Отражение невинности

      — Флорет?.. — кутаясь в вязанной накидке и не до конца отойдя от своих грез, спросила Моник, стоя на самом верху лестницы.       В этом доме служанка спала особенно чутко, поэтому шум, что доносился из зала, с легкостью вырвал ее из мира сновидений. Девушка поначалу испугалась, что в имение проник кто-то чужой, но, услышав голос Флорет, отчаянно кого-то зовущей, она стремительно направилась к ней.       — Что ты тут делаешь? Уже так поздно… — Моник зевнула.       Фигура белокурой девушки стояла недвижимо посреди огромного темного зала. Флорет не отвечала, и это сильно насторожило Моник.       Потертые подошвы туфель служанки застучали по холодным каменным ступенькам, отбрасывая звонкое эхо. С каждой ступенью ритм ее шагов становился все быстрее, а слегка отсвечивающие в темноте белоснежные волосы Флорет все приближались. Они были похожи на эфемерный призрак, который в любой момент был готов испариться. Моник пыталась как можно быстрее сократить расстояние между ними, чтобы успеть поймать ее прежде, чем она исчезнет.       И вот, оказавшись прямо за Флорет, Моник, до сих пор не видя ее лица, положила ладонь на ее плечо.       — Флорет, что случилось? — уже куда более бодрым и взволнованным голосом спросила Моник.       Голова Флорет чуть повернулась, все еще не открывая лица девушки. За белыми локонами появился только слегка вздернутый нос. Однако Моник по одному только движению белокурой девушки смогла догадаться, что произошло что-то ужасное. Она стремительно обошла Флорет и взглянула ей в глаза.       Тусклый ночной свет, что тянулся из окна, отблескивал в рубиновых глазах, что смотрели куда-то сквозь Моник.       — Флорет, поговори со мной! — уже не на шутку напуганная Моник не оставляла попыток достучаться до белокурой девушки. — Почему ты молчишь? Что случилось?       — Я… — голос оборвался, из-за чего Флорет пришлось откашляться. — Я не… Не вижу.       — Чего не видишь?.. — Моник непонимающе вглядывалась в глаза Флорет, пытаясь поймать их взгляд.       — Я… Ничего… Не вижу… — лицо белокурой девушки скривилось, словно она испытывала сильную боль.       — Стой, стой… Ночь темная, а тебе в последнее время не здоровилось… Может, тебе просто кажется?       Флорет закрыла глаза, сжав веки посильнее. Она открыла их снова. Затем повторила все еще раз и попыталась проморгаться. Незрячие глаза испуганно бегали вокруг Моник, и Флорет, сжимая губы, отрицательно мотнула головой.       — Ясно… — не веря до конца в происходящее, служанка огляделась вокруг, думая, что ей следует сделать, чтобы помочь Флорет, однако та опередила ее решение:       — Отведи меня в мою комнату. Пожалуйста, — хрипло произнесла белокурая девушка.       — Флорет, может лучше посидим поговорим?.. Мы можем развести огонь в камине. Не стоит в одиночку со всем этим справляться.       — Пожалуйста, отведи меня в мою комнату, — неумолимо продолжала Флорет.       Служанка тяжело вздохнула и сказала:       — Хорошо… Но знай, что я всегда готова поговорить с тобой, чтобы тебе не было так одиноко. Мы ведь, вроде как подруги, верно?..       В зале на несколько мгновений повисла тишина, после которых Флорет монотонно произнесла:       — Да. Да, мы подруги.       — Отлично, так… — Моник не особенно убедили ее слова, так как звучали они не шибко естественно. Однако она решила, что в тот момент было совсем не до этого. — Теперь возьми меня под руку.       Дрожащая рука схватилась за руку Моник, и девушки, словно совершая траурное шествие, двинулись в сторону лестницы.       Мир за темной завесой кружился, укачивал. В полной темноте Флорет совершала каждый свой шаг с осторожностью, ожидая, что вот-вот провалится в пропасть. Она шоркала по каменному полу, словно проверяя, что земля все еще находится под ней.       Первая ступень льдиной впилась в кожу белокурой девушки.       — Осторожнее!.. — забеспокоилась Моник. — Поднимай ногу выше. Еще выше…       Эти слова звучали так неестественно, ведь направлены были на самое обыденное действие, которое обычно Флорет могла с легкостью выполнить самостоятельно. И от этого ее душа разрывалась все сильнее.       Еще одна ступенька. И еще одна. Со временем белокурая девушка смогла самостоятельно определить примерную высоту каждой из них и подниматься увереннее. Но темнота не отступала, она все еще кружила вокруг, как бы Флорет не пыталась сфокусироваться хоть на чем-нибудь.       