!? Бросьте, граф, вы не хуже меня знаете, что это невозможно! - Солдат, да. Больше того: любой жалованный, даже нумерованный сможет пилотировать Ланселот после пары недель обучения – и демонстрировать результаты не хуже, чем рыцарь на Сазерленде! - Хайрам, я, конечно, понимаю ваши чувства, как конструктора, но это не повод для таких откровенно глупых заявлений. - Ваше Высочество, позвольте… давайте заключим пари! - Пари? - Да. Я обещаю, что посажу в Ланселот солдата из нумерованных и он после двух... нет, одной недели обучения превзойдёт рыцаря на Сазерленде! В дуэльной схватке, или любой другой форме боевой работы на ваш вкус. Если я проиграю, то обещаю за две недели спроектировать для вас упрощённую версию Сазерленда, которую можно будет штамповать тысячами… - А если вам повезёт? Чего вы хотите? - Незамедлительное принятие Ланселота на вооружение. Запуск в серию. И ещё я хочу, чтобы этот необразованный ретроград – генерал Грей, ведь это он вас настроил против машины, это он всегда лез со своими безграмотными придирками, это он ничего не понимал… Так вот, я хочу, чтобы он извинился и публично признал Ланселот лучшим найтмером из существующих, а его Управление больше не мешало мне работать. Никогда! - Хорошо, хорошо, - Белый принц слегка усмехнулся, - Пусть будет так – я принимаю пари. У вас две недели. - Только, если возможно, не привлекайте к этому Управление. - Это создаст определённые неудобства, но ради честного спорта… Я отправлю вас в Одиннадцатую колониальную зону. Там есть небольшой флотский испытательный центр адмирала Бартли, который в действительности занимается разработкой технических новинок для Секретной службы – они окажут вам содействие. Предоставят необходимую материальную базу. В целях секретности вам присвоят номер какой-нибудь военной части. Кэнону будет поручено проработать детали - полагаю, вы сможете отправиться с оборудованием на новое место уже сегодня вечером. - Благодарю вас, Ваше Высочество. Уверяю, вы не пожалеете о своём решении. - Не стоит. Не трудитесь, Хайрам. Тем более, что я уже не жалею. Видите ли, граф, у меня есть обыкновение стараться возможно лучше узнавать людей, которые по каким-либо причинам кажутся мне ценными. Сегодняшний день ознаменован крупным открытием – длительные наблюдение технического гения в естественной среде обитания принесли свои плоды: доктору Ллойд-Асплунду присущ азарт. Чтобы он проявился, надо всего лишь поместить придерживающегося строго рационализма учёного в специфическую среду комиссии военной приемки и оказать на него воздействие угрозой бесславного крушения проекта, которому тот отдавал всего себя. И вот не признающий в принципе случай и фортуну детерминист, логически мыслящий ум, готов биться с вами об заклад, делать ставки. Согласитесь, не самый очевидный результат эксперимента, если вспомнить о том, как изначально выглядел образец… Осторожнее, Хайрам. Осторожнее. Я раскусил вас достаточно давно, но такими темпами скоро и другие заподозрят в вас человеческое существо. …Мы ещё оговорим подробнее условия итогового испытания. А теперь мне нужно идти, а вам – возвращаться. Генерал Грей, вероятно, заждался вас.

***

Пересекая вечером того же дня океан в брюхе громадного самолёта-транспортника, Хайрам Ллойд-Асплунд раз за разом мысленно возвращался к разговору с принцем. Эти последние фразы, произнесённые Шнайзелем перед уходом, намёки многозначительные… «Заподозрят человеческое существо» - можно подумать прежде у Хайрама была репутация трансцендентной сверхъестественной личности, поражающей всех кругом отблесками вечности в сиянии своего чистого разума! Нет-нет-нет, ни в коем случае! Не надо ему подобной славы. Потому что тогда он стал бы, пускай непонятной, подчас неудобной, однако ж диковинкой, редким экземпляром – то есть именно тем, что заставляет «общество» так и виться вокруг, временно давая отставку даже своему в кожу въевшемуся снобизму. И это досужее внимание стоило бы генеральному конструктору немыслимого количества самого драгоценного из всех существующих на свете ресурсов – времени. Он никогда не пытался играть роль почти мистического мудреца, преисполнившегося в своём познании мира. Собственно, здесь и крылась суть взаимоотношений графа Ллойд-Асплунда с людьми, которые отчего-то считали его частью своего круга и пытались в этой связи под видом наградных лент навесить на Хайрама абсолютно не нужные ему обязательства. Генеральный конструктор принципиально отказывался тратить даже самые ничтожные интеллектуальные усилия, чтобы нечто для них изображать. Если на то пошло, именно он оказывался, таким образом, наиболее человечным и естественным в своём поведении. Холодный закрытый молчун – таким принято воображать индивида, индифферентного к окружающим. Но это – ошибка! Аберрация сознания. Личность не может постоянно сохранять одно и то же состояние, оставаться равно и неизменно сдержанной. Это противоречит фундаментальным принципам биологии, постулирующим законы взаимодействия живого существа со средой. Всякая биота реагирует на раздражители. Если этого не происходит, то её жизненный цикл серьёзно нарушен, либо вовсе уже завершен. Изменчивость есть норма! Соответственно, тот, кто всегда выглядит одинаково отстранённым и сосредоточенным на самом себе, в действительности достигает этого целенаправленно. А значит, как раз таки принципиально неравнодушен к оценкам и суждениям других, просто стремится формировать их определённым образом. Истинным же безразличием является вовсе не это, а свободная ориентация в поведении на внутренние факторы – которые отличаются разнообразием. Внезапно развеселиться посреди дежурнейшего и бессмысленнейшего светского разговора, сформулировав новую идею относительно синхронизации работы манипуляторов найтмера, перевести тему с псовой охоты на последние известия в сфере композитных полимеров, не переспрашивать забытое имя собеседника, а раз за разом называть его так, как кажется правильным в этот конкретный момент времени – лишь бы не сбиться с мысли… Всё это было хорошо знакомо Хайраму Ллойд-Асплунду. Поведение, тесно связанное с эмоциональной сферой. Вообще у генерального конструктора появилась догадка, что во время его беседы с премьер-министром имело место быть то, что психологическая наука называет эффектом переноса. Это Белый принц опасается, что в нём могут заподозрить просто человека, а не небожителя, способного с лёгкостью – не отменяющей, впрочем, мудрости и справедливости – вершить судьбы простых смертных. Власть зиждется на принуждении и убеждении. Чтобы последнее работало, люди должны или сознавать, куда их ведут (либо, как минимум, считать, что они это понимают) – и соглашаться с избранным направлением, либо доверяться авторитету, наделённому недоступными им качествами, исключительному. Обладающему божественным мандатом и даром. Мифология несравненно древнее идеологии, однако по-прежнему не торопится умирать. Шнайзель Британский знает… Хватит! Очнись, Хайрам! Довольно!!! Ты – настоящий дока, мастер по части забивания собственной головы интересными и содержательными, но совершенно несущественными вещами. Имей смелость, наконец, вернуться к сути и посмотреть правде в глаза! Ллойд-Асплунд осторожно снял с носа и принялся протирать свои очки. Что-то ты натворил... Вообще генеральный конструктор ценил, в том числе и в себе, сочетание дерзости интеллектуального первопроходца с бескомпромиссной ответственностью. Именно оно даёт возможность учёному, движущемуся дорогой проб и ошибок, порой наполовину вслепую, или вовсе в неправильном направлении, всё-таки говорить иногда от имени Истины. Поставить самое себя на кон, доказывая свою теорию. Пуститься в путешествие. Вколоть в организм дозу препарата. Первым испытать агрегат или механизм, проверить на прочность конструкцию. Но в основании всех подобных опытов непременно обязан лежать расчёт! Был он у тебя!? Нет! Одна только гордость уязвлённая, да убеждённость в собственной правоте. И куда она привела в итоге? Конечно, он обещал принцу невозможное! Может быть, попробовать отказаться от пари? Но будущее Ланселота, неприкосновенность лежащей в его основе концепции, которую в противном случае залапают своими грубыми руками профаны… А если он проиграет? Если