Под сводами Каситы.

      — Как у него вообще хватило наглости сказать эти… Эти… Эти глупости?!              — Это глупости!              — Нет, не глупости!              — Глупости!              Долорес бросила в Камило подушку, а тот бросил в ответ большую самодельную плюшевую картофелину. Долорес метнула в брата одеяло, когда тот замахнулся клубком резинок. Долорес попыталась сделать хоть что-нибудь, чтобы придать веса словам, но все попытки обернулись прахом. Камило ей не поверил.              — Ты… Ты ведь не понимаешь. Дядя ведь все правильно гадает.              — Но с тобой он ошибся.              Камило ударил себя по лбу. Злость на родственника клубилась змеями в животе. Все же права была мама, когда говорила, что дядя Бруно непутевый человек. Пока одни веселили народ танцами, музыкой и едой, дядюшка совершенно шарлатанским образом портил чужое настроение. И ведь это происходило на каждодневной основе! Конечно, винить стоило и Долорес, которая сама пошла в шатер, но о чем думал и Бруно, когда делал предсказание?!              Это упрямство и восхищало, и раздражало. Долорес поджала ноги под себя и обидчиво засопела. Ей очень хотелось оказаться на месте Камило, и посмотреть на мир глазами брата, но не выходило. Против юношеского упрямства выступала сухая статистика. Плохие предсказания дяди всегда сбывались. Об этом знали все. Даже животные сторонились самого маленького дома на улице.              — Камило, если моя судьба оставить Мариано, то ладно. — Долорес потерла пухлые веки. — Я готова отступить. Если он будет счастлив с другой, то я тоже останусь довольна.              Лицо, успевшее высохнуть от слез, заблестело опять. Каждое новое слово заставило Долорес дергаться, точно от удара. Эта реакция и разозлила, и опечалила Камило. От бессильной злости затряслись руки.              — Глупости! Хватит мотать слезы на кулак! Не будь такой наивной! Еще зацапаешь своего Мариано!              — Воск потемнел.              — Ха! И всего-то?!              — Зеркало треснуло.              — Наши зеркала тоже треснули, если бы дядя решил в них заглянуть!              — Так еще и свечи зачадили! — Долорес с трудом удержала рвущийся рев. — Камило, это не просто совпадение. Это знак!              — Это плохой воск. Ты вообще знаешь, сколько эти свечи могли лежать в закромах дядюшки?! Нет?! То-то же.              Долорес поежилась, когда Камило круто повернулся. Сцепив руки за спиной, младший брат чуть сгорбился и принялся ходить туда-сюда, нахмурив брови. Он до поразительного стал походить на мать. Даже не имея характерного длинного носа Пеппы, не догоняя ту по росту и, вообще, не блестя материнской генетикой внешне, Камило с головой вошел в шкуру родительницы. Он даже ссутулился, прямо как Пеппа!              Младший брат шел быстро и сосредоточенно, что-то бурча в такт собственным шагам. Долорес не понимала ни слова, все же боялась упустить нить несвязной речи. Стыд за себя и свое поведение обжог щеки. Мало того, что сломала себе жизнь, поддавшись любопытству, так испортила брату праздник. Неприятненько получилось.              — Тебе лучше уйти. — Долорес вытерла влажную дорожку под носом. — Такие ярмарки у нас не каждый день проходят. Ну же, повеселись.              Камило остановился. Долорес уже начала надеяться, что брат решил воспользоваться ее советом, но средний Мадригаль вновь вернулся к прошлому занятию, лишь сменив траекторию. Теперь Камило обратил внимание на другие углы.              — Я серьезно тебе говорю. — Долорес попыталась говорить строго, но голос ее не слушался. — Камило, ты же готовился. Некрасиво бросать Мирабель посреди праздника.              — К Антонио уйдет. Подумаешь!              Камило остановился, посмотрел на разгромленную комнатку и бессильно опустил руки. Под ногами хрустнули те самые тени, которые этим утром послужили еще одним яблоком раздора. В бессильной ярости Долорес не пощадила и их.              Младший брат вздохнул. Пластмассовая упаковка оказалась безнадежно испорченной, а содержимое запечаталось в ворсе ковра. Мама такое не простит. Камило поднял сломанную упаковку и плюхнулся рядом с Долорес. Веселиться, танцевать и петь сейчас не очень-то хотелось.              — Могла бы мне их отдать. — Не столько из наглости, сколько из попытки завязать разговор, пробурчал Камило. — Зря переводишь косметику, сестренка.              Долорес стыдливо отвела взгляд в сторону и прильнула к братскому плечу. Прикрыв глаза, Мадригаль тихо всхлипнула. Истерика отошла на второй план. Все то, что горело в душе пару минут назад, потухло. Сейчас внутри царило уныние, страшное в своей силе. Камило приобнял сестру, и та прислонилась головой к юношеской груди.              — Когда-то я тебя успокаивала, а теперь ты меня. — Долорес грустно улыбнулась. — Кажется, ты прав. Я действительно постарела.              — А вот этой чепухи не надо. — Камило потерся щекой об укороченные волосы сестры. — Тебе только девятнадцать. Какая старость, Долли?              — Мне уже девятнадцать, Мило.              Камило сморщился. Так Долорес не называла его лет с десяти. Подобные прозвища годились либо для девчонок, либо для плюшевых медведей. Ни первым, и, тем более, ни вторым Камило не являлся.              — Ну вот. Через год-другой поедешь куда-нибудь далеко-далеко. В Нью-Йорк там, может, Бостон. Встретишь классного парня и все. Никакие Мариано не нужны!              Невеселая усмешка тронула губы сестры.              — Нью-Йорк. Бостон. Мне иногда страшно ехать в соседний город, а ты говоришь про мегаполисы.              — Хорошо-хорошо, тогда можно начать с Висконсина или Техаса. Главное только начать, а потом твоя комната станет моей.              Долорес дала Камило затрещину. Последний не смог сдержать рвущегося смеха, хотя чего-то смешного в этих словах было мало. Камило сам боялся потенциального отъезда сестры.              — Мариано едет в Боготу.              — Мариано то, Мариано се. — Камило скривился. — Долорес, вот что есть в этом такого Мариано, чего нет в ком-то еще? Ну, кроме сломанного носа. Хочешь отвечу? Ни-че-го! Он и волоска твоего не стоит!              — Ну не скажи. — Краснота тронула девичьи щеки. Втянув голову в плечи, Долорес бессознательно начала трепать край юбки. — Он милый, добрый, смешной. Он прямо как солнце. Вот, бывает, у тебя плохое настроение. Никого не хочется видеть и слышать, но потом Мариано проходит мимо и…              Такая Долорес вызывала странное чувство раздражения. Камило принюхался. Ему почудилось, что даже воздух вокруг сестры стал пахнуть чем-то невозможно сладким. Сестра смущенно отвернулась. Так глубоко она не открывалась даже подругам.              — Какой же отстой эта ваша влюбленность. — Камило высунул язык и изобразил тошноту.              — Тебе не понять.              Сестра возразила на удивление спокойно и без насмешки. Камило напрягся. Вновь вытерев руками мокрое лицо, Долорес покачала головой.              — Ты еще слишком маленький.              — Только не начинай. Я иногда подрабатываю. Слишком маленькие работать не могут.              Эмоции Камило менялись со скоростью хорошей спортивной машины. В привычной жизни Долорес с таким сталкиваться не приходилось, но папа часто смотрел заезды по телевизору и они впечатляли.              — Не в этом дело. Просто некоторые вещи нужно испытать на себе, чтобы…              — Ни за что. — Перебив сестру, Камило поднял руки вверх. — Ни в жизнь. Я буду уверенным холостяком и буду жить с кошками. Не нужны мне ваши розовые сопли.              Впервые за долгое время Долорес улыбнулась, и эта улыбка вызвала мурашки. Так улыбались демоны в ужастиках, или, что хуже, мама во время весенней уборки.              — Просто ты не встретил ту самую. Но, если что, я всегда рада буду тебе помочь.              — Себе сначала помоги, а потом будем обо мне говорить. — И Камило протянул сестре платок, про себя молясь, чтобы ни одно из сказанных слов не имело к нему никакого отношения.              Бруно икнул, а Мирабель насторожилась.              В шатре было темно, загадочно и пахло чаем. Прорези на стенках пропускали косые лучи света, но этого не хватало для полноценного освещения. Мирабель сощурилась.              — Погодите-ка. Это южный крест? А это большая медведица?              Цепь прорезей позади Бруно собиралась в фигуры. Что-то, очень похожее символ масти бубна и кривоватый ковш, выбивалось из других бессистемных дыр.              Бруно неуютно повел плечом. Тарелка вареной кукурузы все еще дымилась на небольшом столике, потеснив собой хрустальный шар, блюдо с воском и треснувшее зеркало. Сладковатый запах молодых зерен смешивался с ароматом самого шатра, убивая всякую магию, но пробуждая аппетит.              — Кто знает, хах. Кто знает. — Бруно огляделся. После того, как племянница в слезах убежала прочь, шатер словно очень сильно опустел. — Спасибо, что принесла это. Но мне, наверное, пора.              «Нужно извиниться перед Долорес и сказать что-нибудь, что сможет ее утешить».              Так Бруно думал всегда, когда клиентки и клиенты убегали прочь, но ни разу подобный подход не приносил плодов. Предсказанное случалось. Иногда, словно в наказание за попытку обмануть, реальность была хуже карточных обещаний. Но все же, Бруно пытался.              — Тогда вам помочь? — Мирабель заправила темный локон за ухо.              — Не стоит. — Бруно благодарно улыбнулся. Нечасто к нему приходили с гостинцами и чистосердечным предложением помощи. — Правда. Беги по своим делам.              Но Мирабель не побежала. Даже не пошла. Она продолжала вращать головой, жадно смотря на скудную обстановку шатра.              — Я сейчас свободна. Хотите, помогу вещи перенести?              — Тут много чего тяжелого. Не утруждайся.              — Но я могу помочь. — Мирабель бодро закатала рукава. — Не бойтесь. Ничего не разобью, и не потеряю.              Что-то подобное говорили в рекламе грузоперевозок. Бруно отрицательно кивнул. Каким бы заманчивым предложение не казалось, заставлять хрупкую девочку исполнять роль носильщика дядя Камило не решился.              — Здесь вообще находиться — дурная идея. — Бруно почесал глаз. В голове клубились мысли о том, как бы мягко прогнать неожиданную посетительницу. — Энергетика плохая.              Но Мирабель либо не поняла, либо не захотела понимать. Она сама потянулась к отложенному хрустальному шару. Внутренняя жидкость всколыхнулась. Редкий солнечный луч ударил в стекло, из-за чего содержимое шара сменило цвет с молочно-белого на медово-желтый.              — Красиво.              И это не было вежливостью. Ей действительно понравилось. Бруно хмыкнул. Мирабель и иные девушки, подобные ей, часто начинали свои речи вот так. Привлекательным шар переставал быть с момента первого предсказания.              — Угу. Сам его наполнял. Там очень много блесток.              Мирабель ойкнула, когда Бруно выхватил шар из ее рук и положил в потрепанную коробку. На ладони Мадригаль упало что-то мелкое. Бруно посыпал чужие руки каким-то порошком. Мирабель принюхалась. Ее линии жизни пахли смесью из столовой соли, соды и соли для ванн.              — Убивает злых духов. — Поспешил буркнуть Бруно, обгоняя закономерный вопрос. — Да и вообще негатив. Не благодари. И ничего не трогай, если не хочешь разочароваться.              Бруно огляделся. Вещей этим днем он принес немного. В несколько заходов шатер можно было свернуть, но все-таки маленький червячок сомнений прокусил ухо. Бруно столько старался, столько собирал это место, столько старался подобрать для него хороший клок земли и все напрасно! Черт, да он дольше устанавливал эту махину, чем пробыл в ней. Потраченных усилий было жаль. И Долорес тоже. Вообще плохой идеей было поддаваться на уговоры мэра, и приходить со своим добром сюда.              — Прошу прощения. А вы принимаете?              В шатер пробралась маленькая милая головка. Очередная девица, решившая в тайне от родителей забежать к предсказателю, захлопала оленьими глазами. Бруно вяло кивнул, выражая несогласие.              — Но дяденька. Я тут денюжку принесла.              Дома Бруно ждал неоплаченные счета за свет, газ и кабельное телевидение, которое в Энканто работало плохо. В идеальном мире, Долорес не должна была приходить этим утром и отбивать последние крохи желания быть полезным обществу. Пусть и в таком неясном амплуа.              Еще хотелось есть, купить новое постельное белье и поселить своих крыс в хорошую клетку. Ярмарка приносила куда больше дохода, чем любой обычный день. Но все же Долорес… К ней нужно было прийти и вымолить прощение.              Бруно понуро вздохнул. Как же сильно он ненавидел моральные дилеммы!              «Лучше всего вина заглаживается тортом»              На который сейчас не было денег. Бруно слабо кивнул головой и девчушка скользнула в шатер, приведя за собой еще нескольких девчонок с кошельками. Мирабель невольно схватилась за свой. То, что она и Камило нажили непосильным трудом, резко показалось каплей в море. Первая гостья быстро вытащила из копилки комок мятых песо с мелочевкой. Остальные последовали ее примеру. Девичий гул, нарочито тихий, наполнил шатер.              Чем больше появлялось денег, тем сильнее мрачнел Бруно. Среди посетительниц обнаружилась внучка мэра. Дело приняло опасный поворот.              — Вы ведь знаете, к кому пришли?              Бруно надеялся, что хоть кто-нибудь скажет «нет». Но все закивали, говоря «да». Предсказатель устало вздохнул и вытянул спрятанный шар.              — Каждая решила, на что именно будет гадать?              Вновь последовал синхронный кивок. Бруно убрал кукурузу и деньги, после чего встряхнул шар. Солнечные лучи вновь оказались в стеклянной ловушке.              — То, что вы там увидите — ответ на все вопросы.              Мирабель ничего не спрашивала. Она даже гуськом пошла к выходу, чувствуя себя лишней на празднике жизни. Но уже перед самой чертой Мадригаль обернулась и обомлела. В медово-желтых облаках скалилась рожица гремлина.