Под сводами Каситы.

— Ну, давай, будет весело! — Камило активно задергал худощавыми бедрами в такт одному ему известной мелодии. — Там будут крутить биттлз, давать пунш и, если повезет, мы сможем попробовать чего покрепче!       Мирабель скептически выгнула бровь. Перспективы, что лились из юношеского рта, прямо как из рога изобилия, несколько смущали. Общество незнакомцев выступало слабым утешением. Хотелось одиночества и уединения. Переться на чужой праздник жизни с красным лицом и распухшими глазами показалось дочери Джульетты как минимум — некрасиво, а как максимум — неприемлемо. — Ну же, давай. — Камило схватил соседку по дому за руку. — Надевай ту красивую юбку и ай-да покорять танцпол! Можешь не переживать! Я тебя со всеми познакомлю!       Ладони у сына Пеппы оказались неожиданно шершавыми. Мирабель отчего-то казалось, что кожа его рук будет более мягкой. Ногти, впрочем, в ухоженности могли посоперничать с ноготками Исабеллы. Дочь Джульетты закусила губу, стоило соседу склонить голову в бок и вытаращить глаза. — Эм… Что ты делаешь? — Смущенная и растерянная, Мирабель не понимала, страдал ли ее собеседник в этот момент от паралича или за странной гримасой скрывалось нечто более страшное. — Стараюсь состроить умилительный взгляд. — Не разрушая улыбки, сквозь зубы пробормотал Камило. — Ну же, Мира, соглашайся. Ты классно отдохнешь.       Сокращение имени неприятно резануло уши. Мирабель качнула головой и спешно убрала свои руки. Если предложение с самого начала показалось ей странным, то сейчас идти куда-либо расхотелось вообще. Мадригаль все больше склонялась к мыслям о теплом душе и приятно пахнущем одеяле. Чужая доброта пусть и была приятной, но меж тем Мирабель ощутила себя какой-то калеченной, что ли? Та жалость, что плескалась в юношеских глазах, била не хуже пощечины или бабушкиного пренебрежения. — Прости, но у меня другие планы. — Мирабель вытерла руки о домашнюю юбку и неловко улыбнулась. — Мне, правда, очень приятно, но все эти сборища не для меня.       Оно и видно. Камило недовольно фыркнул. Девица, что стояла перед ним, мало походила на социальную пташку. Не забитая, но при этом и не сверкающая. Она, небось, и на праздники ходила по крупным поводам. Да еще и огромные очки, что засели на широком носе, как бы на что-то намекали. Камило бы не удивился, узнай, что именно эта девчонка сидит допоздна над сопливыми романчиками. — Ой, да ты даже не пробовала! — Не унимался сын Пеппы. — Там будут классные ребята! И девчата! Давай же, этой глуши нужна свежая кровь! — Я так себе кандидатура. — Мирабель качнула головой в сторону соседней комнаты. — Позови лучше Луизу. Она здорово танцует и с ней ночью возвращаться не так уж и страшно, а я — пас.       Уговаривать ее было бесполезно. Камило сразу понял, едва Мирабель устало прижалась головой к дверному косяку. Красноватые глаза, ужасно большие из-за стекол очков, скрылись под плотной вуалью ресниц. Неожиданно поэтичное описание сложившейся ситуации немного напрягло среднего Мадригаля, но не настолько, чтобы сдаваться так рано. — Если ты волнуешься из-за злой ведьмы в фиолетовом, то расслабься. Забей. Мы вернемся так быстро, что никто ничего и не заметит! — Это моя бабушка. — Усталость мигом прошла под налетом гнева. Никто не имел права оскорблять бабулитту, пусть даже и в шутку. — Не говори о ней так.       Камило стушевано прикусил язык. Ладно, здесь он палку перегнул. Каштановые кудри тяжело качнулись, стоило сыну Пеппы резко повернуть голову в сторону одной из дверей. Камило либо показалось, либо он услышал скрип со стороны спален? Неужто лишние уши?       «Точно ведьмы!» — Ладно, уговаривать не буду. — Камило выставил руки вперед, тем самым говоря о полной и безоговорочной капитуляции. — Не хочешь? Не надо. Мое дело предложить, зануда.       И он ушел, даже не высказав просьбы. Долорес так и не поняла, что именно произошло, но шаги младшего брата, барабанной дробью звучащие на ступенях старой лестницы, оказались весьма красноречивыми. Камило недовольно хмурил лоб, что намекало на проблемы. Старшая сестра встрепенулась: — Она отказалась?!       Камило как-то невнятно кивнул головой и юркнул в комнату младшего брата. Раздались шепотки настолько глухие, что даже чувствительным ушам Долорес оказался непонятно их содержание. Прошло не больше пяти минут, когда Камило выскользнул в коридор, поправил парадную руану и сильнее растрепал волосы. — Ну, идем?       Долорес сглотнула. — Идем.       Фигуры брата и сестры медленно удалялись прочь, и Мирабель была готова поспорить, что уходили родственники слишком медленно. Камило, кажется, даже пару раз оборачивался назад. Смотрел ли он в ее окно, а может, выискивал глазами что-то иное? Дочь Джульетты не знала. И знать не желала. Она даже не специально следила за ними. Просто тяжелый стол оказался переставлен к окну. Тихо стучала игла швейной машинки, негромко стрекотали кузнечики под окнами. Тишина заполнила Каситу, невольно навевая мысли о старом, покинутом доме, неподалеку у центра.       Каждая новая строчка, проложенная швейной машинкой, чудесным образом опустошала Мирабель. Не даром люди говорили, что работа успокаивает. В который раз младшая дочка Джульетты убедилась в том, что это истина. Тебе очень грустно? Шей! Тебе тоскливо? Шей! Ты просто сгораешь от тоски? Шей! Весь мир, как ты не смотри, крутится вокруг шитья!       Воланы шились просто отлично. Мирабель даже не пришлось хвататься за распарыватель. То ли горе оказалось отличным двигателем прогресса, то ли в кой-то веки ей начало везти, но да, работа спорилась в девичьих руках. Синие волны ткани отлично ложились к срезу. Да, со стороны это могло выглядеть несколько экстравагантно, но Мирабель осталась довольна вырисовывающимся результатом. Эксперименты, в конце концов, это благородное дело. Кто знал, что именно могло выйти из-под иглы Мирабель в один прекрасный день? Может какой-нибудь шедевр?       От собственных мыслей стало совсем смешно. Коротко засмеявшись, Мирабель подняла иглу вверх и обрубила нити, что связывали ее и воланы. Чиркнули ножницы и излишки осели на крышку стола. Дочь Джульетты поднялась с места, взяла полотенце и ночную рубашку, после чего гуськом потопала в ванную. Теплая вода сняла с лица противное жжение, заодно и очистила мысли от всякого мусора. Вечеринки, как же! Часы показывали десять часов. В такое время спасть надо, но уж никак не двигаться под музыку и общаться с людьми.       «Сейчас соку и по койкам!»       Мирабель смачно хрустнула шеей и весьма бодро поспешила вниз, чтобы выполнить свой план. Мама как раз сегодня купила целую пачку апельсинного. Самое то, чтобы залить остатки горя и… — Эй, а это что?       Во тьме кухни что-то зашевелилось. Мирабель нерешительно сделала шаг вперед и нажала на выключатель. . Лампа коротко зазвенела, прежде чем включиться. В одно мгновенье маленькую кухню залил желтый свет. Нечто юркнуло под стол. Мирабель своими глазами видела, как полы скатерти задрожали. — Эй, а что тут у нас? — Тут никого нет! — Высокий ребячий голос резанул тишину. — Вообще никого!       Антонио шмыгнул носом. Отчего-то его «вообще никого» навевало черную тоску. Мирабель, впрочем, поняла все с первого слова. Если нет, значит нет. Намерение промочить горло никуда не улетучилось. — А никто не хочет яблочного сока?       