придётся исполнить данное слово? Генеральный конструктор уже представлял себе улыбочку генерала Грея, когда он, Хайрам, будет переделывать этот устаревший Сазерленд - в точности как тот и просил! А что же Ланселот? Погибнет совершенно!? …Может быть, наскоро сделаться немецким шпионом, передать им чертежи? Чтобы хоть кто-нибудь… Хотя… С какой собственно стати он раскис? Ланселот – потрясающая машина, лучше любой другой. В этом он уверен. Технически она совершенна. Соответственно остаётся вполне конкретная инженерная задача: нужно лишь найти подходящую живую деталь, и победа у него в кармане. Только где же её взять...? Эврика! Он сказал Шнайзелю, что в кабине будет сидеть человек, никогда прежде не входивший в число пилотов Королевского бронекорпуса, не являющийся рыцарем – жалованный или нумерованный. Отлично, пусть так. Но в остальном… Во-первых, когда-то по существу аналогичная задача стояла перед Артуром Эшфордом: в самом начале эпохи найтмеров он искал кадры для первого отряда испытателей. Где? Пилоты воздушных судов и лётный персонал, автогонщики, механики-водители сухопутных крейсеров. Сейчас розыски нужно начать с них же. Без сомнений, в Одиннадцатой зоне найдётся достаточное число потенциальных кандидатов. Есть, конечно, нюанс, заключающийся в том, что гражданского человека ещё потребуется тем или иным путём уговорить дать своё согласие на участие в эксперименте… Однако тут имеется ещё и во-вторых: всё-таки со времён первых шагов лорда Эшфорда многое успело измениться. В частности если не тотально во всех родах войск и службах в рамках вооруженных сил, то уж как минимум среди подразделений пехоты регулярно проводятся учения по взаимодействию с бронетехникой. В рамках этих занятий всё шире применяются изображающие кабину найтмера тренажёры – чтобы бойцы понимали, как выглядит картина с противоположной стороны. Там же даются сведения о пилотировании – самые азы, минимум и без того лишь условно моделирующей реальность практики. Тем не менее, через это проходят сотни и тысячи солдат ежегодно. Стало быть, имеется массив статистических данных. И, обработав их, можно отыскать лучшего среди жалованных и нумерованных военнослужащих. А затем как-нибудь залучить его к себе. Где содержится нужная информация? Наверняка существуют некие сводные отчёты. Запросить их от имени Управления перспективных разработок и… Нет! В ответ на официальное обращение местные воинские чины направят бумаги в Бостон. Это автоматически станет известно Грею со всеми вытекающими последствиями. Он из принципа не станет передавать документы и сведения из них, пока генеральный конструктор не объяснится перед ним лично относительно них – и вообще своего внезапного внепланового вояжа в Одиннадцатую колонию. Можно, конечно, обратиться за содействием к Белому принцу, а вернее Кэнону, но и здесь есть свои риски. Было бы лучше обойтись при подборе живой детали без секретаря принца Шнайзеля. Эндрю Кэнон – человек умный, он быстро догадается, в чём суть той довольно простенькой игры, которую затеял создатель Ланселота. И непременно доложит обо всём господину. Это нежелательно. Разумеется, Хайрам признается Его Высочеству, что пилотировал машину всё же не первый попавшийся под руку солдат, что отбор был. Но – только после наглядной демонстрации, после победы! Так… А если иначе? Не сводный отчёт, а исходники? Результаты всех основных стандартных упражнений, вроде нормативов физической подготовки, или успехов на стрельбище, отражаются в персональных бумагах каждого отдельного бойца, его личном деле. С ними же можно работать не вызывая подозрений. Договориться со штабом армии зоны, получить доступ… Мало ли поводов. Управление ведь не одними лишь найтмерами занимается. Проводится сбор статистического материала для важного исследования. Единственная беда в таком случае – объём работы. Придётся перекопать немыслимое количество документов... К счастью есть как раз человек, отличающийся усидчивостью, старательностью и трудолюбием…. - Сесиль! - Да, сэр. - Когда мы прибудем на место, мне нужно, чтобы вы просмотрели все личные дела солдат и офицеров из числа жалованных и нумерованных в Одиннадцатой зоне. Я хочу знать у кого из них лучшие результаты на тренажёре найтмера. Мисс Сесиль Круми понятия не имела о пари, заключенном её шефом с премьер-министром – и Хайрам не слишком хотел просвещать ассистентку на сей счёт. При всех своих несомненных достоинствах в качестве помощницы, Сесиль обладала и одним существенным недостатком – обострённым чувством справедливости, которое в сочетании с энтузиазмом молодости привело к тому, что она собственным почином взяла на себя роль запасной совести Ллойд-Асплунда. Если она почувствует, что граф задумал не столько корректный и правильно поставленный научный опыт, сколько трюк, это может возыметь далеко идущие последствия… Короче говоря, мисс Круми оставалась в счастливом неведении, а потому сейчас изрядно удивилась поставленной генеральным конструктором задаче: - Но сэр, я думала, что меня приставили к вам, чтобы помогать в работе..? - А я о чём прошу!? - Разумеется, сэр, но, вы представляете себе, сколько там солдат!? Это же огромная цифра. …Может она всё же слишком большая? – кажется, даже для Сесиль это было чересчур. Трезво представив, что её ждёт, и поневоле дрогнув, мисс Круми явно пыталась надавить на жалость, но сейчас это было совершенно бесполезно. - Большая... ммм да, определённо. Определённо она очень большая… Именно поэтому я это вам и поручил – у меня нет такого времени. - Как скажете, сэр, - капитулировала Сесиль с тяжёлым вздохом и весьма прозрачным недовольством в голове. Хайрам никак не ответил на повисший в воздухе очевидный немой вопрос. Сесиль Круми порой бывает весьма полезна – даже в минуты раздражения генеральный конструктор оставался достаточно объективен, чтобы не ставить этот факт под сомнение. Беря на себя простые рутинные операции, она разгружает его мозг, и так неизменно функционирующий в режиме многозадачности. Ассистентка уже давно не давала начальнику поводов для недовольства, и ей стоило бы немного подсластить пилюлю, но… Ллойд-Асплунд уже был не здесь. Стремительно несущийся вслед за пустившейся в галоп мыслью, он с трудом понимал, что вообще мисс Круми говорит, чтобы обращать внимание на подобные нюансы тона. Генеральный конструктор уже прорабатывал про себя программу ускоренного учебного курса, адаптированного именно под Ланселот с его особенностями, ещё раз уточнял характеристики, которыми должна обладать живая деталь. Дав поручение помощнице, сам Хайрам намеревался двинуться эшфордовским путём…

***

Знал бы он, сколько на нём ожидает разочарований! Минули пятые сутки с того момента, как генеральный конструктор ступил на землю Японских островов, бесценное время стремительно истаивало, будто кусок льда на солнце, а результат оставался строго нулевым! Ни одного потенциального пилота! Впрочем, стоит ли удивляться с учётом того, в каких условиях оказались генеральный конструктор и его ассистентка в Одиннадцатой зоне? Нет, с одной стороны Ллойд-Асплунду было грешно жаловаться – в материальном отношении всё оказалось подготовлено просто превосходно: помещения, оборудование, материалы. Хайрам ожидал, что придётся потратить массу усилий, чтобы хотя бы в первом приближении воспроизвести свою покинутую лабораторию. Вместо этого он всего лишь «подчищал хвосты», причём все его запросы встречались руководством испытательного центра ВМС с пониманием. Генерального конструктора не беспокоили по пустякам, не донимали придирками, не вынуждали расписывать в многочисленных бумагах каждый достигнутый им промежуточный результат – невиданная и непривычная вольница, о которой «дома» Ллойд-Асплунду оставалось только мечтать. Но во всём, что выходило за пределы созданного для Хайрама миниатюрного мирка – предельная жесткость распорядка, незыблемость правил! Не дозволялось свободно перемещаться по комплексу – всюду закрытые зоны, дополнительные периметры с требованием особого допуска. С ним никто не имел дел и даже не разговаривал, кроме пары заранее назначенных помощников. Не то чтобы это сильно мешало графу, хотя и казалось глупым, однако имелось и кое-что гораздо более серьёзное: Адмирал Бартли слышать не