***
Ноги снова и снова вели на крышу. Холодная и непризнанная, кажется, в мире её больше никто не принимал, даже вечность. Прошло почти три года с того самого момента, когда он умер. Всё то, что напоминало его ей — стало отвратительным и мерзким, потому что оно причиняет боль, и по сей день её руки украшают багровые порезы, и если надавить на них, то они мгновенно начнут кровоточить. На улице стояла ночь, очередная, холодная и одинокая, немного напоминает её, но в отличии от ночи — она живая, пока что. Садясь на мокрую и жесткую поверхность, в голову ударил холод. Она смотрела на луну, которая освещала и возвышалась над всем городом. Её холодный и серебристый оттенок чем-то напоминал ей его, такой же близкий и родной. Свесив ноги в пропасть, сердце с каждой секундой замедляло своё биение и вот-вот наровилось остановиться, слившись наконец-то с пустотой. Она знала, что конец страданиям придет скоро, даже очень скоро, но примерный день и промежуток времени не знала. Ночь или день? Неважно, вскрыть вены или наглотаться таблеток ни то и ни другое никак не помешает. Холодные пальцы обеих рук сминали шлейф тёмно-голубого платья. В горле комом сложились все слова и звуки. Так захотелось его вдруг услышать, сердце уже не бьётся, но легкие то дышат… — Почему это все произошло со мной? Почему? — тихо прошептала брюнетка, жадно глотая обиду и боль, — почему?.. В ответ одна тишина. Взгляд пал на луну, ей казалось, что в этих серых оттенках она замечала отблески его звонкого смеха и умопомрачительной улыбки, но, возможно это и галлюцинации, которые сопровождают её третий год вместе с депрессивным настроем жизни и шизофренией. Эти диагнозы не стали смертным приговором и стимулом улучшать свою жизнь, приговор был тогда, на кровати в больнице, а сейчас это лишь помеха, которая не даёт срастись больному и искалеченному сердцу. Оно, кстати, осколками рассыпалось в щели и пропасти, а вот тут, где по идеи должна быть душа — пустота и дырки, которые гниют с каждым воспоминанием о их счастливых моментах. Лёгкие пробиты и даже с них стекает та самая гниль с мертвыми бабочками, которые когда-то летали в животе, но теперь тонут в мерзкой и склизской жиже, задыхаясь. — Может я мертва? — трясущиеся руки били себя по груди, стараясь услышать биение остатков от так называемого сердца. В ответ снова тишина. Она въедалась в уши, проникала в пустоты тела и оседала там, пуская свои корни и покрепче укрепляя их, чтобы уж точно остаться там навсегда. До жути приятно знать, что это конец, и что только смерть может излечить болезнь, которая названа им, прозвана им, сделанная, блять, тоже им. Тело становится обмякшим, голова пустеет, мысли становятся глупыми, а после и вовсе прозрачными. Глаза накрывает пелена слёз, а после вновь холод, только теперь по всему телу. Тихо усмехнувшись, она попыталась встать, но подкосившиеся ноги решили сделать тоже самое, только наоборот. Она упала коленями на бетон, места ушибов неприятно саднили, но это, если честно, её мало интересовало, боль ушла на самое последнее место, и явно не второе, так как моральная боль была ближе, она насквозь была ею пропитана. Сидя в таком положении, по телу прошлась лёгкость, такое ощущение, будто пустота была её вторым именем, если не первым. Она старалась проползти хотя бы маленькое расстояние, но силы с каждой попыткой уменьшались и она пала с улыбкой, оседая в вечность.***
— Ты будешь жить, слова врачей — не приговор… — с каждым словом сердце переставало биться, она ощущала себя птицей, которая билась в попытках выбраться из клетки на свободу. — Клетка — не предел амбиций, — прошептал он, будто читая её мысли, мы оба знаем, что я умру, и это, чёрт возьми, не излечимо, рак — не лечится, я умру, милая, это суждено, уже поздно что-либо делать, ставить свечку в церкви или продолжать лечение — глупая трата времени, ты сама прекрасно понимаешь, что мне осталось пару часов, и это самое отвратительное, что есть у меня, и самое отвратительное, от чего я избавиться не могу. Я не смог себя таким принять, но смерть приму, возможно даже как должное. — Луна… — Тише, я просто хочу, чтобы ты была счастлива, и это чувство, — он усмехнулся, — мне не понять, но его поймешь ты, обязательно поймешь. Даже с того света я буду хранить тебя крылом, буду оберегать тебя, просто пообещай, что будешь счастлива, ладно? В это мгновение сердце остановилось, навсегда, стеклянные глаза теряли фокус, и теперь его облик был размытым, пелена слез закрыла картинку, и всё окружающее стало обычной водой. — Я люблю тебя… Воздух кончался в его лёгких. Хрипы и тяжёлое дыхание овладели пустым и почти холодным телом, в попытках поймать хотя бы ещё глоточек воздуха парень сжимал простынь кровати, оставляя волны. — Врача, врача, — побежала брюнетка к выходу, стараясь найти нужного врача. — Не зови… Повернувшись, она видела, как тёмно-красные глаза превратились в пустые и безжизненные глазки, что со страхом смотрели на неё. Не удерживаясь, он упал на пол, тяжело дыша. Подбежав к нему, девушка трясла того за плечи и прижимала все больше и больше к груди совсем еще тёплое тело. В комнату забежали врачи, которые оттаскивали умирающего ещё от живого тела. — Вы же сказали, что еще пару часов… — кричала она, отбиваясь от медработников. Мужчина с печальным видом подошел к бледному телу и тихо прошептал. — Мёртв…