Шипы белых роз

      Когда Джил спрыгнула со спины кентавра, её сердце болезненно сжалось.       Причин этому было несколько: смерть старого короля (пусть она его совсем не знала, но Юстасу он когда-то был другом), ожидание скорой разлуки и горечь на лице Рилиана — последнее, пожалуй, больше всего. Именно поэтому, когда он, простившись с отцом, подошёл к ним, она тут же метнулась к нему, в последний момент сдержав порыв его обнять.       — Рилиан, мне так жаль, — прошептала Джил, не зная, что сказать. На её памяти ни один из её близких не испытывал такой горечи утраты.       — Соболезную, — Юстас похлопал Рилиана по плечу; сам он тоже выглядел неважно. — Каспиан… то есть твой отец был моим хорошим другом…       — Я знаю, — ответил Рилиан; его голос звучал удивительно уверенно. — Отец ведь рассказывал мне о вас — то есть о своих друзьях из другого мира. И о тебе, Юстас. Теперь-то я это вспомнил, — он слабо улыбнулся, но его губы тут же задрожали. — Он ещё сказал, что всякий раз, выполнив миссию, вы возвращались в свой мир.       — Это так, — кивнул Юстас. — И однажды это случится в последний раз. Я видел, как это произошло с Эдмундом и Люси, моими кузенами: Аслан просто сказал, что они больше не вернутся в Нарнию, и, как видишь, их здесь нет.       — А вы ещё вернётесь? — со вспыхнувшей надеждой во взгляде спросил Рилиан.       — Это вряд ли, — покачал головой Юстас, и Джил ощутила, как внутри что-то обрывается. — Мы, видишь ли, уже слишком взрослые для Нарнии — в конце концов, нам уже шестнадцать. Аслан наверняка сочтёт, что Нарния уже научила нас всему, чему могла, поэтому нам тут делать больше нечего.       — Аслан… — протянул Рилиан, а затем резко посмотрел на Джил: его глаза буквально сияли, и она не могла точно разгадать его эмоции. Следующие слова он произнёс, глядя прямо на неё: — В детстве я лишился матери, потом умер отец… Я не хочу потерять ещё и самых близких моих людей.       «Я не хочу потерять тебя, Джил».       В его фразе она услышала именно это — то, что зеркально пульсировало в ней самой, не давая покоя все эти дни. Джил, бывало, мечтала о первой любви — в её фантазиях всегда фигурировал либо кто-то вроде Юстаса, либо, если уж совсем замахнуться выше, старшеклассник, — но никогда не смела даже предполагать, что это будет принц из волшебной сказки. И, что самое главное, Рилиан, кажется, чувствовал то же самое: он не оставлял её ни на миг их чудесного путешествия, а одной ночью они даже почти поцеловались — почти, потому что Джил, испугавшись, в последний момент отскочила в сторону, радуясь, что мрак скрывает её покрасневшее лицо. Рилиан подавал ей руку, когда следовало куда-то взбираться, разговаривал с ней и с удовольствием слушал её истории; Джил не раз замечала, каким странным взглядом на них смотрит Юстас, но не придавала этому значения. С Рилианом в целом не получалось придавать значение хоть чему-либо — даже тому факту, что рано или поздно ей придётся покинуть Нарнию. Пока они искали вход в подземное царство, Юстас рассказывал ей о том, как его кузены остались здесь на пятнадцать лет, и Джил втайне мечтала, что такая удача улыбнётся и ей; теперь же стало ясно, что на такое не стоит и рассчитывать. Она не королева и не героиня пророчества, и ей стоило бы смириться, как истинной дочери Аслана…       И как же нелегко это было сделать, глядя в лучистые глаза Рилиана.       — Ваше величество! — позвал кто-то, и Рилиан дёрнулся, видимо, не сразу поняв, что это к нему.       — Я скоро буду, — он извиняясь посмотрел на друзей. — Подождите, пожалуйста, нам ещё столько нужно обсудить!       Когда Рилиан скрылся в толпе, Джил переглянулась с Юстасом и увидела в его глазах свой главный страх. Он смотрел на неё с сожалением и незаданным вопросом во взгляде — тем самым, наверное, который озвучила она.       — Это конец? — тихо спросила Джил, сжимая подол платья. Ей до сих пор не верилось — вот ирония: сперва она не желала признавать существование Нарнии, а теперь отчаянно не хочет в свой родной, простой, привычный и понятный мир. — Мы же не вернёмся, Юстас?       — На всё воля Аслана, — так же печально ответил он. — Мне бы очень хотелось, Джил, правда, но… — Договорить он не успел: Джил ощутила нечто очень знакомое, и Юстас тоже, потому что обернулись они синхронно; за их спинами стоял Аслан, и чувство необратимости накрыло их с головой. Казалось, больше никто не замечал Великого Льва, но они всё равно двинулись к нему. Ни сказав ни слова, Аслан махнул хвостом, и толпа сразу пропала; через миг они стояли на залитой солнцем поляне, совершенно пустой, и только тогда тишина разрушилась.       — Дети мои, — величественно кивнул Аслан; Юстас и Джил склонили головы. — Вы снова справились и доказали, что я никогда в вас не ошибался. Юстас, ты стал истинным другом Нарнии. — Юстас на это просиял, довольный похвалой. — Джил…       — Прости меня, Аслан, — потупилась она, прежде чем Великий Лев продолжит говорить. Она прекрасно помнила, как из-за её ошибки их с Юстасом задача чуть не провалилась — как она могла забыть? — Я старалась…       — Я не виню тебя, дочь моя. Так или иначе, ты вспомнила мои наставления и следовала им, что и помогло вам выполнить моё поручение, — Аслан шагнул ближе. — Однако я вижу, что тебя тревожит не это. О том и желаю с тобой поговорить — наедине.       — Да, разумеется, — выпалила Джил, чтобы вновь оказаться в новом месте. На этот раз это был густой лес: где-то вдалеке шумела река, пели птицы, и в другой ситуации она бы обратила на это внимание, но не теперь. Сейчас значение имел только Аслан, который выжидающе на неё смотрел, и она решилась: — Аслан, а… мы ведь не вернёмся в Нарнию?       — Вы с Юстасом уже взрослые, — Аслан грациозно опустился на землю. — Отправляя детей Адама и Евы в Нарнию, я хочу, чтобы они научились смелости, преданности, пониманию и дружбе. Но ты вынесла ещё один урок — любовь. Не так ли, Джил?       — Я… я не знаю, — Джил опустила голову. Говорить об этом так просто с Асланом было невероятно смущающе, хотя от Юстаса она хорошо знала, кто это, как и то, что ему можно всецело доверять. — Рилиан, он… Я не чувствовала такого ещё ни к кому.       — И твоё чувство настолько сильно, что ты не хочешь возвращаться в родной мир? — Аслан не осуждал — он, кажется, искренне интересовался, пытался подтолкнуть к мысли, и это немного успокаивало.       — Я думала об этом, — призналась Джил, и не соврала. Она часто размышляла о том, действительно ли готова оставить всё, что у неё было — родителей, подруг, школу, Кембридж, — ради чудесной страны, где она встретила свою первую любовь, и, к стыду Джил, часто ответ звучал утвердительно. Внутренне она понимала, что поступает, как последняя неблагодарная эгоистка — но а затем вспоминала Пэвенси, кузенов Юстаса. У них ведь тоже была своя жизнь в Англии, но тем не менее они остались здесь; а у неё ведь, в отличие от них, был ещё и Рилиан… — Мне кажется, я готова.       — Однако Рилиан — не простой молодой человек, — Аслан вновь проницательно уставился на Джил, словно заглядывая в самую душу. — Он король Нарнии, а это значит, что тебе придётся стать его королевой. Ты ведь это знаешь?       — Я хочу остаться не ради трона! — вскинула руки Джил. Она испугалась, что Аслан подумает о ней неправильно — то, что ей нужна власть Рилиана, а не…       — Знаю, Джил. Тщеславие всегда было тебе чуждо, — Аслан успокаивающе взмахнул хвостом. — Я лишь хотел напомнить тебе об ответственности, которая окажется на твоих плечах вместе с этим титулом. Ты выросла, но ещё совсем молода.       — Рилиан ненамного меня старше, — несмело парировала Джил. — Да и… Юстас рассказывал мне о своих кузенах — вы называете их Золотыми правителями, верно? — судя по его словам, им было примерно столько же, когда они сели на трон. Я мало что знаю о том, что меня ждёт, но я готова учиться, и если на то будет твоя воля, я стану королевой Нарнии. Ведь я буду не одна. — Джил сама не ожидала от себя таких взрослых слов, но понимала, что это именно то, что она думает на самом деле — а значит, Аслану стоило это знать.       — Что же, дочь моя, — Аслан поднялся на ноги. — Я уже говорил, что хотел, чтобы вы вынесли урок из своего визита в Нарнию, каждый свой; похоже, тебе достанется ещё один.       — Это значит «да»? — Джил заломила руки.       — Идём, — Аслан поманил её за собой. — Нас ждут.       Миг — и они вновь перенеслись на поляну, только теперь помимо Юстаса на ней обнаружился недоумевающий Рилиан. Его выражение лица немного прояснилось, стоило ему увидеть Джил, но он тут же упал на одно колено, когда заметил Аслана.       — Отец рассказывал мне о тебе. Для меня честь встретиться с тобой, — торжественно произнёс Рилиан.       — Поднимись, сын мой, — велел Аслан, и Рилиан тут же встал на ноги. — Мне тоже радостно знать, что я наконец могу познакомиться с тобой, а твоя память вернулась к тебе. Разговор наш будет недолгим. — Аслан сделал шаг вперёд. — Я знаю, что ты очень ценишь Джил, Рилиан, и оттого спрошу: согласен ли ты, чтобы она однажды стала твоей женой и королевой?       — Я… — Рилиан покраснел, и Джил была уверена, что выглядит так же: всё же вопросы в лоб от Аслана здорово смущали. Взглянув на Юстаса, Джил заметила, как от отчего-то сжимает зубы, и поспешила отвернуться. — Это будет самой большой радостью для меня, Аслан.       — В таком случае, — Аслан ещё раз внимательно их оглядел, — я вверяю Нарнию вам, дети мои, и надеюсь, что вы будете достойными правителями. Юстас, тебе же придётся вернуться домой.       — Можно попрощаться? — тут же выдохнула Джил, понимая, что, ослеплённая счастьем, чуть не забыла о своём теперь уже близком друге. Аслан кивнул и отступил, позволяя ей шагнуть к Юстасу. Слова, которые она хотела сказать, застряли в горле, смешанные с глубоким чувством… вины? Но почему?       — Мы больше не встретимся? — тихо спросил Юстас, и Джил резко захотела его обнять — правда, так и не решилась. Вместо этого она тихо произнесла:       — Наверное, только в стране Аслана…       — Пора. — Голос Аслана прозвучал над ним роком, и Джил отошла к Рилиану — чтобы увидеть, как растворяется поляна, а вместе с ней и Лев с Юстасом, а они с Рилианом стоят на пригорке недалеко от Кэр-Параваля и смотрят на толпу под ним.       — Я не могу поверить, что ты решила остаться, — разрушая молчание, сказал вдруг Рилиан, несмело касаясь её руки; Джил не стала отстраняться — только крепче сжала его ладонь. Потому что так правильно. Потому что она сама сделала такой выбор. — Как…       — Давай обсудим это позже? — предложила Джил, весело улыбаясь, потому что осознание, что это всё теперь её навсегда, счастьем разливалось внутри, съедая все сомнения.       И тогда Рилиан всё-таки её поцеловал, прежде чем, галантно предложив локоть, отвёл вниз, в новую жизнь.

***

      С того самого дня у Джил началась совершенно непохожая на размеренную английскую жизнь — и она бы соврала, если бы сказала, что ей это не нравится.       Двору её представили как леди Джил Нарнийскую, невесту короля Рилиана, и относились к ней с соответствующим почтением. Аслан не ошибся, Джил не была тщеславной — но ей, вчерашней непримечательной школьнице, невероятно нравилось чувствовать себя кем-то важным и нужным. Она не зазнавалась, но сполна пользовалась открывшимися перед ней возможностями — например, сама до поздней ночи делала эскизы для новых платьев, которые незамедлительно воплощали лучшие портные Нарнии, с удовольствием принимала ванну по нескольку часов и, конечно, расспрашивала всех, кого только могла, о Нарнии и её устоях. Учиться Джил в принципе любила: будущую королеву готовили к престолу всесторонне, и она наслаждалась этими уроками. Джил учили ездить верхом, владеть оружием, истории, праву, этикету и дипломатии, и всё это было ей в радость — даже когда приходилось допоздна сидеть за книгами или до промокшей насквозь рубашки размахивать мечом. Разве такие мелочи имели значение, когда у неё были огромные покои, собственные слуги, свобода и…       С Рилианом Джил виделась не так часто, как ей бы хотелось: ему, как молодому королю, следовало навести порядок в стране, и он был занят работой чуть ли не до полуночи, но дни, которые он всё-таки мог провести со своей невестой, казались Джил лучшими на свете. Они гуляли по саду или берегу, разговаривали, держались за руки, а когда их никто не видел, то и целовались — Джил сомневалась, что это соответствует этикету, но возмущаться у неё не было никакого желания. Теперь, когда Рилиан вспомнил всё, оказалось, что он очень умный и начитанный молодой человек: он мог поддержать беседу на любую тему, знал наизусть стихи и с удовольствием отвечал на многочисленные расспросы Джил. Королевский титул прибавил ему усталости, но не надменности: Рилиан так и остался бесконечно добрым и открытым, что окончательно покорило Джил. Он разительно отличался от заносчивых мальчишек из её школы: те, казалось, интересовались только собой и не обращали внимание ни на кого вокруг, и то, что Рилиан не такой, грело её сердце сильнее, чем пламя камина, у которого они любили сидеть вечерами.       Случались, впрочем, и вечера меланхолии, когда Джил, оставшись одна, забиралась на подоконник и, глядя на ясное звёздное небо, думала о мире, который оставила позади. Интересно, как там родители? Скучают ли по ней, сумели ли смириться, что их дочь их покинула? А Элис, лучшая подружка-одноклассница? А Юстас? От мыслей о последнем сердце сжималось по-особенному, и пусть Джил не знала, почему — в конце концов, они не так давно стали друзьями, — вспоминать о нём было больно.       Но, к счастью, грусть длилась недолго: утром Джил просыпалась бодрой, весёлой и готовой к новым свершениям, а днём в принципе почти не вспоминала о тревожащих её раздумьях — а если и случалось, то она успокаивала себя тем, что здесь, в Нарнии, она по-настоящему стала счастливой, и люди, которые её любят, обязательно это поймут. Да и она ведь не первая — Золотые короли и королевы, о которых она узнала теперь уже из книг, тоже променяли дом на Нарнию, и никто их не винит, они здесь герои, — а значит, её решение оставить Англию не делает её плохой дочерью и подругой.       Правда же?..