желал о том, чтобы допустить на свою территорию каких-либо посторонних людей. Сами, дорогой граф, проводите любые испытания, но это – исключено. Соответственно генеральный конструктор, вместо того, чтобы собрать команду кандидатов, провести внятные сравнительные испытания и эмпирически выявить лучшего, оказался вынужден идти путаными обходными путями. Ллойд-Асплунд питал глубочайшее отвращение и неприятие к одной только мысли о том, чтобы положиться в столь важном вопросе на интуицию, ткнуть наугад, но одновременно испытывал почти физический дискомфорт от работы с данными, столь фрагментарными и до такой степени ненадёжными, что они в принципе не поддавались систематизации. Сидя безвылазно посреди своего ангара, он из учёного превратился в какого-то… журналиста? Частного детектива? Шута горохового! Карикатурную гадалку, пытающуюся угадать будущность человека по рисунку морщинок и пигментных пятен на фотографии. Конечно, раздражение заставляло генерального конструктора утрировать, однако… Сопоставлять лётчиков с героями автодрома на основе чуть ли не газетных вырезок было всё равно, что пытаться дать точный и однозначный ответ на знаменитый детский вопрос «Кто сильнее – слон или кит?», да вдобавок исследуя не самих животных, а одни только их описания. Все правила науки требовали признать, что сама исходная формулировка некорректна, однако изменить условия стоящей перед ним задачи Хайрам был не в силах. Ульям Бартли остался непреклонен даже после того, как Ллойд-Асплунд, отчаявшись, попытался прибегнуть к своеобразному шантажу, пригрозив, что, если ему продолжат создавать помехи, попросту покинет расположение части и разместится частным порядком где-нибудь в городе. При этом оставив на долю адмирала все заботы, связанные с необходимостью давать объяснения. В ответ Бартли без тени сомнения пообещал, не задерживая персонально Хайрама, опечатать до получения инструкций из Метрополии Ланселот в одном из помещений центра. На него никак не подействовала даже ссылка на имя премьер-министра. Генеральный конструктор мог бы, конечно, обратиться к своему покровителю за заступничеством – канал связи имелся. Но что если принц, вместо помощи, вовсе откажется от пари, решив что у и без того специфической затеи слишком много сопутствующих издержек? При всём этом, Ллойд-Асплунд не понимал подоплёки непреклонности адмирала. Бартли определённо не являлся дураком, который станет гнуть свою линию из одного бараньего упрямства, или заводной куклой-автоматом, для которой сама идея, что можно порой пренебречь формальностями, выше понимания. Не походил адмирал и на того же генерала Грея. Что касается начальника Управления перспективных разработок, то он, конечно, тоже не дал бы своему сотруднику добро в аналогичной ситуации. Да что там! Грей же просто умом от ярости тронулся бы, если б узнал, что Хайрам хочет допустить до сверхсекретного образца военной техники, гражданских, не подписывавших ворох документов с обязательством не разглашать тайну и не связанных присягой! И, тем не менее… Генерала Ллойд-Асплунд видел насквозь. Вся его приверженность букве и правилам, его дотошность и настырность есть проявление жажды контроля, а в корне своём – стремления самоутвердиться. Причём продиктованного завистью, зародившейся в психике Грея ещё по отношению к лорду Эшфорду – технически подчинённому, а фактически – самовластному хозяину Управления, при котором с учётом влияния и гения изобретателя найтмера, титульный начальник мог играть лишь роль секретаря, если не денщика. Прежний генеральный конструктор ушёл, но глубоко засевший комплекс остался – и поспособствовал формированию весьма специфических взаимоотношений генерала уже с его сменщиком. Бартли не за что не любить Хайрама. Мало того, он должен, как и все, полагать, что при связях графа ему может быть весьма выгодно оставить по себе благоприятное впечатление. Ллойд-Асплунд – совсем не второй Эшфорд, однако многие до сих пор отказываются замечать разницу. Наконец непосредственное участие в деле премьер-министра гарантирует адмирала от неприятностей. Он что, под трибунал боится пойти, если разрешит генеральному конструктору собрать-таки необходимую ему команду испытателей? Ведь очевидно же, что этого не будет! И, тем не менее, Хайрам чувствовал, что Уильям Бартли относится к нему как к нежеланному гостю, причём такому, который не просто мешает хозяину наслаждаться уединением, а вынуждает его озаботиться сохранностью фамильного серебра. Пуховый кокон удобств, в который изначально погрузили Ллойд-Асплунда, был призван надежно изолировать от него адмирала, позволив генеральному конструктору вариться в собственном соку. Но почему всё-таки это для Бартли так важно? Хайрам тщетно искал ответ в области поведенческой психологии, пока Сесиль не высказала несколько неожиданное предположение: адмиралу объективно есть что скрывать. Допустим некий проект, который он по собственной инициативе и на свой страх и риск затеял здесь без одобрения свыше. И теперь для Бартли крайне нежелательны любые утечки прежде, чем он сможет предъявить готовый результат, который в духе «победителей не судят» окупит всё. Поначалу такие умозаключения показались генеральному конструктору чересчур смелой и в целом мало на чём основанной спекуляцией. Мисс Круми затаила изрядный камень за пазухой против адмирала – не удивительно: именно решения Бартли, в существенной степени парализовавшие движение по тому направлению, которое избрал для себя её непосредственный начальник, обрекли Сесиль на долгие часы выматывающей и скучной работы. Единственная удача и главная надежда Ллойд-Асплунда – ему удалось договориться о доступе в архив штаба армии, расквартированной в Одиннадцатой зоне, так что мисс Круми ежедневно отправлялась на «раскопки» ещё до 9 часов, чтобы возвратиться обратно лишь к вечеру. Понятно, такие трудовые будни отнюдь не вызывали у Сесиль приливов энтузиазма. Если разгадывать инженерные головоломки ассистентка Хайрама любила – настолько, что даже готова была примириться с его весьма непростым характером – то необходимость зарываться с головой в бумаги… Понятно, что пыль военных документов вызывала у мисс Круми стойкую аллергию. Впрочем, редкая молодая леди её лет составила бы здесь исключение. А ведь Сесиль, узнав, что они с генеральным конструктором отправляются в бывшую Японию, ещё и спланировала себе наскоро «культурную программу»: конечно не Гранд тур по островам – для этого мисс Круми слишком честно и ответственно относилась к своей работе, но всё-таки целый список. И в итоге вместо экзотических садов камней или даже, если повезёт, знаменитого Белого замка Химэдзи (до которого из Нового Токио нужно добираться несколько часов в одну сторону), Сесиль получила сплошное разочарование! Тут уж впору заподозрить виновника во всех смертных грехах… Однако постепенно версия мисс Круми перестала казаться Ллойд-Асплунду дикой. У него возникли и начали постепенно укрепляться собственные подозрения. Отправной точкой послужил случай. Отчасти желая опробовать пряник вместо кнута и наладить отношения с Бартли, а с другой стороны - от скуки, которая начала просто съедать генерального конструктора заживо (Ланселот был отлажен, вылизан, совершенен и не нуждался ни в каких мыслимых правках), Хайрам предложил адмиралу свою помощь в работе над текущими проектами исследовательского центра. Тот отказал. И ладно бы – генеральный конструктор не сильно-то рассчитывал на успех. Но Бартли к тому же принялся обильно закармливать собеседника дезинформацией и обманом! Да вдобавок в процессе поставил под сомнение компетентность и талант Ллойд-Асплунда как инженера самого широкого профиля: дескать, мы тут морскими вооружениями занимаемся, а вы от подобных вещей далеки, так что... Хайраму не хотелось тратить больше ни секунды времени на этот диалог, каждое бездарно растраченное мгновение отзывалось в нем как болезненный укол, а Бартли все никак не желал замолкать. Генеральный конструктор даже подумывал просто развернуться и уйти, но в итоге отыскал другой способ срезать собеседника. Посмотрев ему в глаза, Ллойд-Асплунд веско сказал: - Достаточно. Бросьте, адмирал. Я знаю, что на самом деле вы занимаетесь здесь совершенно другим. Хайрам намекал на