«Прогресс - это способ человеческого бытия».
Виктор Гюго, французский писатель.
24 января 1935 года. 17:00. Квартира М. И. Белова. Москва, Большой Кремлевский дворец. Пока конструкторы на полигоне готовились приступить к работе, Максим начал готовить материалы по оружию, разработка которого будет поручена сторонним КБ. И если с дробовиком все было понятно, его разработкой займутся охотничья мастерская Тульского оружейного завода и ее начальник Дмитрий Михайлович Кочетов, то с модернизацией револьвера все было строго наоборот. Максим совершенно не представлял, кому можно поручить данную работу. В итоге, потратив два вечера на изучение всей имеющейся у него информации о советских конструкторах этого времени, он остановился на кандидатуре Михаила Николаевича Блюма, который в настоящий момент работал на Ковровском оружейном заводе. Имя этого конструктора не было так широко известно, как имена его коллег Дегтярева и Федорова, но, судя по прочитанной Максимом справке, он являлся опытным оружейником. А совсем недавно Блюм разработал учебный пулемет с барабанным питанием, за что замнаркома Тухачевский лично премировал его мотоциклом. Подробного описания конструкции этого пулемета Максим у себя в ноутбуке не нашел, но рассудил, что если уж Михаил Николаевич смог разработать револьверный пулемет, то модернизировать револьвер он всяко сможет. В процессе чтения у Максима возникло ощущение, что, выбирая конструктора для револьвера, он что-то делает неправильно. И дело было явно не в связи конструктора Блюма и замнаркома Тухачевского, уже попавшего в опалу, но еще не знавшего об этом. «Так, оружейник Блюм… Ковровский завод… Федоров и Дегтярев… - размышлял Максим, пытаясь уловить беспокоившую его неправильность, после чего в сердцах хлопнул себя по лбу. - Я олень! Федоров же один из ведущих конструкторов Ковровского оружейного завода и наверняка знаком с Блюмом. Если бы я поинтересовался у него, кому поручить работу над револьвером, он бы обязательно подсказал мне нужного специалиста! Но нет, я же самый умный, мне нужно потратить кучу времени, но все сделать самостоятельно!» Тем не менее, пусть и не самым оптимальным образом, но конструкторы были выбраны, и Максим начал готовить для них технические задания. И, если для Кочетова был подготовлен детальный комплект чертежей ружья МР-153, а также фотографии траншейных ружей Первой Мировой войны, чтобы Дмитрий Михайлович мог посмотреть на конструкцию защитного кожуха на стволе и способ крепления штык-ножа, то техзадание, предназначенное для Блюма, полностью состояло из требований к новому револьверу, включавших в себя разработку нового боеприпаса, откидывающегося влево барабана и разработки скорозарядника. Подготовив и распечатав все материалы, Максим отправил их в копировальную лабораторию. Методика копирования чертежей была уже отработана, но теперь, по настоянию наркома внутренних дел Кирова, также поступали и с текстовыми материалами. В копировальной лаборатории несколько человек, владевших навыками работы на печатных машинках, перепечатывали все документы под копирку, после чего одна из копий отправлялась в архив, а вторая - в НКВД, который уже осуществлял передачу всех документов получателям. Объем работ был большим, машинисты едва справлялись с копированием, но Сергей Миронович настаивал на соблюдении максимальных мер секретности. После краткого совещания с товарищами Кировым и Ворошиловым материалы на заводы было решено отправлять от имени конструкторского бюро НИПСВО, занимавшегося основными разработками новых образцов стрелкового оружия. Сопроводительные записки к техническим заданиям были подписаны лично наркомом Ворошиловым, а под самими техзаданиями стояли подписи главного конструктора Федорова и куратора от наркомата внутренних дел Белова. И вскоре эти материалы с фельдъегерями из НКВД отправились получателям. 