Уродливо

***

       — Не стоит — Хёджон поднимает на Хвитека чуть вопросительный взгляд, но старший ничуть не тушуясь кивает в сторону разложенных по столу фотографий. Идон непонимающе выгибает бровь, не видя ни причин, ни подвохов, а Хвитек все так же невозмутимо продолжает, чуть упираясь бедрами о край стола, плечи его расслаблены а взгляд задумчив, словно знает он что-то пугающе страшное, ужасающую тайну, которую пока что думает, раскрывать ли — Её зовут Хёна, знаешь? — и предупреждая дальнейшие вопросы добавляет то, что заставляет Хёджона недовольно нахмурится — Она тебе не по зубам, парень, потом больно будет.        Кажется что с этого момента что-то в жизни Хёджона и пошло не так.

***

       — У неё есть то, что мне необходимо        — Значит забудь, но не ввязывайся — уловив недоверчивый взгляд, Хвитек вытаскивает руку из кармана и как-то излишне устало массирует себе виски. — Хёджон, послушай своего хёна хоть раз, ладно? — Ким кивает, про себя решая, что нихрена не ладно, но спорить с Ли как-то слишком лень. Уловив периферией зрения лёгкий кивок, Хвитек кивает вслед, но не успокаивается.        Хёджон чувствует начало чего-то нового. Хвитек — начало конца.

***

       Сейчас, вспоминая тот разговор, Хёджону хочется смеяться истерично, потому что к хёну хоть раз за жизнь и правда стоило бы прислушаться, но какая сейчас уже разница. У таких как они пути назад никогда не было, а потому Ким закрывает глаза, в голове у себя рисуя её уже почти родные черты. Сожалеет, насколько может, но при этом сердце его остаётся холодным, а разум трезвым.        Воспоминания патокой растекаются по сознанию и это одновременно настолько приятно, что хочется закатить глаза от блаженства и настолько пугающе, что мороз распространяется по коже вместе с тонкой корочкой льда.

Ким Хён-а        Имя это теперь не только на кончике языка горчит, но и на сердце свои невесомые отпечатки оставляет. Сейчас, когда листы календаря стремительно, словно поезда-ласточки, приближаются к тринадцатому сентября, Хёджон как никогда ярко ощущает на себе тяжесть тех цепей, в которых по собственной самоуверенности запутался. Потерялся без права на выход.        Сейчас, лёжа на смятой кровати с зажатой меж пальцев сигаретой, Хёджон наконец понимает, насколько же сильно пропал. Словно страницы книги или покадровая перемотка, в голове его назад проносятся моменты прошлого. Тех самых дней, что разрушили покой, сломали привычный уклад жизни, перевернули все границы дозволенного с ног на голову и впервые за почти десять лет, заставили плакать. Беззвучно, скупо, почти без слёз, но плакать.        Тлеющий огонек сигареты подбирается все ближе к пальцам, Идон чувствует его тепло, но ничего не предпринимает, лишь смотрит, как в полумраке комнаты, одинокая струйка дыма неторопливыми витками устремляется в натяжной потолок.        Экран телефона, с выставленной на нем минимальной яркостью, противным ярким пятном высвечивается где-то на периферии, но Хёнджон не спешит брать его в руки, лишь выпускает окурок из ослабленных переживаниями и недосыпом пальцев, закрывая глаза, чтобы не видеть ничего.        Не помогает, и под закрытыми веками чётко вырисовывается её тонкая открытая талия и печальные глаза с усталой поволокой. Её объёмные ресницы и серебряные браслеты на запястьях. За прошедший месяц, он видел её разной, он узнал о ней многое, он был глупцом, несмотря на то, что ему было почти двадцать шесть.        Был наивен, самоуверен. Но быстро устал, потому что к правде оказался совсем не готов.        Слаб…

***

5 августа        Хёджон просыпается слишком рано. Он прикрывает глаза, лениво наблюдая за неторопливой сменой цифр на экране электронных часов.        Он мечтает о кружке кофе и конце света, потому что жить немного слишком утомительно. Утром встать. Вечером лечь. Днём работа. В не ясном промежутке, ударная доза кофеина. Ночью, ради разнообразия, найти кого-нибудь на ночь.        Первым делом, Хёджон проверяет телефон, вторым, идёт искать в куче грязной посуды турку. Ещё с прошлого раза, она пахнет гарью и покрыта коркой засохшего убежавшего кофе. Парень вздыхает, откидывая от себя безнадежно испорченную вещь и роется в ящиках в поисках банки растворимого. Не находит, подводит итог — день испорчен. Все очень просто и муторно. Не зная чем занять освободившиеся семь минут, Хёджон вновь проверяет телефон, но на этот раз тщательнее, он заходит в твиттер, листает ленту инстаграма, но не находит ничего интересного.        Из-за поднявшегося ветра в окно стучат аккуратные, пышущие жизнью ветки деревьев, но Идон не обращает на них внимания, покидая кухню. Он одевается, перед этим придирчиво рассматривая несколько чёрных, абсолютно одинаковых водолазок. Во внутреннем кармане куртки прячет пистолет, сначала, хочет попытаться найти и шокер, но довольно быстро бросает бесполезную затею.        Лениво.        Не глядя в зеркало, пальцами небрежно зачёсывает чёлку назад, чтобы не мешалась, вяло думает, что в ближайшее время её было бы не плохо обрезать к чертям. На редкость бесполезная головная боль.        Покидает комнату и ещё несколько мгновений задумчиво стоит в коридоре, пытаясь вспомнить, включал ли он сегодня газ и выключил ли свет.        Из квартиры выходит вальяжно, держа руки в карманах. Ловит такси и просит отвезти его на пристань.        В машине, несмотря на попытки дружелюбного пожилого таксиста, молчит. Музыка ему не нравится, слишком громкая. Пейзаж угнетает, однообразный. Восходящее солнце слепит глаза слишком сильно, а потому настроение его опускается все ниже и ниже, куда-то в пучины беспросветного мрака.        До пригорода ехали довольно долго, таксист ворчал на пробки себе под нос, Хёджон не слушал. Мысли его витали далеко, где-то около бренности бытия. Почти всю дорогу Идон незаинтересованно смотрел куда-то в окно сквозь полуприкрытые веки, но перед собой ничего не видел, не пытаясь сосредоточиться на чём либо. Картинки пролетали расплывчато и как-то вскольз. Пальцами Хёджон отбивал тихий, одному ему известный мотив, выражая тем самым уровень своего унылого недовольства.        — Приехали, господин. — не сразу понимая, что обращались к нему, Хёджон расплачивается, не прощаясь. Он вылезает из машины небрежно хлопая дверью и неторопливо бредёт вперёд. По звуку отъезжающей прочь машины, Ким понимает, что водитель остался клиентом крайне недоволен, но не заостряя на этом внимания, продолжает путь к старой телефонной будке, которую в свое время забыли снести из-за удаленности от центра и общего запустения района.        Внутри, сверяется с часами и принимает звонок ровно в 7:42        — Позывной?        — Идон        — Принадлежность?        — pentagon        — Код подтверждения        — 502508×07, Дуджун, прекращай, мы знакомы уже лет десять и ты прекрасно узнаешь меня по голосу.        — Твоё задание в четвертом хранилище, чёрный конверт — и прежде чем бросить трубку — о, и на счёт нашего знакомства, всего семь.        Хёджон со вздохом облокачивается плечом о грязное стекло будки, напрягая память, в попытках вспомнить каким номером какое хранилище обозначается, потому что порой у организации излишне серьезная страховка данных. Всё равно серьезных соперников у них не появлялось уже где-то лет пять. Быть может, Идон слишком беспечен, но он правда считает, что протоколом зачастую можно и пренебречь.        Благо в этот раз хранилище находится не так далеко от «командного пункта» и Хёджон может позволить себе дойти до него пешком. Несмотря на то, что Ким категорически против слепящего солнца и свежего воздуха, это все же лучше, чем перспектива в очередной раз терпеть общество кого-нибудь раздражающего.        Под заливистые птичьи трели Идон неторопливо шагает по тротуару, изредка, его обгоняют одинокие машины, летящие в неизвестную даль центра Сеула, возможно, на работу, возможно, учебу. А быть может больницу или просто встретиться с кем-то.        Дойдя до места, Идон перелезает через забор на территорию частного, давно забытого дома, а там из почтового ящика достаёт долгожданный конверт.

