«Общение с девушками доставляет удовольствие лишь в тех случаях,
когда достигается через преодоление препятствий».
Кристобаль Хунта, доктор самых неожиданных наук.
19 июля 1936 года. 16:03. Штаб-квартира Народного Фронта. Гранада, Университетская площадь, дом 1. «…Из сообщений правительства и Народного фронта все уже знают о серьезности текущего момента, - из далеко не нового, похрипывающего радиоприемника звучал сильный, уверенный голос Пассионарии. - Рабочие вместе с верными республике войсками с энтузиазмом и мужеством продолжают громить мятежников в Марокко и на Канарских островах…» О серьезности текущего момента члены Гранадской секции Народного фронта, избравшие местом своего собрания одну из аудиторий юридического факультета местного университета, и в самом деле знали, причем, даже лучше, чем товарищ Пассионария у себя в Мадриде. Вчера пала Севилья. Пала глупо, позорно, практически без боя. Начальник карабинеров Кейпо де Льяно, прибывший в город с инспекцией, просто арестовал командующего расквартированной в Севилье дивизии вместе со всем его штабом, а на их место назначил перешедших на сторону националистов офицеров. Говорят, на рабочих окраинах еще кто-то отстреливался от мятежников, но на судьбе города это уже никак не сказывалось. Севилья была полностью в руках мятежников. Гранада же рисковала повторить судьбу Севильи. Гражданский губернатор Торрес четко следовал указаниям премьер-министра и отказывался вооружать отряды самообороны, сформированные Народным фронтом. Военный же губернатор Кампинс прямо отказался выполнять приказ военного министра Кастельо и не стал отправлять войска гранадского гарнизона в Кордову для подавления мятежа. И тут, как гром среди ясного неба прозвучала речь Пассионарии. «Трудящиеся всех политических убеждений! Правительство дало нам в руки драгоценные средства защиты, чтобы с честью исполнили свой долг и избавили Испанию от позора, каким оказалась бы победа кровавых палачей февраля! - вещала из радиоприемника товарищ Долорес. - Отбросьте все сомнения, и тогда уже завтра мы будем праздновать победу. Будьте готовы действовать! Каждый рабочий, каждый антифашист сегодня должен считать себя мобилизованным солдатом!» Речь Долорес Ибаррури звучала в полной тишине, лишь изредка нарушаемой тихим стуком ставящегося на стол стакана или шипением зажигаемой спички. Слова Долорес резко диссонировали с нерешительным поведением губернатора, призывая отстаивать свою свободу с оружием в руках. Это воодушевляло слушавших ее людей и придавало им решимости! «Все испанцы! На защиту республики, на закрепление победы, добытой нашим народом шестнадцатого февраля! Коммунистическая партия призывает вас всех на борьбу! Да здравствует Народный фронт!» Окончание выступления Пассионарии было встречено бурными аплодисментами. - Итак, какие будут мнения? - дождавшись тишины в зале, поинтересовался секретарь местного комитета Народного фронта Антонио Ромеро. - Все верно товарищ Долорес сказала! - выкрикнул кто-то с места. - Бороться надо! - Бороться - это хорошо, - покивал Ромеро. - Только наш губернатор по-прежнему отказывается выдавать добровольцам оружие. Да и сами эти добровольцы… Хорхе, Фидель, встаньте, пожалуйста! - Да, товарищ Ромеро? - со своих мест поднялись два молодых парня с военной выправкой, говорившей о том, что они только недавно вернулись с военной службы. - Расскажите нам, как обстоят дела с ополчением? - попросил Ромеро. - Толпа, - покачал головой Фидель Санчес, огладив свою аккуратно подстриженную бороду. - Добровольцы идут, но дисциплины у них никакой. Мы с Хорхе уже привлекли всех наших товарищей, кто хотя бы сержантом в армии служил, но толку все равно мало. - Да и что можно сделать за два дня? - согласился с товарищем Хорхе Молина, по армейской привычке щеголявший короткой стрижкой. - Мы ведь только вчера начали формировать ополчение. - Да все я понимаю, - махнул рукой Ромеро. - Но вы все-таки постарайтесь хоть как-нибудь организовать ополченцев. Думаю, день-два у нас еще есть. А за то, что бывших сержантов привлекли, хвалю, правильно сделали. - Постараемся, - кивнул Фидель. - А я попробую еще раз поговорить с Торресом насчет выдачи ополченцам винтовок, - сообщил Ромеро. Парни, действительно постарались, но сделать ничего существенного не успели. Двадцатого июля Антонио Ромеро сообщили, что артиллеристы гранадского гарнизона строятся в колонны и готовятся к выступлению. Ромеро сообщил об этом губернатору Торресу, а тот в свою очередь поспешил обсудить это с военным губернатором Кампинсом. Кампинс сперва заверил Торреса, что все в порядке, но затем решил все-таки съездить с проверкой в казармы артиллеристов, где с удивлением для себя обнаружил, что войска гарнизона примкнули к мятежу. Центр города был захвачен почти мгновенно. Артиллеристы выкатили на Университетскую площадь пушки и без проблем захватили здание юридического факультета, в котором в тот момент размещалось все гражданское правительство. Губернатор Торрес и другие официальные лица были арестованы. Ополченцы, конечно, пытались сопротивляться, но они были не вооружены и не организованы, в итоге за время захвата центра города мятежники потеряли только одного солдата. Часть ополченцев, правда, смогла сосредоточиться в районе Альбайсин, где держалась еще три дня, пока артиллерийские обстрелы и налеты авиации не заставили их выбросить белый флаг. Женщины и дети, которым мятежники позволили покинуть район, оказались в концлагере, а ополченцы взяты в плен и подвергнуты жестокой расправе. И лишь немногим счастливчикам удалось избежать плена и присоединиться к другим отрядам сопротивления. 