Мертвая рыба

Ей не снились кошмары той ночью. Она вообще не могла уснуть, то ли от беспокойства, то ли от счастья. Одно она понимала с ошеломляющей ясностью: ей плевать, какой бум сейчас происходил в сети из-за выложенной сцены, ей плевать, какими еще вопросами засыпят ее журналисты и фанаты. Ее заботило только признание Джона. Она не могла сказать, что не хотела этого, но она знала, что несколько часов назад один из ее лучших друзей, которым она действительно дорожила, поставил на их дружбу бомбу с таймером. Он нравился ей гораздо больше, чем друг, и не будь она собой, она давно бы сама вывела их отношения на путь романтики. Вот только друзья ссорятся, мирятся и остаются друзьями. А влюбленные расстаются чужими людьми. И в свои «почти пятьдесят» Ициар была достаточно трезва во взглядах, чтобы верить в вечную любовь. Однажды она потеряет его. В соседней комнате находился человек, который, в какой-то степени, зависел от ее решения. Но выбор между вечной тихой дружбой и, пусть не продолжительными, но яркими романтическими отношениями с мужчиной, которому она действительно доверяла достаточно, чтобы снова броситься в омут с головой, — этот выбор был для нее слишком сложным. Она знала, что он не обидит ее. Она знала, что с ним ей не нужно скрывать своих переживаний. Она знала, что если у нее случится нервный срыв, он будет рядом. Она знала, что если она будет слабой и уязвимой с ним, он не воспользуется ее состоянием, а поделится с ней своею силой. Он был хорошим, заботливым человеком, который действительно заботился о ее комфорте. Он не говорил, что он заботился о ней. Он давал ей понять это своими поступками. Но просто быть добрым и хорошим ведь недостаточно, правда? Джон не был первым красавцем на селе. Он не зарабатывал миллионы евро за пару эпизодов. Но он был очень умным и талантливым человеком, который гнался не за известностью и богатством, а за очередным блокнотом в местный канцелярский магазин, потому что количество его идей не помещались уже ни на одну доступную поверхность, где он мог бы записать их. Он писал стихи, сценарии, преподавал словесность в университете, а в перерывах от работы писал музыку для небольшого музыкального коллектива, который он организовал с друзьями. Он был ее отражением, когда дело касалось искусства и того, как ей хотелось бы реализовывать свое творчество. Его ум, талант и усердие всегда восхищали ее. И да, она определенно хотела бы, чтобы рядом с ней был именно такой человек. Тот, кто движется вперед, тот, кто хочет, чтобы она двигалась вперед, и тот, кто всегда готов поиграть с ней в очередную стрелялку поздним вечером, рассказывая ей всякие интересности из абсолютно любой области искусства, науки, истории… С ним никогда не было скучно. Рядом с ним всегда хотелось быть и становиться лучше. И это не было бы проблемой, потому что он был тем, кто делал ее лучше. Без давления и нравоучений. Он не заставлял ее подписывать выгодные контракты — он заставлял ее радоваться каждой мелочи, которая окружала ее там, где она была. Джон был тем мужчиной, которому она действительно хотела принадлежать. И она знала, что отдав ему всю свою любовь, она никогда не получит взамен боль. И если еще несколько часов назад она была уверена, что ей нечего дать ему, то сейчас она четко понимала — он дал ей силу, дал ей любовь и желание двигаться вперед. И ей безумно хотелось поделиться с ним тем, чем он сам наградил ее. Пять часов утра. Слишком рано, чтобы вставать с постели, но слишком поздно, чтобы уснуть. Она встала с постели и тихонько направилась в его комнату. Осторожно откинув одеяло, стараясь не разбудить его, она устроилась рядом с ним, утыкаясь носом в его шею. Джон был теплым, огромным, по сравнению с ее маленьким телом, но она знала, что он использует разницу в их телосложении не против нее, а чтобы укрыть ее собой от всего, что, как она думала еще несколько часов назад, способно убить ее. — Что ты делаешь? — сонно пробормотал он, не открывая глаз. — Я решила, что хочу быть здесь, — радостно прошептала она, — Если ты не возражаешь, конечно. Он улыбнулся сквозь сон и перекинул руку через ее тело, поближе притягивая ее к себе, пока она устроилась на его плече. — Тебе удобно так? — Более чем. Он легонько поцеловал ее в висок. — Постарайся поспать хоть немного. Ей не нужно было стараться. Тепло его тела, дуновение его дыхания в ее волосах, стук его сердца очень быстро убаюкали ее.

