you are my sunshine

На асфальте мелом ты рисуешь лето Ласковое море трогаешь ладонью Воду, воздух, время То, чего не знаешь И беспечной птицей в небо улетаешь!

Говорят, в мироздании есть определённый баланс. Свет не может быть без тьмы, перемены сосуществуют со стабильностью, зима приходит на смену лету. Примерно так можно было описать динамику отношений Петра и своей младшей дочери. Он был настоящим непрерываемым огнём энергии, который не знал никаких границ. Трудно было представить ситуацию, где император мог бы быть достаточное время усидчивым и внимательным. Он всегда активно жестикулировал, эмоционально говорил, мог сочетать несколько видов деятельности одновременно и был настоящим солнцем. Иногда казалось, что это было какой-то ужасной ошибкой – древним грекам решить, что какой-то Гелиос может олицетворять солнце, когда есть такой человек, как Пётр. Но, впрочем, различие было в том, что Анна Петровна являлась самым спокойным в мире ребенком. По всей видимости, она заранее взяла всё самое лучшее от жизни и не желала тратить силы на какие-то ненужные вещи. Например, передвижение. Зачем существует отец, если не носить на руках свою маленькую принцессу? Ленца сопровождалась во всём: она часто спала, редко донимала активностью родителей — в общем, была благословением после того, как в мире появилась Лена. Тем не менее, была в ней очень страшная вещь: вредность. Не поймите неправильно! Она есть у всех, так или иначе. Просто каждый раз, когда Аня кидала в лоб отцу игрушку, потому что он слишком сильно дышит, он вспоминал свою жену и думал, каким образом Софья передала всё своё наследие в одного ребенка. Её могли либо раздражить, либо пробить на слёзы многие вещи: собака не дает себя облизнуть, дядя Кристиан не родился черепахой, морковь выглядит невкусной (но ты до сих пор на молоке, разве это важно?) и апогеем было то, что папа не захотел покатать на своей спине, жалуясь на боль в пояснице после падения на охоте. В общем, Пётр безумно любил свою маленькую вредную голштинскую креветку, но подвергался экзекуциям с её стороны, когда речь шла о том, чтобы остаться наедине. — Я позову служанок, — заключила Софья, нервно поправляя локон, — ты уверен, что это стоит того? — Конечно, милая, доверься мне! — довольно жмурясь и пропуская мимо ушей предложение помощи в виде слуг, целует супругу он, — у нас всё будет хорошо. Софья смотрит скептически, но мечты и надежды мужа обрывать жестоко. Она кивает и уходит в компании Шешковского и братьев Бэрроу, мысленно надеясь, что ничего ужасного не произойдет. Георг отпускает комментарии, но Пётр их не слушает. Между прочим, у него на несколько детей опыта больше, чем у старого отца жены! Он смотрит на Аню, которая пытается наладить зрительный контакт с Фридрихом Первым (Соня, любовь к твоей фантазии неизмерима!) и заставить его съесть куклу. Щенок сопротивлялся. Дочь надула щёки и захныкала, попытавшись кинуть в песика вещь. — Эй! — нахмурился Пётр, поднимая проказницу на руки, — нет-нет, так нельзя. А если бы она была не тканевой? Ему было бы больно, и он плакал! Маленькая избалованная вредина ясно дала понять, что мнение отца не указ, и игнорировала его нотации. Пётр вздохнул. Вылитая Софья, только не умеющая формулировать свои ультиматумы. Понадеялся, что однажды поймёт этот неизведанный маленький мирок. — Давай чем-нибудь займёмся! — перенеся её вес на одну руку, чтобы вытереть свободной миниатюрные слёзки, предложил Пётр, — я предлагаю прогуляться. Она снова наморщила носик. Хорошо-хорошо! Как будет угодно её мини-Величеству. Никаких прогулок, мы просто откроем окна и впустим свежий воздух. Он играючи опустил дочку на кровать, чтобы распахнуть стеклянные створы. Было не прохладно, поэтому его карма перед женой была совершенной чиста.

