you are my sunshine

На часах было уже четыре утра. В любое другое, нормальное время Софья бы уже преспокойно дремала, не думая о проблемах. Если бы кое-кто не решил её разбудить. Гостиная была забита. Здесь расположились братья Бэрроу, лишь один из которых был в ясном уме, четверо молодых людей, один отвратительный медикус, камергер императора и сама императорская чета. Дмитрий икнул, попытавшись вновь найти убежища у Сорокиной. Нина грубо его пихнула, чтобы он наконец выпрямился перед своими родителями. Грустный цесаревич проигнорировал её, покачал головой и сел на ковёр, игнорируя всю предназначенную для сидения мебель. Софья переглянулась с Петром. Вздохнула. Начала допрос. — Может кто-нибудь рассказать, что произошло? Начался гул среди молодёжи. Императрица подняла руку в воздух, прерывая трещотку. В этот момент встрепенулся Дмитрий, пригладил белокурые волосы, чтобы выглядеть солиднее и решил, что будет удачным решением говорить от лица всей компании. — Мы ни о чем не жалеем! Магницкий, Сорокина и брат столь злобно уставились на него, и цесаревич осёкся. Вобрал в лёгкие воздух, распетушился, а затем, пытаясь выглядеть как можно более устрашающе, произнёс: — Я выполнял свой долг. Эффекта никакого это не произвело. Софья устало потёрла виски, а затем ледяным взглядом уперлась в Дмитрия. Он почувствовал себя резко отчуждённым ото всех. Один на суду. — Долг — убивать людей? Наследник ахнул. Бросил беглый взгляд на Павла, а затем, как говорится, переобулся. — Я пытался защитить своего брата! — испуганно выдал он, — если бы Павел не решил заняться своими мерзкими делишками в библиотеке, то ничего бы не произошло! Э-это была самооборона! Павел со злостью взглянул на него. И если бы сейчас в покоях находился чей-то бюст, то он закономерно прилетел бы в брата. Дмитрий вновь уселся на пол и взглянул на мать аки помойный котёнок, ищущий любви. Служанка, постоянно извиняясь, зашла в гостиную и поманила рукой хозяина поместья. Георг, который выглядел словно тигр, запертый в клетке, неоднозначно взглянул на неё. Перестал метаться, толкнул в плечо Михаила, развернулся и вышел за прислугой, которая с озабоченным видом о чём-то стала ему рассказывать. Оставалось надеяться, что не о новом трупе. И, кажется, уход дедушки как-то расслабил Павла. Ему показалось, что так стало легче изложить информацию. Наследник хмыкнул, привлекая к себе внимание. Кашлянул, пытаясь унять смущение, а затем произнёс: — Я и Матвей правда были в библиотеке, где нас нашёл этот Берёзов. Софья удивлённо моргнула. Канцеляра по имени она помнила смутно, но помнила. Дальнейшие минуты прошли в объяснении того, как он их застал; как сначала замял ситуацию, а затем стал требовать с Магницкого плату за молчание; ну и, конечно, драка в коридоре и непреднамеренное убийство. Всё это время в гостиной стояла тишина. Матвей разглядывал свою обувь, Нину молчаливо взял под руку Брокдорф, чтобы увести и дать нормальную одежду. Степан наблюдал за всем этим с какой-то ехидной физиономией. Первым решился оборвать молчание Пётр. — Как вы могли?! — воскликнул он. И Павел замер, не зная, что сказать. Вернее, цесаревич знал, как общество относится к похожим на него, но всё же... Была надежда на понимание со стороны если не обоих родителей, то хотя бы на отсутствие осуждения от, как правило, более мягкого отца. Павел ссутулился, пытаясь стать меньше. И вообще, если это возможно, исчезнуть. — Невозможно, — рухнул на спинку дивана император, — вы вообще представляете себе, насколько много там стоят книги… Какие там книги! Вы знаете, что такое кровать? Купите себе библиотеку и делайте там, что хотите! Софье нужно было приложить все усилия, чтобы не засмеяться. Она укусила себя за костяшки пальцев. Пётр был чересчур драматичен, когда речь шла о его постыдных бульварных романах, предназначенных для женщин в солидном возрасте. — Ты напугал их, — потрепала по плечу Петра Софья, — твой гнев можно было трактовать… по-другому. Император непонимающе взглянул на жену, а затем в его глазах промелькнуло понимание. — Павлик, я люблю тебя, даже если ты полюбишь нищенку. Даже если это мужчина, — поспешно заверил он, — король Фридрих, например, является прекрасной личностью и правителем. И он тоже любит мужчин. Императрица тяжко вздохнула. Ладно, в любом случае, хотя бы так её супруг выразил поддержку, на какую был способен. — Мы говорили об убийстве, — напомнила она, — и, к слову, мы ни в чём не виним вас. Матвей и Павел удивлённо переглянулись. Дмитрий усиленно боролся с желанием вновь заснуть, поэтому лишь едва заметно кивнул головой, что услышал эту информацию. — Никто не должен шантажировать члена императорской семьи, — пожала плечами Софья, — мы бы его сами казнили, если бы узнали. Вот так легко и просто произошло признание. Пётр взглянул на супругу, и она посмотрела на него в