you are my sunshine

Обернусь я белой кошкой да залезу в колыбель Я к тебе, мой милый крошка, буду я твой менестрель Буду я сидеть в твоей колыбели да петь колыбельныя Чтобы колокольчики звенели, цвели цветы хмельныя

Лена чихнула, неосознанно сильнее кутаясь в одеяло. Софья повернулась к ней, вытянувшись, чтобы коснуться губами лба дочери. Ощущался жар. Уже который день маленькую княжну одолевала болезнь. Обычная, но столь неприятная простуда. От прикосновения девочка вздрогнула, приоткрыла глазки, поморгала. Софья испугалась, что разбудила дочь своим жестом, но никаких слёз не было. Лена завернулась в одеяло так, что торчала лишь её кудрявая головка. У маленькой букашки было одно-единственное недовольство: ей не нравилось, что когда она бодрствует — кто-то спит. Лена отвернулась от матери и повернулась к отцу, который от всего действия отвернулся на другой бок и просыпаться явно не собирался. Девочка нахмурилась и ткнула раз. Другой. Ещё один. Софья положила на неё руку, останавливая Лену. — Хватит будить, — шёпотом отчитала она, — пусть спит. — Я не хочу, — насупилась дочь, — уже давно утро! Соня перевела взгляд на часы. Ну да, конечно. Шесть утра. Она в такое время сама бы спала, если бы не малышка. Вслух предпочла молчать. Впрочем, их дилемму разрешил сам Пётр. Тяжело вздохнув, очевидно проснувшийся от их трели и вошканья, тот принял сидячее положение. — Ну и чего вы будите честных людей? — ссутулившись, поинтересовался он. — Мне ску-учно, — опередила Софью Лена, — а чем больше народу, тем веселее. Пётр посмотрел на неё пару секунд. Моргнул. После чего откинулся назад и рухнул на подушки, решая, что это недостаточно уважительная причина. Чтобы он не успел заснуть снова, Лена выкарабкалась из одеяла и наполовину легла на его грудную клетку, повторив так, чтобы он точно-точно понял: — Ску-учно. Отец положил ей на бочок руку. Подождал. А потом защекотал под рёбрами, чтобы Лена с писком слетела с него в сторону матери. Софья закатила глаза на довольную ухмылку Петра. Девочка нахмурилась, отворачиваясь. Он вздохнул. Ему-то как хотелось ещё лишний час поспать! Но делать было нечего, поэтому тот погладил дочь по спине, интересуясь: — Ты хочешь поиграть? Лена молчала, теребя рукав маленькой сорочки. Раздумывала над выбором. — Нет! Я хочу домик. — Домик? — удивилась Софья, — какой домик? — Хочу себе шалашик. Из подушек. — Шалашик? — отозвался вторым эхом Петр.

Обернусь я белой птицей да в окошко улечу Чтобы в ясно небо взвиться к солнца яркому лучу Будут с неба литься звонкие трели, трели всё весенния Чтобы колокольчики звенели, цвели цветы хмельныя

Девочка махнула рукой, будто разочаровываясь в идее донести то, что она хотела сказать. Пётр отвёл взгляд. Полежал пару секунд. Пришлось вставать. — Ты же не всерьез… — начала Софья. — Это слишком жестоко – оставлять больного ребенка без домика! «Тебе просто самому хочется поучаствовать в этом». Она смирилась с этим странным всплеском ребячливости, кинула мужу пару подушек с кровати после его требовательного взгляда. Пётр без зазрения совести сгрёб всё с письменного стола, накинул сверху одеяло. Закинул пару подушек вниз. — Весело чувствуешь себя со сверстницей? — хихикнула Софья, намекая на Лену. — Не знаю как ты, но вот моя сверстница мне помогать явно не хочет, — укол уже в сторону самой Софьи. Она слезла с кровати, по пути перешагивая разбросанные игрушки. В их маленьком мирке творился хаос, который выходил за все границы дозволенного. Отчего-то Софье подумалось, что узнало бы о таких вещах светское общество, то явно осудило бы их. Но кому знать, чем они тут занимаются, верно? Софья посильнее накинула на угол стола одеяло, сделав конструкцию более прочной. Лена соскочила следом с кровати. Соня даже не успела цокнуть, что она босиком прошлась по холодному полу, как дочь была рядом в своем... как она сказала? Шалашике. — Что же подумают слуги? — подавила зевок Софья. — Позавидуют, как мы хорошо развлекаемся. А потом будут с завистью все убирать, — шутливо рассудил Пётр. Лена, оказавшись в странном шалаше, была очень-очень довольной. Даже нельзя было сказать, что она болела. Она не казалось вялой или сонной. Пётр счастливо осмотрел дочь, а потом предложил неизменное: — Хочешь, я сыграю на скрипке тебе? Она покосилась на него, сморщила нос. Потом интенсивно покачала головой. — Нет. Пётр аж замер. Софья захихикала, чувствуя уязвленное состояние мужа. Он наигранно надулся, искоса поглядывая на Лену, будто интересуясь, заметит ли она его состояние. Лена очень-очень упорно рассматривала игрушку. Софья могла поклясться, что увидела её попытки подавить самодовольную улыбку. — Не грусти, Петь, — похлопала по плечу Соня, — когда она вырастет, то обязательно захочет послушать твою скрипку. Или нет. Пётр прислонился к шалашу, наблюдая за ёрзанием Лены и время от времени подкидывая ей какую-нибудь игрушку, которую она капризно выпрашивала. Вот, девочка схватила мать за рукав сорочки, намереваясь заставить родителей играть с ней. Пётр, все ещё отвлечённый от ситуации, нарочито невинно поинтересовался: — А ты хочешь послушать мою игру? Хотя бы из любви ко мне! Софья оставила вопрос без ответа, позволяя Лене переключить внимание родителей на неё. Тем не менее, исход ситуации был очевиден. «Будто у меня есть выбор!» — чувствуя некое умиротворение, беззлобно рассудила Соня.

Обернусь я человеком да вернусь к себе домой Я возьму тебя на ручки, мой хороший, мой родной Обернусь я белой кошкой да залезу в колыбель Я к тебе, мой милый крошка, буду я твой менестрель