Одиночество на вкус

Шани просыпается, но не открывает глаза, сразу строит предположения: «Если сейчас проснусь в Лечебнице, значит, чар Питриг нашёл меня и принёс к Целителям. Если проснусь под мольбертом, то просто встану, приберусь и сделаю вид, что ничего не было. Если окажусь на Той стороне…» —но об этом думать не хотелось. Однако все оказывается совсем не так: над головой висит светильник в желтом абажуре, деревянные стены завешаны картинами, а за маленьким столиком сидит мужчина с чашкой чая и печеньками. «Интересно, как давно я здесь валяюсь? " —думает и смотрит на часы. Три часа. Окон здесь не было, но догадаться, что сейчас ночь, довольно легко. Шани пытается встать, но сильные руки укладывают её назад. Чар Питриг садится рядом с диваном на табуретку и вздыхает, смотря на юную художницу. —Ну и как это понимать? — спрашивает он, кивая на разрезаный холст. Шани смотрит на то, что недавно было её лучшей работой. На полотне никого не было. Просто чёрная пустота, разрезаная наискосок. Интересно, как она объяснит уничтожение картины? «Я оживила Смерть, а потом убила её»? Да кто в такое поверит?! Шани пожимает плечами, одно из которых внезапно отозывается резкой болью. Что-то серьезное?.. —Не оправдывайся, это точно твоё. Рядом лежал он, — говорит чар Питриг, проворачивая между пальцами маленький кинжал. Шани кусает губу, снова до крови. —Что это хоть было? — спрашивает Питриг, уже примерно представляя ответ. —Не что, а кто. Айрин, — буркнула Шани. Голос слегка хриплый, как будто горло расцарапали изнутри. Мужчин дает ей стакан воды, девочка с благодарностью принимает его. —Айрин? — переспрашивает наставник. —Угу. Она так представилась. —Представилась? Ты что, рисовала человека чарокрасками?! Чар Питриг хмарится. Да, эта девчонка не перестаёт нарушать правила. Но Шани лишь вздыхает. Запах здесь, в каморке, немного вкусный, перемешаны пряники, краска, грифели карандашей, чай и улица. Однако даже этот воздух отдаётся тяжестью в голове. —Она не человек, и не относится ни к одной расе, и не дух, и не существо из другого мира… —А кто же? —Смерть. С минуту в воздухе висит пауза. Глаза постепенно отказываются фокусироваться хоть на чем-то, поэтому девочка пытается сосредоточиться и смотрит по сторонам. Старый чайник, печенье от Хуги, какой-то чехол от картины на двери. Сама она лежит на маленьком диванчике, укрытая теплым плащом. Почему-то левая рука пристроена на отдельной трехногой табуретке, под головой подушка (откуда в мастерской подушки?). Что-то случилось? Вероятнее всего, да, иначе бы он просто её разбудил прямо в мастерской и не стал заморачиваться. Питриг закрывает глаза руками и сидит. Как?! Как она такое провернула? Вселить Смерть в собственную картину, это вообще возможно? Наверное, возможно. Он нашёл её, свою девочку, на полу, рядом с разодранным холстом. На картине ничего не было, кроме разрыва. Сама Шани была невероятно бледной, как будто обескровленной — доказательством обратного была только искусаная нижняя губа. Одежда в краске, волосы спутаны и растрепаны, левая рука неестественно вывернута. Рядом нож. Кстати, откуда у неё нож? Надо будет выяснить. Его девочка в тот момент показалась очень хрупкой, фарфоровой и слабой. На фоне черных волос мертвенно-бледное лицо с каплями крови возле рта казалось нереальным. Шани была ему не дочерью, но он понимал её как никто другой, помогал везде и всегда. Они не говорили о её прошлом или будущем, они жили настоящим. Разбирали ошибки, замечали достоинства, набирали насмотренность. Он знал, что Шани не любит заучивать анатомию, а она знала, что он терпеть не может кофе. Между ними за два года появилась невидимая