***

       — Что тебе может быть от неё нужно? — Хёджон неоднозначно пожимает плечами.        — Она украла у организации какую-то флэшку, что тебе известно?        — Джон, я серьезно, откажись, не твое это        — Хён, — с каждой секундой этого бесполезного спора Хёджон все сильнее хочет уйти, а заодно, по-детски но заслуженно устроить Хвитеку бойкот. Он со своей ненужной опекой уже в печёнке сидит. — Что тебе известно? — Ли цокает языком. Когда он начинает говорить, тон его недовольный, а брови нахмурены.        — Не так много. Была одним из лучших наших агентов, но после смерти напарника отошла от дел. Мы не были с ней знакомы.        — Значит девчонка слилась в тот момент, когда помер её защитник? — Хёджон расслабленно откидывается на спинку кресла. — Не вижу для себя абсолютно никаких проблем.

***

7 августа        — Это был 2014 — Ильхун задумчиво ставит свой коктейль на стол, чтобы бездумно бултыхать его трубочкой по ходу рассказа — В тот год ещё kara вернулись с day and night... Помню, Хёна была уже довольно известна, но явно несчастна. Знаешь, есть люди, от которых прямо веет чем-то замогильным. Мы никогда не говорили по душам, поэтому я едва ли могу предположить что либо. Известна… Но очень зависима. С бутылки начиналось каждое утро, я помню как-то, она сильно опоздала, и я, не дождавшись, завалился в ее комнату в отеле, Хёна буквально не могла встать, и с тех пор мы ночевали вместе — сидящий рядом Идон хмыкает высокомерно, но молчит, не отвлекая от рассказа — Понимаешь, несмотря на то, что мы были плохо знакомы, мне всегда хотелось позаботится о ней. Было очень страшно оставлять её одну, у меня постоянно возникало ощущение, словно она быстрее прострелит себе голову, чем уснёт в пустой постели. Когда мы впервые встретились, она была сильно пьяна. На ней было что-то типа кружевной ночнушки без лифчика, и я прекрасно видел, как торчали её соски. Был поздний вечер, она сидела у барной стойки, а мужчины вились вокруг, словно она была центром торнадо, хотя знаешь, мне кажется, что отчасти так и было. Вокруг неë постоянно что-то рушилось или кто-то умирал. Я вряд ли смогу объяснить это ощущение, да и пытаться, если честно, не хочу. Просто знай, вещь, которую Хёна умеет лучше всего — приносить несчастья.        — В чём заключалась цель вашего задания?       — Мы должны были устранить одного человека, вроде бы он был политиком, сложно сказать. До того как завязать я слишком часто занимался чем либо подобным, а всё разве ж упомнишь? — Ильхун вздыхает, отодвигая стакан в сторону — С первого взгляда мне показалось, что она слишком капризная, избалованная, безбашеная, но это была лишь манипуляция. Хёна однажды призналась мне, что любит казаться хуже, чем есть на самом деле, любит, когда от неё ничего не ждут. С какой-то стороны, это наверное правильно. Я тоже считаю, что чем меньше ответственности, тем меньше головной боли, но я бы как она никогда не смог. Понимаешь, Хёна как никто умела кружить людям головы. Её любили, её хотели. Стоило ей поманить пальцем и все верили. — Хёджон хмурится.        — Думаешь где она может быть сейчас?        — Сейчас? — Ильхун отмахивается, словно тема разговора внезапно стала ему неприятна — Надеюсь, что подальше от всего этого дерьма, и тебе бы лучше тоже оказаться подальше, Идон. Я не хочу говорить больше — он встаёт, из-за чего стул его со скрипом отъезжает назад — Будем считать, что я отдал Хвитеку долг, так и передай.        — Мы ещё не закончили, сядь.        — Нет, Идон, мы закончили ещё тогда, когда ты отказался слушать, всего хорошего.

***

       Хвитек от этих слов явно злится        — Ты не видишь потому, что не хочешь думать,        — Я не вижу проблем потому, что в состоянии справиться с безоружной женщиной, Хён.

