Тайна крови

Ночь выдалась бессонной, в очередной раз. Поднявшись ранним утром, приняла ванну, привела себя в порядок, уложила волосы и выбрала наряд. — А он хорош, — смотрю в зеркало на чёрный брючный костюм. Одежда была расшита мелким бисером, камнями. Красиво, но очень дорого. Размышляя над поступком Эстебана, решила не оставлять всё как есть, а проучить его за подобное. Выйдя из комнаты, отправилась в покои Колиньяра с придуманным планом. Ну, держитесь. Самоуверенно врываюсь без стука. Эстебан стоял напротив зеркала, приводя волосы в должный вид. — Доброе утро, — озадаченно поднял бровь, — что-то случилось? Проигнорировав слова юноши, быстрым шагом оказалась рядом с ним и притянула к себе за ворот рубахи, впиваясь губами подобно хищнику. Вот чего-чего, а с утра пораньше Эстебан такого не ожидал. Хорошо… Нет, он потрясающе целуется! В жадном и сладком поцелуе, я медленно попятилась назад в сторону большой просторной кровати. — Нас же услышат, — простонал, слегка отстраняясь. Я молча кинула его на кровать, забралась сверху и удобно устроилась на бёдрах. Как наездница. Эстебан смотрел на меня стеклянными глазами, охваченными возбуждением и страстью. Мне и самой нравилось иметь контроль над таким дерзким, неуправляемым юношей, который сейчас подозрительно послушный. Медленно начала расстёгивать пуговки на черном жилете с воротником-стойкой, подбираясь к разгоряченному телу Колиньяра. Бёдрами почувствовала насколько серьёзные намерения у Эстебана, которые уперлись в меня. Хорошая толщина, однако. Закончив с жилетом и рубашкой, вновь прильнула губами к Колиньяру, начав ласкать шею, скулы. — Госпожа, — громко дышит, слегка постанывая. Он запустил руку в мои волосы, прижимая ближе к себе, а другой обвил талию. Я спускалась все ниже и ниже, к груди, а после к лобку, оставляя за собой мокрые следы. Постепенно комнату окутали сладкие стоны Эстебана, сжимающего подушку. — Тише, — поднимаюсь, — неприлично так громко стонать. — Что прикажете делать? — облизнулся. — Сдерживать себя, — впиваюсь в ключицу. — А-а-а-а-а, — прикусил губу, — пощадите… Колиньяр извивался от каждого звука, движения и поцелуя, сопровождая это какими-то неразборчивыми словами. — Эсми, — притянул к себе. Этот поцелуй стал для меня головокружительным, жгучим и дурманящим. Настоящее наслаждение. Остановившись лишь на секунду, с целью убрать свисающие пряди волос, насладилась моментом. Серо-зеленые глаза наполнены вожделением. Улыбается. Передо мной лежал Эстебан с оголенным торсом, пересохшими губами, томно дышащий и до искр в глазах возбужденный. Мне нравится такой вид. Юноша прикрывал рот ладонью, дабы скрыть громкость стона. Проведя рукой по моей спине, он приподнялся и обхватив, прильнул губами ко мне, слегка прикусив нижнюю губу и оттянув её. — Я так долго ждал этого, — целует шею, — перед сном мечтал об этом. Становится жарко от его прикосновений и объятий, с трудом сдерживаю себя. В омут с головой. — Вот именно, — отстраняюсь, — вы желаете секса со мной, а не отношений, — слезаю с него, — это разные вещи! Что и требовалось доказать! — Простите? На голове бардак, а полуголый Эстебан остался один на кровати, пребывая в полнейшем недоумении… — Встретимся за завтраком, — подмигиваю, поправляя одежду. — Подождите! С задорной улыбкой, выбежала из комнаты, растворяясь в коридорах Лаик. Было хорошо, тут не поспоришь. — Ты чего весёлая такая? — удивился Лио, догоняя меня. — Утро началось хорошо, — с лица не сходит азарт. — Что учудила? — Выспалась, — ухмыляюсь. — Слушай, — открывает дверь передо мной, — Арамона хотел бы тебя увидеть. — Пошли. Оказавшись в комнате, застали капитана в недуге. Держи себя в руках. — Наконец-то! — возмущается, — помогите мне! — А что с вами? — У меня проблема! — Поднимитесь с постели, я осмотрю вас. — Не могу! — Ноги отказали? — Вообще-то, — Савиньяк шепнул на ушко, — диарея и бешеная эрекция. Я знала! Я знала! Оно сработало! Да-а-а-а! — Чудесно, — усмехнулась. — Вам смешно?! — вопит, как резаная свинья, — а я подняться с кровати не могу! При этом не обосравшись! — Арнольд, — выхожу из комнаты, — радуйтесь, что эрекция у вас вообще есть. — Это вы меня отравили! Эсмилир! Да, это сделала я. Будет знать, как издеваться над людьми. Помучается несколько дней, а потом и отпустит. Старалась, на совесть делала. Меня ждет отдельный котёл в Аду, но оно того стоило. — Я тебе поражаюсь, — смеется мужчина, — ты — страшный человек! — Будет ему уроком. — Женщины… Про завтрак молчу. Рисовая каша с изюмом. Понравились багеты с сыром. Эстебан толком ничего не поел, лишь смотрел в одну точку. Какой-то недовольный. Остальные озадачены такому поведению Колиньяра, особенно Ричард, который за всю трапезу не услышал какого-либо упрёка в свою сторону. — Не хочешь на рынок съездить? — Савиньяк наклонился ко мне. — Хочу, — киваю, — хоть развеемся немного. А зачем? — Надоело сидеть в четырёх стенах, — закатил глаза. — У меня нет уроков в расписании. Я правильно понимаю, ты тоже свободен? — Ага, — расплылся в улыбке, — буду ждать у ворот. — Договорились. Допив компот, вышла из столовой, направляясь в покои. Опередив меня, Эстебан схватил за запястье и куда-то потащил, при этом не обращая внимания на мои вопросы. — Остановитесь! — шлёпнула по плечу. Ему все равно. Он зашёл в кладовку, захлопнул дверь, прижимая мое тело к ней. Мне неловко, здесь темно и холодно, а ещё страшно, ну, это из-за Колиньяра. — Что это было? — нахмурился, упираясь рукой об дверь. — А что было? — Не притворяйтесь. Зачем вы это сделали? — С целью показать вам ваше искреннее желание, Эстебан. Вы должны понять, что между нами не может быть каких-либо отношений, оно вам не надо. — Надо, — прорычал, — девушки при дворе глупые, с ними скучно и однообразно, мне ни одна из них не нравится. Мне нужны вы и только. — За вас говорят гормоны, переходный возраст. Совсем скоро вы поймёте, что ошибались. — Вы отказываете мне из-за того, — улыбнулся, — что я младше вас? — Из-за того, повторюсь, что вам оно не надо. Тем более, уверена в том, что для вас уже нашли невесту. — Нет. Я запретил отцу делать это, так как хочу жить с человеком по любви, а не из-за того, что это кому-то выгодно, — заправил волосы за ухо. — Вы ничего обо мне не знаете… — Узнаю. Давайте прогуляемся и поговорим? — Вдруг, я злодей? — И что? — Как мне ещё до вас донести? — вздыхаю. — Никак, — берётся за ручку, — позвольте. — Конечно, — отошла от двери. От Эстебана пахло сладким сандалом. Восхитительно. — Я не отступлюсь и добьюсь своего, — смотрит в глаза, — и изменю всё, включая ваше имя. — Простите? — приподнимаю бровь. — Герцогиня Колиньяр звучит лучше, чем госпожа Эсмилир, — подмигнул. Каков наглец! Наглости хоть отбавляй! — Не дождётесь, — фыркнула, выходя из кладовки. Видимо, я хорошо его разозлила перед завтраком. Какой же Эстебан бешеный. Перегнула палку, да, но ничего страшного не произошло. Наверное…