25 июля 1936 года. 11:29. Санаторий № 4 ГУГБ НКВД СССР. В двенадцати километрах от Ялты. Санаторий, в котором вот уже две недели отдыхал Максим, располагался во дворце Чаир, бывшей Крымской резиденции великого князя Николая Николаевича младшего. Место было живописнейшее, с белоснежным дворцом в неогреческом стиле, окруженном просторным парком, в котором так приятно было гулять по утрам. Приняли Белова и его спутниц по высшему разряду. Максим, правда, так и не смог понять, было ли это потому, что санаторий принадлежал ГУГБ и являлся местом отдыха только для своих, или же уровень сервиса тридцатых годов выгодно отличался от сервиса позднесоветского, о котором Максим был немало наслышан. Как бы то ни было, гостям из Москвы выделили два номера, одноместный - Максиму, и двухместный - девушкам, после чего отправили на медобследование. От последнего Киу пыталась отвертеться, объясняя, что она здесь не для отдыха, а для сопровождения товарища Белова, но безрезультатно. Не слушая возражений, ее точно также, как и Максима с Гретой, загнали в медицинский кабинет, обследовали и назначили режим и диету. Очень быстро Максим заметил улучшение своего самочувствия. Его молодой организм и сам по себе быстро восстанавливал силы, а правильное питание и умеренные физические нагрузки только ускоряли этот процесс. Максим стал лучше высыпаться, перестал испытывать постоянное чувство усталости, а главное - смог расслабиться и перестать думать о службе, рассудив, что раз уж в той истории правительство СССР как-то обходилось без его помощи, то и сейчас один месяц оно как-нибудь проживет без него. Единственным недостатком санатория можно было назвать лишь отсутствие собственного пляжа, поэтому загорать и купаться приходилось на пляже находившегося рядом санатория «Красное знамя». К удивлению Максима, Киу, оказавшись на пляже, не спешила лезть в воду, предпочитая сидеть на берегу. На все же его вопросы она явно отмазывалась, отвечая, что лучше присмотрит за вещами Максима и Греты, ну, или что-то еще в том же духе. - Киу, если ты не умеешь плавать - не бойся, мы с Гретой тебя научим! - сообщил Максим, в очередной раз пытаясь затащить девушку в море. - Да нет, плавать-то я умею, - Киу резко выдохнула и смущенно опустила взгляд. - Понимаешь, купальник открывает верхнюю часть спины, а у меня там яркая татуировка. Вдруг кто-то поймет, что она означает? Да и просто не хочу, чтобы на меня пялились… - Проблему понял, - спокойно кивнул Максим, отметив про себя, что татуировка у Киу не простая, а со значением. - Будем решать. - Да не нужно, - попыталась отмахнуться Линь. - Ничего страшного, если я не искупаюсь в море. К тому же, это ты здесь в отпуске, а мы с Гретой вроде как на службе… - Решим вопрос, - твердо пообещал Максим, заработав одобрительный взгляд от Шнайдер. Тем же вечером Белов зашел к главному врачу санатория. - Здравствуйте, Иван Никитич, - поздоровался Максим, зайдя в кабинет. - И вам не хворать, молодой человек, - добродушно усмехнулся врач, плотного сложения дядька с седой бородой клинышком. - Чем могу помочь? - Иван Никитич, вы не подскажите, есть где-нибудь поблизости «дикий» пляж, на котором мало кто бывает? Очень нужно! - А чем, простите, вас не устраивает пляж санатория «Красное знамя», на который ходят все наши отдыхающие? - поинтересовался врач. - Меня-то он всем устраивает, а вот Киу стесняется там купаться, - честно признался Белов. - Понимаю, татуировка на спине, - покивал врач. - И не смотрите на меня так, я, как главный врач санатория, в обязательном порядке знакомлюсь с результатами осмотров моих отдыхающих. - Да, это я что-то затормозил, - признал Максим, уже и сам сообразивший, откуда Иван Никитич мог узнать про татуировку. - Что ж, я могу вам помочь, - сообщил врач. - К востоку от нашего парка в нескольких местах найдется парочка подходящих вам мест. Вообще, берег там очень крутой, но кое-где имеется плавный спуск к воде. Песчаная полоса там узкая, метра три шириной, но вам, как мне кажется, хватит. - Мне тоже так кажется, - кивнул Максим. - Спасибо, Иван Никитич, с меня причитается! - Бросьте, молодой человек! - махнул рукой врач. - Я сам когда-то молодым был! На следующий день троица отправилась на поиски указанных врачом мест, ближайшее из которых обнаружилось в паре километров от санатория. Все было так, как описывал Иван Никитич: нагретая солнцем узкая песчаная полоса, окруженная зарослями кустарника, и ни единой души вокруг. Тут уже у Киу отвертеться бы не получилось, да она, в общем-то, и не пыталась. Быстро сбросив свое «китайское» платье и оставшись в надетом под него красном закрытом купальнике, Киу тут же бросилась в море, да так быстро, что татуировку у нее на спине Максим просто не успел разглядеть. Грета, тем временем, спокойно разделась, аккуратно сложила платье и не спеша вошла в воду. Купальник она носила точно такой же, как и ее подруга, только белый. Она, вообще, была неравнодушна к этому цвету, предпочитая его всем остальным, точно также, как Максим любил черный. Купальники у девушек, к слову, были не простые, а, в некотором смысле, «служебные», с эмблемами спортивного общества «Динамо» на груди. Не желая отрываться от коллектива, Максим тоже разделся, в который раз поблагодарив судьбу за то, что она забросила его именно в тридцатые годы, когда стало уместно купаться в одних плавках. Носить во время купания еще и рубашку или, не приведи Призрак Коммунизма, купальный