***

10 августа        — Без малейшего понятия, где он, прости, парень, но я Джебому не нянька, чтобы сопли подтирать или следить за тем когда и во сколько он возвращается домой, скажу тебе больше, я не слежу даже за тем, есть ли у него этот дом. Кстати, ты помнишь, взрывчатку такого типа как обезвреживать? — Хёджон закатывает глаза, потому что заинтересованности в Дуджуне меньше, чем в Хвитеке смелости или сантиметров в той терьере.        — Хён, подключи связи, включи логическое мышление, дай мне хоть что-то, вы же были знакомы раньше, мне необходимо поговорить с ним.        — Разве? Ну и зачем тебе?        — Он располагает необходимой мне информацией. — Дуджун хмурится.        — Даже предположить боюсь, откуда тебе это известно, в любом случае, расскажи подробнее, я не собираюсь принимать необдуманных решений, ты же знаешь, что это сильно чревато.        — Ещё немного и я подумаю, что ты не доверяешь мне        — И окажешься прав, потому что я не доверяю никому, рассказывай давай. — Несколько секунд Идон молчит, взвешивая ситуацию.        — Моё задание — Дуджун перебивает        — Расскажи по другому, косвенно, ты же помнишь, что мы не должны знать подобные вещи        — Хорошо. Меня интересует девушка, насколько я знаю, тебе она тоже должна быть знакома. Ее зовут Хёна — Дуджун понятливо мычит, какое-то время не говоря ничего конкретного.        — Тебя интересует trouble maker да?        — Что это?        — Команда, состоящая из Хёны и Хёнсына. Помню было это где-то году в пятнадцатом, Хёнсын был членом моей команды, но в тот раз ему поручили отдельное задание. Сущее самоубийство. Мы с парнями тогда закатили прощальную пьянку, обменялись жетонами на память. — словив вопросительный взгляд собеседника, Дуджун легкомысленно усмехается. — Знаешь как у армейский псов во времена войны на шеях, вместо ошейников, болтаются именные жетоны? Мы с парнями сделали себе что-то такое на память. Только они все были пустыми, ни иероглифов, ни цифр, ничего. Мы различали их по материалу. У меня был медный, у него бронзовый, у Чунхёна оловянный… Мы тогда не знали, да и откуда бы? Сам знаешь уровень нашей конспирации не шутки, но в напарницы ему дали её. Я как сейчас помню, всем отрядом провожали его до кабинета господина Хона. Она стояла у двери. На ней было короткое чёрное платье, туфли на среднем каблуке, все руки в серебряных браслетах. Взгляд её был таким равнодушным, что мне стало не по себе. Просто есть люди, от которых даже самым стойким не по себе становиться. — разобравшись со взрывчаткой, Дуджун ложится спиной на пол. Несмотря на нарочито расслабленную позу, лицо его сосредоточенно. Нахмурены брови, напряжены мышцы, глаза серьëзны. — Тогда, её ещё никто не воспринимал в серьёз. Не пойми меня неправильно. Мы были молоды, были лучшими. Но знаешь, что в этой истории самое удивительное? Они выжили. Вернулись с победой. Как Хёнсын потом рассказывал: "свое время под этим небом мы зубами выгрызли". Я не знаю, что происходило в кабинете господина Хона, как и не знаю, что происходило с ними после, но до сих пор помню ту неделю жгучего ожидания. Когда ждёшь у моря погоды так глупо и бесцельно, но помочь не можешь. Никак. Ты молод, тебе не понять пока.        — Я хотел услышать не это, хён. Мне не важно как ты с ней познакомился и что при этом чувствовал, это ты можешь рассказать мне как-нибудь позже, за чашкой кофе. — Дуджун усмехается        — Тебе нужно научится извлекать важную информацию из ничего, точно так же, как нужно научится правильно искать важное. Что для тебя важно сейчас? Зачем ты ищешь информацию о ней? — Идон хмурится, не совсем понимая суть вопроса.        — Она моя цель, я хочу понять, как она действует, на что способна, разве это непонятно?        — А разве для этого тебе не необходимо понять какой она человек? Иначе как ты можешь даже думать о том, чтобы предугадать еë действия.

***

12 августа — Да, кажется, я помню её — в голосе Юбин звучит доля задумчивости, но в целом она кажется довольно увереной — Мы с ней учились в средней школе вместе, пока она не пропала. Страшная, конечно, была история. Что сказать о ней? Даже не знаю. Была веселая, яркая, игривая, во многом дерзкая. Знаете, из тех девчонок, которых, если дёрнешь за косичку, останешься без рук. Она не боялась получить по лицу или испачкаться. Могла ввязаться в драку, ради, как по мне, надуманной благой цели. Гоняла на велосипеде без шлема и тормозов, а потому постоянно светила разодранными коленками. Жуть, конечно, нам с подругами она казалась довольно дикой. Зато с ней правда всегда было очень весело. Она мечтала стать певицей, хорошо готовила и заразительно смеялась. Жаль, что еë так и не нашли. Помню, когда она пропала, мы всей школой плакали.

***

15 августа        Идон снова проснулся рано. Возможно, что именно из-за этого у него так невыносимо сильно гудела голова. Часы показывали пять утра, проникающее сквозь плотно закрытые шторы солнце было слабым и блеклым. Примерно так же себя чувствовал и Хёджон.        В этот день Ким с трудом встал на ноги. Чувство опустошенности кружило голову, ему казалось, что этой ночью какой-то безумный учёный извлёк из его тела внутренности, вместо них, насыпав в его рот песка. Другим вариантом произошедшего могло быть то, что этой ночью, Хёджон, не помня этого, угодил в торнадо, где его изрезало на куски. Во всяком случае, он явно пережил мясорубку. Несмотря на головокружение и общую слабость, Идон, решив не изменять утренним традициям, выпил литровую кружку гадкого растворимого кофе, испорченная турка все ещё валялась в раковине.        Чтобы за зря не терять драгоценное время, Хёджон достает из внутреннего кармана куртки смятый конверт. Тот самый, что стал источником его проблем ещё на месяц вперёд.        Из конверта, он достаёт и раскладывает по столу несколько фотографий девушки. Такой разной, но вместе с этим слишком одинаковой. Вот на этой, у неё темно каштановые кудрявые волосы средней длины, она одета в черный топ и белые брюки. На этой, она коротко стриженная, блондинка С темными отросшими корнями и соблазнительным взглядом. А на этой уже длинноволосая брюнетка в туфлях на высоком каблуке.        Хёджон вздыхает, перечитывая текст письма. Имя, дата рождения, цель и крайний срок — тринадцатое сентября. Времени остаётся чуть меньше месяца и не сказать, что Хёджона это заботит... Но его заботит.        На письме, в левом нижнем углу, стоит небольшая красная точка — уровень важности. Идон невесело усмехается, проводя рукой по волосам. А потом встаёт со стула, чтобы сжечь письмо над унитазом. Смысла в нем больше никакого, сегодня Хёджон хочет отправится в главный штаб, чтобы попытаться выбить себе пропуск в архив. Если друзья отказываются помогать ему, то он справится сам.        Несмотря на царящее за окном лето, в архиве очень холодно, возможно, потому, что увядает уже... За плечами половина августа, начинаются дожди. Хёджон зачёсывает назад непослушную чёлку, которую обещает себе отрезать уже четвертый месяц, но не отрезает, и она растет себе спокойно, постоянно раздражая тем, что лезет в глаза. Как оказалось, у Хёны не было второго имени, она не боялась быть найденной, не хотела бежать. От осознания этого факта, Идон усмехается. Неужели и жить не хотела совсем? Или была настолько в себе уверенна?        Ким Хён-а попала в Cube пятого июля две тысячи пятнадцатого года. А уже шестого отправилась на свое первое задание в качестве подстраховки для одного из самых талантливых снайперов организации Чан Хёнсына.        Восьмого, они отправились на задание в Хвасун. Двадцатого участвовали в перестрелке в Сеуле. Первого сентября, в качестве подкрепления, участвовали в ограблении центрального банка Пусана. А спустя два года их отправили на спец задание в латинскую Америку. Со вздохом, Хёджон откладывает документы в сторону. Из Бразилии Хёна вернулась одна...

