Прятки в одиночестве (уже нет)

Покачиваясь на обшарпанных качелях, Иетсуна рассматривал серое небо. Холодное железо успокаивало ранки на ладонях. Холод просачивался за шиворот ребёнку на тех самых качелях. Вперёд-назад. Иетсуна касался носками сандалий мокрой земли. Недавно был дождь. Тяжёло вздыхая, ребёнок поднял глаза на брата, который, весело смеясь, убегал от друга. Пушистые волосы были чуть влажные, но продолжали напоминать взрыв. Бледная кожа влажная от пота, а чужие глаза горят. Жизнью, желанием и волей. Савада сам пытается изобразить на своем лице чужую эмоцию, почувствовать, ощутить запретное. У него выходит: яркая улыбка, показывая еле заметные ямочки на щеках, открытые глаза и высоко поднятые брови. Только глаза продолжают тлеть в пепле, давно сгорели. А так он копия брата. Копия Сломанная Иетсуна видит как Тсунаёши подбрасывает в воздухе только подошедший отец (- Для тебя сеньор Емицу — мужчина презрительно смотрел на шестилетнего ребёнка, мальчик пытался закрыться за руками, но все что получил ребёнок это подзатыльник) лицо искажается в боли, а потом в безразличии. Брат в это время смотрел на него, высовывая язык. Заметив что старший из близнецов смотрит в ответ пустыми глазами. В них отражалась картинка, но не эмоции. Младший пугается, глаза наливаются жгучими слезами и Тсунаёши начинает плакать. К нему подскакивает мама в попытке успокоить. Сам Иетсуна тоже норовит подойти - его останавливает увесистая ноша на плечах, чья-то куртка была накинута на него. Чёрная кожаная куртка вся в цепочках - отмечает мозг. Старший из близнецов боязливо поднимает глаза. Перед ним стоит подросток? Фиолетовые глаза блестят, переливаются и окрашиваются на мгновение в чёрный — Не бойся cerul mic — Терю…ми? — он не понимает смысла слов, отводит в смущении взгляд. Его ругали, если он что-то не знал, но все что он слышит - смех. Возле них начинают плясать чёрные искры вперемешку с пурпурными. Как волосы незнакомца. — Не важно! Почему же ты один сидишь? — голос яркий, громкий. Голова подростка наклонена. А в ушах Иетсуны все ещё звучит чужой смех. Савада Иетсуна пытается повторить, на что получает ласковую улыбку и поглаживание по голове. Тихое «не стоит» прозвучало в тишине. Что-то далекое, на задворках сознания, мурлычет. Заставляет расслабиться и говорит довериться. А в голове просыпаются воспоминания: как ему говорили не доверять, никому не доверять. Но и голос в голове молчал, только посылал волны недовольства. А сейчас он мурлычет. Раньше такого не было. У него нет права отказаться от этого — Брат попросил уйти, не мешать, — говорит правду Савада, кивая в сторону веселящихся членов семьи. Скалл на мгновение хмурится, смотря на семью своего маленького неба, на их смех и фонящее пламя Истинного неба. Переводя взгляд обратно на ребёнка около себя, видит огорчение и как Пламя Посмертной Воли у мальчика прячется, пугается, когда их достигают волны Истинного. Чего бы ни добивался внешний советник, Скаллу это не нравится. Парень не боясь, отпускает блоки, пламя почувствовав свободу кружится, переплетается и создаёт прочный купол. А мрак закрывает их от глаз чужих. Иетсуна очарованно смотрит на танец пламени. Он видел его и раньше, когда на тренировки приходила сеньора Джулия, только у неё оно колючее, больно жалит за ошибки. А тут пламя (- Это Пламя Посмертной Воли — на кончиках пальцев Иетсуны пляшет бледно-оранжевый огонь, перетекая и лаская руку — Оно опасно, — дополняет женщина Будто в ответ на это неизвестная пока ему сила, нападает на учительницу. Его оставляют без еды) само ластится к нему, обогревает. Холод больше не чувствуется, а тепло в груди разгорается. Небо, что он так долго прятал, просится на свободу, и он отпускает. Хочет тоже поделиться. Но парень в ответ только смеётся заливисто и убирает свое пламя. На страх в глазах ребёнка поясняет: — Не стоит, рано, — Савада боится, что сделал что-то не так, послушно убирает пламя. Его снова окутывают фиолетовые искры, а подросток со спокойствием опускается на холодную землю. — А знаешь, — с каким-то теплом начинает незнакомец, — Ты напоминаешь небо перед восходом. Блеклое, бесцветное, с горечью на языке и пустотой в голове. Это длится секунды, но этого хватает… — Для чего? — подступает любопытство, он забывает о всех правилах. Это последнее, что сейчас волнует Иетсуну. — Для спокойствия, — отвечает парень, начиная перекидывать камень в руках, жонглируя. Только вот ребёнок ответ не понимает. — Для кого? От меня бегут, прячутся и видеть не хотят! — это чистая правда, когда он пытается использовать силу, все животные, да и люди в большинстве пытаются уйти подальше. Ругаются и говорят немедленно перестать. — Глупые они, вот и сбегают, — хмыкает парень — Да и боятся увидеть то, что так отчаянно скрывают. От тебя же не скрыть боль в глазах и фальшь в руках. У тебя за рукавом джокер сидит, а в сердце холод поселился. Это путает еще сильнее. Он не понимает смысла многих слов, но интуиция говорит успокоиться, подавая лёгкостью в тело и тихую мелодию. — Как так? — Не знаю, ты небо без цвета. Ни тёмное, ни светлое. Никакое. В тебе видят то, что скрывают за тысячами дверей, ты подстроишься, как джокер под любую масть, переиграешь и уничтожишь. Вот и сбегают. — Но спокойствие… — А спокойствие для избранных. Закончив, парень хлопнул в ладоши, улыбаясь на замешательство. Ребёнок уходит в себя. Пока Скалл отчаянно просит облако успокоиться, рано устанавливать связь. Да и он останется проклятым, это будет тянуть силы у столь необычного неба. Но ему все равно хочется почувствовать дом. Нельзя Скалл прикусывает язык, отгораживая мраком облако. Привкус металла слишком ощутим. Сам Иетсуна пытался понять смысл чужих слов, небо, что-то чувствуя, становится недовольно, а интуиция звенит тысячами колокольчиков. Савада Иетсуна с вопросом смотрит на собеседника и задаёт детский вопрос: — Как тебя зовут? — Петша, но для всех Скалл де Морт. В куполе мрака растворяются тысячи искр, столь ранее знакомство, да и столь неожиданное смешит Три-ни-сетте. Она, покачивая головой, наблюдает за своими детьми. Скоро начнёт новый виток истории.