костюм, представляющий из себя трико с рукавами и штанинами до колен у него не было ни малейшего желания. А татуировку Максим рассмотрел несколько позже, когда, накупавшись, вся троица вылезла из воды и уселась обсыхать на принесенных с собой покрывалах. Тогда-то Максим и увидел на спине у сидевшей рядом с ним девушки верхнюю часть изображенного на ней рисунка. В своеобразной рамке из облаков было изображено ночное небо, на фоне которого виднелось пылающее крыло какой-то птицы. Уровень детализации татуировки поражал воображение, ее хотелось рассматривать и рассматривать, но все впечатление портил шрам, начинавшийся у правого плеча и тянувшийся через позвоночник куда-то под купальник. - Откуда шрам? - как можно мягче спросил Максим. - Я думала, ты про татуировку спросишь, - Киу повернулась к Максиму и посмотрела на него удивленным и даже немного обиженным взглядом. - Про татуировку я догадываюсь. Не самое простое прошлое, да? - участливо поинтересовался Максим. - Откуда ты знаешь?! - удивилась Киу. - Ах да, ты же оттуда… у вас там все знают, что означают такие татуировки? - На слуху больше японские якудза, расписанные с ног до головы, но и про то, что и в Китае есть подобная традиция, для меня не секрет, - пояснил Максим. - Понятно… - протянула Киу. - Ну да, у меня мелкоуголовное прошлое. В десять лет я осталась сиротой и, чтобы не умереть с голоду, прибилась к группе таких же малолетних беспризорников, промышлявших мелкими кражами на рынках Тайюаня. Это в провинции Шаньси, если что. Каких-либо богатств мы не нажили, но на еду нам хватало. Когда мне было пятнадцать, в одном воровском притоне на окраине Тайюаня, где мы обменивали краденое на еду, над нами стали насмехаться взрослые. На разные лады нам говорили, что мы настолько никчемны, что ни украсть ничего стоящего не можем, ни татуировку, приличествующую настоящему преступнику, сделать не сможем, поскольку после первых же уколов не выдержим боли и сбежим, визжа при этом, как свинья на бойне. Нам бы стерпеть насмешки, получить свою еду и уйти, но Тао, наш вожак, не удержался и ответил что-то в духе того, что у нас в шайке даже девчонки настолько лихие, что легко сделают себе татуировку любого размера. Слово за слово, и от нас уже требуют ответить за свои слова. Из-за длинного языка Тао нас приговорили к тому, что либо я, либо Джу, еще одна девочка из нашей шайки, делаем себе татуировку на всю спину, причем, за один день. Работу мастера и его помощников оплачивают взрослые. Если выдержим - к нам не будет никаких претензий, если же откажемся или сбежим в процессе - наша шайка будет должна им двойную стоимость работы. Мы примерно представляли себе, сколько стоило набить подобную татуировку, и понимали, что двойную ее стоимость нам ни за что не заплатить. А что с нами будет в таком случае - пояснять, я думаю, не надо… Максим понимающе кивнул. Нравы в уголовной среде всех стран и народов принципиально ничем не отличались и за отказом платить легко могла последовать смерть. - Татуировку вызвалась делать я, - рассказывая, Киу стыдливо опустила голову. - Джу была худенькой двенадцатилетней девочкой, а я в свои пятнадцать была лишь немного ниже, чем сейчас, и у меня было больше шансов вытерпеть. Рисунок я выбрала самый сложный из тех, что мог предложить кольщик. Для меня разницы не было никакой, а взрослым платить больше. Не помню, сколько часов мастер с тремя своими помощниками набивали мне фэнхуана на спине, помню только, что после того, как все закончилось, я тут же потеряла сознание, а очнулась уже в нашем логове. Оказалось, что пока я была без сознания, старшие из наших парней избили Тао и выгнали его из шайки за то, что он чуть не подвел всех нас под смерть. Ко мне же относились как к герою. Да и сама я тогда страшно гордилась собой, ведь у меня была настоящая бандитская татуировка, как у тех крутых парней из триад. Какой-же я тогда была дурой! Это было в мае тридцать четвертого года, а в ноябре того же года я обзавелась и шрамом. Губернатор Шаньси Янь Сишань стремился очистить столицу провинции от уличной преступности и регулярно устраивал облавы. Вот под облаву на одном из рынков мы и попали. Воришки вроде меня, бросились врассыпную, но у выходов с рынка нас ждала конная полиция. Вот один такой конный полицейский и рубанул меня саблей по спине… - Саблей? - неподдельно удивился Максим, которому живо припомнились слова Буденного о том, что опытный кавалерист может сделать при помощи шашки. - От такого удара у тебя же шрам должен быть, как минимум, до пояса! - Так и есть, - кивнула Киу и отвернулась. Максим подумал было, что он чем-то обидел девушку, но Киу просто стянула с плеч бретельки купальника и спустила его вниз, скромно прикрыв рукой грудь. На полностью обнаженной спине шрам выглядел еще страшнее. Грубый и неровный, он начинался чуть выше правой лопатки, и заканчивался на левой стороне поясницы, чуть выше тазовых костей. - Жуткое зрелище, - поежившись, произнес Максим. - Выглядит так, будто его пилой пилили! - Это от того, что его зашили неровно, - прокомментировала Грета. - Тот, кто его зашивал, явно делал это впервые, не имея при этом никакого представления о хирургических швах. - Так и есть, - подтвердила Киу, - Зашивал меня один из местных коммунистов, прятавшихся от облавы в доме поблизости. Удивительно, мы ведь тогда считали коммунистов сумасшедшими, считая, что нормальный человек не будет агитировать за счастье для всего народа, когда ему самому жрать нечего! А потом эти самые «сумасшедшие» утащили меня с