Тополиный пух, жара, июль - ночи такие звёздные Ты пойми, что первый поцелуй Это потому что папа тебя любит Тополиный пух, жара, июль - ветер уносит в небо

По правде говоря, у него было достаточно других дел, которыми он мог бы заняться, вместо того, чтобы сидеть с Аней. Но кем бы он был, если бы сбагрил жемчужинку кому-то ещё? Он покосился на неё, думая, что в его детстве родители не фигурировали. Ему не повезло, но поэтому Пётр и старался её окружить всей любовью и заботой, которую мог дать. Если честно, он бы и других детей окружил, да только их собрать в одном месте было проблематично. Старшие сыновья плевались на все проявления нежности, хоть это и напускное поведение, а Лена куда-то сбежала с Егором, племянником Степана Журавлёва. Ничего! Им и вдвоём очень даже хорошо. Хотелось, конечно, Кристиана позвать, это был практически неосознанный позыв, но почему-то ему показалось это халтурой. Пётр покосился на книжный шкаф. Во дворце была прекрасная библиотека, которую он любил пополнять сам. Софья часто иронизировала над его вкусом, поскольку, по её мнению, «французские бульварные романы — это странный выбор для императора!». Но винить он жену не мог, что ж! Не каждому дано понять всю прелесть людских чувств. Это гораздо интереснее, чем читать четыре тома о каких-то расследованиях и спекуляциях. Впрочем, речь не об этом. Некоторые, наиболее излюбленные книги, находились в шкафу в их покоях. В основном, там преобладала детская литература. Как бы не показалось странным, но её было столь мало. Обычно все детские произведения подразумевали собой обучающий аспект, мало чем похожий на то, что принято читать для расслабления. Поэтому они заказывали некоторые книги самостоятельно. Софья, хоть и выросшая в определённых условиях, заставивших быть её довольно практичной (вообще-то, она говорила, что просто не понимает смысл бесполезных покупок в виде смешной статуэтки медведя, и это не имеет ничего общего со скупостью!), не препятствовала. В основном, смысл всех книжек был одинаков: несомненно был магический элемент, будь то какой-нибудь старый волхв или жрец, или какой-то леший и другая жуть славянского фольклора, и хороший конец. В принципе, это было всё, чего требовала душа. Петру нравились незатейливые задумки, ему даже хотелось написать какую-нибудь пьесу с таким мотивом, но, к сожалению, иногда ему выпадало слишком мало времени, чтобы заняться планами. На кровать запрыгнул щенок, примостившись рядом с маленькой хозяйкой. Пётр сгреб самую цветастую книжку и прилёг рядом. Аня важно, будто совершенно не интересуясь происходящим, привалилась следом. Разумеется, как и у любого ребенка её возраста, интерес падал больше на картинки. Желательно побольше, ярче и динамичнее. Щенок посеменил следом, присоединяясь к их маленькой компании. История была специфической: повествовали о женщине, столь надменной, что чародей её превратил в гусыню за чрезмерную гордыню. Мораль, конечно, была определенная, но для столь юных слушателей совершенно ненужная. Было очевидным, что в конце всё будет хорошо, злого-презлого колдуна победят и всех расколдуют. Только ударила Петру в голову дурость. На определённом моменте, когда рассказ подходил к кульминации, он таинственно произнёс: — И подкрался к ней чародей, чтобы... Пётр выдержал паузу. — Напасть! — и склонился над своей дочерью, чтобы фыркнуть ей в живот. По всей видимости, это очень глупое и необдуманное действие оказалось очень щекотным, поскольку реакция следовала незамедлительно — ему прилетела пятка в лицо. Зато Анечка была очень-очень довольной. Особенно в такие моменты почему-то она становилась сильно похожей на мать. — Противная егоза, — пробурчал Пётр, до глубины души задетый этой контратакой. Аня захихикала. — Давай, насмехайся над бедным отцом, — шутя, поддел он. Оставшаяся половина текста была прочитана нормально, хоть иногда и казалось, что Аня напряглась, ожидая еще каких-то фокусов. К моменту, когда Пётр дочитал до конца, блокада была снята, и ребенок успешно заснул. Ему подумалось, что не так он представлял времяпровождение с ребенком. Лена была очень активной, и он был счастлив их общему динамичному образу жизни, но младшая оказалась не такой. И всё же, сравнивать их было бессмысленно. Пётр посмотрел на сонную Анну и неосознанно зевнул. Как бы он ни был владельцем других ценностей, но леность дочери напоминала одну простую истину: сколько бы ни было детей, если ты видишь их чаще, чем раз в год, то, вероятно, сон будет отличным подарком. Это будет ужасный, непродуктивный и очень ленивый день, но он предпочтёт в эту толику тишины поспать тоже.

Ты ладони к небу, а то просто к сердцу Где найти бы к счастью маленькую дверцу Далеко-далёко парус уплывает В этой жизни счастья мало не бывает!