Лестница осталась где-то позади, исчезнув в ночном безмолвии. Пол под ногами наконец-то стал ровным, но Флорет все равно не осмеливалась отпустить руку Моник. Служанка молчала. Слышно было только ее размеренное дыхание, направление которого иногда выдавало то, что она посматривала на Флорет.       — Пришли, — тихо сказала Моник.       Проскрипела дверь, и из-за нее повеяло мертвецким спокойствием. Казалось, что эта комната единственная не кружилась, а висела в пространстве недвижимо. Флорет отпустила руку служанки, зашла за порог и, нащупав дверь, спешно произнесла:       — Спасибо. Спокойной ночи.       Гримаса боли и страха исчезла с лица Флорет, ее невидящий взгляд был совершенно спокоен, смиренен. Моник пробрало до мурашек, насколько страшно ее безэмоциональное лицо стало походить на кукольное, неживое.       — Стой… — Моник придержала дверь, чтобы Флорет ее не закрыла. — Мне правда жаль за тот раз… Если ты до сих пор обижаешься на меня…       — О чем ты? — прозвучал спокойный голос белокурой девушки.       — Ну… Тот снежок… Может, ты обижаешься из-за того, что я его кинула…       — Не понимаю вообще, о чем ты. Час уже поздний, ложись спать. Спокойной ночи, — как бы Флорет не старалась прикрывать свой ужас, за напускным спокойствием все же проглядывалась дрожь.       Дверь закрылась. Моник никак не могла переварить произошедшее, и от этого какое-то время простояла в коридоре, гоняя в голове разные мысли. Странным было все: и резкая изоляция Флорет последние несколько недель, и ее «болезнь», и перемена в настроении. Это не поддавалось объяснению и пугало Моник. Точно так же, как и сам вид белокурой девушки, когда та впервые перешла порог имения.       Поправив свою накидку, после недолгих раздумий девушка развернулась и неспеша вернулась в свою комнату, окинув по дороге взглядом пустой зал.       Волшебный звездный свет пробегался по капелькам росы на разноцветных лепестках. Легкий ветер разносил по округе сладковатый цветочный запах.       Флорет сидела и наблюдала, как изящные ветви плюща медленно обвивали белоснежные колонны беседки. Они синхронно тянулись вверх, поближе к магическому свету, переливающемуся цветами морской волны и розовато-красным, каким обычно светит закат.       Все вокруг выглядело сказочно, но девушке казалось, что в этом саду она находилась уже вечность. Встав со скамьи, Флорет сошла по ступенькам на каменистую дорожку, вокруг которой танцевали на ветру маленькие разноцветные бутоны. Пройдя чуть дальше, белокурая девушка оказалась у зеркально чистого прудика, в котором плавали лебеди. Залюбовавшись тем, как горделивые птицы скользили по глади пруда, Флорет краем глаза увидела, как совсем недалеко от нее стал всходить очередной побег.       Обратив на него внимание, девушка отметила, что это растение с самого начала отличалось от других. Вырвавшись из земли, его стебель тут же распался на несколько идеально ровных, аккуратно отклоняющихся во все стороны стеблей, обрастая шипами и листьями. Когда на их концах появились небольшие узелки, Флорет уже знала, что это за растение.       Из закрытых бутонов наружу прорвались белые оборки. С десяток белых роз обратили свои взгляды к белокурой девушке. Эти элегантные цветы, рожденные, чтобы сеять красоту в мире, были самым зловещим видением, что могло настигнуть Флорет. По крайней мере, раньше.       Белокурая девушка сделала несколько легких шагов в сторону розового куста. Бутоны не спускали с нее глаз, безмолвно подзывая к себе. Флорет присела на корточки, чтобы вдохнуть их аромат. Рука девушки потянулась к одному из бутонов, чтобы придвинуть его поближе. Вдох — и перед Флорет появились роскошные залы, в которых она никогда не была, полные пестрых платьев и сплетен, еще один — и перед ней засаженные аккуратно подстриженными деревьями парки, в которых неспешно прогуливаются влюбленные пары. Однако с третьим вдохом по земле пополз багровый туман, который поднимался все выше, норовя закрыть даже звездный свет. Но холодные лепестки розы все так же сияли белизной среди этой липкой темноты.       