улицы, выгадав момент, когда конные полицейские уже уехали, а команды по сбору убитых и раненых еще не появились, зашили мне рану и возились со мной все те недели, пока я даже встать не могла. Так я и оказалась среди коммунистов. Сперва я просто им помогала, желая хоть как-то отплатить за помощь, а потом начала слушать их разговоры и прониклась их идеями. Чуть позже, когда я окончательно поправилась, меня отправили в Ганьсу, где я познакомилась с товарищем Ченем. Он начал учить меня русскому языку, сказав, что мне, как будущей коммунистке, он обязательно понадобится. А когда я услышала, что в СССР открылись школы особого назначения, я попросила товарища Ченя помочь мне поступить в одну из них. - Знаешь, а ведь символично получается, - задумчиво произнес Максим и мягко провел кончиками пальцев по шраму, отчего Линь едва заметно вздрогнула, но не сделала попытки отстраниться. - Твоя татуировка символизирует преступный образ жизни, а шрам ее перечеркнул, послужив началом новой жизни. Верил бы в мистику - сказал бы, что это судьба. - Так ты не осуждаешь меня за мое прошлое? - удивилась Линь. - Киу, сразу же после рождения я оказался в детском доме, - сообщил Максим. - Не могу сказать, что там было совсем уж плохо, но за годы, проведенные там, я понял, что жизнь у людей складывается по-разному. Главное, что в итоге ты оказалась на правильной стороне! - Ну вот, я же тебе говорила, что Максим все поймет правильно, а ты мне не верила! - довольно улыбнулась Шнайдер. - Кстати, Грета, откуда ты так хорошо в шрамах разбираешься? - повернувшись к немке, поинтересовался Максим. Киу за его спиной тут же зашуршала купальником, водружая его на положенное место. - Я все же дочка врача, - пожала плечами Шнайдер. - Да и во время учебы в ШОН в качестве дополнительной воинской специальности я выбрала профессию санинструктора. - О, сколько нам открытий чудных… - протянул Максим, подняв глаза к небу. - Нет, все-таки нужно было попросить Сергея Мироновича дать почитать ваши личные дела. Чувствую, узнал бы много интересного! - Тогда тебе стало бы с нами скучно, - рассмеялась Грета. - А так мы еще найдем, чем тебя удивить! - Не сомневаюсь, - хмыкнул Белов. - Максим! - позвала Линь и, когда Белов к ней повернулся, быстро поцеловала его в щеку. - Спасибо… В тот день компания мало разговаривала, испытывая некоторую неловкость после таких откровений, но на наследующий день, когда они шли на завтрак, Максим почувствовал, что он и его спутницы стали чуть ближе друг к другу. И, судя по взглядам, которые украдкой бросали на него девушки, они испытывали похожее чувство. Одну неделю спустя… 2 августа 1936 года. 22:19. Ялта, городской сад. Однажды, выйдя после завтрака на прогулку, Максим обнаружил, что возле тумбы с афишами, стоявшей возле входа в бывший дворец, толпятся отдыхающие. Подойдя ближе, он увидел еще чуть влажную, только что наклеенную афишу, сообщавшую, что через два дня на летней эстраде в городском саду Ялты состоится концерт Леонида Утесова. С творчеством Леонида Осиповича Максим познакомился еще во время учебы в центре подготовки «Хроноса» и тогда оно какого-то особого впечатления на него не произвело. Песни Утесова казались ему какими-то неинтересными. Но те полтора года, что он прожил в Советском Союзе, заставили его изменить свое отношение к ним. Главным источником музыки для Максима стал радиоприемник, а Утесова по нему крутили часто. Вот Максим постепенно и проникся творчеством этого, без сомнения, незаурядного исполнителя. - Максим, мы ведь пойдем на этот концерт, правда? - прошептала в ухо Белову Грета, из-за его плеча изучавшая афишу. - Ты так хочешь сходить? - поинтересовался Максим. - Хочу, - улыбнулась Шнайдер. - У Утесова хорошие песни, правильные. - Значит, сходим, - кивнул Максим. - Пойдем, Киу обрадуем! В принципе, Максим и сам был не против сходить на концерт. Источников развлечений по сравнению с двадцать первым веком, вообще, было мало, так что отказываться от немногих доступных ему он не собирался. Да и Грету порадовать будет не лишним. Сказано - сделано. Второго августа Максим и его спутницы сели на автобус и отправились в Ялту. Погуляв по городу и пообедав в уютном летнем кафе, они направились в городской сад. Несмотря на то, что что до концерта оставалось еще около получаса, возле эстрады уже собралось порядочное количество народа. Это никак не регламентировалось, но места на скамейках перед эстрадой занимали исключительно пожилые люди, молодежь же располагалась исключительно стоя. Максим с девочками не стали противоречить большинству и подобрали себе места, где и народу не слишком много и сцену неплохо видно. Наконец, ровно в восемнадцать часов, занавес поднялся, явив зрителям как самого Утесова, так и его джазовый оркестр. Поклонившись зрителям и переждав бурные аплодисменты, длившиеся, как показалось Максиму, несколько минут, взмахнул руками, давая сигнал музыкантам. Секунду спустя по парку разнесся «Марш веселых ребят» из не так давно вышедшего фильма. Под эту бодрую жизнеутверждающую песню действительно хотелось шагать по жизни с полной уверенностью, что никогда и нигде не пропадешь. Многие зрители начали подпевать, и все это вызвало у Максима новое, не испытываемое им ранее чувство единения с окружающими. Ранее ему не доводилось бывать на концертах. Вообще. У детского дома, в котором он воспитывался, на это не было средств, а в центре подготовки проекта «Хронос» - времени. Да и проходившие в двадцать первом веке концерты плохо подходили для погружения курсантов атмосферу