you are my sunshine

And who are you, the proud lord said, That I must bow so low?

Утренняя заря смущённо ступила на землю, окрашивая горизонт в мягкие красно-оранжевые цвета. Трель сверчков сменилась стрекотанием кузнечиков, а назойливые мошки так и лезли в глаза любому путнику, которому пришла в голову идея вылезти наружу из кареты. Недавно прошедший дождик добавил свежести в воздух, отличая его от дневного, знойного и неприятного. Карета дрогнула, наткнувшись на дорожную выбоину. Раздался приглушённый чих и тихое чертыхание. Съежившись в углу, юноша встрепенулся, прижимая к себе драгоценный портфель с чем-то хрупким и, вероятно, не очень необходимым. Растерев помятое лицо, он прижал ношу одной рукой посильнее, а второй бесцеремонно потряс за плечо сидящую напротив девушку. — Ты ещё не умерла? — буднично поинтересовался он. — Хватит спать, Соня. Девушка вздрогнула, испуганно уставившись на собеседника. Софья поморгала пару раз, пытаясь сфокусировать взгляд. Мгновением после она бодро приосанилась, поправила выбившийся локон. Помимо них в карете находилась безразличная ко всему служанка, которая то ли была в такой же полудрёме, то ли просто тупила в окно, не желая подавать признаков жизни. — Мы уже приехали, Степан? — с видом великой мессии поинтересовалась Софья. — Я всё проспала? — К сожалению, — покачал головой упомянутый, — вот, решили развернуть карету и поехать домой из-за твоего вопиющего поведения. Ирония была мало оценена: Соня обиженно насупилась, складывая руки на груди, что придавало ей лишь комичности. Тем не менее спустя пару мгновений раздраженность сменилась волнением, заставляя кусать губы в размышлениях о том, что ей предстоит испытать. Её отец, некогда подданный Англии, давно перешедший на сторону русской короны, быстро поднялся по извилистому пути вояки. Он не рвался лишний раз в сражения, не был героически ранен или пленён, но был аккуратен, расчётлив и проницателен. В конце концов его заметили. И вот, волею судьбы, а может — связей, после отставки генерал-кригскомиссара Александра Бутурлина императрица подарила всему их семейству шанс на лучшее будущее (хотя и на прошлое было грех жаловаться, но амбициозность главы семьи не знала предела). Софья Георгиевна хоть и не помнила все тонкости военной иерархии, но могла легко связать очевидные вещи. Не нужно было быть мыслителем, чтобы после внепланового повышения заметить кардинальное изменение в отношении к тебе и твоим близким. Не то чтобы к ним было какое-то неприязненное отношение в прошлом, но и радушным его было не назвать: мать, хоть и русская, но не из знатной семьи, да отец-чужеземец. Предрассудки не выкинешь, но до тех пор, пока они не мешали, этого и не требовалось. Тем не менее сейчас разница ощущалась как никогда колоссально. И вот, с произведением отца в генералы, Софье выпал шанс, о котором, вероятно, мечтала бы любая девушка — статус фрейлины. Разумеется, сама должность не даёт никаких из ряда вон привилегий, но возможность обзавестись связями и открыть себе пути туда, куда, казалось бы, проход закрыт. Поэтому вещи были собраны и упакованы максимально рьяно. Единственное, о чём она всерьёз волновалась — о друге, Степане. Юноша был помощником домашнего врача, но при дворце, когда существует лейб-медикус, его существование не было таким уж необходимым. Правдами-неправдами он был взят с собою, несколько раз поспешивший упомянуть, что ни в коем случае не будет выполнять функции слуги или личного секретаря. Его присутствие в жизни Софьи Георгиевны было важной частью: не очень приятный в общении, но честный и верный — настоящее золото среди аристократии. Конечно, может быть, это было в силу возраста или его социального положения, но связь между ними двумя была гораздо значимее этих мелочей (по крайней мере, она так считала). Она повела плечом, растягивая затекшие мышцы и напряженно всматриваясь в происходящее за окном. Не хотелось пропустить момент прибытия. — Мы приехали? — в какой-то миг ахнула она. — Нет, просто дворец на пути попался, — съязвили в ответ. Степан поднялся, желая поскорее покинуть тесное и неуютное пространство, которое хоть и было их маленьким кружком, где они могли вести себя вне правил этикета, но при этом само по себе ужасно неатмосферное и чахлое.

***

Only a cat of a different coat, That's all the truth I know.