работу для разведки, о чём сам узнал от Шнайзеля, для которой вся морская тематика, вплоть до формальной принадлежности самого Бартли к флоту Его Величества являлась лишь прикрытием. И стремился поставить адмирала в неловкое положение человека, внезапно осознавшего, что он пойман на беспардонном вранье, оконфузить его. Щёлкнуть по носу. Но вместо смущения или даже стыда на лице Бартли в первый момент после слов генерального конструктора отразился неподдельный ужас. Адмирал очень быстро совладал с собой, вежливо поинтересовался, что Хайрам имеет в виду, а после нашёл в себе силы посмеяться над собственной оплошностью, превращая её в забавный анекдот. Вот только и весёлость у Уильяма Бартли тоже была натужная. В ином случае Ллойд-Асплунд списал бы всё на с трудом сдерживаемую злость, но только не после того, что засёк и разглядел несколькими минутами ранее. Адмирал определённо боялся, страшился до оторопи, того, что его так некстати нагрянувшему гостю сделалось известно нечто – и это явно не сама по себе его принадлежность к Секретной службе как таковая. С этого момента генеральный конструктор уже не мог отделаться от мысли о том, что его помощница, ткнув пальцем в небо, умудрилась угодить прямо в точку. В глаза стали бросаться по отдельности малозначительные и несвязные мелочи, теперь превращавшиеся в элементы паззла. Отчасти, конечно, Хайрам нарочно играл в детектива. Если бы он не занял свой мозг этими упражнениями в дедукции, то окончательно сдался бы на милость либо сплина, либо, напротив, почти панической лихорадочной, непродуманной гиперреактивности, продиктованной нарастающей боязнью проигрыша. Не за кроссворды и трёхгрошёвые головоломки же браться генеральному конструктору Управления перспективных разработок! А с другой стороны… Ведь действительно есть же что-то! Например, Ллойд-Асплунд отметил, что для своего предполагающего закрытость и непубличность рода занятий адмирал Бартли что-то уж очень часто посещает светские мероприятия. Поначалу Хайрам не без удивления отметил это, когда сам искал встречи с начальником исследовательского центра – и узнавал, что того нет на месте, поскольку он находится «на приёме у графа N». Резонно бы было предположить, что Бартли просто пытается отделаться таким образом от назойливого гостя, настойчивые запросы которого адмирал по тем или иным причинам полагал неисполнимыми. Иначе говоря, скрывается от генерального конструктора, дав распоряжение подчинённым себя прикрывать. Но нет. Ульям Бартли отсутствовал на своём месте на самом деле. Это сделалось очевидно потому, что не один только Ллойд-Асплунд, но и кадровые сотрудники центра теряли след шефа и оказывались вынуждены дожидаться его. За четыре дня Бартли выезжал в свет дважды. Не слишком ли часто для ещё не вышедшего в отставку военного? В любом другом случае Хайрам записал бы адмирала в банальные лодыри, счёл нерадивым начальником, который, пользуясь удалённостью и закрытостью своего учреждения от проверяющего ока вышестоящего руководства, начал вести беззаботную жизнь. Вот только Ульям Бартли явно был человеком из совершенно иного теста. А после того, как заинтригованный эпизодом с испугом адмирала генеральный конструктор пригляделся, стал целенаправленно выискивать в чём тут суть… Нет сомнений, что Бартли ходит не просто болтать ни о чём, или играть в вист – он с кем-то встречается. Ллойд-Асплунд предположил даже, что столкнулся со всамделишным шпионом, однако быстро отверг эту идею – слишком уж всё очевидно. Если у заезжего человека, лично не заинтересованного и не наделённого полномочиями следователи появились вопросы, то уж у людей компетентных они возникнуть просто обязаны, как ни далека от Метрополии Одиннадцатая колония. Все сомнения разрешились, когда обнаружилось, что адмирал посетил именно на те вечера, которые отметил своим присутствием Его Высочество Кловис Британский. В остатке имеем: Бартли регулярно отчитывается перед первым лицом колонии, но делает это таким образом, чтобы не осталось никаких документальных свидетельств – не то что самих бумаг, но даже отметок в журнале посещений резиденции генерал-губерантора, которые могли бы указать на активное сотрудничество с принцем. Занятно… Это своё небольшое открытие генеральный конструктор совершил вечером пятого дня – и именно эту, несвойственную себе тему обдумывал засыпая. Однако на следующий день она совершенно выветрилась у Хайрама из головы, начисто вытесненная оттуда куда более важными новостями. Стоило только Ллойд-Асплунду увидеть на выходе из ангара свою ассистентку, явившуюся много раньше обычного, разглядел её раскраснешвшееся лицо, как он весь сжался от предчувствия. А дальше… - Вот он, вот он! – говоря это, мисс Круми размахивала не слишком толстой папкой серо-бежевого оттенка, - Рядовой Куруруги. Его результаты лучшие, с большим отрывом, - помощница Ллойд-Аспулнда звенела, как струна, от плохо скрываемой надежды, что утомительные розыски для неё вот-вот будут окончены, - Тренажёр найтмера! Отзывы командира! И..! - Успокойтесь, Сесиль, - сказал Хайрам в ответ, хотя его собственное сердце тут же громко застучало в груди, стоило ему лишь бегло пройтись глазами по цифрам. У японского мальчишки действительно были превосходные результаты – как у рыцаря. - Вы видите? – мисс Круми по-девчоночьи заглядывала генеральному конструктору через плечо. - Да, это то, что нужно! Свяжитесь с его командиром. Про испытания новейшего найтмера подробно говорить излишне, но дайте ему понять, что этот Куруруги необходим для проведения важных исследований. Если заинтересуются подробностями, то… соврите что-нибудь там про… да про что угодно! Главное почаще упоминайте тогда имя Его Высочества Шнайзеля. Если в этом действительно возникнет нужда, то я свяжусь с Кэноном, обрисую ситуацию – он выправит нужные документы. Сказав это, Хайрам поспешил уйти – вроде бы как по делу. В действительности обычно безразличному к подобным моментам графу не хотелось, чтобы мисс Круми видела, что у него дрожат руки, а глаза масленно блестят. И вообще… Взрыв эмоций – как форсаж мотора в машине. Если есть задача, требующая срочного решения, то можно подстегнуть, раскочегарить себя естественным допингом. А от холостой работы двигателя в подобных режимах – один только вред, да немалый шанс, что он в итоге вовсе уйдёт вразнос. Генеральный конструктор вихрем прокручивал в уме все данные по этому Куруруги, которые удалось почерпнуть из личного дела, обращал их в форму цифр, вносил в дотоле пустовавшую графу среди показателей его Ланселота. Да. Да… Подходит. Это подходит… Всего 10-15 минут спустя напряжение отчасти спало – и в то же время взяло своё. Ллойд-Асплунд вернулся из лаборатории и сиплым от волнения голосом поинтересовался: - Ну что? Всё устроено? - Да, сэр. Командир готов его отдать, – как вы и предполагали, упоминание имени принца сделало своё дело. Юридически Куруруги переводят в нашу воинскую часть, дело только за формальностями. Завтра к вечеру он будет наш. Мы встретимся с ним, и, я уверена, он вам подойдёт. Не стоит так волноваться. Мисс Круми иногда трогала генерального конструктора своей заботой. Впрочем, куда чаще она ею же раздражала. А главное – как оказалась у Хайрама очень даже имелись поводы для беспокойства. Уильям Бартли отказался давать рядовому Куруруги Сузаку разрешение находиться внутри вверенного попечению адмирала комплекса! Ллойд-Асплунд сдержанно выражал своё недоумение (тут его хватило, откровенного говоря, ненадолго), просил, настаивал, грозил и наконец, элементарно и пошло бранился – не помогло ничто. Бартли без обиняков дал понять генеральному конструктору, что ноги жалованного не будет на секретном объекте. Причём, что всего хуже, адмирал был при этом вполне осведомлен о том, почему Хайрам остро нуждается в японском пареньке – и вообще прекрасно знал, что к чему. Другими словами Бартли вернул Ллойд-Асплунду своё маленькое унижение сторицей. Оказалось, что секретарь Его Высочества достаточно откровенно ввёл адмирала в курс дела, выбивая место для генерального конструктора, в том числе, не умолчав и о пари. Формулировка звучала немного иначе, чтобы не так сильно отдавать неуместной в столь серьёзном деле азартной игрой, но по большому счету, не всё ли