Мертвая рыба

Как бы сильно не хотелось ему растянуть время, остававшееся до конца съемок, он все еще мечтал побыстрее закончить снимать сцены с Найвой и Лукой в каком-то поле под Мадридом, откуда он еще два часа будет добираться до дома, не имея терпения, чтобы увидеть ее вновь как можно скорее. — Ици! — он заорал, распахивая входную дверь. Огромное помещение, совмещавшее в себе прихожую, гостиную и кухню, было пустым. Свет нигде не горел, а звуки душа, которые дали бы ему конкретное представление о ее местонахождении, отсутствовали. Он включил свет, и приоткрыл дверь в спальню. — Не кричи, пожалуйста, — сказала она слабым голосом, заставляя его выдохнуть в облегчении. Она никуда не ушла. Да и куда она могла уйти? В конце концов, это была ее квартира. — Ты в порядке? — мягко сказал он, укладываясь рядом с ней на постели, прижимая ее спиной к своей груди. Он хотел почувствовать ее и слегка надавил ей на плечи, заставляя ее выпрямиться и прижаться к нему всем телом. — Пожалуйста, не трогай меня, — хныкнула она, еще больше сворачиваясь клубочком. — Что случилось, Ици? Ты заболела? — он будет приносить ей полоскание для горла, будет кормить ее с ложечки куриным бульоном, но только после того, как она скажет, что именно ей нужно. Только бы она не сказала, что не хочет его видеть. — Да, заболела, — она горько ухмыльнулась, — Именно так. — Тебе что-нибудь нужно? Какие-то таблетки? Ты позвонила доктору? — Не суетись, — она остановила его, — Мне это не поможет. Я так каждый месяц болею. Он наклонился к ней и слегка прикусил мочку ее уха. — Тогда есть одно лекарство, которое действует безотказно, — прошептал он, проводя рукой по ее бедрам, придвигаясь к ней ближе, чтобы она почувствовала его возбуждение, упирающееся в ее бедра. — Альваро, у меня менструация, — остановила она его. Он откинулся на спину, сдерживая вопль разочарования. Он так скучал по ней весь день, успокаивал себя мыслью о том, как вечером она заберет все его напряжение, накопившееся за эти несколько часов. — Прости, — ее голос все еще был слаб, — Мне плохо только в первый день, дальше будет лучше. Только раньше, чем через четыре дня, обнаженной ты меня не увидишь, — говорила она осторожно, боясь разочаровать его. Только между ними все более-менее прояснилось, только они позволили своим чувствам вылиться наружу, как природа внесла свои коррективы в их планы отдаваться друг другу без остатка. — Хэй, тебе не за что извиняться, — он погладил ее по волосам, — Я не какой-то изголодавшийся дикарь, который не может принять во внимание состояние своей любимой женщины. Кроме того, — он снова перешел на шепот, — Разве ты не позволишь мне присоединиться к тебе в душе? Он начал целовать ее шею. Черт побери, как же восхитительно она пахла. Он мог бы держать свои руки подальше от ее трусов. Ее тело не ограничивалось одним чувствительным местом, которое будет недоступно для него в ближайшие несколько дней. Он спустился к ее ключицам, втягивая губами ее кожу. Завтра здесь будет засос. Он улыбнулся этой мысли. Ему нравилось оставлять на ней следы, помечать ее, давая знать ей, и всем, кто увидит его, что она принадлежит ему и только ему. Он скользнул под ее топ. Мягкость ее кожи под его рукой пьянила его. Он помассировал ее набухшую грудь. — Она кажется немного больше, — выдохнул он в ее шею, — Мне это нравится. — Это больно, Альваро, — осторожно сказала она, заставляя его отпустить ее в ту же секунду. — Я надавил слишком сильно? — Нет, — она улыбнулась, — Это не твоя вина, просто моя грудь становится очень чувствительной в этот период. Альваро выдохнул. Вот она. Лежит прямо перед ним, спустя несколько часов после того, как он разбудил ее своим языком между ее бедер этим утром. И он не может прикоснуться к ней из-за чертовых месячных. Она чувствовала его разочарование. — Хей, я все еще могу прикасаться