26 января 1935 года. 13:00. ТОЗ. Тула, улица Советская, дом 1А. - А, Дмитрий Михайлович, проходи! - директор Тульского оружейного завода Борис Петрович Ванников оторвался от разложенных на его столе чертежей и документов и поднял взгляд на вошедшего в его кабинет Кочетова. - Нам тут из НИПСВО интересную работу прислали, специально для тебя! - Для меня? - неподдельно удивился Кочетов. - Но я ведь никогда не занимался боевым оружием! Только охотничьим, ну, и немного спортивным… - В наркомате обороны решили разработать полный комплекс нового оружия для Красной Армии, слышал, наверное. Для этого в НИПСВО собрали всех лучших конструкторов, включая нашего Федора Васильевича, - начал объяснять Ванников. - Но, похоже, что у них на все их планы не хватает ни времени, ни специалистов, поэтому часть разработок они отдают другим КБ. Вот, полюбуйся, что они хотят поручить от твоей охотничьей мастерской! Кочетов подошел к столу и внимательно всмотрелся в чертеж. - Какое-то ружье, - задумчиво произнес Дмитрий Михайлович. - Похоже, что самозарядное. Что-то более конкретное смогу сказать только после детального изучения чертежей. - А конкретнее я тебе и сам расскажу, - ответил Ванников. - Если верить сопроводительной записке, это самозарядное дробовое ружье, работающее по принципу отвода пороховых газов из канала ствола. Производить его предполагается как в боевом, так и в охотничьем вариантах. - Я, кажется, начинаю понимать, почему работу над этим ружьем они решили поручить мне, - заметил Кочетов, начавший рассматривать чертеж с заметно большим интересом. Дмитрий Михайлович сам был заядлым охотником и стрелком. Именно поэтому он являлся одним из инициаторов возобновления разработок и производства в СССР новых моделей охотничьего оружия. И возможность разработать для своих коллег-охотников новое ружье, только на этот раз самозарядное, он воспринял с большим энтузиазмом. - Правильно понимаешь, Дмитрий Михайлович, - кивнул Ванников. - Я уж не знаю, откуда они взяли эти чертежи, но тебе предстоит адаптировать их к нашим производственным возможностям и произвести доработку армейского образца согласно техзаданию. - Позвольте полюбопытствовать, - Кочетов принял из рук Ванникова лист бумаги принялся вслух читать напечатанный на нем текст. - Значит, ствол длиной в шестьсот шестьдесят миллиметров, защитный кожух на нем и крепление для штык-ножа. Все понятно, Борис Петрович, в НИПСВО хотят получить что-то вроде американских траншейных ружей времен Империалистической войны, только в самозарядном исполнении. - Дмитрий Михайлович, обрати внимание на то, что штык-нож, который предполагается устанавливать на ружье, еще даже не начали разрабатывать, - заметил Ванников. - Ничего страшного, - отмахнулся Кочетов, желавший уже поскорее приступить к работе. - Сделаю пока муфту на ствол с заготовкой под крепление, а когда появится готовый штык - доработаю. - Хорошо, Дмитрий Михайлович, - согласился Ванников. - Тогда забирай чертежи и приступай к работе! Кочетов немедленно последовал совету Бориса Петровича и стремительно покинул кабинет, прижимая к груди папку с наспех уложенными в нее чертежами. - Эвон как его проняло! - усмехнувшись, произнес Ванников. - Настоящий фанатик своего дела! 27 января 1935 года. 14:30. Инструментальный завод №2. Ковров, улица Труда, дом 4. Когда Михаилу Николаевичу Блюму позвонил начальник завода Семен Васильевич Савельев и пригласил к себе в кабинет, он подумал, а не собираются ли и его вызвать в Москву, как это сделали совсем недавно с рядом конструкторов, лишив завод лучших кадров. В кабинете Семена Васильевича выяснилось, что нет, не вызывают. Савельев показал Михаилу Николаевичу техническое задание на модернизацию револьвера Нагана, полученное им из НИПСВО. Впрочем, список изменений был столь велик, что впору было говорить не модернизации, а о разработке совершенно нового револьвера. Что удивило Блюма, так это то, что на техническом задании не было подписи его хорошего знакомого и полного тезки Михаила Николаевича Тухачевского, являвшегося не только заместителем наркома обороны, но и начальником вооружений РККА. Задача на модернизацию револьвера исходила лично от наркома Ворошилова, а подписано техзадание было главным конструктором НИПСВО Федоровым и куратором работ от НКВД, каким-то