понарошку умирали—

звезды пьяные пылали,

пели пули, пили кровь,

понарошку умирали,

воскресали, бились вновь

Руневскому пришлось некоторое время привыкать к присутствию в родном поместье новообращённой вампирессы. Странно было осознавать, что она всего несколько дней назад была представительницей шумной протестующей молодёжи, якшалась с анархистами. Странно, что он теперь жил не один. Графу, на которого временами все же давил груз прожитых лет, время от времени приходилось отмахиваться от вечных старческих мыслей о том, как же раньше было лучше и какие молодые и глупые пошли противники власти. Это мешало объективно оценивать ситуацию в мире, а вампиру-дворянину всё-таки полагалось быть мудрее, чем скучающие медленно загнивающие консерваторы. Не то чтобы Руневский привык к одиночеству, к нему часто захаживал Свечников, по делам и так, без повода, посидеть, вместе принять крови, всё веселее. По коридорам и залам особняка бродил старый слуга. Это все создавало иллюзию присутствия, паркет скрипел, потрескивали, догорая, свечи по вечерам. Но все же Аля создавала совсем другой шум, живой очень, человеческий, несмотря на свою уже насквозь вампирскую суть. Как ее трясло от слез, по-настоящему, некрасиво, когда он рассказал все, что считал нужным, про ее смерть и обращение. Этот плач раздражал, напоминал об его собственном становлении упырём. Её паника, тоска по прошлой жизни, боязнь своей новой сущности, это можно было предвидеть, и всё же прежнего спокойствия в доме как ни бывало. Аля привыкала к новой жизни и к новому жилью постепенно, её попытки принять себя, как вампирессу, донельзя забавляли владельца имения. Несмотря на свое недолгое по вурдалачьим меркам существовование, всяких способов покончить с жизнью он повидал предостаточно. За тем, как Аля раз за разом пыталась совершить самоубийство, наблюдать было одно удовольствие. Каждая ненастоящая смерть - как перфоманс, что-то такое кричащее и юное, по-человечески еще, конечно, наивное, неплохо разнообразило будни Руневского. А новорожденной вампирессе нравилось ощущение собственной неуязвимости. Так хорошо становится, когда чувствуешь, как раны затягиваются, как ошмётки кожи восстанавливаются за считанные минуты, даже если очень хочется умереть, такое хочешь-не хочешь, а оценишь. Аля где-то в глубине души хотела бы забыть о своей прошлой жизни, о родителях, о Караморе, но прошлое стояло перед глазами, пусть и некоторые события казались прошедшими давным-давно, тысячу лет назад, но от запрятанной тоски все равно было некуда бежать. Ночью, после ареста Вадима Кровяника, Аля не знала куда деваться от тревоги, её пугала собственная зависимость от крови, пугала жажда, настоящее, совсем не человеческое желание выпить человека. В голове мельтешились перепутанные картинки: то Кровяник с беспомощно перекосившимся мокрым ртом, то старуха-соседка из детства, рассказывающая про упыриц и русалок, мертвячек, преследующих живых людей. Слишком много всего случилось за день, не хотелось вспоминать. Руневский сидел рядом в соседнем кресле, думал, наверное, что не стоит пока оставлять подопечную одну, мало ли что может произойти. Аля в глубине души признавалась самой себе, что так спокойнее, граф вселял надежду одним своим существованием. Она думала о том, что Руневский очень спокойный вампир (вообще Алина подумала "человек", но спустя секунду одёрнула себя), никак себя не выдает и вообще не похож на чудовище, зависимое от крови, разговаривай бы она с ним в прошлой жизни, не заметила бы ничего странного. "Значит, все не так страшно, как ощущалось, совладать с жаждой возможно, в любых обстоятельствах можно оставаться человеком в каком-то смысле", - резюмировала она про себя. Девушка заёрзала в кресле, устраиваясь поудобнее, хозяин дома покосился на нее: — Может быть, вам книг каких-нибудь принести, чтобы ночью бессоницей не мучаться? Вампиресса энергично закивала головой, ей в голову пришла идея: — Руневский, помните, вечером в публичном доме я говорила, что все еще остаюсь анархисткой? — Мммм, ну да, ваши мировоззрения - ваше дело, конечно. — По правде сказать, в теории анархо-коммунизма я разбираюсь не очень хорошо, Карамора что-то рассказывал, идейную составляющую я понимаю, но проводить просветительскую работу, например, не могу. Вы знаете, мы с П-петей встречались, получается, совсем недолго. А пару дней назад я одолжила одну книжку, ее перепечатывала и распространяла моя знакомая с товарищами в подпольной типографии, давайте я ее вам вслух почитаю!! Нам обоим полезно будет. Сейчас принесу, - криво улыбнувшись, Аля вскочила с кресла и быстрым шагом направилась в сторону спальни. Руневский толком не успел ничего сказать, развел руками и пробормотал ей вслед: — Если тебя это успокоит.... А вампиресса уже возвращалась, стремительно преодолев расстояние до кресла, она довольно плюхнулась в него, держа в руках растрёпанный пухлый томик Кропоткина: — Я же возьму подсвечник, да? — Ага, только воском не капайте, пожалуйста, - Руневскому было даже немного любопытно. В небольшой зале было уютно, дрожали тени от свечей, огоньки бликовали к отполированному полу. Аля вдруг поняла, что чувствует себя хорошо. Вокруг стояла тишина, Руневский излучал спокойствие. Старинное поместье с его призраками, кажется, приняло новую жилицу. Девушка перевернула первую страницу. — "Анархия" Петра Алексеича Кропоткина, - нравоучительно подняв указательный палец вверх, Алина начала читать.