Вразнобой

Под руки Вай доволокли до ее камеры. После очередного «разговора» с надзирателем она с трудом могла стоять на ногах. Решетка открывается, ее швыряют на пол. Решетка закрывается, шаги тюремщиков отдаляются и затихают. Вай окружает тишина и темнота. Оставшись в одиночестве, девушка позволяет себе свернуться в клубок. Ребра саднит в местах, где ботинки надзирателя встретились с телом. Сердце с трудом толкается в груди. Все тело – один сплошной синяк, но Вай давно знакома с болью. Через несколько минут ей удается от нее отрешиться. «Посмотри на себя – валяешься на полу как тряпка. Видела бы тебя сейчас Паудер, ты бы умерла со стыда». Гордость, та самая гордость, что не позволяла ей жаловаться на свои раны в детстве, та самая гордость, что не позволяла ей быть слабой перед сестрой, заставила ее подняться и доковылять до койки. Тяжело опустившись на свою убогую постель, Вай ложится на спину и смотрит в потолок. Мысли начинают блуждать сами по себе. И, как всегда в такие моменты, она вспоминает спокойные вечера в баре Вандера, свою комнату, приглушенный гул голосов сверху. Паудер, что-то мастерящую на нижнем ярусе их двухэтажной кровати. Тихая гавань памяти. Только вот чтобы думать об этом, сначала нужно отбросить вину и стыд – знание того, что случилось после. Нужно забыть о застывших глазах Вандера, о руках Майло и Клэггора, торчащих из-под завала. О крови Паудер, оставшейся на ладони после удара. О душераздирающих криках сестры. Но физическая боль хорошо глушит причитания совести. И теперь, с трудом дыша из-за ссадин, надеясь, что ребра не сломаны, теперь Вай позволяет себе утешение хороших воспоминаний. Дни с друзьями, вечера с сестрой. И как всегда, мысли о прошлом принесли с собой тревогу о настоящем. Паудер, Паудер… Где она сейчас, что с ней? Вспоминая тот вечер, вспоминая, как одинокую, крошечную фигурку ее сестры окружат Силко и его люди, Вай ничего не может поделать со страхом того, что… нет. Паудер жива. Самая умная, самая верная. Паудер сбежала и спряталась. Силко ничего ей не сделал. Паудер… Последняя, единственная ее семья. С ней ничего не могло случиться. Если бы только Вай была быстрее, если бы только она успела добраться до нее раньше, если бы она ее не оставила… нет. Теперь это не важно. С Паудер все хорошо. Иначе и быть не может. И однажды, выбравшись наконец из Стиллуотера… Вай знает, что этого никогда не произойдет, но не может отказать себе в этой фантазии… однажды она ее найдет. С тяжелой головой и ноющим сердцем, Вай засыпает. Во сне она видит то, что видела уже сотню раз в сотне других снов. Та ночь, тот переулок. Ревущее пламя, пожирающее заброшенную фабрику. И заплаканная Паудер, зовущая ее с отчаяньем. Вай подходит к сестре. Во сне она не знает, что будет после. Во сне она еще не бросила ее. Во сне нет того переполняющего чувства вины. Есть только ускользающее чувство раскаяния. Вай падает на колени. Паудер смотрит на нее со смесью отчаянья и надежды. Слезы вымывают дорожки на перепачканном сажей лице. Вай притягивает ее к себе, крепко обнимая дрожащее от плача тельце. – Все будет хорошо, Пау-Пау. – Говорит она сестре. Ручки Паудер тут же обвивают ее плечи и шею. Пальцы мертвой хваткой цепляются за одежду. Лицом Паудер утыкается ей в ключицы, пытаясь зарыться как можно глубже в объятие. Это объятье – обещание прощения и Вай прижимает ее к себе еще крепче. Теперь она ее не отпустит. Никогда.