***

      Свадьба Джил состоялась через месяц после её совершеннолетия.       Это было невероятно пышное торжество в лучших нарнийских традициях, и хотя это всё отличалось от того, что Джил представляла себе в Англии, ей понравилась каждая минута торжества. Сперва она долго крутилась перед зеркалом, не веря, что девушка в отражении — она: пусть обычные платья тоже придавали ей статности, но ни одно не могло сравниться со свадебным. В этом облаке кружев Джил чувствовала себя принцессой из волшебной сказки, и это ощущение стало только сильнее, когда она попала в бальный зал. Весь день она наслаждалась едой и напитками, принимала поздравления и, конечно, танцевала с Рилианом, который не хотел отпускать её от себя — а она и не желала уходить. Вечером Джил контролировала, чтобы все её вещи перенесли в целости и сохранности в покои Рилиана, а затем… Она впервые провела ночь в чужих объятиях, и если в Англии подобные мысли заставляли её краснеть, то сейчас ей казалось, что она попала в рай, и больше всего мечтала, чтобы это никогда не заканчивалось.       На следующий день прошла коронация, и это событие понравилось Джил не меньше: она с замиранием сердца смотрела на склонившихся перед ней нарнийцев, и осознание, что она теперь их правительница, пусть и не кружило голову, но очень воодушевляло. Рилиан надел на её голову золотую корону в виде венка из веток оливы и нарёк её Верховной Королевой Джил Милосердной, и под звуки оркестра Джил поклялась верой и правдой служить народу Нарнии. Вновь пели песни и раздавали угощения, и Джил второй день чувствовала себя невероятно счастливой…       Её энтузиазм немного утих следующим утром, когда Рилиан разбудил её на несколько часов раньше, чем она привыкла, и сказал, что пора идти на традиционный утренний совет. Джил, конечно, знала, что новый титул принесёт ей и новые обязанности, но не была готова к тому, что это случится так скоро — как и к тому, что всех приближённых Рилиана начало интересовать её мнение по каждому государственному вопросу, и пусть она старалась ответить на каждый, неловкость всё ещё ощущалась. Джил готовили к этому дню два года, она уже многое знала о политике и строе Нарнии, но нырять в омут с головой оказалось труднее, чем она представляла. Её не покидало навязчивое ощущение, что она делает что-то не так, что на каждое решение советники удручённо переглядываются, словно не понимая, почему их новоиспечённая королева такая дурочка; это было всего лишь игрой разума Джил, но тревога прочно засела у неё в голове. После обеда Рилиан попросил её поехать вместе с ним к Беруне, чтобы выслушать проблемы местных жителей, и это понравилось Джил больше: по крайней мере, здесь все были к ней дружелюбны, и она отвечала тем же, а отличная память помогала запомнить всё, что ей говорили. Пожалуй, это даже помогло ей расслабиться — особенно если учесть, что на обратном пути они с Рилианом устроили гонки на лошадях, и пусть Джил проиграла, азарт здорово поднял ей настроение.       Так и проходили её дни: учёба сменилась государственными обязанностями, и Джил с головой нырнула в эти утомительные дела. Не сказать, что это давалось ей так уж легко, но она не привыкла жаловаться: пусть под конец дня ноги отказывались её держать, она продолжала улыбаться и быть приветливой, выполнять всё, что от неё требовалось, и никак не показывать, что ей что-то не по душе. В конце концов, Джил сама выбрала эту судьбу: был ли тогда смысл протестовать? Ведь к титулу всё ещё прилагались прекрасные платья, дорогие украшения и почёт…       И ограничения.       Вот уж чего Джил не ожидала.       До коронации она часто ездила по Нарнии — как будущей правительнице, ей полагалось знать географию страны, поэтому никто не возражал, — и ей безумно полюбилось это занятие. Дриады, наяды, фавны, гномы — все они оказались крайне милыми и добрыми, и Джил вскоре заскучала за ними. Где-то спустя месяц после церемонии она проснулась с твёрдым намерением повидать своих друзей.       — Я хочу отправиться на Танцевальный Луг, — сообщила она Рилиану за завтраком. Обычно он просто кивал и желал ей счастливой дороги, но не в этот раз.       — Сегодня? — Рилиан удивлённо на неё уставился. — К нам днём приезжают послы из Теревинфии. Это очень важный визит, тебе нужно обязательно присутствовать.       — А… — с лёгким разочарованием протянула Джил, стараясь, в общем-то, не унывать. — Хорошо, тогда завтра.       Но завтра нужно было утверждать новые законы, послезавтра — писать целую стопку писем тархистанской знати, через три дня — инспектировать гору отчётов, и в итоге за целый месяц Джил обнаружила, что так и не покидала Кэр-Параваль — разве что для прогулок в саду. Уже тогда она ощутила навязчивое чувство скованности — но поспешила отбросить его как можно дальше. Она в Нарнии и счастлива — чего ещё можно желать? А к обязанностям она привыкнет…       Рано или поздно.