***

В 8.00 зазвонил будильник. Альваро нащупал телефон на прикроватной тумбочке, отключил противный звук и зашел в Инстаграмм. Главной повесткой дня, конечно же, была сцена с хеком, а главным предметом дискуссий — сколько раз они целовались, когда камеры не были на них направлены. Он грустно улыбнулся. Стоп, почему грустно? Он должен быть доволен тем, как общественность отреагировала на то, что было между ними на самом деле. Но грусть все же взяла верх над остальными эмоциями — он разрушил то, что у них было. Секс, разумеется, был великолепен. Но последние три недели он скучал вовсе не по сексу с ней. Он скучал по ней. По ее присутствию в его жизни, по ее улыбке, по ее смеху, по ее замечаниям его навыкам ведения быта. Он скучал по их разговорам, по ее предложениям по сценам, которые они уже сыграли, по ее комментариям к очередному фильму, который они вроде смотрели вместе, а вроде как он смотрел совершенно другой фильм. Она всегда подмечала вещи, ускользнувшие от его внимания, и это она открывала для него фильмы с другой стороны. И не только фильмы. Она открывала для него жизнь с другой стороны. Каким же придурком он был, и как легко он позволил себе разрушить их связь и лишить себя ее любви. В 8.30 он написал ей первое за последние несколько дней сообщение. «Милый свитер. Не такой дорогой, как Dior, но тебе очень идет» Он хотел дать ей все самое лучшее. То, что мир считал самым лучшим, то, что общество определило как лучшее, окружив вещи определенной ценой и репутацией. Он должен был думать не об общественном мнении, а спросить ее собственное: чертовы свитерочки баскского магазинчика явно подходили ей больше, чем платья haute couture стоимостью ее годового бюджета. Конечно, она получила огромные деньги за съемки в «Бумажном доме» и не жаловалась на материальное положение. Ее траты всегда были обусловлены ее нуждами, а не ее возможностями. Она могла бы позволить себе завесить квартиру несколькими оригиналами работ известных художников, но вместо этого она выбрала дешевенькие плакаты любимых рок-групп и различные постеры, которые ничем не были примечательны, но просто нравились ей. Она могла бы пить самое дорогое вино из хрустальных бокалов каждый вечер, но вместо этого она выбирала бутылочное пиво со странным вкусом и веселой этикеткой. Она не стремилась окружить себя роскошью, она стремилась создать вокруг себя атмосферу, в которой ей было комфортно существовать. И он скучал по этому — он не умел находить что-то радующее его взор среди тонны вещей в магазинах, поэтому просто брал что-то дорогое и стильное, не задумываясь о том, что эти вещи не создавали для него обстановку, в которой он хотел бы находиться. Без ее присутствия постеры в гостиной ничего не значили. Без ее присутствия виниловые пластинки стояли в прозрачном шкафу, выполняя исключительно дизайнерскую функцию. Без ее присутствия, жизнь в этой квартире остановилась. В 9.00 он позвонил Бланке. — Мне ужасно неловко, — притворно слабым голосом начал он, — Я не очень хорошо себя чувствую. — О, боже, ты померил температуру? Вызвал врача? — засуетилась Бланка на другом конце провода. — Температуры нет, я не думаю, что это ковид, — поспешил он ее успокоить, — Но знаешь, в связи со всей ситуацией в мире, я думаю, мне лучше не контактировать с детьми какое-то время. Бланка молчала. — Прости, я действительно хотел придти сегодня, — извинялся он. — Знаешь, на самом деле, я хотела просить тебя не приходить, — тихо начала она, — Я вчера нашла кольцо в вещах Рафаэля, и думаю, он собирается сделать мне предложение сегодня за ужином, а это… — Было бы очень странно просить руки женщины, в присутствии ее бывшего мужа, — хихикнул он. — Да, это было бы неловко… — улыбнулась Бланка. — Ты счастлива с ним? Бланка молчала. — Альваро, я действительно люблю его. И он делает меня очень счастливой. — Это самое главное, — перебил он ее, — Ты заслуживаешь быть счастливой, Бланка, правда. Мне жаль, что я не смог дать тебе этого. — Если ты так думаешь, Альваро, то для тебя тоже еще не все потеряно. Альваро горько ухмыльнулся. — Боюсь, «потеряно» — слишком правильное слово. — Просто позвони ей. В 9.30 он пошел в душ. В 9.45 он позавтракал омлетом с беконом и двумя тостами. В холодильнике все еще стоял ее острый соус. Как последнее напоминание о том, что когда-то он был здесь с ней. В 10.00 он достал папку со сценарием и погрузился в работу. В 19.27 он отправил ей второе сообщение. «Счастливого Рождества, Ици» В 23.59 на экране его мобильника отобразилось уведомление. «Счастливого Рождества, Альваро» Но он к тому моменту уже уснул.