Скатерть затрепетала. Мирабель вытащила со своей полки (какое же дикое определение!) полупустую пачку с соком и выразительно посмотрела в сторону стола. Медленно, чуть недоверчиво, Антонио показал нос из укрытия. Мадригаль чудом сдержала смешок. Сквозь дырки большого дуршлага наружу пробивались черные кудряшки. Антонио, сам того не подозревая, выглядел невероятно смешно в этом импровизированном шлеме. Большие, почти оленьи глаза оказались прикованы к Мирабель. — Так это ты? — А кто еще?       Антонио сглотнул, огляделся и поддался вперед. Полные губы он скрыл за ширмой ладони. Мирабель, без слов, присела на колени, чтобы оказаться с собеседником на одном уровне. — Бруно.       Данное имя дало целое ничего, но Мирабель сделала вид, что все поняла. Состроив максимально сложное лицо, дочь Джульетты шепотом спросила: — А что хочет Бруно? — Есть, наверное. — Антонио смущенно потупил взгляд. Пальцы его рук переплелись меж собой. — Камило сказал, чтобы я не выходил из комнаты и ложился спать. Если я выйду, Бруно меня съест. Он всегда все ест. Кусок пирога, на прошлой неделе, он съел. И арапес тоже его работа.       Это было гениально и жестоко. Мирабель не оценила подобной хитрости. Если так Камило надеялся с помощью страха загнать младшего брата в подобие клетки и вынудить его заснуть пораньше, чтобы избавиться от свидетелей ночных похождений, то брат из него так себе. Смотря на испуганного Антонио, Мирабель ощутила острую потребность снять дуршлаг с его головы и хорошенько приложить им самого Камило. — А зачем ты вышел? — Ну… Я проголодался.       Намека не потребовалось. Мирабель потянулась к дверце холодильника опять, но Антонио шустро припал к ее ноге. — Нет-нет-нет, нельзя шуметь. Иначе Бруно нас услышит и съест! — Если мы не съедим его раньше.       Лезвие ножа блеснуло в свете лампы. Антонио ужаснулся, а Мирабель просто разбила яйцо напополам. Желток вместе с белком скользнул в небольшую тарелку. За одним яйцом ко дну полетело второе, третье. Туда же отправились и кусочки колбасы вместе с сырной стружкой. Антонио и моргнуть не успел, как на сковороде уже весело потрескивало масло. Яичный Бруно нехотя белел. — Знаешь, я готовлю не так хорошо как мама, но какой-то Бруно мне и в подметки не годится. — Мирабель горделиво стукнула себя в грудь. — Ну же, неси перец и мы устроим пир!       Впрочем, пир — это не совсем то понятие, которое могло отобразить дальнейшую трапезу. Особо есть Мирабель не хотелось, но как показала практика, французы оказались правы, когда говорили, что аппетит приходит во время еды. Скромный ужин, рассчитанный изначально на одного Антонио, как-то незаметно достался и ей. Они скрестили вилки, разорвали несчастного яичного Бруно с волосами из петрушки в разные стороны, и беспощадно поглотили колбасное сердце. Незапланированный ужин удался. Маленький джентльмен даже помог выдраить ту самую сковороду, за что получил небольшое сосисочное поощрение. — А если он придет мстить? — Вдруг спросил Антонио, стоя на пороге своей комнаты. Десятый час уступил одиннадцатому. Первый этаж Каситы утопал в тишине. — Мамы с папой нет, а Камило и Долорес уже спят…       Спят, как же! Мирабель неодобрительно взглянула в сторону дверей старших детей, но промолчала. Она вообще не желала обижать мальчишку. — В твою комнату уже никакой Бруно не пройдет. Верь мне. — На самом деле — пройдет. — Голос Антонио снова упал до шепота. — Камило как-то рассказывал, что он вместе с крысами пробирался к нему, вставал в самый угол и смотрел… — Как-то некрасиво. — А еще глаза у него горят! И уши большие! И рост три метра! — Антонио сглотнул. — Когда темно и ты что-то слышишь — это все он. Или его крысы. Когда он зол, он превращается в крыс. Больших.       