равно, называть договорённости Хайрама со Шнайзелем Британским словосочетанием «джентльменский спор», или как-то иначе? Тем более, что Бартли оказался до обидного догадлив… Адмирал понимал, что именно Ллойд-Асплунд поставил на кон – и ему было глубоко плевать! Он даже не думал идти генеральному конструктору навстречу в чём-либо, кроме тех аспектов, относительно которых им были получены недвусмысленные указания свыше. И хоть огнём гори Хайрам со своим Ланселотом! Уже потом, постфактум, после скандала, Ллойд-Асплунд прикинул, что с точки зрения Бартли вовсе чем быстрее станет очевидным проигрыш графа, чем раньше он опустит руки – тем скорее неудобный гость отправится восвояси. Адмирал не представлял, с кем имеет дело, не имел шансов столь близко сойтись с могущественным Белым принцем, чтобы осознать – тот не из тех, для кого собственная победа станет поводом закрыть на все сопутствующие обстоятельства глаза. Не догадывался он и о том, что генеральный конструктор скорее дойдёт до полного физического и психического изнеможения, чем сдастся – и нет, Хайрам ни при каких обстоятельствах не собирался капитулировать, но… Что конкретно Ллойд-Асплунд в состоянии предпринять здесь и сейчас? Понимание того, что Бартли в дальнейшем придётся поплатиться за занятую им подлую позицию, грело генеральному конструктору душу, однако дело помогало чуть менее, чем никак. Адмирал был убеждён, что сумеет разыграть досадное недопонимание, а главное ни на мгновение не выходил за рамки служебного долга и субординации. Когда его начальство отдаст приказ… Если персонально премьер-министр приедет в Одиннадцатую зону и непосредственно на месте потребует дать бывшему нумерованному допуск… Тогда Ульям Бартли незамедлительно сделает всё, что от него требуется. А до этих пор – извините, любезный граф. По большому счёту Хайрам оказался перед двумя равно плохими альтернативами. С одной стороны он мог всё-таки воззвать к Его Высочеству. Условия пари точно оговаривали, что у Ллойд-Асплунда будет как минимум неделя на подготовку пилота, а сам Белый принц от щедрот дал целых две. Но тут и крылась загвоздка. Шнайзеля обязательно заинтересует ответ на вопрос: почему генеральный конструктор так долго ждал, прежде чем обратиться к нему? По логике вещей конфликт с Бартли по поводу доступа в Центр бойца, не являющегося урождённым британцем, должен был возникнуть сразу же. Хайраму придётся рассказать не только о своей проблеме, но также о том, чем он занимался все минувшие дни. И всё их состязание может оказаться скомпрометировано… С другой стороны Ллойд-Асплунд, остающийся вольным человеком, может наладить регулярные свидание с рядовым Куруруги вне поля зрения и сферы полномочий адмирала, на нейтральной территории. Мда… Без самого Ланселота это будет профанация на грани изощрённого издевательства. Им с этим Сузаку что, на террасе какого-нибудь заведения за чашечкой кофе толковать о том, о сём!? Ну или даже хорошо – говорить о найтмере, управлении им… в сугубо теоретической плоскости. Поразительно эффективный способ подготовки, который, конечно, очень сильно поможет на практике! Пожалуй, у Хайрама есть шанс выбить через штаб армии, где к нему с мисс Круми отнеслись с уважением и пониманием, тренажёр, а то и натуральный старенький Глазго, идущий под списание. Но это всё совсем не то!!! Весь смысл теряется! Весь остаток дня генеральный конструктор не находил себе места. До глубокой ночи Ллойд-Асплунд совсем не по-научному, а как обыкновенный буриданов осёл, метался между парой имеющихся вариантов, время от времени прерываясь на то, чтобы одним кратким сверхусилием, прозрением-озарением отыскать ещё что-нибудь. Глаза Хайрама лезли на лоб, спина взмокла – и ничего. Вернее, ему приходило на ум немало любопытных мыслей, но ни одна из них не способна была помочь генеральному конструктору справиться с бедой. Последней взбрела в голову Ллойд-Асплунда отчаянная идея – пожаловаться на Бартли генералу Грею, заявив, что тот самовластно экспроприировал главную из технических новинок, разработанных Управлением. Неувязок в ней имелось очень много, так что практически рассчитывать на что-то полезное, нечего было и надеяться, однако Хайраму было просто приятно представлять себе, как пара пауков сцепится один с другим и друг друга сожрёт, так что именно с этой мыслью он всё-таки сумел с грехом пополам заснуть. Перед этим генеральный конструктор клятвенно пообещал себе завтра же утром остановиться на одной из имеющихся у него возможностей и начать действовать. Если бы только граф Хайрам Ллойд-Асплунд мог догадываться какие сюрпризы готовит ему грядущий день!

***

Взрыв прозвучал неожиданно и при этом странным образом как-то буднично. Поначалу сосредоточенный на самом себе генеральный конструктор вовсе не признал в нём опасности, сигнала и свидетельства угрозы – хотя бы какой-нибудь аварии или техногенной катастрофы, не говоря уже о деле рук террористов. Ллойд-Асплунд предположил, что причиной характерного звука стало испытание какого-нибудь творения подчинённых адмирала Бартли. Тот не докладывался Хайраму о внутреннем рабочем графике Центра, но то, что в принципе там проводятся время от времени тесты перспективных образцов вооружений, казалось генеральному конструктору самоочевидным. А потом раздалась первая стрелковая очередь, за которой почти сразу же последовала ещё одна. Вскоре кто-то принялся отрывисто лаять в ответ с чуть иным характерным тембром. Огневой бой! Его уже ни с чем нельзя было перепутать. Нельзя сказать, что Ллойд-Асплунд струсил. Скорее несколько опешил от неожиданности и удивления. Вероятность того, что кто-то внезапно атакует относящееся к Военно-морскому флоту Британской империи учреждение, казалась исчезающе малой, ничтожной – и, тем не менее, именно это, очевидно, происходило в реальности. Хайрам ничего толком не знал о сохраняющемся со времён Войны завоевания японском подполье, а если бы и слышал о нём больше, то всё равно никогда б не предположил, что ему хватит смелости и силы на подобную акцию. Вообще, наверное, просто продолжать, сохраняя по возможности спокойствие, заниматься своими делами, ожидая пока всё окончится само собой, в действительности и было для представлявшего нулевую ценность в качестве боевой единицы генерального конструктора самой разумной моделью поведения. Однако в тот момент Ллойд-Асплунд был по-настоящему зол. Словно бы все мыслимые неприятности сошлись разом в одной точке пространства-времени, чтобы помешать ему с Ланселотом! Собственная беспомощность и неинформированность возбуждали в Хайраме страшный гнев. В определённый момент они вызвали быстрый, но бурный приступ самой настоящей паранойи: генеральному конструктору показалось, что нападающие – кем бы при они этом ни были, пришли чтобы похитить его детище. Украсть Ланселот! Ллойд-Асплунду хотелось видеть его, прикоснутся к поверхности, закрыться внутри кабины. И, быть может, погибнуть вместе со своим белым найтмером, но не даться им в лапы… Он едва подавлял в себе этот глупый и деструктивный порыв, наверное, целую минуту только и мог, что стоять столбом на одном месте, провоцируя своей неподвижностью и страдальческим выражением лица панику у несчастной Сесиль. В конце концов, Хайрам предпринял все те необходимые шаги, которых требовал от него здравый смысл. Генеральный конструктор проверил ворота ангара, убедившись, что они закрыты как следует (хотя внутреннее чувство жаждало напротив распахнуть их, выскочить наружу, обретя тем самым возможность видеть и понимать, а то и вырваться туда прямо на своей боевой машине), попытался вызвать по внутренней связи дежурного, так и не дождался там никакого ответа – и посадил на коммутатор мисс Круми: главным образом, чтобы ассистентка оказалась чем-то занята. Ллойд-Асплунд как раз прикидывал, стоит или нет ему при помощи своего оборудования повести открытую передачу в прямом радиоэфире с рассказом о случившемся и просьбой о подмоге, как у Сесиль неожиданно появился собеседник. Немного осипший, но, в общем, твёрдый голос призвал уважаемого генерального конструктора оставаться на своём месте и рассчитывать на скорее прибытие отряда, который возьмёт его под свою охрану. Хайрам посчитал, что подобные формулировки – просто дежурная