Сердце Флорет забилось чаще. Туман проникал в нос запахом гари и оседал в легких, сдавливая дыхание. Вдруг ладонь белокурой девушки крепко схватилась прямо под самым бутоном. Девушка впилась в растение так уверенно, словно знала, что сорви она его — и кошмар тут же прекратится. Раздался жалобный звук рвущегося стебля, роза будто кричала в агонии, пока Флорет тянула ее на себя. Она все тянула и тянула, пока туман все сильнее завладевал всем ее телом. Но как только цветок перестал сопротивляться, воздух вокруг снова стал прозрачным и безмятежным. С пальцев Флорет потекла теплая красная жидкость. Несколько густых капель крови упали на рыхлую землю у самых корней розового куста.       Белокурая девушка взглянула на бутон в ее руке. Даже мертвым он выглядел так же прекрасно, что и прежде. Однако продолжая разглядывать его, Флорет все сильнее убеждалась в том, что это был обычный, ни в чем не повинный цветок. От этого она почувствовала глубокую печаль и даже сострадание к несчастному растению.       — Где же все-таки твое место?.. — тихо спросила у цветка белокурая девушка.       Позади раздался шелест. Он нарастал и окружал Флорет, словно все растения в саду разом заговорили с ней. Когда девушка обернулась, перед ней предстали тысячи, миллионы белоснежных бутонов. Розовые кусты в одно мгновение захватили весь сад, не оставив в нем ни одного золототысячника или куколя. Словно первый снег, белые лепестки покрыли полотно из зеленых стеблей.       Печальная мелодия старой колыбельной взмыла над белыми розами, взращивая их, лелея их лепестки и обостряя шипы. Тихий голос обреченно напевал о любви и преданности, заковывая в светлых словах всю темноту, что вызывала кошмары.       

***

      — Благодарю. Как и договаривались.       — Конечно, юный господин. Ваши деньги — мое молчание.       Кучер стегнул лошадей, и карета покатилась дальше по каменистой дороге, тут и там пронизанной сорняками. Юноша, что вышел из нее, застыл на месте, с тоской оглядывая полузаброшенные окрестности. Он нечасто бывал в этом месте, так как с мадам — которую ему было бы правильнее называть бабушкой, но так уж повелось, что он называл ее мадам — общалась по большей части только его мать. И если в далеком прошлом, когда ему таки довелось побывать в старом имении, что ранее было главной резиденцией Болинье, это место, окрашенное в яркие цвета детства, казалось ему куда более приветливым, то теперь, взглянув на него вновь, юноша погрузился во всю безнадежность местного запустения.       Собравшись с силами, он направился к главному входу. Вполне естественно, что его никто не ждал, ведь он никого не предупредил о своем визите, однако он привык, что в любое время суток, вне зависимости от обстоятельств, повсюду так или иначе мелькает прислуга. Однако отворив большую деревянную дверь, юноша обнаружил, что в зале перед ним нет ни единой души. И он бы подумал, что имение окончательно забросили, если бы откуда-то справа не донесся едва слышимый стук столовых приборов. Из-за замешательства совсем позабыв о нормах приличия, юноша направился в столовую.       В тусклом помещении темнел длинный стол, в самом конце которого сидели двое. И без того сбитый с толку юноша окончательно оторопел, увидев сидящую по правую руку от мадам девушку с белоснежными волосами.       — Флорет?.. — сорвалось с его уст.       Мадам, заметив юношу, резко подскочила с места, рванувшись в сторону белокурой девушки, словно желая закрыть ее, но, разглядев непрошенного гостя получше, она сконфуженно охнула.       — Матиас?.. Что ты тут делаешь? — спросила она.       Но он, проигнорировав вопрос, стремительно направился к белокурой девушке.       — Флорет!.. Как вообще… Как это возможно?! — он все еще был крайне удивлен, но вид живой и здоровой девушки, которую он уже и не надеялся увидеть, пробудил в нем искреннюю радость.       Однако, приближаясь все ближе, и не получая ответного взгляда, Матиас с каждым шагом все потухал и потухал, теряя свое воодушевление. Белокурая девушка как ни в чем не бывало продолжала смотреть в одно из мутных окон, держа в руке маленькую серебряную ложечку.       Оказавшись рядом с ней, Матиас обеспокоенно произнес:       — Флорет, это же точно ты… Ты не узнаешь меня?..       Белокурая девушка медленно повернула голову, заставив драгоценные камни в ее прическе взблеснуть. Рубиновые глаза, не выражающие абсолютно ничего, ни радости, ни удивления, направились куда-то сквозь Матиаса, и некогда веселый и застенчивый, но ныне потухший голос прозвучал до боли чуждо:       — Простите, но, кажется, вы обознались. Мое имя — Мишелль.