Антонио широко развел руки в стороны, а Мирабель не смогла сдержаться от улыбки. Крыс того размера, который оказался по душе маленькому рассказчику, в природе не водилось совершенно, но разве это волновало его брата-выдумщика? — Ужасы какие.       Сын Пеппы активно закивал головой. — Так ты мне веришь?! — Конечно. — Мирабель хмыкнула. — Почему мне тебе и не верить?       Антонио побледнел и как-то совсем неуютно обхватил локоть. И без того темное лицо стало еще темнее. Ребенок смущенно прикусил губу. — Маме не нравится, когда я так говорю. Она говорит, что это обижает Бруно, но я боюсь крыс. Вдруг они утащат меня ночью, как щелкунчика?       Тут же Антонио притих. Он, судя по всему, ожидал услышать зловещий шорох над головой или скрежет у кровати. Мирабель прислушалась. Все та же священная тишина наполняла узкий коридор и все то, что было рядом. — Ну, если щелкунчик крыс победил, то ты тоже. — Мирабель закусила губу. Антонио опасливо поглядывал во тьму, что царила в его комнате. — Правда, у щелкунчика были друзья, которые ему помогли. Хм… Что же такое придумать? — Если бы у меня только был котик…       Антонио печально вздохнул. Мама не соглашалась приютить животное. Даже канарейка, и та казалась роскошью. Он и не заметил, как загорелись глаза Мирабель. Сон, как ты не крути, отошел на второй план. — Мы сделаем тебе котика!       Работа закипела быстро. Из своей комнаты Мирабель принесла несколько лоскутов ткани и набор для шитья, а Антонио собрал со своей книжной полки лучшие энциклопедии с самыми красочными картинками. С него же был и картон для создания лекал. Долго выбирался материал. Котик обыкновенный имел все шансы обзавестись шерсткой в виде ромашкового поля. Он же рисковал окраситься в фиолетовый, желтый или зеленые цвета. Выбор оказался огромный и Антонио не знал, что именно ему хотелось.       После мучительных минут тяжелых раздумий Антонио решил, что хочет все. Чего-то против Мирабель не имела. Сметая меж собой разрозненные куски ткани, дочь Джульетты не без интереса слушала чужую речь. Старательный Тонито пытался читать вслух. Насаживая слог на слог точно также, как Мирабель иногда насаживала бисер на иглу, Антонио читал факты из книжки с картинками. К иглам Мирабель его пускать не хотела.       Минуты сплетались меж собой и темнота за окном густела. Совсем незаметно Антонио начал зажевывать слова, а после вовсе провалился в дрему. Мирабель накрыла его накидкой и подложила под голову подушечку. Подопечный не только не открыл глаз, но и почти никак не сопротивлялся.       «Еще немного и тоже пойду спать…».       Но этому желанию сбыться было не дано. Едва Мирабель прикрыла за собой дверь в общую гостиную, как у порога послышался топот. Долорес вбежала в коридор первой. Ее лица видно не было, но край броской красной юбки просто не мог ей не принадлежать. Следом угрюмо вышагивал Камило с пакетом наперевес. Мрачное его лицо упрямо говорило, что что-то на празднике жизни пошло не так. — А. Не спишь.       Это можно было считать чем-то вроде приветствия. — Вы рано. — Ей зажевал волосы козел. Не Мариано. — Камило проигнорировал удивленный взгляд соседки. — О, кстати, на. Для тебя стащил. Ну что, спокойной ночи.       Более никаких объяснений не последовало. Мирабель продолжала удивленно хлопать глазами, смотря на пакет с мелкой закуской. Сам же Камило поплелся в свою комнату. Тишину первого этажа разрушил слишком громкий стук замка и тихий плач в подушку.