тридцатых годов века предыдущего. Поэтому Максим, впервые оказавшись на подобном мероприятии, просто получал удовольствие от новых для себя ощущений. После «Марша» Утесов исполнил «Все хорошо, прекрасная маркиза», потом было «Раскинулось море широко», а потом оркестр начал играть фокстроты и танго. Молодежь тут же оккупировала ближайшие к сцене аллеи и сейчас с удовольствием танцевала. Максим, которого танцевать никто и никогда не учил, косился на кружившие в свете фонарей парочки с легкой завистью. - Ты тоже танцевать не умеешь? - правильно истолковав взгляд Максима, прошептала ему на ухо Киу. - Угу, - мрачно кивнул Максим. - Сперва не было возможности научиться, потом - времени. Сознаваться в том, что он не умеет танцевать, Белову было неприятно, но он считал, что этот момент нужно прояснить. Иначе у девушек могло сложиться впечатление, что он просто не хочет с ними танцевать, а это было бы нежелательным. - Не то, чтобы я подслушивала, но я могу вас научить, - так же тихо заметила Грета, наклоняясь к Максиму и Киу. - Ты умеешь танцевать? - заинтересовался Максим. - Да, по настоянию матери я с самого детства ходила в школу бальных танцев, - едва заметно поморщившись, сообщила Грета. - А фокстроты и медленное танго входили в ее программу. Я давно не практиковалась, но основы еще помню. Ну как, будем учиться? - А давай! - согласился Максим, желание потанцевать с Гретой в котором пересилило чувство гордости. - Тогда идем! - воскликнула Грета и, быстро передав Киу сумочку, за руку вытащила Белова на ближайшую аллею. Как раз в этот момент оркестр Утесова очень кстати заиграл очередной фокстрот. - Смотри, Максим, - начала объяснять Грета, взяв Белова за руки. - Ты делаешь с левой ноги два шага вперед, я, соответственно, с правой назад. Потом ты делаешь шаг влево и закрываешь. Затем ты делаешь два шага назад с левой ноги, шаг влево и закрываешь… У танцев и рукопашного боя есть одна общая особенность — оба этих занятия прекрасно развивают координацию движений. Так что у Максима, профессионально владевшего навыками рукопашного боя, не возникло никаких проблем с тем, чтобы воспроизвести несложную последовательность из четырех движений ногами. - Неплохо, - кивнула Грета. - Теперь постарайся попасть в ритм музыки и помни, что первые два шага делаются медленно, а два последних быстро. Начали! Шаг, шаг, влево, закрыл! Медленно, медленно, быстро, быстро! К тому моменту, когда музыка стихла, Максим двигался уже вполне уверенно. До хорошего танцора ему, конечно, было, как до наступления Коммунизма, но для первого раза, как он считал, получалось у него неплохо. А довольная улыбка Греты служила лучшим подтверждением его мыслей. - Gut, - кивнула Грета, выскользнув из рук Максима. - Mehr Übung, und du wirst ein guter Tänzer werden! - Also werden wir üben, - согласился Максим. Позже, в тот вечер Максим еще несколько раз танцевал с Гретой и, пожалуй, впервые чувствовал себя по-настоящему счастливым. В тот момент у него не было ни задач, которые срочно нужно решать, ни проблем, с которыми предстоит разбираться, были только он и красивая девушка в его руках. К сожалению, без приключений вечер все же не обошелся. После окончания концерта Максим и его спутницы решили не спешить к выходу и немного погулять по саду, не желая толпиться у выхода. Когда они оказались в стороне от центральных аллей, Грета отлучилась в уборную, а Максим и Киу остались ждать ее на освещенной фонарями дорожке. На обратном пути шедший навстречу Грете щуплый паренек стремительно перешел на бег и попытался сдернуть с ее плеча сумочку. Но не на ту нарвался. Дернув плечом вперед, чтобы не дать сумочке соскользнуть, Грета обратным движением зарядила воришке локтем в голову, отчего тот улетел на газон, эффектно сверкнув в воздухе сапогами. Тут же со стоявшей в паре шагов от Греты скамейки встали двое парней постарше. - Что же вы, девушка, маленьких обижаете? - со щербатой улыбкой спросил один из парней. - Ответить бы надо! Чуть наклонив голову набок, Грета с любопытством рассматривала направлявшихся к ней парней. Им бы сообразить, что тут что-то не так, но, в понимании шпаны, девушка не могла представлять для них угрозы. - Пойдем, поможем, - произнес Максим. - Не стоит, - придержав Белова за локоть, улыбнулась Киу. - Они сами полезли, вот сами пусть и разбираются! - Грета справится? - на всякий случай уточнил Белов. - Справится, - уверенно кивнула Киу. Судя по происходившему в нескольких шагах от них, это было правдой. Один из парней решительно шагнул к Грете, собираясь не то схватить ее, не то просто напугать. Шнайдер не стала выяснять намерений парня и коротко пнула его острым носком туфли в колено, а когда тот согнулся, держась за ногу - ударом в ухо сбила его с ног. - Эй, ты чего? - второй парень быстро сообразил, что все пошло не плану, вынул из сапога заточку и повел ей из стороны в сторону. - Не подходи, порежу! Тут Максим не выдержал и решительно шагнул на помощь подруге, одновременно потянувшись к висевшей под пиджаком кобуре. Однако больше он сделать ничего не успел. Сблизившись с грабителем, Грета перехватила его руку и вывернула ее, заставив того разжать пальцы и выронить заточку, затем, шагнув вперед, поставила ему подножку, а когда тот упал - ударила его открытой ладонью в лоб, отчего грабитель ударился затылком о дорожку, закатил глаза и потерял сознание. - Грета, ты в порядке? - спросил Максим. - Все хорошо, - тяжело дыша, ответила Шнайдер. - А вы, я смотрю, не торопились! - Я в тебя верила! - улыбнулась Киу, приобняв