фраза, небольшая доза вербального успокоительного: судя по тому, с каким жаром продолжалась невидимая перестрелка, сейчас у защищающих комплекс сил есть дела поважнее. И ошибся – солдаты появились спустя всего пару минут. Отделение из восьми человек возникло посреди ангара буквально из-под земли – вероятно воспользовавшись какими-то техническими коммуникациями, командир бодро отрапортовал Ллойд-Асплунду о террористической угрозе, настоятельно попросил графа закрыться до поры в лаборатории, а после начал деятельно отдавать распоряжения своим людям относительно организации обороны. К счастью – уже избыточные: в этот же самый момент звуки боя начали смещаться и явственно затихать. Через каких-то пять минут, или около того всё окончилось. А ещё немного погодя, примерно через четверть часа, к Хайраму явился Уильям Бартли собственной персоной. Несмотря на то, что адмирал был совершенно лыс, в отношении его облика хотелось употребить слово «всклокоченный». Если обычно дородная и массивная фигура Бартли буквально воплощала в себе надёжность – настолько крепкую, что она могла позволить себе даже некоторую долю расслабленности и сибаритства, вроде как символический Джон Булль с известного плаката, то сейчас начальник Центра оставлял по себе совершенно иное впечатление. Он был бледен, одежда, хотя, конечно, едва ли пропорции адмирала могли существенно измениться за время атаки, как бы ни был силён стресс, странным образом висела на нём и казалась мешковатой. Главное же – Бартли суетливо спешил, что совершенно не вязалось с его реноме и положением. Конечно, у генерального конструктора существовало уже предубеждение против адмирала, он не был вполне объективен. Тем не менее, Хайрам, даже если абстрагироваться от вчерашней острой дискуссии с Бартли по поводу Сузаку Куруруги, всё равно испытывал бы сейчас досаду и неприязнь к нему хотя бы от того, что не мог взять в толк что же собеседнику, в конце концов, нужно!? Адмирал – причём торопясь, спеша очевидно и явно, продолжал говорить Ллойд-Асплунду абсолютно бессодержательные банальности. Пожалуй, он походил на актёра театра, забывшего текст, и забивающего паузу в ожидании, когда придёт черёд продолжать следующему герою пьесы. Упомянув террористов, Бартли не сказал ничего ни о том, кем они были, ограничившись самой общей фразой из всех возможных – «боевики-одиннадцатые», ни о том, в каком числе они нанесли свой удар, и как так вышло, что им, судя по всему, сопутствовал-таки успех – по крайней мере, первоначально. «Ситуация нормализовалась» - благодарю, адмирал, без вас никто бы об этом не догадался. «Мы уверенно контролируем положение на всей территории комплекса», «вы можете ни о чём не беспокоиться», «будет проведено тщательное расследование инцидента и приняты все надлежащие меры предосторожности» - генеральный конструктор выслушивал такую и подобную ей казённую чепуху, и в итоге вместо того, чтобы проникаться уверенностью и спокойствием – ведь эти же чувства теоретически должны внушать все эти глубокомысленные формулировки, только заражался всё сильнее с каждой минутой нервозностью Бартли. Хайрам допускал, что адмирал сам ещё мало что знает толком и наверняка. Но какого чёрта он тогда тратит здесь своё время!? Ну… Что же тебе надо!? На самом деле вся беседа продлилась не так уж долго – наверное, минут десять, а то и меньше. Лишь под самый конец её до Ллойд-Асплунда дошло, что адмирал должен прямо сейчас покинуть на какое-то время Центр, сохраняет на время своего отсутствия режим повышенной готовности, предполагающий, в том числе, присутствие дополнительной охраны непосредственно на объектах – и именно потому просит генерального конструктора проявить понимание и терпение. И только когда Бартли уже отбыл восвояси, возвращаясь мысленно к прошедшему разговору, Хайрам внезапно осознал, что в словоизвержении собеседника имелся-таки свой осмысленный лейтмотив, причём даже несколько раз повторенный. Адмирал подчёркивал, что террористы всегда стремятся посеять панику – это одна из основных и неизменных их целей – и ни в коем случае нельзя им здесь, пусть даже ненамеренно, посодействовать. Непроверенная и неполная информация способна лишь увеличить неразбериху. Так что в этой связи Бартли счёл необходимым наложить запрет – разумеется, временный, не только на перемещение по территории комплекса, но и вообще на любые виды контактов с внешним миром – вплоть до того момента, как будет выстроена хотя бы приблизительная цельная картина происшедшего. Безопасность как самого графа Ллойд-Асплунда, а также его детища обеспечена в полном объёме, а потому нет необходимости обращаться за поддержкой к кому-либо извне. Естественно после завершения первого этапа антитеррористической операции Центр составит и направит подробные отчёты всем заинтересованным в судьбе генерального конструктора людям и ведомствам… Стоит отдать адмиралу должное: Бартли исключительно умело вплёл по-настоящему важные вещи в общую ткань своей некритично воспринимаемой официально-пустопорожней абракадабры, так ясно понял Хайрама, который, сталкиваясь с чем-то подобным, стремительно фокусируется на собственных раздумьях, что его номер едва не сработал. Ллойд-Асплунд оказался почти готов подчиниться, не помещая аргументы начальника комплекса под лупу скепсиса и критики. А между тем адмирал – почти наверняка превышая полномочия – своим категорическим требованием не позволяет генеральному конструктору доложить о случившемся в Центре ни Грею в Управление, ни, что важнее, даже принцу Шнайзелю до тех пор, пока у него самого не будет готовой версии событий. Той, надо полагать, которая устроит – и прикроет самого Бартли. Вот вам и подспудно ощущаемое желание адмирала поскорее убраться из ангара Хайрама, невзирая на которое он всё продолжал «лить воду»! Бартли необходимо было «обработать» Хайрама, чтобы тот не предпринял в его отсутствие потенциально опасных шагов. Но сделать это надо было так, чтобы Ллойд-Асплунд не почувствовал подвоха. Хм! Нет, сэр, попробуйте из кого-то другого сделать дурака! Но что если пойти дальше..? Ум генерального конструктора принялся трудиться не переставая. Его личные наблюдения не оставляли сомнений – у адмирала есть какие-то тайные мотивы, фальшь в поведении, свидетельствующая о том, что он что-то скрывает. Остаётся только отыскать правильную интерпретацию… Куда и для чего вообще Бартли с эдакой поспешностью уехал из подведомственного учреждения? Лично организовывает преследование боевиков? Этим должен заниматься кто угодно, только не адмирал лично! Напротив, его прямая обязанность как старшего офицера Центра оставаться сейчас на своём посту. Бартли волнуется, боится… В сознании Хайрама стремительно росла и укреплялась гипотеза. Всё ещё нуждающаяся в дополнительном подтверждении, не доказанная вполне, однако стройная и обладающая тем качеством, которое отличает всякую хорошую теорию – объяснительной силой. …А что у нас с предсказательной? Ну ка попробуем! - Сесиль! - Да, сэр? - У вас ведь есть мобильный телефон, не так ли? Наберите с него сейчас – неважно по какому номеру, кому угодно! Только поскорее. - Ммм… Пожалуйста. Только я не понимаю… - Не важно. Просто сделайте то, о чём вас просят! - …Простите, сэр, но у меня получится. - Почему же? - Нет связи. Сеть… - Благодарю вас, мисс Круми! Спасибо! Большое спасибо! Сесиль ещё отвечала что-то удивлённо Ллойд-Асплунду, но тот уже бегом нёсся к Ланселоту, чуть не упав с лесенки, забрался в кабину, запустил мотор найтмера, запитал все системы и… дрожащими пальцами попытался подключиться к одной из известных ему армейских частот. Затем – к другой. …Да! Всё так, как он и предполагал! Тут – скрежет. Там – белый шум. Целенаправленно глушатся, причём с использованием весьма солидной техники, все виды связи. У генерального конструктора отпали последние сомнения. Предусмотрительный адмирал решил обезопасить себя при помощи того, что надёжнее любых фраз и всякого убеждения. При этом самого Хайрама как такового он не боится. Что ж, очень хорошо… Внутри у графа Ллойд-Асплунда окончательно вызрела решимость, а с нею возник и план – простой, как яйцо, однако, надо думать, вполне действенный. Нужно только дождаться возвращения Бартли, чтобы начать многообещающий