ответ. Вообще-то, разумеется, император был мягкосердечным человеком, но он тоже считал, что есть люди, не заслуживающие жизни. Например, живодёры… А с Софьи ничего взять нельзя. Она, скорее, исполнительница воли императора, ей уж тем более не впервой обрывать человеческие жизни и ломать судьбы. Подводя итог, ничего из произошедшего не противоречило внутренней морали их семьи. Софья приметила, что у Павла дрожат руки. Она поманила его к себе. Пётр отсел от жены, чтобы в середину дивана приземлился сын. Императрица любовно взглянула на него, а затем, видя его затравленный взгляд, обняла. Он вцепился в неё, как утопающий в соломинку. — Мы любим тебя, — повторила слова мужа Софья, — и всегда будем. Павел отстранился от неё, и она переключила своё внимание на Дмитрия. Она потрепала его по голове, снова взъерошивая волосы. Он проснулся, взглянул на эту любовную обстановку и ахнул. — Значит, пока я жертвовал своей репутацией, — обиженно просипел Дмитрий, — ты решил подлизаться к родителям! Видимо, он был пьян. Нет, не так, чересчур пьян. Сильнее, чем Михаил Бэрроу. Потому что через пару мгновений Дмитрий крайне спонтанно разрыдался и выдал: — А меня вы не любите, да? Поэтому, пока Петру выпала честь утешать пьяного цесаревича (и это было его ошибкой, потому что нетрезвая любовь Дмитрия была слишком всепоглощающей), Софья вскинула голову и посмотрела на Степана, опирающегося на стену. — Что думаешь, поймут, кто убил? — Нет. Но на всякий случай могу вырвать жмурику зубы, чтобы не определили личность жертвы, — пожал плечами медикус, а затем взглянул на Дмитрия, который, видимо, пытался задушить отца. — Он пожалеет об этом завтра, а эти двое, — он кивнул на Матвея и Павла, — позаботятся, чтоб он никогда об этом не забыл. Софья скосила взгляд, запамятовав, что Матвей, вообще-то, также здесь присутствует. Она похлопала в ладоши, привлекая их внимание. — Матвей, ты свободен, — она несколько помедлила, обращаясь уже к Павлу: — ты можешь остаться, если хочешь. Несколько уязвлённый тем, что поддался эмоциям, цесаревич отрицательно помотал головой. Хватит с него публичного проявления нежностей. Он жестом позвал за собой Матвея, нарочито долго задержался у выхода, якобы поправляя одежду (хотел остаться), а затем всё же вступил в темноту коридора. — Магницкий, — неожиданно обратилась к нему Софья, — если мы любим Павла, то это не значит, что мы приняли тебя. Каждую секунду, когда находишься с ним, помни это. Они напряжённо взглянули друг друга. И для пущего эффекта, не скрывая своих мыслей, императрица хладнокровно дополнила: — Если что-то пойдёт не так, то ты тоже закончишь в канаве. Дворянин покорно кивнул, произнося на прощание: — Я понимаю. Спокойной ночи, ваше величество. Он, согласно этикету, поклонился и поспешил догнать цесаревича. — Какая ты властная, — проурчал Пётр, — вылитый отец. — А я его единственная наследница, — усмехнулась Софья, — нужно соответствовать его нежеланию принимать избранников. Если Павлик его любит, то отвоюет также, как и я тебя. — Ты моя воительница, — супруг потянулся к ней, чтобы поцеловать. Дмитрий мерзко и громко зевнул, потянулся, и уже никакой прелестной жалости выброшенного котёнка не источал. Зато очень нагло поинтересовался: — Ну что, у нас ночевка? Я останусь на этом диване, а не сбегу, как брат! Софья засмеялась. — Это даже не наша гостиная, мы здесь исключительно потому, что не хотели будить Анечку в наших покоях. Без понятия, кому были отведены эти комнаты. — Да, оставайся, Дима! — в тон жене улыбнулся Пётр, — мы тебя никуда не прогоним с чужого-то места… — Вам повезло, что произошёл мордобой, — разгладил помятое от бессонной ночи лицо Степан, — сейчас половина гостей гневно разъехалась, и никакого конфликта… Он смерил их красноречивым взглядом. — …насчёт стерильности покоев не будет. А то Шувалов точно бы повесился, если бы ещё одни слухи поползли. Дмитрий всё равно не понял таких умных слов с его-то затуманенным разумом. Пётр с отвращением взглянул на медикуса, но промолчал, не давая повода для уже межличностной перепалки. Зато Софья не осталась в стороне. — Раз уж вспомнил о Шувалове… Завтра расскажи мне, что это за любовь такая у Петра к собакам, а у меня — связи с любовниками. Степан цокнул, закатывая глаза и складывая руки на груди. Не хватало ему ещё за других идиотов оправдываться. — Я надеюсь, что ты интервью очевидцев с места событий не потребуешь? — недовольно взглянул он, — я спать хочу. Мне сейчас не до ваших выдуманных проблем. — Я не потребую, потому что это я хочу спать, — прояснила нюансы Софья, — завтра я тебя найду, хочешь ты того или нет. И ты мне всё расскажешь. А затем повернулась к довольному от гнобления Степана Петру. Он взял её под руку и они ретировались из чужой гостиной, оставляя недовольного Дмитрия со Степаном. Дмитрий взглянул на медикуса. — А ты-то меня любишь?