Ни-ког-да.

Расскажи мне о смерти, мой Маленький Принц Или будем молчать всю ночь до утра, Слушая проколотых бабочек крик Или глядя с тоской мёртвым птицам в глаза. Ночь тёмная слишком, не для глаз посторонних до тайн чужих охочих. Небо, смазанное какое-то, неестественно синее с дымом облаков свинцовых. Акварель по бумаге грязная и растёкшая будто неаккуратно. Звёзды местами. Трава сквозь пальцы, даря ощущение неприятные. Натали взглядом брезгливым по сторонам, мало ли что за букашки во ржи этой копошатся. Платье цвета соломенного от дизайнеров знаменитых, да модных. На душе не модно как-то правда, муторно, да и, в общем, противно попросту, и не букашки мерзкие тому причиной. Всё просто непросто совсем. Дэн в каждый шорох вниманием всем цепляется, враги вдруг или сестра рядом где-то. - Расскажи мне о смерти Дэн, - голос ленивый слегка тишину бархатную на куски медленно. – Ты же видел её в глаза, она руки протягивала, по лицу гладила. Расскажи мне о смерти, Дэн. Молчать скучно слишком. Страшно. Натали пальцами мотылька ночного, что на плечо к ней по неопытности опускается. Тот в кулаке девичьем крыльями, пыльцу драгоценную теряя. Звук странный, мольба отчаянная будто доносится. Тихо-тихо, слышно едва. Но слышно всё же. Из последних сил, жалобно. Мотыльки яркие погибают, крылья тонкие обжёгши. Мотыльки счастливы, боли не чувствуют в огнях губительных. Но мотыльки не умирают в пальцах тонких девчоночьих, это не радостно, это жестоко и больно очень. В кулаке жизнью маленькой, тонкой, что нить капроновая, биться из сил последних тяжело уже. Смерть мотыльковая приходит медленно, по мере сил и желания девчонки смуглой. - Зачем о смерти. Это не круто. – Дэн пальцы собеседницы разжимает медленно, мотылька наружу являя мёртвого. О смерти не модно, не круто, раз она рядом постоянно. Жизни погубленные в войне этой страшной за господство в глаза глядят. Мы не будем здесь вместе никогда. Ты хочешь отдать всё, но этого мало, Тебе так хочется слёз, но их не осталось. Это самое жестокое слово «Никогда». В воздухе густом насекомых миллиарды. Противно, мерзко отчасти. Натали терпит едва колосья колючие в спину, да комаров раздражающих. Дэн глаза жмурит, ворчит тихо. Ему бы вскочить и бежать быстро подальше от девчонки этой, но лежит не двигаясь. Отдать всё хочется, всё, что есть и будет, гонку эту чёртову за ингредиенты камня Философского прекратить, выйти из игры банально. Сбежать, как крыса последняя. Дэн знает точно, что мгновение это не повториться уже, что утром ночь эта историей станет, прошлого прахом, потёртым и несвежим чем-то со вкусом травянистым. И такое не повторится больше. Никогда. Разные слишком, семьи воинствующие, слишком. Глубоко всё слушком для подростков двух без царя в голове. Тихий шелест колосьев, звёздная даль, Фиолетовый бархат вместо дождя, Это самое жестокое слово, Это то, что никто не хочет менять. Небо становится ниже с минутой каждой, облака акварельно-гуашевые ветер вдаль уносит. На поле глядят звёзды осколками стекла разбитого. Руку протянешь тонкую – и достанешь. Пальцы в кровь правда, паутиною царапин алых. Звёзды в руках не сжимают, больно же, колко же. С мечтами подобно. К ним тянешься, раскрывая ладони, ногами по лезвию, силы все на излёте, а только пальцами израненными к заветному, как колко и ненужно уже счастья такого. Мечту в руках держать сложно, нельзя, вернее. Натали уступать не привыкла и от желаний своих отказываться тоже. Но сегодня день не тот. Желания не исполнятся. Никогда – это, вечности дольше, пирамид вековых старше. Никогда – это никогда. Спрячь меня на веки тёмная вода. Ты хочешь отдать всё, но этого мало, Тебе так хочется слёз, но их не осталось. Это самое жестокое слово «Никогда». Небо чернильно-чёрное густеет стремительно, илистым становясь, болото будто. Тьмы океаны бескрайние разливаются постепенно. Поле огромное под водой уже вязкой и зыбкой. Натали упасть в этой море тёмное хочется и глаза закрыть, не видеть рук своих о мечту заветную израненных чтобы. Натали выть хочется, голову в небо, волкам подобно. Жалобно, с мольбой бесконечной. Отдать то, что в ладонях небольших собрать успела и несла старательно сквозь жизнь свою небольшую. Хочется рыдать взахлёб, как в детстве, слёзы по щекам размазывая, ребёнок упавший будто. Только слёзы свои показывать не модно. И тушь течёт. Не модно, не красиво. Да и слёзы кончились давно. Дэн руку Натали сжимает, поддерживая или сам в поисках тепла, может. Менять что-либо поздно слишком. Спорить с «никогда» не круто, не модно, нельзя, невозможно. Никогда – это, чем вечности дольше, пирамид вековых старше. Никогда – это никогда. Не быть вместе больше. Пальцы тонкие не разжимать, в траве бархатной с миллиардами насекомых не валяться, в ночь грязную не смотреть. Ни-ког-да. Времена камни точить будут, моря по каплям наполняться, цивилизации, людям подобно, погибать, мотыльки сгорать. Будет всё, кроме двоих сумасшедших отчасти, им не сбыться уже никогда, звёздами острыми пальцы не царапать. Ни-ког-да.