эксперимент. Время шло, минута за минутой каплей срывалась в бесконечность вечности, однако генеральный конструктор оставался совершенно спокоен, почти умиротворён. Кто угодно другой испугался, не решился, постеснялся бы переходить в такую атаку, как та, что задумал Ллойд-Асплунд, не имея на руках однозначных твёрдых улик. Любой. Но только не он сам! Достаточно рациональный, чтобы понимать – в действительности то нет как раз никакого риска. Ошибка не стоит ничего. Не возымеет никаких последствий. Она затронет одну лишь репутацию, а тут… Хайрам, хотя и предпочитавший неизменно индивидуальный труд командной работе, не испытывал к прочим представителям вида Homo Sapiens неприязни либо, тем более, страха, не страдал социофобией. В коллективе учёных или инженеров генеральный конструктор Управления перспективных разработок мог досадовать на ограниченность коллег, их неспособность сразу же распознавать то, что для самого генерального конструктора представлялось очевидной ошибкой, или тупиком, нерасторопность мысли, из-за которой он не мог держать свой привычный темп. Неприятно, однако, вполне терпимо. Кооперация приносит свою выгоду – это известно даже самым примитивным из стайных хищников. То же справедливо для общества и цивилизации вообще. Учёный, существующий в отрыве от человечества, с его возможностями, достижениями, а отчасти и потребностями, обречён на деградацию, повторение давно уже пройденного. Социум… Бывают интересные, полезные, приятные люди. Однако мало кто другой на свете придаёт столь же мало веса претенциозной абстракции, известной под именем «общественного мнения» - далекой и от истины, и от добродетели, и, порою, даже от элементарной логики, как граф Хайрам Ллойд-Асплунд. Адмирал вновь появился в своей вотчине спустя полтора часа – и пропустить этот момент было невозможно: весь Центр разом пришёл в движение. Генеральный конструктор застал Бартли на улице, когда прямо мимо него проезжало куда-то, деловито урча моторами, два бронетранспортёра. - Адмирал, можно вас на пару слов? - При всём уважении, граф, но вы же видите, что я занят. Это не может немного подождать? - И да, и нет… Видите ли, речь идёт о вашем маленьком секрете. Я вполне могу не беспокоить вас до того самого момента, когда вы всё-таки окажетесь вынуждены восстановить нормальную связь – вот только дальше вам придётся беседовать уже с совсем другими людьми. Например, премьер-министром… - Что вы имеете в виду!? – Бартли едва выговорил свой вопрос сдавленным и глухим голосом. Его лицо разом окаменело, будто его свело судорогой, - Я не понимаю вас, господин Ллойд-Асплунд. - Хорошо. Мне не трудно проговорить всё вслух. Вы, адмирал, проводили на базе Центра свои собственные исследования. Несанкционированные и без ведома вашего непосредственного начальства. При этом вы пользовались покровительством генерал-губернатора Его Высочества Кловиса, с которым поддерживали непрерывный неофициальный контакт. Но теперь, когда результаты работы оказались похищены, вы попали в весьма затруднительное положение и… - Достаточно! Замолчите! – Бартли казался слегка позеленевшим от нервного напряжения и злости, - Как ты узнал? - О, так я был прав! – воскликнул Хайрам весело. Он не удивился бы, если б адмирала не сходя с места сразил инфаркт, или оторвался бы тромб. - Наглец! – Бартли сжал кулаки и немного пригнулся, как боксёр в стойке – впрочем, с учётом его комплекции, нельзя исключать, что это не совпадение, а самый настоящий рефлекс, эхо спортивного прошлого. Адмиралу явно хотелось многое высказать генеральному конструктору, но Ллойд-Асплунд, отчасти опасаясь того, что Бартли может распалиться до рукоприкладства, поспешил вновь вернуть собеседника к сути. Кроме того, Хайрам пришёл к ещё одному свежему умозаключению. Ведь адмирал, как ему ни солоно, умудрился задать верный вопрос. Действительно, именно это для него сейчас должно быть важнее всего – и не только в случае с генеральным конструктором. Террористы били прицельно, то есть были хорошо информированы. Соответственно под носом Бартли в его вотчине существует какой-то источник, благодаря которому из Центра утекают сведения. Всё это означает, что у адмирала ещё больше поводов для волнения – и ему требуется более значительный временной резерв, чтобы провести собственное расследование. - Ты зашёл слишком далеко. То, что вы, адмирал, и принц Кловис прятали, украдено террористами. Сама по себе задача возвращения утраченного не составляет большой сложности, но вы хотите выявить их сообщников... В этот самый момент Хайрам заметил приближающуюся мисс Круми – и не смог отказать себе в удовольствии ещё раз чуть-чуть подразнить гусей. Если Бартли уже подозревал к моменту прибытия Ллойд-Асплунда, что среди его людей есть крот, то у адмирала были, стоит признать, основания испытывать острое недовольство из-за присутствия генерального конструктора, путающего все карты. Но даже доводы логики оказались бессильны испортить Хайраму удовлетворение от своего торжества и смягчить его жажду мести. - Поздравляю, Сесиль, ты прекрасно всё угадала! – произнёс Хайрам, оборачиваясь. Тон его стал явственно дурашливым. К чести своей мисс Круми довольно быстро сориентировалась в обстановке, при том, что приближаясь, он могла слышать лишь обрывки разговора. Генеральный конструктор даже испытал некоторую гордость за свою ассистентку и её интеллект. - Нет, я только говорила… Тем временем адмирал несколько оправился и предпочёл незамедлительно взять быка за рога. - И чего же вы хотите за ваше молчание? - Очевидно, Бартли понимал – если бы Ллойд-Асплунду от него ничего не требовалось, то он либо вовсе остался индифферентным ко всей этой истории, как бы специфически она ни пахла, либо нашёл способ донести кому-нибудь в Метрополии без предупреждений и прелюдий. Хайрам не сомневался, что адмирал теперь у него в кармане. Пожалуй, с Бартли станется предложить ему материальную награду в обмен на то, что граф пообещает держать язык за зубами. Или, если адмирал проявит себя человеком более тонким – тайком передать генеральному конструктору разработки местных специалистов, чтобы тот смог в дальнейшем обнародовать их от своего имени. Ллойд-Аспулнд, впрочем, совершенно не интересовался чем-либо в таком роде. Весь этот своеобразный шантаж преследовал строго единственную цель – и именно об этом Хайрам собирался попросить Уильяма Бартли: дать ему остро и сугубо практически необходимую свободу. Генеральный конструктор уже открыл было рот, однако в последний момент его одолело любопытство. Он, хотя и сумел убедить оппонента в обратно, на деле поразительно мало знает, что именно выступает макгаффином во всей этой истории. Над чем трудился на свой страх и риск адмирал – и что в итоге досталось террористам? Ллойд-Асплунд решил получить больше информации. Вот только как именно сформулировать свои пожелания, чтобы адмирал согласился – и в то же время не догадался насколько плохо в действительности граф осведомлен..? К счастью, подходящий вариант отыскался довольно быстро. - О, самую малость, - сказал Хайрам, слегка наклонившись, чтобы заглядывать Бартли в глаза - мы хотим помочь вам в исследованиях. Получить данные. Было заметно, что адмирал колеблется. И тут вдруг внезапно Сесиль, которую, как видно, генеральный конструктор несколько переоценил, рубанула сплеча: - И что это за штука, которую украли. - Химическое оружие. Короче говоря, ядовитый газ. Это было достаточно любопытно. И сама новость, и то, что Бартли решил сознаться. Однако теперь Ллойд-Асплунду было важно добиться главного, пока ещё не замылился вопрос о вознаграждении: - И ещё. Те ограничения, которые вы наложили на нас, должны исчезнуть. Беспрепятственный вход и выход с территории комплекса – в какое угодно время, с любым оборудованием. Для всех людей, на которых я укажу. …Не волнуйтесь. Если не произойдёт ничего чрезвычайного, то это будет один-единственный человек – уже известный вам рядовой Сузаку Куруруги. Я со своей стороны гарантирую, что через восемь суток все гости покинут Центр, предварительно подтвердив в бумагах любую удобную вам концепцию сегодняшнего нападения. - …Хорошо. По рукам, граф. …Мне говорили, что в отличие от лорда Эшфорда, вы не играете в политику. Что ж, если это и так, в самом деле, то явно от нежелания, а не по причине неумения… Мне нужно идти, господин генеральный конструктор. Идёт контртеррористическая операция в районе гетто Синдзюку. Принц, как вы понимаете, в сложившихся условиях имеет глубокую заинтересованность в её успехе, так что принимает личное участие в войсковой операции. Мне надлежит находиться рядом с ним. Я и приехал то сюда только чтобы проверить… Мммда… До свидания, граф. По возвращении я отдам все нужные распоряжения на счёт этого жалованного, а вы с этой минуты вольны в своих перемещениях. С тем адмирал и ушёл. Хайрам же остался с ощущением настоящего праздника. Он торжествовал успех! Вот только, как оказалось, преждевременно. То самое «чрезвычайное», которое Ллойд-Асплунд упомянул исключительно для проформы, действительно происходило буквально в эти самые минуты…