Софья покружилась у зеркала, разглядывая себя в голубом платье с золотой нитью. Идеальная точка, подтверждающая легитимность её нахождения в этих чертовски дорогих покоях и чертовски дорогое обращение к себе. — Пообещай, что если я зазнаюсь и стану высокомерной, ты напомнишь мне, кто я, — снисходительным, граничащим с насмешкой тоном произнесла новоиспечённая фрейлина. — Я не могу вернуться в прошлое, — Степан, уже переодевшийся в красного цвета камзол, лежал на её кровати, подкидывая над собой яблоко, стащенное из миски, — могу пообещать рассказывать тебе интересные сплетни. Она хмуро взглянула на него, поджав губы. Что ж, ладно-ладно, мы это запомним! Девушка достала из шкатулки кулон в золотой оправе и поманила друга рукой. Тот нехотя поднялся, приблизился и помог справиться с украшением. Проследив за её взглядом через зеркало, Степан нервно моргнул, думая о том, что его заставят работать. — Не слишком блекло? — Тебе всё блекло, но сейчас выделяться не лучшая идея, — проворчал Журавлёв, — будут вопросы, претензии, не особо нужные для меня испытания. — Ты что же, волнуешься о себе больше, чем обо мне? — Не думаю, что тебя заставят, например, таскать вещи. А у меня, между прочим, всё ещё колена после дождя болят. Софья Георгиевна хихикнула. С приготовлениями покончено, можно вылезти на разведку. Сделав контрольный осмотр себя прекрасной, девушка развернулась и направилась в коридор, чтобы изучить свою новую территорию. Степан умирающей лошадью потащился следом — в конце концов, этой повесе нужен хоть какой-нибудь присмотр. И вот, петляя туда-сюда, наткнувшись на одного злобного Шувалова, который отогнал их, как назойливых котят, да на одного злобного лейб-медика, который не понравился Степану ввиду их профессиональной конкуренции (и пусть его образование было втрое хуже), они выбрались наружу, к примыкающему ко дворцу саду. «Говорят, у Елизаветы Петровны самый прекрасный в мире сад! Говорят, на содержание только одного придворного садовника уходит столько же, сколько на роту солдат. Говорят, что у неё растут чёрные розы, которых нигде больше нет. Говорят…» Ладно, на четвертом кругу стало очевидно, что логики в пересудах нет, и дальше идут просто нелепицы-небылицы. И всё же сад действительно поражал буйством красок и переливами ароматов. Софья почувствовала себя несколько неуверенно, думая: а правда ли им можно сюда заходить? В конце концов, Степан дал железный аргумент: «Худшее развитие событий — казнь за испорченные цветы, но тогда хотя бы отцу за тебя краснеть не надо будет». И будто бы мечтательно он посмотрел куда-то вдаль. Переборов себя, Софья аккуратно опустилась на скамью, размышляя о том, что, впрочем-то, ничего они дурного и не творят: вон, где-то слышится хохот фрейлин да перешептывания. Видимо, сюда можно всем. — Я в восторге! — спустя пару минут выдала она, — конечно, нас не представили перед императрицей… — Наверное потому, что мы не имеем никакой важности. — ...И нас никто не знает… — Поскольку мы из какой-то глуши. — ...Но всё не так плохо! Нужно лишь больше времени, чтобы люди увидели весь мой потенциал! В смысле, наш! Журавлёв попытался выдать какую-то сильную эмоцию, но его выражение лица больше походило на то, что он съел лимон и это была последняя еда в его жизни. Но ничего! Соня-то знала, что это типичная модель поведения его радостного состояния… Или его иллюзии. Она хотела было открыть рот, чтобы выдать приободряющий совет доброму другу, но громкий лай, пробирающий до глубины души (во всяком случае, для опасающейся животных Софьи) ввёл её в ступор. Вернее, даже не этот элемент, а то, что на неё из кустов вылетел щенок коричнево-белой борзой. Малыш, обдавая своим очень собачьим дыханием, потыкался в колени Софьи, обследовал лавку и, в завершение, навернул кружок.

In a coat of gold or a coat of red, A lion still has claws, And mine are long and sharp, my lord, As long and sharp as yours.