Беловым. - Странно все это, - покачал головой Блюм. - Такое ощущение, что начальник вооружений РККА товарищ Тухачевский не в курсе, какое оружие разрабатывают для Красной Армии. - Есть такое дело, Михаил Николаевич, - усмехнулся Савельев. - Но задание на разработку получено, причем поручается оно именно вам. С чего вы собираетесь начать? - С самого главного, Семен Васильевич, то есть, с патрона, - не задумываясь, ответил Блюм. - В техзадании сказано, что новый револьверный патрон должен быть унифицирован по пуле с девятимиллиметровым «маузеровским» патроном. Значит, возьмем пулю и увеличим под нее диаметр гильзы от «Нагана». Ну а потом перейдем уже непосредственно к разработке револьвера. - Могут возникнуть какие-то сложности? - на всякий случай уточнил Савельев. - Не думаю, Семен Васильевич, - покачал головой Блюм. - Ударно-спусковой механизм оставим родной, «Нагановский», калибр я увеличу, рамку усилю, схему откидывающегося вбок барабана подсмотрю у американских «Кольтов», кажется, в нашем заводском музее есть нужные мне образцы. Проблемы могут возникнуть разве что с восьмизарядным барабаном, чтобы сделать его одновременно достаточно прочным и не слишком большим придется тщательно подбирать сталь для его изготовления. Впрочем, восьмизарядный барабан - это пожелание, а не требование. - Не забудьте про этот, как его… скорозарядник, который нужно разработать! - заглянув в лист техзадания в поисках нужного слова, напомнил Савельев. - Это-то как раз требование, а не пожелание. - Постараюсь сделать, Семен Васильевич, - успокоил начальника Блюм. 5 февраля 1935 года. 18:45. Кабинет И. В. Сталина. Москва, Сенатский дворец Кремля. Михаил Николаевич Тухачевский сидел в приемной Сталина и ожидал, пока вождь его примет. На эту встречу с Иосифом Виссарионовичем он возлагал большие надежды, рассчитывая не только прояснить очень беспокоившую его ситуацию в наркомате обороны, но и, по возможности, бросить тень на своего непосредственного начальника, наркома Ворошилова. В последние месяца полтора в наркомате начали происходить странные дела, весьма волновавшие боявшегося за свое кресло заместителя наркома Тухачевского. Вначале по наркомату прошел слух о создании какой-то комиссии, работавшей над новым уставом для РККА. Никаких конкретных сведений об этой комиссии Тухачевскому получить не удалось, но первым результатом ее работы стало совещание у товарища Сталина, о котором Тухачевскому рассказал Халепский. Михаил Николаевич сам, наверное, не смог бы сказать, что его тогда взбесило больше: то, что его, начальника вооружений РККА, не пригласили на совещание по вопросам, являвшимся его и только его зоной ответственности, или же то, с каким удовольствием Халепский описывал это самое совещание. По словам Иннокентия Андреевича, главным докладчиком на этом совещании был некий сотрудник НКВД Белов. Этот самый Белов, несмотря на свою молодость, смог не только сформулировать полную концепцию вооружения для РККА, но и четко ответить на все каверзные вопросы, в результате чего все военные, поначалу относившиеся к нему скептически, вынуждены были признать его правоту. - Знаете, товарищ Тухачевский, - закончил свой рассказ о совещании Иннокентий Андреевич. - Если этот Белов и в танках разбирается также, как в оружии, я с радостью обсужу с ним перспективы развития автобронетанковых войск! После ухода Халепского Михаил Николаевич только зубами скрипнул. Мало того, что его мнением о вооружении красноармейцев даже не соизволили поинтересоваться, так он еще начал терять своих сторонников в наркомате обороны, а такого честолюбивый Тухачевский стерпеть уже не мог. Затем до Тухачевского дошли слухи о том, что в КБ научно-исследовательского полигона в Щурово собрали лучших оружейников страны и уже начали претворять в жизнь решения пресловутого совещания. И опять без его, Тухачевского, ведома! Чтобы проверить эти слухи, Михаил Николаевич позвонил на полигон, но начальник КБ товарищ Кузьмищев сообщил ему, что все работы, проводимые в его конструкторском бюро являются секретными, и за допуском к информации о них ему следует