***

— Так когда они придут? — спросила Ициар, выходя из душа. Джон повернулся к ней с извиняющимся видом. — Я вчера отменил все. Сказал, что ты не до конца выздоровела… — Отлично, — улыбнулась Ициар, — Значит, никаких заморочек с ужином. Закажем пиццу? Джон рассмеялся: — Тебе мало еды, которая у нас есть? — Я хочу пиццу и не хочу готовить, — надула она губки, — Хочу весь день играть в приставку, смотреть рождественские фильмы и ни о чем не думать. — Иди включай, я сам все приготовлю, — обнял он ее. Ициар крепче прижалась к нему. — Мы же договаривались, что ты не будешь готовить сегодня. — Моя любимая женщина хочет пиццу. Ициар улыбнулась. — Твоя любимая женщина хочет помочь тебе быстрее приготовить пиццу, чтобы поскорее оказаться в твоих объятиях перед телевизором. — Отлично, — Джон разорвал объятия, вырывая у нее всхлип разочарования, — Я раскатываю тесто, ты режешь начинку. Вдвоем быстро управимся. Он явно поспешил с последним выводом. Ициар явно не хотела покончить с готовкой как можно быстрее, предпочитая вместо нарезания помидоров любоваться тем, как напрягаются его бицепсы, когда он работал с тестом. Джон не был качком с обложки Sports Illustrated, но он все еще был довольно хорош собой. Больше, за счет своей харизмы, нежели за счет соответствия общепринятым стандартам красоты. — Я не готова ждать, — она с грохотом бросила нож на разделочную доску и стремительно сократила расстояние между ними, — Я требую поцелуй прямо сейчас. Джон улыбнулся: — Подойдешь ко мне ближе, запачкаешься в муке. — Тоже мне проблема. Ициар обвила его шею руками, не разрывая зрительного контакта. Наверное, сейчас ей бы хотелось избежать прелюдий и оказаться настолько близко к нему, насколько это возможно. Простых объятий было мало, одежда явно была лишней, а стол какого-то черта был занят продуктами. У нее не было шанса отдаться ему здесь и сейчас, и слава богам, что они отняли у нее эту возможность. Ей было интересно, как Джон возьмет ее, как он проявит инициативу по отношению к ней. А он явно не спешил терять голову от страсти. Он наклонился к ней, сокращая расстояние, нежно прикоснулся к ее губам своими и поцеловал так, как не целовал ее ни один мужчина до него. Мягко, нежно, горячо, принуждая ее открыть рот шире, но не для того, чтобы ворваться в ее рот языком, нет, он не боролся за господство в их поцелуе. Он делился с ней своим дыханием. Она растерялась от нового чувства, накрывшего ее. Он целовал ее больше с уважением, нежели с желанием обладать ею, с нежностью вместо страсти. Он одаривал ее своим поцелуем, вместо того, чтобы красть поцелуй у нее. — Ты в порядке? — спросил он с подозрением, оторвавшись от ее губ. — Тебе не нужно больше спрашивать меня об этом, — нежно улыбнулась Ициар, — Ты только что пообещал мне, что я всегда буду в порядке. Она снова накрыла его губы своими, на этот раз их поцелуй не имел ничего общего с целомудренностью. Они не знали, сколько времени прошло, пока они наслаждались своими новыми отношениями, прежде чем предательский звук заставил их рассмеяться друг другу в губы и отстраниться. — Это твой или мой живот заурчал? — хихикнул Джон. — В любом случае, поесть необходимо нам обоим. — Пицца? — Пицца, — улыбнулась Ициар и в последний раз легонько коснулась его губ своими, прежде чем вернуться к готовке.