***

21 августа        — Не уверен        — Постарайся вспомнить, это Хёна, вы были знакомы с ней        — Это было так давно, что легче сказать в прошлой жизни — Донгон неловко улыбаясь, чешет затылок. Идон его хорошего настроения не разделяет.        — Для вас будет гораздо лучше, если вы будете сотрудничать со мной, сейчас.        — Что ж, тогда... — Донгон щурится хитро, суя руки в карманы — Есть ли у вас что-нибудь, что могло бы пробудить мои воспоминания? Всё таки прошло так много времени! Было бы странно помнить каждую девушку, которую встретил в течении жизни, правда ведь? — Хёджон негодующие сжимает зубы, мысленно выдыхая, чтобы успокоиться.        — И сколько вам необходимо чтобы вспомнить? — в ответ на это Донгон воодушевленно хмыкает        — Ну раз уж вы предложили сами, то я думаю мне хватит всего лишь двадцати пяти тысяч. Вы согласны?        Уже считая купюры, Донгон начинает свой неспешный рассказ.        — Когда мы встретились она была ещё совсем мелкой, ей наверное было лет шестнадцать, но она упорно врала, что ей восемнадцать. Я тоже тогда только начинал. Мы какое-то время держались вместе, наживались на мелких кражах. У нас было несколько сценариев, но по самому распространенному, она должна была выманивать мужчин на свидания, пока я обчищал их квартиры. Ничего криминального, сам понимаешь, бизнес. Я вообще считаю, достойных преград между деньгами и человеком, который хочет их заполучить не существует. Мне пришлось с ней проститься. Постепенно, она стала сдавать позиции, жаловалась, что общение с парнями вроде как угнетает её, что они постоянно трогаю, хотят большего. Типичный женский трёп — Донгон брезгливо морщится, словно вспомнил о чем-то крайне не лицеприятном— Я предложил ей пить, чтобы отвлечься, а когда алкоголь перестал ей помогать, ушёл. Сам подумай, какой парень в самом рассвете решится тащить на себе мертвый груз? Насколько мне известно, она убежала с парнем из дома, но он довольно быстро бросил её. Знаешь, схема старая как жизнь, он был старше, казался принцем на белом коне, но по итогу проигрался и бросил. Признаться, я и сам иногда промышляю подобным, но ведь все мы не без греха, да? — сам не до конца себя понимая, Хёджон сжимает кулаки, стараясь не испачкать руки об это улыбающееся лицо. Внезапно, ему стало как-то мерзко. Почти физически Идон ощущал, как все то дерьмо, что вылили на него за этот разговор медленно ползет по телу.        — Тогда был шанс, а сейчас сожалею, что на собственном опыте не опробовал её в постели. Красивая была чертовка.

***

22 августа        — Хёна? Ах, та милая девочка, что какое-то время сотрудничала с Саи- оппой! Да, конечно я помню её.— Хёджон нервно сглатывает, чувствуя, как сердце его предательски пропускает удар.        — Саи? Тем самым?! Но он ведь живая легенда! Вы знакомы с ним? Нет, стойте, она знакома с ним? — Гаин смеётся добродушно, словно и не подпольный хирург вовсе.        — Мальчики выглядят так мило, когда пытаются выяснить чуть больше фактов о понравившейся им девочке, правда же? — Идон кивает.        — Так вы расскажете?        — Конечно, как я могу отказать такому очаровашке? Всё началось в ночь с тридцать первого декабря две тысячи четырнадцатого на первое января две тысячи пятнадцатого, когда вместо новогоднего подарка, Саи притащил ко мне девушку. Она была без сознания. Бедняжка так сильно напилась, что чуть не покинула этот мир. А Саи хоть и легендарный преступник, но сердце у него очень доброе, ты уж мне поверь. Он Хёне стал как второй отец. Выхаживал, заботился, от зависимости вылечил. На самом деле для всех для нас это было довольно сложное время. Но ты не подумай только, Хёна она очень интересная девушка, очень сильная... Просто она оказалась не в том месте, можно сказать, просто не повезло. А Саи, кстати, незадолго после этого за протесты на пол года посадили. Такая умора была.

***

23 августа        — Да — почти не задумываясь, явно от чистого сердца начинает Сохён — Мы дружили с Хëной какое-то время, пока она не переехала. Она была классной. Я бы сказала, что из тех девушек "с которыми не страшно попасть в перебранку в баре". И отошьет красиво, и пошутит весело. Единственное, меня всегда смущал её стиль в одежде, она словно боялась носить одежду, которая не скрывала бы ее тело. Понимаете, постоянные волозалки на несколько размеров больше, куртки, кофты. А ещё её никогда не интересовали отношения. Прям совсем. В шутку, мы с подругами часто говорили, что она асексуал, хотя кто знает, возможно, она просто не видела вокруг себя никого достойного? Хёна знаете, вообще всегда была крайне скрытной. Из-за этого с ней иногда бывало сложно.

***

24 августа        — К Хёнсыну? Любила до безумия. Они мне всегда каких-нибудь Бонни и Клайда напоминали. У них наблюдение за целью могло превратиться в жаркие поцелуи или ночное дежурство в романтический вечер, но так как они всегда выполняли свою работу безупречно, начальство никогда не протестовало.