обратиться к наркому внутренних дел Кирову. Тухачевский был ошарашен. Он, замнаркома обороны, не имел доступа к информации о работе КБ, подчинявшегося его наркомату?! Как такое, вообще, было возможно?! К Кирову, однако, Михаил Николаевич за допуском обращаться не стал, вместо этого он позвонил начальнику Ковровского завода Савельеву, от которого и узнал, что в Москву и правда вызвали лучших оружейников, а конструктору Блюму поручили разработку нового револьвера, чем тот в настоящий момент и занимается. От этих новостей Тухачевский пришел в бешенство. Для будущей войны нужно уже сейчас десятками тысяч производить танки и самолеты, а чем вместо этого занимается этот бездарь Ворошилов? Револьверы конструирует?! Терпеть такое Михаил Николаевич никак не мог, поэтому он записался на прием к товарищу Сталину, чтобы раскрыть тому глаза на всю пагубность принимаемых Ворошиловым решений. Наконец, от Сталина вышел товарищ Молотов, а еще через пару минут Поскребышев предложил Тухачевскому пройти в кабинет. Михаил Николаевич одернул гимнастерку, и, войдя внутрь, остановился перед столом. - Здравствуйте, Михаил Николаевич, - довольно приветливо произнес Сталин. - Присаживайтесь! - Здравствуйте, товарищ Сталин! - кивнул Тухачевский, занимая предложенное ему кресло. - Рассказывайте, Михаил Николаевич, что привело вас ко мне? - предложил Сталин. - Товарищ Сталин, я пришел к вам, чтобы прояснить ситуацию, сложившуюся в наркомате обороны, - начал Тухачевский. - Товарищ Ворошилов проводит совершенно нецелесообразные в данный момент реформы, основываясь на решениях никому не известной комиссии! - Почему же никому неизвестной? - поинтересовался Сталин. - Мне об этой комиссии прекрасно известно, более того, я регулярно получаю отчеты о результатах ее работы. - А вот мне, хоть я и явлюсь заместителем наркома, было отказано в любой информации об этой комиссии, - нажаловался Тухачевский. - Якобы все, что связано с этой комиссией засекречено. - Это действительно так, - подтвердил Сталин. - Комиссия является секретной, чтобы никто не мог повлиять на результаты ее работы. Вот только, чтобы ознакомиться с выводами комиссии, вам всего лишь нужно было обратиться к товарищу Ворошилову. Вы же, как я понимаю, этого не сделали? Тухачевский вынужден был промолчать. Считая, что Ворошилов ведет себя неправильно, он ухватился за возможность доложить об этом Сталину, даже не подумав поговорить с самим Климентом Ефремовичем. На что товарищ Сталин ему совершенно справедливо и указал. - Виноват, товарищ Сталин, не ознакомился, - вынужден был признать Тухачевский. - Но почему вы не пригласили меня на совещание по вопросам перевооружения Красной Армии? Вам не кажется, что я, как начальник вооружений РККА, должен быть в курсе таких вещей? - А вам не кажется, товарищ Тухачевский, - тон Сталина в этот момент заметно похолодел. - Что вы, будучи начальником вооружений РККА, должны были сами выдвигать предложения о разработке новых образцов оружия для Красной Армии, не дожидаясь, пока это сделают за вас? Или вы считаете, что у нас все хорошо и наш ручной пулемет Дегтярева может на равных конкурировать с новым немецким единым пулеметом? Или может быть ваши любимые безоткатные пушки Курчевского уже настолько хороши, что способны заменить все состоящие на вооружении артиллерийские системы? - Ну, знаете, товарищ Сталин! - вспылил Тухачевский, не ожидавший, что Иосиф Виссарионович повернет разговор о вооружении против него самого. - Если вы считаете, что я не справляюсь со своими обязанностями, прошу принять мою отставку с поста замнаркома! Достав из принесенной с собой папки заранее написанное заявление об отставке с постов заместителя наркома и начальника вооружений РККА, Михаил Николаевич протянул его Сталину. Считая себя любимчиком Вождя, Тухачевский рассчитывал, что Сталин, увидев его намерение уйти в отставку, постарается этого не допустить и пойдет на некоторые уступки. Сталин, однако, ни на какие уступки не пошел. Внимательно прочитав заявление, он взял из стаканчика остро заточенный красный карандаш и крупным