подругу за плечи. - А вот Максим за тебя волновался! - Еще бы я не волновался! - усмехнулся Максим. - Второй раз мне Сергей Миронович таких красавиц в сопровождение точно не выделит! Красавицы смущенно потупились. - Это все очень мило, но что мы с этими «красавцами» делать будем? - поинтересовалась Грета. - Может, бросим их и просто уйдем? - предложила Киу. - Нехорошо просто так оставлять преступников... - покачал головой Максим. В этот момент со стороны центральной части парка раздались свистки. Обернувшись на звук, Максим увидел спешащих к ним двух милиционеров, чьи белые гимнастерки отчетливо выделялись на фоне хоть и освященной фонарями, но все же темноватой аллеи. -... Да и поздно уже уходить, - закончил Максим. - Нас заметили. - Лейтенант Сидоренко, сержант Велев, - представился старший по званию милиционер, настороженно державший руку возле расстегнутой кобуры. - Что здесь происходит? - У меня пытались сумочку украсть, - обиженным тоном сообщила Грета. - Вон тот, который на газоне лежит. А когда я его ударила - эти двое пристали. - И вы, девушка, спокойно раскидали троих грабителей, - со скепсисом в голосе заключил лейтенант. - Предъявите документы! - Да, сейчас, - вежливо улыбнулась Грета, доставая из сумочки удостоверение сотрудника НКВД и протягивая его сержанту. При виде красной книжечки милиционеры заметно расслабились. Сержант Велиев, судя по внешности - из крымских татар, сделал шаг к фонарю. - Шнайдер Гертруда Рудольфовна, сержант государственной безопасности, - прочитал Велиев, переводя взгляд с лица Греты на ее фотографию в удостоверении. - Все в порядке, товарищ лейтенант! - А вы? - Сидоренко перевел взгляд на Максима и Киу. - Лейтенант государственной безопасности Белов, сержант Линь, - представился Максим и достал из кармана пиджака удостоверение, которое он, по «комитетской» моде из будущего, носил пристегнутым к тонкой металлической цепочке. Киу также достала из сумочки удостоверение и предъявила его милиционерам. - Понятно, коллеги, значит, - удовлетворенно кивнул милиционер. - А в Ялте вы, если не секрет, по служебным делам, или… - Отдыхаем мы здесь, - улыбнулся Белов. - В санатории, тут неподалеку. Сегодня вот на концерт решили сходить... Так что, товарищ лейтенант, - Максим незаметно подмигнул Сидоренко. - Попытку ограбления сержанта Шнайдер вполне можно трактовать, как покушение на сотрудника НКВД с целью завладения его служебным оружием… - Совершенное, к тому же, группой лиц по предварительному сговору, - задумчиво покивал лейтенант, быстро сообразивший, к чему ведет Белов, и тут же включившийся в игру. - Расстрельная, однако, выходит статья… - Э-э-э, начальник, ты чего, вышак нам шьешь?! - возмутился один из неудавшихся грабителей, уже пришедший в себя после побоев. - То, что у фифы нарядной сумочку слямзить хотели - это было, отмазываться не стану, да только кто же знал, что она из красноперых будет?! Знали бы - близко бы к ней не подошли, век воли не видать! - Вы бы перешли на нормальный русский язык, а то ведь и правда век воли не увидите, - заметил Максим, поморщившийся от блатных жаргонизмов, которыми сыпал лежавший на земле грабитель. Поскольку в тридцатых-сороковых годах в Советском Союзе уголовный элемент был представлен в изобилии, в Центре подготовки «Хроноса» выделили пару учебных часов на его изучение. Так что, по изобилующей жаргонными выражениями речи лежавшего на земле незадачливого грабителя, Максим быстро понял, что перед ним ни разу не сидевший парень, только пытающийся косить под блатного. - И вы готовы во всем чистосердечно признаться? - тем временем уточнил у грабителя Сидоренко. - Готов, - обреченно вздохнул тот. - Вот и отлично, - удовлетворенно кивнул Сидоренко и повернулся к Максиму. - Товарищ Белов, сейчас сержант Велиев сбегает за транспортом для задержанных. Вас же я прошу проехать с нами в отделение для дачи свидетельских показаний. - Надо - значит, проедем, - кивнул Максим. - Только как мы обратно в санаторий доберемся? Автобусы ведь к тому времени уже ходить не будут. - Вы ведь в Чаире отдыхаете? - уточнил Сидоренко. - Мы вас на дежурной машине отвезем. По ночам дороги пустые, так что доставим быстро, не сомневайтесь! И действительно отвезли. Троица просочилась мимо сонно кивнувшего им сторожа и оказалась на территории санатория. Максим решил перед сном выкурить папиросу, Грета решила составить ему компанию и немного подышать свежим воздухом, Киу же пожелала всем спокойной ночи и убежала в номер. - Знаешь, Максим, - задумчиво произнесла Шнайдер спустя пару минут молчания. - Сегодня я в первый раз с кем-то дралась. В смысле, не на спарринге, а по-настоящему… - Понимаю, - кивнул Максим, щелчком отправив окурок в урну. - Скажи, а почему ты, вообще, в драку полезла, вместо того чтобы достать пистолет? - Я хорошо стреляю, - улыбнулась Грета. - Так что я могла убить этих двоих просто на рефлексах. А мне бы этого очень не хотелось. - И все же я бы предпочел иметь дело с трупами этих грабителей, чем с заточкой у тебя в боку, - заметил Максим. - Правда? - как-то странно посмотрела на Максима Грета. «А к черту все! - подумал Максим, глядя в голубые глаза Шнайдер. - Даже если по морде получу - то ничего страшного! Переживу как-нибудь!» После чего решительно шагнул вперед и поцеловал Грету. И даже по морде за это не получил. Положив руки Максиму на плечи, девушка неумело, но решительно ответила на поцелуй. 