***

25 августа        Перед тем как вырвать из календаря очередную дату, Хёджон довольно долго стоит гипнотизируя стену взглядом. Его не покидает мерзкое ощущение опустошенности. Солнце уже почти полностью скрылось за горизонтом, а прохладный воздух неторопливо проникает в квартиру сквозь забытую форточку. Поднимается ветер. Идон закрывает глаза, вслушиваясь в его монотонный шум. Каким-то абсолютно неведомым образом, это успокаивало. До неизбежного конца остаётся девятнадцать дней, а Хёджон лишь вязнет, всё сильнее путаясь в фактах. Где искать её? Возможно ли вообще найти кого либо среди разрозненных, обрывочных фактов?        Ему нужна флешка. Господину Хону нужны данные. Всё так просто и предельно четко, но вместе с этим так угнетающе туманно, что Хёджон не знает, за что ему хвататься в первую очередь.        Клуб, ночнушка, серебряные браслеты, кражи, зависимость, водолазки неправильного размера... Смерть напарника и сотрудничество с Саи. Набор достойный бреда сумасшедшего. Откуда она взялась такая? А главное зачем? Зачем сбежала из дома? Зачем из cube?        Опомнившись, Идон не глядя вырывает очередной лист, очередной день из жизни. Делает очередной шаг в никуда, уже не уверенный, что когда нибудь "никуда" превратится в смысл. Всё же ни одной буквы не сошлось...

***

28 августа        — Как твои успехи? — Хвитек подкрадывается сзади, Идон недовольно закатывает глаза в сотый раз проклиная Ли за эти ужасающе тихие шаги, которые когда-нибудь обязательно доведут кого-то из них до могилы.        Он мычит что-то нечленораздельное в ответ, надеясь, что его намек расшифрую правильно и отстанут, потому что настроение тратить драгоценную энергию на бессмысленные разговоры сегодня даже ниже чем обычно. Кажется что даже привычный режим энергосбережения уже не спасает. К сожалению, Хвитек никогда не отличался милосердием.        — Я могу помочь тебе чем-то? Всё таки мой ранг выше, это на многое влияет.        — Хён, у тебя нет своих дел, правда же?        — Вовсе нет, мне необходимо подчистить за Усоком, встретится с Дуджуном, отчитаться за последнее задание и помочь Ёвону заполнить отчёт. Но ты же знаешь, что для лучшего друга я всегда время выкрою, да?        — Хён, сгинь, пожалуйста.        — А ты попробуй структурировать факты — никак не реагируя на слова Кима продолжает Хвитек. Он садится напротив Хёджона, вырывая из его рук очередную папку — Давай, расскажи мне все по порядку.        Со вздохом, полным демонстративной замогильный тяжести, Идон откидывается на спинку стула, вытягивая ноги под столом.        — В дветысячи девятом году сбежавшая из дома Хёна встречает мошенника Ли Донгона, благодаря которому ввязывается в криминальную среду и начинает пить. Вместе они работают около двух лет, пока однажды она не сбегает и от него. В промежутке с две тысячи одиннадцатого по две тысячи четырнадцатый она расширяет связи и приобретает известность в наших кругах. В две тысячи четырнадцатом же она встречает Ильхуна с которым они сотрудничают какое-то время. К этому времени она приобретает сильную зависимость от алкоголя но совершенно не хочет с ней бороться. В начале две тысячи пятнадцатого с подачки друзей она начинает лечение, а к лету уже вступает в cube, где вместе с Хёнсыном попадает в состав trouble maker, спецгруппы особого назначения. В две тысячи семнадцатом году Хёнсын погибает, а Хёна покидает организацию, прихватив с собой важные данные.        — Ну вот, видишь! Прошло же?        — Нет.        — Тогда попробуй рассказать ещё раз!        — Хён, уйди.

***

29 августа        — О, Хёджон, снова здесь! Тебе точно ничего не нужно?        — Нет, нич... Хён, у меня есть к тебе просьба...

***

30 августа        — Да, кажется, я видела еë однажды. Это было так давно — в голосе Юджин проскальзывает что-то вроде грусти — Я помню, тогда меня бросил парень... Или я его бросила? Сейчас уже сложно сказать. Важно то, что была ночь и был страшный ливень. Видимость была практически нулевая, я потерялась и случайно выбежала за ограждения, прямо к реке Хан. Каблуки оказались не самой практичной обувью для подобных мероприятий — она усмехается, а Идон поджимает губы, не перебивая. Он ждёт. Как глотка воздуха ждёт момента, в котором Хёна вновь оживет в чьих-то далёких воспоминаниях. Сойдёт, словно на волю из плена книжных страниц и улыбнётся в знак приветствия, в знак того, что она уже здесь.        — Я подвернула ногу и упала. Упала, надо сказать, крайне неудачно. Понимаешь, я была как бы на пригорке, а упала кубарем к самой реке, понимаешь? Было мокро и холодно, платье в грязи, волосы, темнота, телефон вылетел пока катилась. Поднимаюсь и вижу еë. Хёна сидела на траве, накрывшись куском огромной такой картоной коробки, как из под холодильника. Помню, встретились наши взгляды, она мне кивнула, мол: "заползай". В руках у неё была недопитая банка пива, она мне еë отдала, ещё сказала, что мне сейчас нужнее. А потом я пол ночи под проливным дождем плакала в её плечо... — после этого она на довольно долгое время замолкает, а Хёджон прикрывает глаза, представляя эту картину у себя в голове. Хёна, подросток оборванец, сидящий под коробкой в дождь... Представляет ее лицо, ее мокрые волосы и то, как капли стекают по телу. Представляет так живо и красочно, что ему становится холодно, а по коже начинают ползти противные мурашки. Это слишком.        — Дождь закончился к рассвету. Да и я к этому времени успокоилась. Уже не плакала, конечно, но настроение было вяло-меланхоличное. Мы постелили картонку на траву, как Хёна сказала: "мокрой стороной", чтобы лечь на сухую, но как по мне, что мы, что трава, что картонка, всë насквозь вымокло. Было очень холодно, и мы невольно жались друг к другу, она дрожала. Но чтобы отвлечься предложила мне по очереди называть по факту о себе и угадывать, правда это или нет. Я плохо помню, о чём мы тогда говорили, но один еë факт до сих пор помню чётко. — Хёджон, чуть хмурясь, поднимает на собеседницу глаза.        — Она сказала, что чувствует на своих руках кровь... А после заплакала. Как бы то ни было, она очень помогла мне тогда.