размашистым почерком написал: «Не возражаю. И. Ст.» - Но… как же, товарищ Сталин? - растерялся Тухачевский. Будучи, в целом, храбрым человеком, он, тем не менее, терялся, когда ситуация начинала развиваться не так, как он планировал. - Что-то не так, товарищ Тухачевский? - едва заметно усмехнувшись в усы, спросил Сталин. - Вы же сами просите снять вас с занимаемых должностей. Вообще-то не в наших правилах разбрасываться опытными кадрами, но в данном конкретном случае мы решили пойти вам навстречу. У вас остались еще какие-то вопросы ко мне? Если нет, я вас больше не задерживаю. - Всего доброго, товарищ Сталин, - все так же растерянно произнес Тухачевский, вставая с кресла и направляясь на выход. Позже Михаил Николаевич, вспоминая этот разговор, будет корить себя за вспыльчивость и самоуверенность. А еще у него промелькнет мысль, что товарищ Сталин сам искал повода снять его с должности и этот повод он своими руками ему предоставил. 15 февраля 1935 года. 19:43. Квартира М. И. Белова. Москва, Большой Кремлевский дворец. Конструкторы на полигоне приступили к работе. Максим, хорошо понимавший, что на начальной стадии разработок лучшее, что он мог сделать - это не мешать, появлялся на полигоне в среднем раз в неделю, проводя короткие совещания. Вот и сегодня, проведя очередное совещание и убедившись, что все идет по плану, Белов возвращался в Москву. Сидя до поздней ночи за ноутбуком и занимаясь поручением товарища Сталина по внедрению новых технологий, Максим не выспался и, оказавшись в машине, сразу же привалился к задней дверце и задремал. От Щурово до Кремля было около ста тридцати километров, так что в дороге он рассчитывал немного поспать. Проснулся Максим от того, что машина резко подпрыгнула на какой-то кочке. Разлепив глаза и осмотревшись, он обнаружил, что машина стоит на месте, а по обе стороны дороги раскинулось заснеженное поле. - Почему мы остановились? - поинтересовался Максим, наклонившись к шоферу. - На какой-то колдобине подскочили, товарищ Белов, - отозвался тот. - Ночью снегопад был, вот я ее и не заметил. А как подпрыгнула машина, так двигатель и заглох. - Понятно, - протянул Максим. - А мы сейчас где? Хотя бы приблизительно? - Заозерье проехали, товарищ Белов. - ответил шофер. - То есть, до Москвы еще километров тридцать, если не больше, - прикинул Максим. - Поехали? - Так мотор не заводится, - развел руками шофер. - Похоже, что аккумулятор просел на морозе. Стартер не крутит. - А если вручную? - поинтересовался Максим, которого совсем не радовала перспектива застрять посреди поля на морозе. - Кривой стартер есть? - Есть, как не быть, - кивнул шофер. - Ну, тогда давайте я крутану, а вы попробуете завестись, - предложил Максим. - А то что-то мне не хочется иди пешком до ближайшего села. - Давайте попробуем, товарищ Белов, - согласился шофер, выбираясь из машины. Максим тоже выбрался из салона, поежившись от холода, особо заметного после теплого салона, и размял плечи. Шофер, тем временем, обошел машину и достал из багажника заводную рукоятку. Натянув перчатки, Максим взял рукоятку и вставил ее в гнездо. - Готовы? - поинтересовался Максим у шофера, занявшего свое место в автомобиле. - Готов, товарищ Белов! - отозвался тот. - Давайте! - Даю! - процедил Максим, резко проворачивая рукоять. - Не получилось! - сообщил шофер. - Еще раз! Максим крутанул еще раз, потом еще. Только после четвертой попытки двигатель зафыркал. Облегченно вздохнув, Максим снял кепку и утер пот рукавом пальто. Больше до самого Кремля никаких происшествий не было. Оказавшись дома, Максим вновь засел за ноутбук, пытаясь решить, что из обилия хранившихся в нем знаний нужно внедрять уже сейчас, а что может и подождать. И даже несмотря на то, что все материалы в ноутбуке были аккуратно рассортированы по папкам, их поиск и систематизация заняли у Максима около двух недель. Начать Максим решил с главного, а именно с - нефти и технологий ее переработки. И первым делом он написал записку на имя Сталина, в которой указал на необходимость проведения разведывательного бурения в районе села Ромашкино, что