Кровь с молоком

Чума не щадит никого. Ни больных, ни врачей, никого. Если ты болен - ты умираешь в муках, либо в редких случаях выживаешь и тогда ты в шаткой безопасности. Если ты врач - тебе приходится видеть смерти бесчисленных пациентов которым уже не суждено выйти из палаты, тебе приходится стаскивать тела в кучу, будто какой-то бесполезный мусор, будто это были не дышащие и мыслящие существа, а лишь сорняки. А потом приходится поджигать кучи 'мусора' и вдыхать вместе с запахом воняющий трав в твоей маске, запах жареного мяса и горящих волос. Маленькая клиника в Везувии, что раньше, совсем недавно, принимала самых обычных пациентов сейчас же превратилась в очередной пункт приёма чумных. Ассистентка проводила там бесчисленные смены, выполняя работу практически за двоих. Деворак пытался всучивать ей двойное жалование, но она отказывалась. Если раньше девушка была полной его противоположностью, то сейчас они стали даже чем то похожи. Оба кажется давно не спали и не ели что-то большее чем кусочек хлеба в коротком перерыве между работой. Теперь свежие цветы, которые Юна по обычаю выставляла на маленьком столике в приёмной, часто стали засыхать. Она не успевала их менять. Она сама стала медленно усыхать вместе с ними. Доктору становилось её жаль, она казалась такой хрупкой, болезненной, будто если на её глазах умрёт ещё кто-то она точно не выдержит. А ассистентке становилось жаль Джулиана. Он сам ей казался таким замученным, синяки под глазами уже казались больше самих глаз. Она старалась уверить его что деньги ей посылают родители, но конечно же это было не так. Честно говоря она уже и не знала что с ними. *** Дождь бьёт по стеклянному окну. Дрожащая женская ручка записывает что-то в журнал. Это отчёт о пациентах. В нём мало приятного. Зубы, как то даже незаметно для неё самой, прокусывают губу. Нижняя губа тут же окрасилась в ярко красный, будто девушка провела по ней хорошей помадой. Как давно она красилась? Раньше она старалась делать это каждый день. А сейчас? Сейчас она спит по несколько часов на дню, просто чтобы не оставлять лихорадочных больных в одиночку. Они стонают, если не дать им сильный настой из обезболивающих трав. Вообще-то это наркотическое средство, но кажется это меньшее зло. Она докладывала об этом Девораку и он дал добро. Это лучше чем они так же умрут в муках. Ассистентка оставила журнал на столе, впиваясь ладонями в дерево, опираясь полностью на стол. Хотелось бы разрыдаться. Хотелось бы не видеть эти красные глаза. Этот красный. Он везде. От него собственные глаза начинают болеть. С трудом оторвавшись от дерева она достаёт из кармана медицинского халата собственную записную книжку. Аккуратно вычерчивая чернилами дату, она начинает записывать личный отчёт о течение болезни. " Я принимаю собственный препарат. Он снижает симптомы, но кажется не помогает полностью. Я уже не боюсь. Я знаю как конкретно мне облегчить свою собственную смерть. Симптомы которые я заметила у себя: покраснения на различных участках тела, кровоподтёки, будто у меня лейкемия, болезненность дёсен и повышенная температура тела." *** Сильный ливень. Клиника впервые пуста. Остались в ней только два врача. Девушка, которая стала ещё более болезненна чем была, натянула на лицо второй слой тканевой маски. Она не желает становится опасной для общества. Илья ждёт её, серые глаза бегают по всему интерьеру. Он не взял даже дождевика. Тихое позвякивание колокольчиков над дверью выбило его из нездорового обдумывания. Ассистентка держала в руках зонт. Он выбежал за ней. Холод обдал его плечи, лицо, всё до чего смог дотянуться. Деворак чувствовал что сегодня произойдёт то, что он не сможет принять. В молчании, Юна открывает зонт передавая его доктору, приглашая на прогулку. Даже улицы сегодня чистые, не так усыпаны телами. Они вдвоём шли удивительно медленно. Точнее так шла она, а он не смел ускориться. Ей, казалось, тяжело идти. И это было правдой. Сильная слабость была в каждом кусочке её тела, её будто прижимало к земле. Так они прошли в полной тишине, под дождём, несколько кварталов. Илья было начинал разговор, но в горло будто затолкали кляп. Девушка остановилась у небольшой, серовато синей двери. Снимая маски, она с какой то неуловимой грустью смотрит в серые глаза. Её губы растягиваются в несчастной улыбке. - Я не смогу быть на сменах. Меня забирают в Лазарет. - Как врача? - Нет. Бледная, хрупкая ладонь держит исписанный блокнот. Деворак принимает. Молча. Он не пытается её остановить. Лишь сглатывает скопившуюся слюну. Он так ничего и не сказал. Доктор только сейчас заметил что зелёные глаза стали сильнее выделяться на фоне белков, которые уже приобрели цвет крови с молоком.