Вскоре за ней, запыхавшись, из кустов вырвалось столь же взъерошенное, как и щенок, нечто. Это была такая же молодая и, видно, буйная особь с растрёпанными кудрявыми волосами, помятым сине-жёлтым камзолом и лицом, полным невозмутимости. Незнакомец равнодушно осмотрел Софью и Степана, а после перевёл взгляд на щенка. — Вот ты где! Я же говорил, чтобы ты не убегала. Не нужно было быть проницательным человеком, чтобы понять: за напущенным безразличием стояла неловкость и смущение оттого, что юноша не в состоянии был обуздать животное. — Сегодня такая хорошая погода, — начала Софья, но моментально получила локтем в бок от Степана («банальщина!»), — …что она решила сбежать. Последнюю фразу фрейлина выдохнула, злобно метнув взгляд на товарища. Натянув улыбку, Соня попыталась вывести разговор в нужное русло, но её опередили. — Она ещё молодая, Псинка часто… — Ты назвал своего щенка Псинкой? — моментально перебил Степан, искусно пряча иронию. — Так легче запоминать! Это не пренебрежение, я её люблю, — вдвойне смутился юноша. — У меня была сороконожка, мерзкая такая, — пожал плечами Степан, — я её звал… — Вы оба были мерзкие, — поправила Софья. Журавлёв закатил глаза, пряча улыбку. Что ж, такое бывает, не все понимают красоту наземной жизни с ногами более трёх пар. — А вы, впрочем, кто? — окинул их взглядом собеседник, — я вас здесь никогда не видел. — Я Софья Георгиевна, моего отца призвали на службу ко двору, а я с ним. А это — Степан. Он мой слуга. — Вершина моей карьеры, — вставил едкий комментарий тот, — между прочим, я прекрасный начинающий лекарь. — Я — Пётр Фёдорович, — возгордился своим представлением собаковладелец. Софья и Степан пересеклись взглядами, пытаясь понять, почему же у Петра такой важный вид, мысленно перебирая в голове вариации того, кто походил бы под это имя и какой имел бы статус. Но, впрочем, при дворе было не так уж и много людей, которые могли занимать важную должность в столь раннем возрасте. — Ох, — прикрылась ладонью Софья, чтобы сдержать удивление, — вы — цесаревич, наследник престола! — …И у вас щенок — Псинка. Уже два недружелюбных взгляда уставились на Степана. Всем, кроме него, стало неловко: Софье, потому что она пренебрегла этикетом в сторону коронованной особы, Петру — из-за этого инцидента с щенком. — Почему ты обращаешься к Софье Георгиевне фамильярно? — неожиданно спросил наследник. — Мы друзья, — заткнула Степана Софья, — росли с самого детства вместе, практически. Мы не хотели затронуть вашу честь или проявить неуважение, просто мы никогда не видели столь высокопоставленное лицо вживую. Пётр смягчился, быстро забыл о неудобных вопросах и то ли от наивности, то ли от скуки, решил развить эту тему дальше: — Я вас хорошо понимаю! Мой близкий друг тоже не такого же статуса, как и я, но мы с ним, кажется, дружим с самого рождения, — повисла пауза, — правда, он пока не здесь. Но скоро будет, и я вас познакомлю! Собачка, бешено лая, совершенно не дрессированная, стала ловить летающих туда-сюда мошек. Пётр неуверенно покосился на неё, но теперь никто не сказал и слова о сложившейся ситуации, и он быстро расслабился. — Вас сильно заденет, если мы продолжим общаться в той же манере? — аккуратно поинтересовалась Софья. — Нет-нет! Мы можем разговаривать так, как вам удобно. Этикет — это глупо, — он помолчал пару секунд, — здесь, в пруду, есть лягушки. Даже в глазах ворчливого Степана сверкнула заинтересованность. Софья колебалась между отвращением и желанием узнать подробнее об этом предложении. В конце концов, она дала ту реакцию, которую от неё и ждали: — Правда? А где? И вот, образовавшаяся троица из разных сословий и статусов, объединённая одним и тем же желанием найти что-то мерзкое, живое, холодное и зелёное — но неимоверно интересное! — уже вдохновилась идей и собралась идти, как на них обрушилась неприятная реальность. Их уединение нарушил слуга, который, к раздражению Степана, тоже был в красном камзоле, отдал короткий приказ: — Её Величество приказала явиться на урок к Якову Яковлевичу. Пётр помрачнел. Ему не очень-то хотелось идти именно в такой момент, но ослушаться приказа Елизаветы Петровны было невозможно. Он посмотрел на Софью и Степана, пытаясь подобрать какие-то прощальные слова. Выглядел он на удивление грустным и разочарованным. — Иди…те, Пётр Фёдорович, — незаметно поправилась Софья, — нас пока ещё не выгнали, мы обязательно найдём лягушку! Степан кивнул и, видя взгляд Софьи, который можно было истолковать как «быстро скажи что-то хорошее, иначе у тебя будет мрачная судьба» максимально бодро бросил: — Я покажу, как её препарировать. Никто, слава Богу, не воспринял его слова всерьез. Софья прощально погладила Псинку по спине и помахала вслед Петру, который был вполне доволен данными ему обещаниями. Какое-то время они сидели в тишине, нарушаемой лишь далёкими воплями неугомонной собачки, пока, когда стало совсем тихо, Софья не произнесла: — Ты можешь в это поверить? Нет? Первый день — и встреча с наследником престола! Как думаешь, он нас запомнил? Тебе следовало быть радушнее! Так и знала, что твои советы насчет блеклости никак мне не помогут… Она вздохнула-выдохнула. Степан таинственно молчал, а когда сообразил, что от него ожидают мало-мальской реакции, то выдал первое, что ему пришло в голову: — Ну-у, он был всяко лучше, чем сын нашего конюха… Вкус стал лучше. Софья смущённо пискнула, но моментально взяла себя в руки. Время близилось к вечеру. Степан встал с лавки, подал руку Соне и они молча потащились назад ко дворцу. Журавлёв не прерывал мысли Софьи, терпеливо ожидая, пока она переварит всё увиденное-сказанное. Лишь раз они нарушили тишину: встали перед развилкой коридора, взвешивая рациональность желания влезть туда, куда не следует. Софья моргнула пару раз, несколько подумала. И по общему мановению души они направились в библиотеку.

And so he spoke, and so he spoke, That lord of Castamere, But now the rains weep o'er his hall, With no one there to hear.