на юго-востоке Татарстана. Именно там в сорок восьмом году будет открыто одно из крупнейших в мире месторождений нефти, что принесет Татарстану заслуженную славу второго Баку. После открытия Ромашкинского месторождения неизбежно будут строиться новые нефтеперерабатывающие заводы, и, по мнению Максима, лучше бы им строиться сразу по новым технологиям. А еще он считал, что заводы эти лучше будет строить поближе к Уралу, на тот крайний случай, если немцы и в этот раз дойдут до Волги. Но, если насчет мест строительства новых нефтеперерабатывающих заводов Максим мог лишь дать совет, то по технологиям переработки нефти у него было гораздо больше информации. И все эти технологии, пройдя через копировальную лабораторию, должны быть переданы академику Ивану Михайловичу Губкину, являющемуся на сегодняшний день лучшим специалистом по нефтепереработке в СССР. Первым, что подготовил Максим, была технология прямого каталитического риформинга нефти, позволявшая из того же количества сырья получать чуть ли не вдвое большее количество бензина, причем с заметно более высоким октановым числом, вплоть до сотни. Технология эта требовала значительного количества платины, но, как выяснил Максим, добывалась она в СССР в больших количествах, а в промышленности пока что почти не использовалась. Закончив с риформингом, Максим решил подготовить материалы и по пиролизу углеводородов. Не зная точно, насколько Советскому Союзу сейчас нужны полиэтилен и полипропилен, он решил, что лишней такая информация все равно не будет. Пусть ученые отработают технологию производства полимерных материалов, а там уж пусть инженеры решают, где их использовать и использовать ли их вообще. В сопроводительной записке Максим особо указал, что в качестве сырья для пиролиза можно использовать не только нефть, но и различные виды природных газов, в том числе и попутный нефтяной газ. Сейчас при добыче нефти его просто сжигают на факелах, что наносит вред окружающей среде, да и просто является растратой ценного сырья. Подготовив отдельную папку с технологиями разделения попутного нефтяного газа на ценные составляющие, Максим задумался над тем, кому же передать эти материалы? В итоге он решил передать все материалы по переработке углеводородов все тому-же Губкину, а тот уж пусть сам решает, чем он займется сам, а что передаст кому-нибудь другому. Ну, и чтобы окончательно закрыть вопрос нефтепереработки, Максим подготовил материалы по производству искусственных каучуков из углеводородного сырья. В Советском Союзе бутадиеновый каучук уже производился, более того, именно мы первыми в мире смогли организовать его производство в промышленных масштабах. Вот только бутадиен для него в эти годы производился из этилового спирта, который, в свою очередь получали из картошки. Максим же хотел предложить производить более продвинутый бутадиен-стирольный каучук, причем, бутадиен для него получать не из спирта, а из бутана, получаемого либо из природного газа, либо в качестве побочного продукта нефтепереработки. Технология получения бутана должна была отправиться все тому же Губкину, а технологии получения бутадиена и сополимеризации его с стиролом - на ленинградский завод «Красный треугольник», в лабораториях которого некогда и была разработана отечественная технология производства синтетического каучука. Закончив с нефтепереработкой, Максим перешел к вопросам, связанным одновременно и с химией, и с его должностью куратора разработок стрелкового оружия, а именно - к порохам. В качестве сырья для их производства в настоящее время использовался хлопок, которого откровенно не хватало, соответственно и пороха производилось недостаточное для грядущей войны количество. Максим же хотел предложить советской промышленности технологию производства пороха из древесной целлюлозы, что позволит значительно увеличить объемы производства без потери качества. Затем Максим начал готовить материалы по оптике, считая, что новому оружию, разработку которого он курирует, просто необходимы достойные его прицелы. Итогом его поисков по этой теме стала пухлая