***

      Спустя год после коронации Джил казалось, что она больше не живёт.       Нет, формально всё было как обычно — она вставала где-то в шесть, как по будильнику, завтракала, шла на совет, а затем приступала к другим делам, — но что-то в ней необратимо сломалось — быть может, энтузиазм? Или вера, что это действительно та жизнь о которой она мечтала? Дать ответ на этот вопрос Джил не могла, но одно знала точно: ещё чуть-чуть — и она не сможет держаться дальше, несмотря на свою любовь.       Впервые посмотрев на новую себя в зеркало год назад, Джил увидела там королеву — теперь там отражалась просто уставшая девочка, особенно когда она оставалась наедине с собой. От величия не осталось и следа, и то, что ещё совсем недавно казалось прекрасным, теперь наводило бесконечную тоску. Золотая корона терновым венцом сдавливала виски, а свободное платье душило грудную клетку, словно средневековый корсет. С каждым днём величие Кэр-Параваля меркло в её глазах, и она боялась, что однажды оно окончательно рухнет. Советы, светские рауты и придворные заседания сменяли друг друга, и каждый раз Джил судорожно сжимала подлокотники трона и пыталась не задохнуться. Этого ли она желала, когда согласилась стать королевой?..       Позже Джил поняла, в чём заключается её проблема: она никогда не хотела трона. Ей нужен был Рилиан — и, видит Аслан, соглашаясь стать его женой, она не осознавала, что упадёт ей на голову вместе с кольцом.       Это случилось на одном из советов: Рилиан общался с одним из лордов, Джил изо всех сил пыталась вникнуть в суть разговора, и у неё это не очень-то получалось, пока она не услышала обрывок фразы:       —… её величеству так или иначе стоит последовать традициям…       — Что, простите? — Джил почти подскочила на троне, осознав, что речь о ней. Рилиан заметно напрягся, но прежде, чем он успел что-то сказать, лорд обратился к ней:       — Мы с его величеством обсуждали военную ситуацию в Нарнии и то, что из неё выплывает, — услужливо пояснил он. — На данный момент существует угроза из Ташбаана, и если это случится, его величеству нужно будет отправиться на войну. Когда-то Золотые правители, да будет их путь светлым в любом из миров, допустили ошибку, покинув замок и не оставив наследников, и вам известно, к чему это привело. Я всего лишь сказал, что в такой непростой ситуации Нарнии нужен наследник…       — Довольно, лорд-советник, — ледяным голосом оборвал Рилиан, но он опоздал: Джил вновь почувствовала, что задыхается. Извинившись, она поднялась с трона и, стараясь не перейти на бег, вышла из зала; только в коридоре, оперевшись рукой на стену, она смогла отдышаться и собраться с силами, осмысливая всё, что услышала.       Наследник. Нужно родить ребёнка. Ей. Сейчас. От одной этой мысли у Джил тряслись руки, и она задрожала, как осиновый лист на ветру. Да, она хотела, чтобы это однажды произошло, играла в детстве в дочки-матери с куклами, мечтала о семье — но не теперь, когда ей было всего девятнадцать лет. Да в Англии она бы в этом возрасте ещё даже не закончила колледж! Навязчивая идея, что ей тут всё же не место, вернулась и запульсировала в сознании с новой силой, и Джил, понимая, что сегодня больше ни на что не будет способна, метнулась в покои и упала на кровать.       До вечера её никто не беспокоил; только когда стемнело, дверь отворилась, а затем кровать прогнулась под чужим весом. Джил лежала спиной, пряча в простыни слёзы, но прекрасно понимала, кто это.       — Как ты? — Рилиан положил руку ей на плечо и мягко погладил; она вздрогнула. Его прикосновение, раньше такое тёплое и родное, сейчас обожгло калёным железом. — Я поговорил с тем лордом. Он больше не посмеет поднять эту тему.       — Но ведь он прав, — стараясь, чтобы её голос не звучал плаксиво, прошептала Джил. — Иметь наследника действительно нужно… Ты же знаешь, что было, когда Золотые короли об этом забыли.       — Нужно, — не стал спорить Рилиан. — Но я никогда не буду ни к чему тебя принуждать. Ты говорила, что в вашем мире немного другие устои и традиции, тебе непривычно это. Можешь даже не переживать по этому поводу, я не тороплю.       — Дело не только в ребёнке, Рилиан, — всхлипнула Джил, не в силах сдерживать ни эмоции, ни слова. Нежность в голосе Рилиана заставляла сердце болеть ещё сильнее, и ей казалось, что сейчас самое подходящее время для искренности. — Все эти обязанности… Наследник — просто одна из них, вершина айсберга. Я не понимаю, как это можно вынести…       — Это не так сложно, — осторожно заметил Рилиан, и Джил вдруг подскочила и резко обернулась, всматриваясь в его лицо. Озарение пришло неожиданно: она только сейчас увидела, что у Рилиана не было ни бледности, ни измождённости, ни мешков под глазами: он неизменно выглядел бодрым и свежим, хотя работал ничуть ни меньше, чем она. Просто…       — Тебе это в радость, — выпалила Джил, и Рилиан осторожно кивнул. — В этом, наверное, дело. Я просто…       — Так и не привыкла к трону? — спросил очевидное Рилиан, и Джил кивнула, не видя смысла отрицать. Он понуро вздохнул. — Я давно это заметил. Джил, мне так жаль…       — Не стоит, — Джил мотнула головой. Грусть в глазах Рилиана была настолько искренней, что она, сцепив зубы, решилась на невозможно-сложное: дать ещё один шанс — себе, ему, Нарнии? — Я со всем справлюсь. Только давай без разговоров о наследнике, ладно?       — Уверена? — Рилиан продолжал выглядеть обеспокоенным.       — Да, — кивнула Джил, слегка сжимая его ладонь своей. — Уверена.

***

      Джил не была уверена.       Прошло ещё полтора месяца, но ничего не изменилось: весенний воздух продолжал давить, как петля, наряды не радовали, а мешки под глазами стали только больше — хорошо всё-таки, что здесь уже придумали какую-никакую косметику. Но если к этому она уже начала привыкать, то на горизонте замаячила новая, куда более весомая проблема.       Джил хотела домой.       Она всё чаще ловила себя на том, что вспоминает Англию — и безумно скучает за теми, кого там оставила. Образы жизни, которую она променяла, являлись к ней днём и ночью, и чем дальше, тем сложнее было давить в себе тоску. Джил поняла, что никогда и не забывала — скорее, пыталась вытеснить прошлую жизнь новой и новыми счастливыми моментами, но теперь, когда радости становилось всё меньше, оно вновь вернулось к ней с безмерным чувством вины, и как с этим бороться, Джил не знала.       Она всё чаще пропадала в библиотеке со своей любимой книгой о Золотых королях — той самой, с картинками, по которой она учила историю, — только вот теперь вместо восхищения она могла испытывать только непонимание. Джил смотрела на портрет Люси Отважной — почему-то именно она больше всего привлекала внимание, — и видела улыбку, бесконечно счастливую, не в силах осознать, как это возможно, когда… Раньше Джил фантазировала, что, встретив кого-то из Золотых, будет обсуждать с ними всякие мелочи вроде того, как подобрать правильный сервиз — теперь же, глядя в тёплые ореховые глаза, она желала задать их обладательнице один-единственный вопрос: как ей удалось забыть, выкинуть из головы свой родной мир? Люси была даже немного младше, чем Джил сейчас, когда стала королевой; наверняка дома у неё были любящая семья, друзья… Как же она сумела так просто оставить это за спиной, как её доброе сердце не плакало по родным людям? Что такого Люси и её братья и сестра нашли в Нарнии, что вытеснило из них разума Англию? На этот вопрос Джил ответа не знала — некого было спрашивать, — поэтому ей оставалось только искать ответ самой, что казалось невероятно сложной, если не невыполнимой, задачей.       Рилиан не мог не замечать её состояние; Джил знала, что он до последнего надеется, что ей удастся выполнить своё обещание освоиться, но рано или поздно терпению должен был прийти конец. В один из вечеров, когда Джил, обняв себя руками, стояла на балконе и смотрела на море, он подошёл к ней и замер за спиной, не дотрагиваясь.       — Тебе не лучше, — печально констатировал Рилиан, и Джил лишь покачала головой. — Я подумал… Тебе и правда нужен отдых. Может, даже не здесь. Гальма, Теревинфия, Орландия — в любой из этих стран тебе будут рады. Не с дипломатической миссией, просто так. Чтобы расслабиться…       — Это не имеет смысла, — вздохнула Джил. — Это всё станет лишь иллюзией свободы — потом мне всё равно предстоит вернуться, и всё начнётся заново. Этот замок мне тюрьма, Рилиан…       — Тюрьма… — Рилиан замолк, и через минуту тишины Джил обернулась. Рилиан выглядел очень странно: он кусал губы и переминался с ноги на ногу, будто не решаясь что-то сказать, но заметив, что на него смотрят, он вскинул голову и выпалил: — Я люблю тебя, Джил Поул. Больше всего на свете. И именно поэтому… — он вновь замялся, а затем закончил: — Я не хочу тебя неволить и отпущу, если ты сама того пожелаешь.       — Рилиан… — Джил шагнула ближе и замерла, не в силах осознать услышанное. — Ведь…       — Я не могу спокойно наблюдать за тем, как ты тут несчастлива. Ты не птица в клетке и не дорогой подарок, а моя любимая девушка. Больше всего на свете я желаю, чтобы ты улыбалась, и если я не могу тебе этого дать, то пусть будет так. — Рилиан выглядел обречённо, но решительно, и Джил бы не смогла описать чувства, которые возникли у неё внутри. Сомнения распирали её, и она еле уняла предательскую дрожь.       — Я не знаю. Я запуталась, Рилиан, — она протянула руки, чтобы коснуться его плеч, но, повинуясь порыву, убрала их в последний момент. — Но если ты не возражаешь, эту ночь мне хотелось бы провести за пределами замка.       — Конечно, — кивнул Рилиан. — Как пожелаешь.       Так они и расстались: Рилиан замер за балконе, а Джил направилась вниз, к выходу из Кэр-Параваля, и очнулась, когда оказалась на пригорке с видом на замок — том самом, где началась её история в Нарнии. Забыв о дорогом платье, которое нельзя пачкать, Джил присела на траву и притянула колени к груди, отрешённо рассматривая пейзаж перед собой. Она глядела на Нарнию, но видела отчего-то Кембридж, и горечь утраты нахлынула на неё с новой силой. Покидая Англию, Джил казалось, что её любовь к Рилиану сильнее, чем связь с теми людьми, что были у неё до Нарнии, но теперь его чаша весов медленно ползла вверх. Джил любила его, бесконечно любила, но разве эти чувства могли заменить тепло материнских объятий, разговоры с отцом и смех до упаду с лучшей подругой?       Разве они могли заменить дом?       — Ты в отчаянии, дочь моя. — От неожиданности Джил вздрогнула: она не ожидала услышать голос у себя за спиной, особенно этот. Она не видела Аслана, но знала, что это он — как только не почувствовала его приближение?       — Я не справилась, Аслан. — Джил было стыдно это признавать: она впилась пальцами в подол платья, лишь бы только не расплакаться. Она пошла против изначальной воли Аслана, убедила Великого Льва уступить ей — и ради чего?       — Не говори так, Джил. — Она ощутила, как что-то мягкое гладит её по спине. — Скучать по месту, где ты родилась — не грех.       — Но я оставила свой дом ради Нарнии, — прошептала она, уткнувшись головой в колени. — И в итоге только всех разочаровала.       — Помнишь, что я сказал тебе перед тем, как согласился оставить тебя здесь? — вдруг спросил Аслан.       — Что мне придётся вынести ещё один урок, — Джил подняла заплаканные глаза и столкнулась с мудрыми глубокими глазами льва. — Ты хочешь сказать, это он и был?       — Да, дочь моя, — величественно кивнул Аслан. — И именно поэтому мне не в чем тебя винить. Ты не только выучила то, что я хотел — ты поймёшь позже, что именно, — но и не подвела Нарнию. Так или иначе, ты была хорошей королевой…       — Правда? — Джил недоверчиво посмотрела на Аслана. Она знала, что не в его духе утешать почём зря, но…       — Разумеется. Ты делала всё, что от тебя требовал закон, была добра и великодушна к народу, не зазнавалась и не брала чужого. И, более того, — Аслан многозначительно на неё взглянул, — ты не утратила веру. Это главное.       — Да, я никогда не прекращала верить в тебя, — призналась Джил. — И, Аслан… Я очень люблю Нарнию, но…       — Но это не твой дом. Я знаю, Джил, — перебил её Аслан. — Однажды ты окажешься здесь вновь, но лишь тогда, когда придёт твоё время. Сейчас оно ещё не наступило — поэтому тебе пора домой.       — Спасибо, Аслан, — воодушевлённая Джил подскочила на ноги, но тут же осеклась, кое о чём вспомнив. — Но Рилиан… Мне же надо с ним попрощаться…       — А тебе есть, что ему сказать? — поинтересовался Аслан, и Джил, подумав несколько секунд, покачала головой. Слова и правда были излишни: она могла бы долго извиняться и благодарить, но был ли в этом хоть какой-то смысл? — В таком случае, до встречи, дочь Евы.       Джил, широко улыбнувшись, закрыла глаза и приготовилась.