***

Генеральный конструктор не хотел дожидаться Бартли. Вообще в нём, точно у зверя, очнувшегося после спячки, кипела жажда жизни и деятельности. Несколько часов разницы казались ему имеющими принципиальное значение. И, в первую очередь, зачем вообще упускать возможность, если она есть? Хайрам желал встретиться со своей «живой деталью» сегодня же! По счастью адмирал то ли успел отдать приказ о восстановлении связи, то ли изначальный запрет имел чёткий лимит по времени и утратил силу сам собой, когда начальник испытательного центра не стал его продлять. Так или иначе, как только контакты со внешним миром возобновились, Сесиль Круми получила поручение ещё раз позвонить в часть, обратиться к прежнему командиру Сузаку Куруруги и попросить разрешения забрать его незамедлительно. Ллойд-Асплунд заметил необычное выражение лица помощницы – смущенное и одновременно куда более испуганное, чем во время атаки боевиков с их пальбой. А после… Новость, которую сбивчиво пересказала ему Сесиль едва укладывалась у генерального конструктора в голове. Оказалось, что подразделение рядового Куруруги задействовано в боевой операции! Да, прямо посреди пригородов столицы колониальной зоны! В той самой облаве, затеянной Кловисом и Бартли! Подобное совпадение казалось немыслимым. По большому счёту мисс Круми оказалось не с кем общаться по поводу Куруруги Сузаку. Все офицеры, обладающие полномочиями для принятия решений, находятся на передовой! Подстёгиваемая Хайрамом, его ассистентка проявила настойчивость – и в итоге, хотя трубку на том конце положили всё равно, ей обещали выяснить всё необходимое в ближайшее время и перезвонить позже. Вновь, как недавно в ожидании собственного выступления, граф Ллойд-Асплунд ходил туда и сюда, то и дело поглядывал на сидящую на телефоне Сесиль. Ничего… Ничего… Ничего… Звонок! Лицо мисс Круми вытягивается во время разговора. - Ну, что там? Что!? - Сэр, они… они подтверждают, что рядовой Куруруги наш, но говорят, что… он при смерти в результате ранения. - Что!!? Ну, нет, так не пойдёт! Быть не может! Только не теперь! Я не допущу! Мы едем туда, немедленно! …Лучших врачей, я дам любые разработки, я сам оперировать буду, но он мне нужен живым! Генеральный конструктор понятия не имел, как именно и под каким предлогом станет прорываться буквально в зону боевых действий, что станет говорить медикам. Наскоро возник замысел сколь смелый, столь же и дурацкий: адмирал же согласился принять помощь Хайрама в исследованиях, так? Это можно прочитать и в обратном направлении, интерпретировать, как право Ллойд-Асплунда участвовать в тех предприятиях, где Бартли играет роль организатора. Генеральный конструктору прикатит непосредственно на место действия вместе с Ланселотом, да потребует от адмирала возможность провести для найтмера, так сказать, натурный тест на живых мишенях. И не важно, что Бартли дар речи потеряет от возмущения, плевать, что Хайрама, конечно, пошлют в итоге к чёрту военные-профессионалы. Время надо выиграть любой ценой и способом! Пока суд да дело, Ллойд-Асплунд успеет отыскать Сузаку Куруруги и принять меры для его спасения. А уж если генерал-губернатор проявит интерес к машине… …Что за младенческий лепет? Строжайшая честность, хотя бы перед самим собой – обязательный атрибут для учёного. Тотально всё, что генеральный конструктор выдумал только что, шито белыми нитками. Вообще, пожалуй, наиболее рациональным выбором для Хайрама вместо этой авантюры стал бы поиск альтернативы рядовому Куруруги… Однако Ллойд-Асплунд распалился не на шутку. Конечно гипотетическое личное участие в качестве хирурга – это фигура речи. Но уже совершенно серьёзно создатель Ланселота начал буквально на ходу обдумывать возможные технические ухищрения, способные помочь вытащить человека с того света. На всём этом была печать отчаяния и одновременно типичного для конструктора упрямства. Спасти мальчишку и хоть бы что! Хотя вполне очевидно – если положение столь серьёзно, то вероятность эффективно совместить этого Куруруги с Ланселотом исчезающее уменьшается. Перегрузки. Непредвиденные аварии и неполадки – а от «детских болезней» в новой сложной технике деться никуда нельзя, хотя бы на чертежах всё было идеально и гармонично. Нервное напряжение, наконец. Под воздействием негативных факторов последствия ранения обязательно скажутся и… Это то же самое, что использовать конструкционный элемент с уже проявившейся усталостью металла, или заведомо известным дефектом. С такой живой деталью выиграть пари не выйдет. Впрочем как раз краткосрочная нагрузка… А, к чёрту! - Мне нужно знать, куда положили рядового Куруруги Сузаку. Прямо сейчас. Вам понятно, Сесиль? Как только узнаете – едем немедленно! - Вы уве… будет сделано, сэр! И вот, после адской работы, в которой доктор Ллойд-Асплунд, из последних старался не лезть под руку доброму десятку врачей, мобилизованных с его подачи бороться за жизнь рядового жалованного, можно было вздохнуть спокойно: - Жив! – кратко сообщил Хайрам Сесиль. А мысленно прибавил: и пусть он только попробует теперь не подойти к машине! - Что с ним? – с чувством спросила сердобольная мисс Круми. - Должен вскоре очнуться, а там ещё немного - и сможет начать овладевать Ланселотом. Вас дезориентировали, дело оказалось не так плохо, как выглядело. Хотя без нашего вмешательства и тех профессионалов, которых удалось выбить… Одним словом, хоть я и очень не люблю признавать подобное, но здесь перед нами выдающийся пример чистого везения. - Позвольте, я, кажется, слышу стон! - Вот как? Что-то рано! Он должен был пролежать в беспамятстве ещё часа три. Чтобы эффект наркоза ушёл так быстро… Выносливый, видимо. Это хорошо, в Ланселоте всё обязано работать надёжно! - Пойдёмте! Пойдёмте к нему! - Не торопитесь, - на самом деле Хайрам сказал это скорее самому себе. Во-первых, Сесиль всё равно так просто не остановишь. А во-вторых Ллойд-Асплунд упорно пытался усилием воли убрать стоящие перед мысленным взором картины предстоящего триумфа. Ничего ещё не решено. Совсем! Ну же, рациональный, научный ум! Спокойствие… Может всё ещё окажется зря… Однако войдя в палату, увидев, наконец, близко этого перебинтованного паренька со взъерошенным волосами, Хайрам стал как-то стесняться даже мысленно сомневаться в произошедшем удивительном спасении, считать его бесполезным. - Боже, какой у него вид! – из глаз Сесиль, кажется, были готовы политься слёзы, так что она быстро отвернулась. Нет ничего более нелепого, чем человеческие чувства! Одна сплошная химия, сообщающиеся сосуды. Раз в кровь было выброшено известное количество гормонов, то организму придётся их определённым образом “погасить” в виде реакций, или эмоций. Хайраму уже давно виделось в этом покушение на свободу рассудка со стороны телесного “обеспечивающего аппарата”. Назло всей этой дешевой сентиментальности, доктор Ллойд-Асплунд хотел было обратиться к потенциальному пилоту строго и сурово, но в последний момент решил, что лучше будет сыронизировать. Заодно посмотрим, как ты реагируешь на раздражители – это важно. - Да уж… Паршивый у тебя денёк, правда? Профукал свой шанс отправиться на небеса, рядовой Куруруги? Произнося эти слова, глядя в глаза юноши (мальчиком его называть почему-то больше не хотелось) доктор Хайрам Ллойд-Асплунд, хотя это было абсолютно антинаучно, ни на чём не основано – просто голая спекуляция, сделался твёрдо убеждён: он выиграет пари!