***

1 сентября        Этой ночью Хёджон не спал. Сон обошел его стороной, но к собственному удивлению, Хёджон не был против. Скорее он был отстранён. Возможно, виной тому было вновь закончившееся кофе, возможно, хронический недосып, но Идон не хотел спать. Перед глазами его все ещё стояла она, мокрая с головы до ног, с печальным взглядом и пресловутым пивом. А сколько ей тогда было? В какой момент хронологии стоит вставить этот кусок? Идон закрывает глаза, чтобы погрузится в темноту, но вместо неё, ему кажется, словно он видит разводы дождя...

***

3 сентября        До конца остаётся всего десять дней, и сердце у Хёджона от осознания не на месте, да и вряд ли на месте будет. Он чувствует себя как-то странно, словно всё происходящее доходит до разума сквозь толщу воды. А реальность контактирует с ним неохотно. Противится, злится, прогоняет.        Витая в облаках своих мыслей, Хёджон в очередной раз не замечает, как к нему приближается Хвитек, а потому вздрагивает от его голоса, который кажется ему слишком внезапным, неестественным.        — Ты задолбал, хён, хватит подкрадываться. — Хвитек беззлобно усмехается. Он вообще и доволен, а вроде и смущён, и искренность его подкупает, от чего Хёджон мысленно расслабляется.        — Я на счёт твоей просьбы — улавливая сосредоточенный взгляд собеседника, Хвитек с трудом сдерживает довольную улыбку — Это было сложно, но я узнал где сейчас Джебом.

***

5 сентября        Выпуская изо рта сизый сигаретный дым, Джебом потягивается лениво.        — Вечерет...        И правда, на город медленно опускается полумрак, из голубого, небо превращается в грязно синее. Хёджон отводит глаза в даль, куда-то за линию горизонта, находящуюся чуть выше городских крыш. Вглядывается в неизвестность сквозь переплетения проводов.        — М... — чтобы обозначить, что услышал, мычит Идон. Ни сил, ни настроя на разговор никак не находится в достаточном количестве, чтобы начать.        С начала встречи, наконец, прозвучали первые слова, но ни Джебом, ни Хёджон не спешат продолжать, и тишина воцаряется вновь.       Осенний ветер гоняет по асфальту мелкий мусор, да начинающие опадать листья. Недовольно морщась, Хёджон поправляет воротник куртки так, чтобы тот лучше защищал от ветра.        — Надвигается шторм — вновь подаёт голос Джебом, небрежно откидывая от себя окурок. Голос его задумчив, глаза полуприкрыты, плечи расслаблены, но несмотря на все это, Хёджону с ним некомфортно.        — Я не слышал об этом        — А слышать и не нужно, чувствуй.        — Человек не способен почувствовать природу — Идон хмурится. Несмотря на то, что у них не такая уж значительная разница в возрасте, опыт Джебома давит на него так сильно, словно желает раскрошить каждую кость под толщей своего веса.        — Я не о природе. — Джебом прикрывает глаза, подставляя лицо под порывы ветра. На губах его появляется сдержанная полуулыбка, но почти сразу исчезает, словно Джебом не позволяет себе наслаждатся чём либо долго. — Ты выбрал дерьмовое место для встречи, парень, крайне дерьмовое.        — Раз уж ты заговорил об этом, то давай покончим с этим по быстрее.        — Зачем? — Джебом открывает глаза, и от его внимательного, сосредоточенного взгляда внутренности скручиваются в тугой узел. Он не похож на тех, с кем Хёджону приходилось общаться ранее. Он опасен, как раненный зверь, и в глазах его читается угроза. Однако от вопроса Идон скорее теряется, чем пугается.        — Что?        — Я спрашиваю, зачем мне говорить с тобой? — Хёджон чуть раздражённо цокает языком, хмуря светлые брови.        — Я знаю, где проживает ваша жена, более того, я уже заминировал её        Джебом смеётся, не дослушав до конца, к удивлению Хёджона, в смехе его нет ни страха, ни угрозы, ни какого либо негатива в целом. Скорее, он похож на смесь веселья со снисхождением.        — Не стоило        — Ваш отказ подвергнет ее опасности.        — Разве? — их взгляды встречаются, серьезный Хёджона и заинтересованный Джебома. — Не отвечай, нам не стоит ссорится, правда же? — Идон кивает.        — Если вы не хотели говорить, то зачем вы здесь? Это бессмысленно — Джебом вздыхает, щёлкая зажигалкой.        — Разве?        — Вы повторяетесь.        — Возможно.        Закурив, Джебом отводит взгляд назад к линии горизонта. Хёджон сует руки в карманы. Снова молчат.       С тихим жужжанием в городе загораются фонари, и только сейчас Идон понимает, что на улице и правда холодно. Ещё более недовольно, он кутается в куртку.        — Не пойми меня не правильно, я правда знаю девушку, которая интересует тебя — Сердце у Хёджона тревожно пропускает удар в ожидании её имени, но этого не происходит, и Джебом продолжает — Но с ней связаны крайне личные воспоминания в моей жизни. Ты мне не друг, чтобы делиться подобным. Незнакомый, чтобы случайно сболтнуть лишнего. Более того, я не бухой в хлам, а ты не бармен. Я не в истерике, а ты не удачно подвернувшийся таксист с функцией бесплатной жилетки. Я могу сделать это, если это правда важно, но не уверен, что верю тебе достаточно сильно. Зачем ты ищешь Хёну?        — Я не ищу её, я её парень, просто мне хочется знать о ней больше. Сами же знаете, какая она скрытная. — Джебом усмехается, лениво поднимаясь с места.        — Куда вы?        — Всего хорошего        — Нет, стойте! На самом деле, я просто знаю, что она в опасности, я хочу помочь ей. — но под тяжёлым взглядом сдаётся окончательно. — Дело в том, что около месяца назад, мне поступило задание выследить девушку, укравшую из организации некую важную информацию, но в ходе расследования, я начал сомневаться в правильности этого приказа. И... Мне нужно знать...        Джебом не отвечает сразу. Не отвечает и через пять секунд, и черед десять, Хёджон уже готовится сказать ещё что-нибудь, чтобы убедить его, как        — Хорошо, я помогу