***

      Свет того утра белокурой девушке уже не суждено было увидеть. Зная, что именно предыдущее утро станет для нее последним, постаралась бы она насладиться им как следует? Может, она весь день бы тогда потратила на прогулку, рассматривая каждый уголок имения и его заброшенного сада. Но так уж заведено, что кардинальные перемены приходят неожиданно, не оставляя человеку выбора и шанса что-либо предпринять.       Но что-то прошедшей ночью заставило девушку заново встретить темноту, но уже с распростертыми объятиями. Снова оказавшись в своей постели, она была рада, что не видит прошлого, которое пряталось ранее повсюду, куда бы она ни смотрела. Встав на ноги и выставив руки вперед, белокурая девушка медленно побрела в сторону, где предположительно находилась дверь.       Наконец она нащупала шершавую деревянную поверхность. Проведя рукой чуть вниз, она наткнулась на странное углубление, похожее на царапину. Не придав этому большого значения, она продолжила поиск ручки.       Потратив неприличное количество времени на попытку открыть дверь, белокурая девушка все-таки оказалась в коридоре. Не опуская рук, она медленно зашагала вперед. Пальцы девушки слегка подрагивали, будто она играла на невидимом музыкальном инструменте. Однако на самом деле, она просто боялась наткнуться на стену, а еще больше — на лестницу, и от этого страха, она никак не могла унять дрожь.       Белокурая девушка не понимала даже, куда именно она идет. Единственным возможным ориентиром мог послужить холодный сквозняк, сочившийся сквозь трещины в раме окна, что находилось в другом конце коридора.       Однако вскоре тишина была нарушена. Где-то чуть дальше послышался приглушенный голос. Подойдя чуть ближе, белокурая девушка расслышала некоторые слова, которые придавали произносимому черты молитвы.       Хриплый голос иногда прерывался, словно молящаяся за дверью мадам, которую нетрудно было узнать, давилась от приступов плача. После каждой непродолжительной паузы слышался всхлип, который сильно диссонировал с образом слегка выжившей из ума старой женщины, способной спокойно предать кого-либо позору и принять абсолютно незнакомую девушку за собственную дочь. Ее плач звучал слишком по-человечески для женщины, которую видела белокурая девушка. Он был слишком пронзительным и отчаянным, преисполненным горечью.       Белокурая девушка постучала. Голос затих. Вскоре раздался скрип двери и звук прерывистого дыхания. Девушка не знала, что выражало лицо Лидии. Но этого и не требовалось. Мгновение спустя до ее руки дотронулись сухие костлявые пальцы, а затем белокурую девушку окутали теплые объятия, которые не могли трактоваться никак кроме как проявлением чистой материнской заботы.       — Это правда ты… — едва сдерживая новый поток слез произнесла мадам. — Я боялась, что ты снова покинешь меня, моя дорогая доченька…       Белокурая девушка медленно ответила на объятия и сказала:       — Не бойся. Я больше никуда не уйду, матушка.