Рынок

Совсем недалеко от Лаик был базар, на котором можно было купить всё: начиная от обычного мыла, заканчивая черным петухом. Накинув на головы глубокие капюшоны, чтобы скрыть лица, отправились исследовать прилавки. — О, — изумился Савиньяк, — смотри. Это же гадалка! — Ты в это веришь? — усмехаюсь. — Пошли! Подойдя к пожилой смуглой женщине с ярко-зелёными глазами, которая о чем-то разговаривала сама с собой, обратила внимание на её кольца, точнее, на перстень. Черный гладкий камень, круглая оправа из серебра с белой россыпью. Очень изящно. — Понравился? — улыбнулась, обратив на меня внимание. — Да, — киваю, — простите, госпожа, не хотела вас смущать. — Забирай, — снимает с морщинистой руки, — ему уже много лет, — протягивает, — его носили самые сильные ведьмы нашего ковена. Он переходит от верховной к верховной. Последний раз, он перешел от моей матери ко мне, а мне передавать некому, — вздыхает, — я старая и одинокая бабка. — Перестаньте, — смущаюсь, — это очень ценно и важно для вас, тем более, боюсь, что мне не хватит денег расплатиться. — Пусть он будет у той, которая станет великим человеком. Я это вижу. Забирай-забирай, — вложила в ладонь, — перстень принесёт тебе удачу. — Спасибо, — улыбаюсь, — сколько я вам должна? — Это подарок. Твоей благодарности достаточно. И запомни, истинный путь всегда тернист. А ты, — просмотрела на Савиньяка, — пока не прекратишь себя облизывать, то не женишься. Научись любить кого-то другого, эгоист, — закатила глаза, — ты ей не пара, поэтому выкинь грязные мысли из головы своей. Его подорвало от возмущения. — Всего доброго! — хватаю Лионеля под руку и увожу подальше, — до свидания! — оставляю крупную горсть монет. — Прощайте, — махнула рукой, по-доброму усмехнувшись. — Какого, — чуть ли не заорал, — это что было сейчас? — Тебе сказали правду, — поправляю капюшон, — неприятно, да? — Я и бесплатно мог услышать, что тот ещё козёл, — фыркнул, — ты мне это говоришь при каждом удобном случае! — Значит, я гадалка? — округляю глаза, — пойдем, поедим хоть. Подойдя к прилавку с едой, заказали рис с овощами и курицей, под каким-то кислым соусом. Слегка остро, необычно, но очень вкусно! Хороший день, да и погода радует. Чувствуется приближение весны. — Я пойду рубахи гляну, — прищурил глаза. — Давай, — вытираю рот, — где встретимся? — Здесь же. Двадцать минут. Решила исследовать рынок. Глаза разбегаются от такого выбора. Чего здесь только не было: платья, украшения, книги, травы, оружие и платки. Каждому что-то понравится. — Благодарю, — рассчитываюсь с продавцом, закупившись травами, — хорошей торговли! — Спасибо, — отдает сдачу. — Оставьте себе, — отхожу в сторону. — Какие мы щедрые, — раздался голос за спиной. Обернувшись, увидела нищенку в грязной одежде, рваной обуви. От нее пахло алкоголем и мочой. В ней мне с трудом удалось узнать собственную сестру. Кивнула в сторону переулка. — А ты, — оглядываюсь, — оказывается, жива. — Да, — обнажает гнилые зубы, — я смотрю, ты хорошо живешь, сестрица, — оглядела с ног до головы. — Не жалуюсь. Что ты здесь делаешь? — Живу, — хрипит, — работаю иногда. Мы никогда не были похожи друг на друга. У меня волосы темные, у неё светлые. Я имею большие глаза и губы, у сестры все наоборот. Мама говорила, что Оливия похожа на мою прабабушку, такие же черты лица. Совершенно разные. — Я тут подумала, — закашляла, — после смерти родителей что-то же осталось, да? Ты все себе захапала! Делись! — С чего ради? — отхожу подальше. Брезгую. — Мы обе наследницы. — После смерти родителей остались лишь их трупы, — прорычала, — тебе напомнить, как именно они погибли?! — Прекрати, — улыбается, — мы же семья! — Ты мне не семья, чудовище, — закатываю глаза, — тебе хватило совести привести в тот день тех людей, которые расправились с отцом за считанные минуты! — Мне хотелось богатой жизни, мелочь, — отвернулась, — надоели речи матери и отца о том, что надо быть образованной, послушной и учиться! Я хотела любви! — Ты просто легла под местного разбойника, Оливия. А после, — осеклась, — предала нашу семью, рассказав всем, что папа общается с Окделлом. — Наш папаша сам виноват! — Он помогал герцогу из-за того, что Эгмонт был прав. — Ты у нас человек Чести? — Нас прогнали из Талига как паршивых овец, когда чертов король начал