***

       — Мы впервые встретились больше десяти лет назад, в две тысячи седьмом. Ей было четырнадцать. Она была из тех немногочисленных детей, которым в жизни не повезло. Их когда-то похищали во время экономического кризиса. Мы встретились с ней случайно. Какое-то время, я уже жил там, меня распределили в отряд наёмников. Хёну готовили на продажу. Она была так прекрасна и так разбита, что я не устоял. Нам запрещено было общаться, верхушка боялась, что если держать всех похищенных в одном месте, то мужчины могут подпортить товар. — он усмехается, словно это нормально, словно обыденность и так должно быть. И только нотки лёгкой иронии, позволяют Хёджону понять, что Джебому тоже мерзко.        — Хотя нужно признать, что многим позже, я товар всё же испортил. Тайно, мы общались под покровом ночи. Это были короткие и опасные встречи, но вместе с тем такие яркие и желанные, что мы рисковали вновь и вновь. В таких местах просто очень нужно чувствовать кого-то рядом, и страсть между нами разгоралась с бешеной скоростью. Она была моей отдушиной, я её спасением. Конечно, ты можешь посчитать, что все это глупо и ванильно. Так в общем-то и есть. Ну какие к шутам чувства в нашем возрасте?        Вопреки мнению Джебома, Хёджон вовсе не считал его рассказ глупым. Скорее обречённым.        — Уже в детстве Хёна была невероятно красива, а потому ей довольно быстро нашли... Покупателя... Мы сбежали. Около года скрывались, пережили кучу проблем. Совершили кучу ошибок. А потом разошлись, будто и не было ничего. Просто однажды утром я проснулся и понял, что нас ничего не связывает. Совсем ничего, пустота. Были цепи, но истончились слишком быстро и бесполезно. Я ушёл, пока она спала. Больше мы не встречались. Никогда.        Хёджон уходит не прощаясь, Джебом не окликает. А зачем, если между ними была лишь Хёна. Для одного — болезненное прошлое, для другого — будущее.        Хёджон уходит, без мнения, уходит без ориентиров. Он уходит домой. Он старается больше не думать. Никогда о ней не думать.        Это бред, это не его дело. И то, что он говорил Джебому — ложь. В пору забыть. Но, к несчастью, портрет в голове Идона наконец начинает складываться, и это не идёт парню на пользу. Это сложно.

***

7 сентября        — Хён, ты влюблялся когда-нибудь?        — А? — растерянный Хвитек отрывается от отчёта — прости?        — Забей...        — Нет, уж, начал рассказывай! — на лице у Хвитека расцветает широкая улыбка, и смотрит он, как профессиональная сваха, со смесью предвкушения и приглушённого счастья. Мгновенно тушуясь, Хёджон говорит, не скрывая своего раздражения.        — Болван, я просто хотел понять, насколько нелогично может вести себя баба, если убить еë хахоля.— воодушевление Хвитека тут же сходит на нет, он тянет разочарованное "а" и отворачивается с искренне оскорбленный видом. Хёджон фыркает.        — Ну так как?        — Ну... Думаю.... Тебе не стоит переживать об этом, я слышал, у неё диагностировали тяжёлую депрессию, так что не думаю, что возникнут проблемы.        — Мм... — это не то, что Хёджон хотел услышать, это не то, что Хёджон хотел узнать. Хёджон устал, он не хочет больше слышать про неё. Она поселилась в его голове, не хватало ещё, чтобы поселилась и в сердце.        Это слишком.        В сотый раз, Хёджон убеждается, что не стоило....        — Хён, принеся мне досье на Чан Хёнсына, пожалуйста — Хвитен задумчиво щурится.        — Зачем тебе? — а Хёнджон неопределенно взмахивает рукой.        — Это не будет лишним...

***

10 сентября

Ким Хён-а        Имя это теперь не только на кончике языка горчит, но и на сердце свои невесомые отпечатки оставляет. Сейчас, когда листы календаря стремительно, словно поезда-ласточки, приближаются к тринадцатому сентября, Хёджон как никогда ярко ощущает на себе тяжесть тех цепей, в которых по собственной самоуверенности запутался. Потерялся без права на выход.

***

11 сентября        — Когда они были вместе, они выглядели очень счастливыми, мне казалось, что весь свет этого мира они делили пополам. Понимаете, чаще всего в отношениях кто-то любит больше, но Хёна с Хёнсыном вели себя так, словно их любовь была на абсолютно другом уровне, еë сложно было сравнить с тем, что бывает между обычными парами. Она скорее вставала в ряд с той, о которой пишут книги. Наш городок не такой большой, поэтому тут почти все друг друга знают. — Джихён прерывается, чтобы посмотреть на Хёджона пристально, дождаться реакции, каких-то слов.       — Мир тесен, понимаю — Идон старается улыбнуться, но на деле у него лишь бессмысленно и как-то жутко дёргаются уголки губ. Но девушка, видимо, осталась довольна и этим.        — Несмотря на то, что мы всего лишь соседи, — она немного сбивается с мысли, но Хёджон решает Джихён не исправлять. — Я чувствовала, что они были правда счастливы. Это не описать никакими словами, но я всё таки попробую. — Хёджон сдержанно кивает, побуждая девушку продолжить.        — Я однажды стала свидетельницей одной сцены, полагаю, это было что-то типа незапланированного свидания. Они гуляли по полю, по пояс в траве. Хёнсын всё старался спрятаться от солнца за тёмными очками, потому что оно было слишком ярким. И вот, когда у него, наконец, получилось, когда Хёнсын расслабился, Хёна стащила его очки. Они гонялись друг за другом как дети и постоянно смеялись. А когда он все же поймал ее и повалил на траву, они долго целовались так, словно это был последний в их жизни день, словно прощались. Когда я увидела их в следующий раз, это было в этот же день, спустя пару часов, они все ещё валялись там, в траве. Хёна лежала у Хёнсына на груди и что-то говорила ему, всё указывая куда-то на небо...        Хёджон молчит. Очередная информация, которую он вовсе не хотел знать, проникает в его голову медленно и мучительно, словно прорываясь сквозь вереницу помех.        Очередной рассказ ведёт за собою тоскливую боль.        Всем своим естеством сопротивляясь, Хёджон всё же признает, что у него за Хёну сердце болит.        — Если хотите, вы можете встретиться с ней, я провожу        — Нет, не стоит ... У Хёнсына есть могила?

***

12 сентября        Хёджон сорвался. Они встретились с ней около двенадцати часов дня на центральном перекрестке. Хёна возвращалась домой, Хёджон искал встречи.        Он не успел рассмотреть её с точностью, но с точностью успел понять, что навечно пропал.        Хёджон хотел бы заглянуть в её глаза, прочитать в них смысл свой жизни. Хёджон хотел бы вдохнуть запах еë шелковистых на вид волос полной грудью. Хёджон хотел бы коснуться её тонкой руки...        Но Хёджон не мог позволить себе ни секунды рядом.