9 августа 1936 года. 14:00. ХПЗ имени Коминтерна. Харьков, Плехановская улица, дом 126. Отпуск подходил к концу, и пришла пора ехать в Севастополь за билетами на поезд до Москвы. Но перед тем, как отправиться за билетами, Максим, которого с каждым днем все больше и больше охватывала жажда деятельности, решил по пути домой попробовать разобраться с одним важным делом, совместив, таким образом, приятное с полезным. Но для этого ему сперва нужно было связаться с товарищем Кировым. Разговаривать с наркомом по обычному телефону Максим не рискнул, и отправился к директору санатория с целью узнать, есть ли в санатории узел высокочастотной связи. Вероятность того, что таковой узел в санатории имеется, была довольно велика, все же санаторий принадлежал ГУГБ и в нем порой отдыхали начальники довольно высоких рангов. В противном случае, Максиму пришлось бы ехать в Симферополь, в республиканское управление НКВД. К счастью для Максима, узел ВЧ-связи в санатории был, а директор, пробежавшись цепким взглядом по спецметкам в его удостоверении, спокойно предоставил ему доступ. Оказавшись в маленькой комнате, в которой из мебели имелись только стул и стол со стоявшим на нем телефоном, Максим снял трубку и набрал прямой номер наркома. - Киров на проводе, - раздался из трубки голос Сергея Мироновича. - Здравствуйте, Сергей Миронович, это Белов, - представился Максим. - Здравствуйте, Максим! - добродушно поздоровался Киров и тут же посерьезнел. - Рассказывайте, что у вас случилось, вы ведь не просто так мне по ВЧ звоните! - Сергей Миронович, разрешите по дороге в Москву посетить Харьковский паровозостроительный завод? - изложил свою просьбу Максим. - Я туда еще в январе прошлого года отправил чертежи танкового дизеля, а результатов все нет. Я несколько раз интересовался ходом работ, но никаких вразумительных ответов так и не получил. Хочу поинтересоваться, что именно у них не получается, может смогу найти ответы в своем ноутбуке? - Хорошо, - подумав, согласился Киров. - Я оформлю вам командировку, но только на один день. Вы нужны мне в Москве. - Что-то случилось? - насторожился Максим. - А кто обещал товарищу Халепскому помочь с развитием автобронетанковых сил? Не вы, случайно? - усмехнулся Киров. - Климент Ефремович уже не раз интересовался, когда вы вернетесь. - Да, я помню, - улыбнулся Максим. - Собственно, поэтому-то я и хочу съездить на завод. Без хорошего дизеля вся работа над новой бронетехникой сильно усложнится. - Понимаю вас, - согласился Киров. - Но все равно, больше одного дня я вам дать не могу. Слышали, что в Испании происходит? Нам могут понадобиться ваши консультации. - Понял вас, - подтвердил Максим. - Что ж, один день, так один день. Уложусь как-нибудь. - Тогда всего доброго! - попрощался Киров и повесил трубку. Так, собственно, в свой первый после отпуска рабочий день Максим и оказался в Харькове. Нужно было видеть глаза проводника, когда вместо одного молодого человека и двух красивых девушек, хорошо одетых и явно возвращавшихся с отдыха, из купе вышли трое сотрудников НКВД. Отметившись в местном управлении НКВД, Максим получил доставленный из Москвы курьером пакет, содержавший командировочное удостоверение и выписку из его личного дела, подтверждавшую его допуск к секретной информации. Затем Белов и его спутницы оставили свои вещи в общежитии для сотрудников и отправились на завод. Туда, должно быть, уже позвонили из НКВД, так как на проходной Максима встретил сотрудник и проводил к начальнику режимно-секретного отдела. Тот, в свою очередь внимательно ознакомился с выпиской, проверил спецметки в удостоверении Максима и сопроводил его до корпуса дизельного отдела завода. Встретив такое содействие со стороны местных органов НКВД, Максим ожидал, что и общение с главным конструктором дизеля Константином Федоровичем Челпаном пройдет так же гладко. Однако, надеждам его не суждено было сбыться. Челпан, конечно, вел себя крайне вежливо, поил Максима чаем с печеньем, но говорить о проблемах в разработке дизельного двигателя наотрез отказывался, утверждая, что командировочное удостоверение, выписанное наркомом внутренних дел Кировым, должно быть обязательно завизировано еще и наркомом тяжелой промышленности товарищем Орджоникидзе. Это был, разумеется, бред. Максим, имевший и статус личного порученца Кирова, и допуск к секретной информации, имел полное право требовать отчета о работе над двигателем, но Челпан упорно стоял на своем. И, что было еще хуже, начальник режимного отдела, хоть и не принимал участия в разговоре, явно находился на стороне Челпана. Словом, на заводе творилось что-то не то, но проводить расследование, находясь на чужой территории и имея в качестве силовой поддержки всего двух сотрудниц с пистолетами, Максим не рискнул. Да и не его это было дело. Подготовки следователя Белов не имел. - Что ж, понимаю, - покивал Максим, всем своим видом пытаясь изобразить искренность. - Я доложу товарищу Кирову о возникшем недопонимании. Думаю, его не затруднит согласовать этот вопрос с товарищем Орджоникидзе. - Вот и хорошо, - слегка занервничав, произнес Челпан. - А когда согласуете все допуски - приезжайте к нам снова! - Боюсь, у меня не будет времени на повторный визит, - покачал головой Максим. - Да и законы вежливости требуют оказать вам ответное гостеприимство и пригласить вас к себе, - указав взглядом на чашки, улыбнулся Белов. - К себе - это куда? - настороженно поинтересовался Константин Федорович. - В Москву, на площадь Дзержинского, - все также улыбаясь, ответил Белов и повернулся к начальнику режимного отдела. - Вы не проводите меня до проходной? 