лысеть, а папа не смог помочь ему! Потому что это наследственное! Лишь в Агарисе нашли приют и смогли всё начать заново. Слава Богу, — выдыхаю, — он умер и трон занял слабохарактерный сыночек. Которому я понравилась, и мы забыли эту печальную историю. Нынешний король считает меня душкой. — Мне нравилось жить при дворце! Конечно я сдала вас, потому что граф Планш обещал жениться! Я могла вернуться обратно! — Женился? — смеюсь, — посмотри на себя. Ты ужасно выглядишь. — Нет, — закидывает голову, — бросил меня сразу же, после того, как не нашел папиных записей и чего-то ещё. Не получилось, так бывает. — Именно поэтому, ты продала меня сумасшедшей бабке за четыре монеты? — Три. — Отлично! Курица стоит около семи! Куда их дела? — На кувшин вина. — Серьёзно? — не верю своим ушам, — ты продала меня за кувшин вина? — Мне было плохо! — Ты даже понятия не имеешь, кому меня продала и что со мной там делали! — Ой, — вздохнула, — насиловали? — Лучше бы насиловали! — Преувеличиваешь. — Дорогая Оливия, — подхожу ближе, — посмотри на меня внимательно. Видишь изменения? — Такой же осталась. — Тебе нравятся мои глаза? — прошипела, — необычный цвет, да? Словно, выцветший. Она пыталась создать средство, позволяющее видеть в темноте и капала его в глаза. Разогревала и капала. — Эсмилир… — Ты знала, кто она, когда отдала меня ей? — голос предательски дрогнул, — бабка оказалась с дубу поехавшей травницей! Молчит. Значит, знала. — Просто избавилась, не желая нянчиться! — Я хотела построить свою жизнь! А не подтирать тебе зад! — Достаточно было накормить и дать одежду, дальше сама бы справилась, — слёзы наворачиваются, — но, нет же, ты продала, — повторяю, — меня за кувшин вина. Вкусное было? — Не помню. Продать родную сестру за дешевое пойло и даже не запомнить его вкус. Здорово... — Ты знаешь, что эта старуха делала с нами, ставя свои эксперименты? Представляешь, насколько это больно?! Когда она привезла меня, то нас было шестнадцать девушек, — поднимаю глаза к небу, — через месяц осталось одиннадцать, потом подвезли новых, а спустя полтора года, — дрожь охватила, — выжило лишь трое. И то, мне повезло, потому что сбежала. Каким-то чудом! — смеюсь, — мне было восемнадцать. Я провела в этом аду почти два года. Показать шрамы? — Ты стала сильнее. — Каждый вечер, я смотрела сквозь решётку на окне и ждала тебя, суку, — вне себя от ярости. — Делать мне больше нечего. Я веселилась, жила в своё удовольствие и пыталась понять чего хочу! Ты бы мне мешала, мне жаль, что та милая старушка оказалась чудовищем, — пожимает плечами, — я не думала, что это правда. Слухи ходили, но кто же знал… — Врёшь. Ты всё знала. — Нет. — Да, — киваю, — однажды, на её столе, я увидела письмо и решила его прочесть. Ты просила приехать в наш город и забрать меня. — Ну, — рыгнула, — знала и что? — В кого ты такая? — Родители испортили мне жизнь, уехав из дворца и я обиделась, а после решила им отомстить. Переборщила. Будь моя воля, перерезала бы ей глотку и выкинула в канаву. — Ещё, они не послушали меня, и мама родила тебя зачем-то. Я была против! — Глупая детская ревность? — Они меня не послушали! — заорала, подобно капризному ребёнку. — Угомонись, чудовище. — Мама долго умирала? — выдыхает. — И мучительно, — добавила, — у меня на руках. — Заслужила, — улыбается, — ты же знаешь, что они с папой сами виноваты. — Да, — киваю, — в том, что родили тебя. Абсолютно ничтожное, жалкое и бесполезное существование. — Может, поделишься с сестрой золотишком? — прищурила глаза, — твой плащ дорогой, хороший, — тянется. — Руки, — ударила тростью. — Больно! — скривилась. — Дохни с голоду в этой, — огляделась, — грязи. Надеюсь, ты сгниёшь заживо. — Помоги мне, — вновь тянет руку. — Если ты сделаешь хоть ещё один шаг, я распорю тебе горло, — наступаю. — Мы же семья, — мерзко улыбнулась, попятившись назад. — Моя семья мертва. Вся, — давлю наконечником трости в грудь, — попробуешь найти меня или рассказать кому-то о нашем разговоре — узнаю и выпотрошу как свинью. Поняла?! — процедила. — П-поняла, — сжалась от страха, — я всё п-поняла. Только, отпусти меня. Оливия понимала, что это всё всерьёз. Она не станет что-либо делать. Боится. — Пошла вон. — Извини, — опустив голову, покинула меня. Сердце билось как сумасшедшее. Надо как-то успокоиться.