***

       — Ты не понял меня, придурок — в обычно жизнерадостном голосе Хвитека проскальзывают нотки злости, близкой к ярости. — Проблема не в том, что ты не сможешь справится с ней физически. Я боюсь, что ты слишком добрый, для подобного задания.        — Не придумывай себе ничего лишнего, хён. Я не питаю слабости к беглецам и выскочкам. И я не настолько мягок, чтобы меня растрогали чьи-то слёзы. Ты же знаешь, меня бесят женщины... Слишком шумные создания.        — Внешнее безразличии не приравнивается к внутреннему, Хёджон

***

13 сентября        Хёджон снова не спал ночью.        В маленьком Сунчхоне ему душно и тесно. Совсем не спится. А быть может всему виной неожиданно сильное волнение? В любом случае, Хёджон со слоновьим упорством уже пятый раз подряд проверяет снаряжение. Как остро заточен нож, заряжен ли пистолет. Ему кажется, что руки его неконтролируемо дрожат, хотя внешне они и остаются неподвижны, а потому Идон почти рад входящему от Хвитека. Как всегда позитивный голос хёна заставляет градус внутреннего напряжения поутихнуть, от чего Хёджон впервые за сутки может спокойно сделать вдох.        — Дуджун просил напомнить, что если ты вечером не отчетаешься об успешном завершении миссии, он снимет с тебя скальп.        — Хён, ты мастер поднимать настроение с утра пораньше.        — Я рад, что мой голос так позитивно влияет на тебя. — а потом резко становясь серьезным продолжает — Идон, если чувствуешь, что не справишься, я могу помочь, никто не узнает об этом. Честно.        — Хён, все в порядке, мне пора — Хёджон привычно жмёт на красную, прерывая разговор на полуслове. Ким вообще ненавидит прощаться. Это бессмысленно и тратит время, а что самое ужасное — это утомляет.        Однажды, ещё в старших классах, у него была девушка, которая до позеленения лепетала в трубку "пока, люблю, пока", пока Хёджон не сбрасывал первым.        Даже от воспоминаний Идона передёргивает. Но это к лучшему, сейчас, Хёджон изо всех сил старается думать о чем угодно, но не о Хёне.        Не о той самой Хёне, которая в детстве бегала по улицам с ободранными коленками и мечтала стать певицей. Не о той самой Хёне, которую похитили, чтобы продать в рабство, не о той девушке, которую постоянно бросали, которая воровала и убивала. Не о той, что лечилась от зависимости и плакала под проливным дождем в обнимку с малознакомой, пьяной девушкой. Не о той самой Хёне, которую ему сегодня скорее всего придётся убить...

***

       Дверь в еë квартиру оказалась не заперта. Хёджон осторожно ступает на чужую территорию, снимая пистолет с предохранителя.        Следы его тяжёлых армейских ботинок оставляют на мягком ворсе ковра уродливые следы.        Абсолютно каждая мелочь в этой квартире указывает на светлую грусть. На мгновение, Хёджон замирает, засмотревшись на стоящую на тумбочке фотографию, где Хёна в объятия Хёнсына сидит на этом самом ковре. Идон сжимает пистолет сильнее, стараясь не уйти в себя слишком сильно.        — За следы не волнуйся, мы с тобой все равно ещё более уродливые.... — Довольно грубый, хрипловатый голос возвращает Хёджону концентрацию, благодаря чему он, наконец, заходит в комнату.        Хёна сидела перед зеркалом, неторопливо заплетая свои длинные рыжие волосы в косу. Ее движения аккуратные, плавные завораживали Хёджона сильнее, чем круги на воде или колыхания огня.        Она смотрела на него через зеркало без страха или напряжения, без томительного ожидания смерти, без желания убить первой. Она была как штиль спокойна. Хёджон усмехается, ему обещали шторм, да видно ошиблись.        — Признаться я думала, ты придёшь раньше, Дон.        — Как давно ты знаешь? — чуть задумавшись над ответом, Хёна пожимает плечами, ни на секунду не отвлекаясь от своего занятия, а Хёджон, как картиной, любуется ее чуть нахмуренны и бровями.        — Числа с пятнадцатого, это важно?        — Почему ты осталась?        — Осталась?        — Ты могла сбежать        — Я не жила здесь все это время, но соскучилась по этой квартире и решила вернуться. — Хёджон усмехается.        — Зная, что я приду сюда? — и сам свою фразу комментируя добавляет — Похоже на бред.        — Разве? — и снова это "разве" ещё немного, и Хёджон начнёт строить теории о том, что это слово его преследует.        — Ты должна отдать мне флешку.        — У меня еë нет — закончив, Хёна откладывает расчёску в сторону, а Хёджон почти молится о том, чтобы она не оборачивалась. В живую он свет её глаз не вынесет, обратится в прах, как последняя ночная тварь. — Зачем мне хранить у себя что-то столь ценное?        — Где ты спрятала её?        — Сожгла. — она оборачивается все так же неторопливо, позволяя заглянуть в свои спокойные, уверенные глаза. Хёна не похожая на забитого жизнью ребёнка, скорее на человека, который умеет жить. Несмотря ни на что, и Хёджону еë никогда не понять.        — Ты можешь просто убить меня, и тебя поймут. — но по её взгляду Хёджон понимает, она знает, что он не выстрелит.        Несмотря на это, Идон целится. Он знает, что не сможет. Она знает тоже. Но так же она понимает то, что Хёджон сам ещё не понимает. Хёджону этот спектакль нужен, как ничто. Хёджону именно сейчас нужна иллюзия выбора. Иллюзия, которая убедила бы его в том, что ничего ещё не решено.       Иллюзия, которой не сбыться, потому что Хёджон роняет пистолет.        — Не стоит — голосом Хвитека в голове.        — Слишком добрый — Хёджону хочется закрыть себе уши, хочется кричать, потому что не справедливо. Потому что не должно было все закончится так. У Хёны на безымянном пальце невзрачное серебряное кольцо. У Хёджона сердце в тисках.        Хёджон не понимает, что произошло. Не понимает и как относится к этому, но он смотрит в ее глаза бездонные, и добавляет последние, недостающие детали к её портрету.        Он смотрит в её глаза бездонные, и понимает, что несмотря на все предупреждения Хвитека, на все угрозы Дуджуна, Ким Хёджон сегодня исчезнет навсегда...

***

      В окна тихонько бьют первые капли дождя