10 августа 1936 года. 16:05. Скорый поезд «Таврия». Где-то между Харьковом и Брянском. Однако, на непонятном поведении сотрудников завода харьковские приключения Максима и его подруг не закончились. На следующий день, когда вся троица погрузилась в поезд, Грета поместила свой чемодан на столик и принялась внимательно изучать лежавшие в нем вещи. - Думаешь, в нашем багаже кто-то рылся? - немного насмешливо спросил Максим. - Я, конечно, понимаю, что здоровая бдительность и тяжелая паранойя суть синонимы, но, по-моему, это перебор! - И, тем не менее, в наших вещах кто-то рылся, - твердо произнесла Шнайдер. - Уверена? - подался вперед Максим, с которого разом слетел весь шутливый настрой. - Абсолютно. Я всегда складываю нижние сорочки особым образом, как мать в детстве приучила, - слегка скривившись при упоминании матери, ответила Шнайдер. - Бретельки при этом оказываются внутри. А сейчас у той сорочки, что находится на самом дне чемодана, они снаружи. Видимо кто-то хотел заглянуть под газету, которую я постелила на дно, задел сорочку, а правильно сложить ее обратно не смог. Сам посмотри! Максим встал с полки и заглянул в чемодан. Все было так, как описала Грета: все ее сорочки были сложены аккуратными квадратиками и только у нижней бретельки торчали наружу и были обернуты вокруг сложенной сорочки. - Беру свои слова назад, ты умница! - приобняв девушку за плечи, Максим быстро чмокнул ее в щеку. - Я знаю, - чуть порозовев, улыбнулась Грета. - Скажи лучше, что делать будем? - Доложим Сергею Мироновичу, - пожал плечами Максим. - Ему так и так разбираться с происходящим на заводе, вот заодно и поинтересуется, кто это в местном управлении НКВД настолько обнаглел. 12 августа 1936 года. 19:30. Зал заседаний Политбюро. Москва, Сенатский дворец Кремля. Григорий Константинович Орджоникидзе, вышедший из зала заседаний Политбюро, был доволен, ведь сегодня ему удалось не только успешно отчитаться о переоснащении Тульского оружейного завода новыми немецкими станками, но и согласовать вопросы модернизации Ижевского и Ковровского заводов. Средства на это, к удивлению Орджоникидзе, выделили сразу же, а не после длительных споров из-за каждой копейки, как это часто бывало. Григорий Константинович уже предвкушал, как вернется в свою кремлевскую квартиру, где его уже ждет накрытый к ужину стол, знаменующий достойное окончание столь удачного для него дня, как сзади его окликнули. - Серго, подожди! - произнес Сергей Миронович Киров, в два быстрых шага поравнявшийся с Орджоникидзе. - Есть приватный разговор. Пойдем, прогуляемся! Старые товарищи вышли из Сенатского дворца и, пройдя мимо Царь-пушки, оказались в небольшом сквере. - Вот скажи мне, Серго, что у тебя происходит на Харьковском паровозостроительном заводе? - поинтересовался Киров, по старой привычке называя Орджоникидзе его партийным прозвищем. - А что не так с заводом имени Коминтерна? - не понял Григорий Константинович. - Завод работает, регулярно перевыполняет план, что с ним может быть не так? - А то с ним не так, что полтора года назад мой наркомат передал на этот завод полный пакет документов на перспективный танковый дизель. Чертежи, технологические карты - словом, все. Заводу, по сути, оставалось только запустить двигатель в производство и отладить техпроцессы. И вот уже полгода мы интересуемся, почему дизель еще не выпускается, а в ответ слышим только, что «работа идет»! - рассказал Киров. - Более того, пару дней назад я отправил туда одного своего сотрудника, как раз возвращавшегося из нашего санатория в Крыму, и знаешь, что он мне сегодня доложил? - И что же? - спросил Орджоникидзе, не вполне пока понимая сути претензий старого друга. - Что на командировочном удостоверении, которое я выслал своему сотруднику, нет твоей визы, а без нее главный конструктор дизельного отдела отказался с ним разговаривать о ходе работ над двигателем. И это при том, что выписку из приказа, подтверждающую допуск к секретной информации, я выслал своему сотруднику вместе с командировочным удостоверением, - поведал Сергей Миронович. - Расскажи мне, пожалуйста, с каких пор для контроля над разработками, которые мы сами передаем на заводы, нам нужно твое разрешение? - Я таких распоряжений не давал, это какая-то местная самодеятельность! - с жаром произнес Орджоникидзе. - Я обязательно разберусь! - Завтра вечером в Харьков отправляется следственная группа НКВД, усиленная сотрудниками военной прокуратуры, - сообщил Киров. - У тебя еще есть время, чтобы добавить в нее своих людей. Ревизоров, например. - Сергей, я думал, мы с тобой друзья! - обиделся Орджоникидзе. - Не надо следственной группы, мы с тобой сами разберемся в этом недоразумении! - Вот именно потому, что мы с тобой друзья, я и не стал поднимать этот вопрос на сегодняшнем заседании Политбюро, - твердо глядя Григорию Константиновичу в глаза, возразил Киров. - Мы с товарищем Ворошиловым готовим большое совещание по перевооружению автобронетанковых войск, и новый дизель нужен нам, как воздух! А Харьковский паровозостроительный завод вместо того, чтобы назвать реальные сроки запуска дизеля в производство, или хотя бы сообщить о возникших проблемах, занимается черт-те чем и подрывает обороноспособность страны! Не знаю, как ты, а я с таким положением дел мириться не намерен! - Я тебя понял, Сергей, - опустил голову Орджоникидзе, после слов Кирова о подрыве обороноспособности заимевший слегка испуганный вид. - Завтра к обеду я подберу подходящих для инспекции Харьковского завода людей. - Вот и хорошо, - улыбнулся Киров. - Я рад, что мы поняли друг друга.