***

      Даже сейчас Джил отчётливо помнила свой первый день на Земле.       Всё произошло мгновенно: секунда — и вместо холма она сидела возле школьного забора вместе с Юстасом, который смотрел на неё, как на восьмое чудо света.       — Разве ты не должна была остаться? — широко распахнув глаза от удивления, спросил он, и Джил вдруг поняла, что на Земле не прошло и минуты, и она вновь в потрёпанной школьной форме — и ей снова шестнадцать.       — Я и осталась, — Джил пожала плечами и звонко рассмеялась. Гора на плечах будто бы растворилась — теперь хотелось только радоваться. — Мне столько нужно рассказать тебе, Юстас!       И она рассказала: сперва Юстасу, а затем — Пэвенси, с которыми ей довелось познакомиться. Они быстро подружились, и когда они, сидя у камина, болтали о своих нарнийских приключениях, Джил больше не ощущала ни горечи, ни тоски. Мысли о Нарнии отдавали приятной ностальгией, и где-то спустя месяц Джил обнаружила, что её сердце не трепещет от воспоминаний о Рилиане — зато стучит немного быстрее, когда рядом Юстас, который не оставлял её ни на миг…       Из всех трёх Пэвенси (Сьюзан с ними не было, и Джил не решилась спросить, что случилось, особенно видя боль в глазах остальных) Джил ближе всего сошлась с Люси, и однажды, когда они остались наедине, решилась задать вопрос, который так сильно тревожил её в Нарнии.       — Почему ты решила, что мы не скучали? Конечно, мы много думали о доме, — немного подумав, ответила Люси с неизменной улыбкой. — Но нам было предначертано стать королями и королевами, поэтому мы приняли свою судьбу.       — Ты хочешь сказать, что королевой можно только родиться? — уточнила Джил.       — Нет, это не так. Мы много учились, прежде чем стали достойными правителями, — покачала головой Люси. — Но пройти этот путь может только тот, кому он уготован — у тебя просто была другая судьба. Ты ведь уже знакома с леди Полли и профессором Кёрком? Они тоже не были королём и королевой. Аслан призвал их за другим, как и вас с Юстасом…       Тогда Джил поняла, о каком уроке говорил Аслан: у каждого в этом мире есть своё место, и ты рискуешь поплатиться, если займёшь чужое. Так и Джил бежала за тем, что никогда ей не принадлежало — и угодила прямиком в шипы. Это имело смысл, и с того самого разговора она больше не думала о том, что ошиблась или сделала что-то не так. Жизнь продолжалась, и в её силах было проживать её, дыша полной грудью — теперь наконец-то.       А потом случилось очередное нарнийское приключение, и, снова оказавшись в стране, переставшей быть волшебной, Джил опять ощутила, как грудь сдавливает тисками: Нарния, которую она знала и любила, перестала существовать, а все её друзья были давно мертвы, и хотя Тириан был чертовски похож на Рилиана (что натолкнуло её на мысль, что после неё он нашёл себе ещё одну королеву — и, вопреки всему, это болезненно укололо), чувство безысходности её не покидало. Они с Юстасом до последнего бились на стороне Тириана, старались верить в то, что всё будет хорошо, пусть с приходом Таш это казалось невозможным…       И в миг, когда правосудие Аслана закончилось, и Джил оказалась на цветущем лугу вместе со своими друзьями, её сердце пело. Аслан обещал ей, что она вернётся в Нарнию в свой час — и этот час настал, поэтому в её душе не осталось места для печали. Джил рассматривала истинную Нарнию, чудесные наряды Пэвенси, профессора Кёрка и леди Полли, то, как они кидаются к старым знакомым, и они с Юстасом были в эпицентре этого праздника жизни вместе с таким же одухотворённым Тирианом, ей так хотелось присоединиться…       Вдруг Джил заметила Рилиана.       Он шёл вместе с другими героями древности, такой же красивый, молодой и статный, каким его помнила Джил — но, что самое главное, с ним под руку шагала прекрасная молодая девушка со струящимися светлыми локонами и глубокими карими глазами. Её осанка, благосклонная улыбка и походка так и кричали, что это настоящая королева, и у Джил не было желания с этим спорить. Она думала, что её сердце хоть немного вздрогнет от ревности, но она не ощутила ничего такого; вместо этого они с Рилианом обменялись улыбками — такими, какими приветствуют друг друга старые друзья. Джил помнила, что Рилиан отпустил её, потому что желал счастья; вот и она, глядя на то, как светятся его глаза рядом с этой девушкой, отпустила всё то, что к нему чувствовала. Это, в общем-то, оказалось не так сложно.       Потому что, обернувшись, она увидела Юстаса, нерешительно её изучающего.       — Здесь должен быть один мой старый друг, с которым я бы очень хотел тебя познакомить. Пошли? — он протянул ей руку, и Джил, не задумываясь, приняла её.       — Конечно, — она широко улыбнулась. — Идём, Юстас.       И, сжимая ладонь своей пусть не первой, но настоящей любви, Джил — не королева Джил Милосердная, а просто Джил Поул — зашагала навстречу своей новой жизни.       Теперь точно счастливой.