к тебе, — успокаивающе сказала она, привставая. Ее лицо исказила гримаса боли, прежде чем она удобно села возле него, склонившись над его торсом. Ее руки были холодными, и ее прикосновения посылали волну возбуждения от верхней части пресса к самому низу, хотя еще минуту назад ему казалось, что невозможно возбудиться еще сильнее. Там, где ее пальцы дарили ему холод, она тут же опускала на него свои губы в легких поцелуях, согревая его, прокладывая дорожку к ремню его брюк. — Ты хочешь их снять? — спросила она, поднимая на него взгляд, — Я не могу сейчас помочь тебе с этим. — Черт, Ици, мне нет никакого дела до одежды, когда ты уже так завела меня, — прохрипел он, не глядя на нее. Она расстегнула ширинку и осторожно пробежала пальцами по его длине, заставляя его сжать простынь в кулаки. Она прикоснулась к нему самым легким поцелуем, прежде чем опустить на него свои губы, полностью заглатывая его. Если бы к этому моменту у него осталась хоть капля самообладания, он потерял бы ее прямо сейчас. Он запустил правую руку в ее волосы, притягивая ее голову к себе, заставляя ее захватить его еще глубже. Она не спешила, она была мучительно медленной, облизывая его и посасывая лишь слегка. — Ици, — он едва мог связать несколько слов, — Не испытывай меня. Она положила свободную руку на его яички, нежно массируя их, крадя хриплый стон его удовольствия. Он больше не мог сдерживаться. Обхватив ее за волосы крепче, он сам задал тот темп, который нужен был ему прямо сейчас. Он чувствовал, как его член упирается ей в гланды, и вновь простонал ее имя. Ей нравились его стоны. Чистые, дикие, хриплые. Она любила его голос в любом проявлении. Она хотела бы доставлять ему удовольствие часами, забыв о ноющей боли внизу живота. Она погрузила его глубоко в горло, массируя его член своими мышцами, заглатывая его настолько глубоко, насколько это было возможно, отправляя его на грань наслаждения. Еще несколько движений, и он извергся внутри нее, удерживая ее голову, заставляя ее проглотить каждую каплю его семени. Как только его дыхание выровнялось, она снова свернулась клубочком рядом с ним, наклоняясь для поцелуя. — Нет, Ици, — он отвернул голову, уворачиваясь от ее губ, — Это не вкусно! Она хихикнула, слегка отодвигаясь и устраиваясь поудобнее на его плече. — Я даже не хочу знать, как ты это выяснил, — смех заставлял ее живот сжиматься в спазмах, и она не смогла сдержать легкий всхлип боли. — Может, мне стоит сегодня поспать в другой комнате? — предложил он. — Как тебе будет удобно. Он прикоснулся губами к ее лбу: — Тебе так будет спокойнее, — он легонько поцеловал ее, — Ты не будешь чувствовать мою эрекцию, зная, что не можешь оседлать меня. Он не мог уснуть. Он не мог перестать думать о ней. Сколько еще кругов удовольствия она заставит его пройти? Он однозначно выиграл в эту жизнь, когда она осталась с ним. В его голове вновь всплыл ее образ, делающей ему минет: как ее губы скользили по его длине, как ее волосы путались вокруг его пальцев, как они каскадом спадали с ее плеч, легонько щекотя его пресс самыми кончиками. В горле пересохло. Он встал и на цыпочках пошел на кухню, стараясь ничего не задеть и не разбудить ее. Он налил себе воды, когда вновь услышал всхлипы, доносящиеся из ее комнаты. — Нет, пожалуйста… — донесся до его ушей ее слабый голос. Он повертел в руках пустой стакан, улыбнувшись мысли, что сделает с ним Ициар, если он разобьет еще один. Он поставил его на кухонный островок с легким стуком и решительно направился в ее спальню. Обнимая ее, все так же свернувшуюся клубочком, осторожно укладывая ее голову на свое плечо. Он знал, как справляться с ее кошмарами. И теперь он мог воспользоваться этим оружием. С улыбкой на губах, окруженный ее ароматом, он вскоре уснул, не дождавшись, когда Ициар, наконец почувствовав его тепло, избавится от кошмара.