Несколько лет назад Пригород Дриксена

Сидя на скамейке под проливным холодными дождём, вытирала кровь и слёзы. Почему я ночью на улице? Меня не пускают. Они разбили мне лицо. За что? Просто захотели. Наплевать. Но, эти твари порвали мой браслет из дубовых бусин, которые выстрогал папа, а собрала мама. — Я скучаю по вам, — новая волна истерики охватила, — заберите меня с собой, — всхлипываю, — пожалуйста…

Наши дни

— Ненавижу её, — выдыхаю. Немного придя в себя, встретилась с Савиньяком в назначенном месте, а после погуляли по рынку ещё несколько часов, купив много чего интересного. — В Лаик? — Да, — вздыхаю, — бедро заныло, — опираюсь на трость. — Заметил, — махнул рукой, — тогда, попрошу к лошади!

Вечер Лаик

Мы вернулись под конец тренировки унаров. Мешать не станем. Разошлись по комнатам. Я залезла на кровать, обняла подушку и уткнувшись носом, разрыдалась. Слёзы лились ручьём, кричала так, что срывала голос. Обидно… Эмоции взяли верх надо мной, впервые за несколько лет. Это ощущалось особой болью, из-за того, что достаточно давно, я подавляю их. Настал момент, для того, чтобы освободить место для нового дерьма. Надеюсь, никто не услышит этого. Ослабею — сразу же сломают. Вот ещё одна причина, почему мне не хочется иметь каких-либо отношений. Любовь делает человека слабым, но счастливым…