связь, которая притягивала их, когда один был нужен другому. Вообще Питриг не планировал приходить сегодня, общего занятия нет, но внезапно почувствовал что надо. Надо прийти и проверить его девочку, что она снова натворила. Он убирает ладони и снова смотрит на Шани. Та пытается поднять руку, но тут же шипит и смотрит в деревянный потлок. Перелом? Надо будет перепроверить. Странно… Глаза изменились. Как будто смазались немного, раньше были четкими, просверливали дырки в людях, прорезали воздух, а сейчас… Ничего. Туман. Густой туман. Что-то случилось, что-то точно произошло. И с этим как-то связана эта таинственная Айрин. Шани явно не собирается лежать, пусть сейчас и три часа ночи. Питриг неодобрительно глядит на неё, но что поделать? Разрушители, пусть даже и бывшие, всегда отличались упрямством. Он внезапно обнимает её, некрепко, чтобы не навредить руке. Она не отвечает такими же объятиями, просто стоит, как истукан. Как и всегда в последнее время. Наставник чувствует, что она немного шатается, как будто сейчас упадёт. Усадив её на табуретку, он идет в закрому — так девочки называли кладовку, в которой было все, даже то, чего там не должно было быть. Например, бинт. Примотав левую руку к правому плечу, он торжественно сует ей в ладонь чашку с крепким чаем, накидывает на дрожащие плечи тот теплый плащ и вздыхает. Шани все это время молчит. Так они и сидят. Вдвоём. Молча. —Она была прекрасна, —отхлебнув чай, сказала Шани. Чар Питриг просыпается. —Что? —Она была великолепна, — повторяет Шани. —Само совершенство. Не знаю, сколько ей лет. По внешности, всмысле, может, десять, а может, и семнадцать. У нее были голубые глаза с красными искорками. Волосы чёрные, прямые, белая кожа. Как будто вообще без крови. —Кого-то мне это описание напоминает… —задумчиво произносит Питриг. Шани вздрагивает и смотрит на него. Затем на свое отражение в маленьком зеркальце. Действительно, они похожи… —Она сама сказала, что пришла с Той стороны. Сказала, что уже знает меня. Я подумала, что Потусторонним нечего делать у нас. Он не отвечает. Откуда ему знать? Он на Той стороне ещё не был, ничего не понимает, но доверительно слушает, дает возможность объяснить. Что-то сказать. —Я её убила. Снова повисла тишина. В голове не укладывалось. Они смотрели друг на друга. Глаза в глаза, наюлюдали за малейшими изменениями внутри. Шани боялась его реакции. За нарушение правил он мог забрать у неё чарокраски, мог начать избегать её, изменить свое отношение к ней. Они бы стали просто ученицей и наставником. Ничего больше. Патрос боялся её реакции и решения. После такого она могла бросить чароживопись, вернуть ему все материалы и уйти из мастерской навсегда. Он не хотел потерять такую талантливую девочку, свою девочку, свою лучшую ученицу. Почти дочь. Чар Питриг резко встает. —Тебе надо в Лечебницу, — говорит он сухо и холодно. Шани теряется. Вот уж неожиданно! —Перелом, хорошо, что закрытый, — кивает наставник на её руку. —Надо наложить гипс. —А… Это? — спрашивает она, кивая на разорванный холст. Тоже встает. —А, черт с ним! — отвечает Питриг и открывает двери. —Спать ты все равно не будешь, а Лечебница работает круглосуточно. —Ну и как мы им это объясним? — усмехается Шани. —Скажем, что ты упала, стукнулась головой и проснулась только сейчас. Вообще-то это правда. —Можно было подождать до завтра, они сейчас наверняка уставшие и сонные —Ничего. Пусть поработают. Шани последний раз смотрит в зеркальце и уходит вслед за чаром Питригом. Однако отражение не исчезает, только немного видоизменяется. Фигурка с белой кожей и красными глазами грустно улыбается и постепенно тает, смотря на закрывающуюся дверь.