папка, которая должна будет отправиться в Государственный Оптический институт в Ленинграде. В этой папке было все, начиная от технологии варки правильного оптического стекла и до способов глубокого просветления линз. Туда же отправилось и техзадание на разработку новых оптических прицелов. По задумке Максима, первый прицел, с трехкратным увеличением, из-за объектива большого диаметра и широкого угла обзора будет лучше подходить неопытным стрелкам, чем известный ему прицел ПУ, а продвинутая прицельная сетка, полностью позаимствованная от созданного в будущем прицела ПСО-1, добавит удобства при введении боковых поправок. Второй же прицел, уже шестикратный, должен стать профессиональным инструментом для хорошо подготовленных снайперов. Мечтая создать не только обычный оптический, но и ночной прицел, Максим плавно перешел от оптики к микроэлектронике. Создать электронно-оптический преобразователь наши ученые смогут, тем более что этот прибор уже известен и восемь лет как производится в Германии. С батареями для питания тоже особых проблем не предвиделось, наладить производство компактных никель-кадмиевых аккумуляторов было вполне реально. Что представляло реальную сложность - это преобразователь напряжения, высоковольтный блок с умножителем напряжения. Чтобы сделать эти блоки компактными требовались нормальные диоды и транзисторы, а их не было и в ближайшее время не предвиделось. Имелись, правда, так называемые точечные диоды и транзисторы, но удастся ли на их базе создать более-менее компактный преобразователь напряжения - Максим понятия не имел. Распечатав материалы по всем узлам ночного прицела, Максим подготовил их к отправке во Всероссийский электротехнический институт, решив, что если у тамошних инженеров получится сделать прицел - будет замечательно, если же нет - то ничего страшного, подождет до лучших времен! Хоть Максим и не хотел заниматься автомобильной промышленностью прямо сейчас, недавнее происшествие на дороге заставило его изменить свое мнение. Стране нужны были хорошие автомобили, в первую очередь - грузовики и автобусы, но и приличный легковой автомобиль также бы не помешал. И если «Газ-М1», который должен был пойти в серию в следующем году, более-менее соответствовал представлениям Максима о нормальном легковом автомобиле, то с грузовиками все обстояло гораздо хуже. Не став мучиться с отдельными узлами, Максим подобрал несколько наиболее удачных моделей автомобилей, всю информацию о которых он и подготовил для передачи на автозаводы. В качестве основных грузовиков он выбрал среднетоннажный ЗИС-150 и его трехосную модификацию. Для армии же должны были быть разработаны полноприводные варианты двухосного и трехосного грузовиков. В качестве легковых автомобилей Максим решил оставить автомобили ГАЗ-М1 и представительский ЗИС-101, которые должны появиться в ближайшем будущем, разве что порекомендовал конструкторам Горьковского автозавода добавить в конструкцию автомобиля нормальный закрытый багажник, отсутствовавший у оригинальной модели. Конструкторам же завода имени Сталина Максим отправил эскизы автомобиля ЗИС-101Б с выступающим багажником увеличенного объема. Ну, просто надоело Максиму, что ради перевозки одного сравнительно небольшого ящика с документами ему приходится заказывать грузовик! А вот для армейских нужд он предложил создать совершенно новую машину, по своему дизайну напоминающую ГАЗ-69, а по размерам - заметно более поздний УАЗ «Барс». Если все пойдет так, как замыслил Максим - у Горьковских инженеров должен получиться пятидверный внедорожный автомобиль, вмещающий в себя до девяти человек и равно подходящий как для нужд разведки, так и для перевозки командного состава. В отдельную папку лег полный пакет технической документации на семейство дизелей В-2, в разных модификациях выпускавшихся до девяностых годов двадцатого века. Пускай работы над новым танком еще не начались, но новый надежный двигатель для них пора уже было разрабатывать. Вот пусть на Харьковском паровозостроительном заводе этим и займутся, все необходимые для этого специалисты там есть.