***

Поздно ночью Джинкс возвращается в свое убежище. Адреналин все еще поет в крови. Садясь за рабочий стол, Джинкс принимается возиться со своими бомбами. Все это время она не может удержаться от довольной улыбки. Сегодня случилась небольшая стычка. Просто кучка каких-то идиотов решила сунуть нос не в свои дела. В дела Силко. Она с ними разобралась. Разобралась до того, как хоть один из этих придурков успел понять, что хрупкую, тощую девушку с длинными косичками нужно бояться. Бум! Ха-ха. Сегодня Силко ею доволен. Сегодня он ее похвалил. От радости и самодовольства у Джинкс слегка кружится голова. За столом девушка возиться с болтами и проводами. Затем раскрашивает свои «подарки». Ярко – те, что взрываются дымом, еще ярче – те, что взрываются с криками и брызгами крови. Потихоньку восторг дня сглаживается и исчезает. Ее ждет ночь. Темная ночь, с голосами, что мешают спать, с глазами, что всегда смотрят за ней из темноты. И она засиживается за работой. Так долго, как только может. Глубоко-глубоко внутри она знает, что просто тянет время, но не позволяет себе признаться в этом. Заставляет себя сосредоточиться и не думать о посторонних вещах. Когда глаза начинают слипаться, она продолжает работать и усталость отступает. Когда от усталости удары сердца начинают глухо отдаваться в ушах, а виски тисками сжимает мигрень, она нехотя встает и ложиться спать. Она лежит в своей постели и широко открытыми глазами смотрит в потолок. Сердце неровно бьется в груди, по телу прокатываются волны жара. Девушка нервно теребит край одеяла. Все эти чувства, уже давно знакомые наизусть, все это – ожидания ночных кошмаров. Они не дают ей покоя почти каждую ночь, уже столько лет… Но может быть… может быть хоть сегодня, хоть на одну ночь разум перестанет ее мучить. И она позволяет себе то, что позволяет очень редко. Для этого нужно очень устать, чтоб преодолеть те всеобъемлющие чувства вины и обиды, которые она испытывает. Джинкс представляет себе Вай. Такой же, как она ее помнит. Представляет, как Вай подходит к ней и мягко садится рядом, берет ее за руку, улыбается доброй и нежной улыбкой, как когда-то. Джинкс сворачивается клубочком и прячет голову под одеяло. Представляет, что Вай ложится рядом и крепко обнимает ее за плечи. Как в детстве, когда Вай пугала ее страшилками о монстрах и сама же ее потом успокаивала. Если бы Джинкс не устала так сильно, все внутри сейчас бы кричало. Кричало от злости на то, что ей все еще хочется видеть сестру, хоть та ее бросила. Кричало бы на этот выдуманный образ Вай за то, что она думает, будто может просто так придти к ней, ожидая, что Джинкс все еще нуждается в ней. А громче всех кричал бы голос Майло. Кричал бы о том, что это она сама во всем виновата. Но Джинкс устала. Устала настолько, что почти не чувствует своего тела. И сейчас эта фантазия ее утешает. Тяжелая волна сна захлестнула ее почти мгновенно. И во сне она видит то, что видела сотню раз в сотне других снов. Видит глазами маленькой девочки, которой она была в ту ночь. Видит пламя пожара, видит, как Вай уходит, оставляя ее позади. Джинкс почти чувствует резкий шок боли после удара, почти чувствует, как кровь медленно течет из носа. И она снова и снова зовет сестру. И сегодня ее разум сжаливается над ней. Вай оборачивается. – Вайлет, пожалуйста. – Кричит Джинкс, безудержно плача. И Вай идет к ней. Опускается на колени. Джинкс умоляюще смотрит на сестру. Вай тяжело вздыхает и Джинкс видит, как злость и горечь на лице сестры сменяются сожалением. Старшая протягивает к младшей руки и Джинкс тут же влетает в раскрытые объятья. Она отчаянно цепляется за сестру, боясь, что та передумает и уйдет. Но этого не происходит. Вай прижимает ее к себе крепче и шепчет ей на ухо: – Все будет хорошо, Пау-Пау. И Джинкс уткнувшись лицом сестре в ключицы, начинает плакать еще сильней. Только на этот раз от невыразимого счастья и облегчения. Потому что это объятье – обещание прощения. Теперь Вай больше не уйдет. Никогда.