Часть 1
2 сентября 2013 г. в 20:18
Уже будучи сильным, смелым и, казалось бы, совершенно бесстрашным оборотнем, Айзек вздрагивает каждый раз, когда Дерек Хейл замахивается на него.
Стоит только брюнету, готовому вот-вот, кажется, нанести удар, поднять руку, отвести ее чуть в сторону, как Лейхи сгибается пополам, закрывая руками голову.
Такое происходит довольно часто. Собственно, когда вожак не находит верных слов, чтобы усмирить свою стаю.
Нет, применение грубой физической силы в воспитательных целях - сам Дерек не одобряет этого.
Так выходит.
- По-другому вы не понимаете, - объясняет он двум юношам и высокой блондинке. Те, понурив голову, молча слушают.
Прятаться, укрываться, уклоняться от ударов – это все привычки с детства.
«Все из-за отца», - постоянно думает Айзек.
- Все из-за отца, - подтверждают другие.
Тот бил сына каждый вечер. Эдакая методика воспитания оставила свои следы.
Как на теле, так и в душе. Вот только на коже – это заметно каждому. Будь то - тоненькая полосочка-шрамик или привлекающий внимание посторонних синяк. А вот то, что напоминает Айзеку об отце даже после его смерти, этого не видит никто. Это где-то слишком глубоко.
О страхах беты как-то узнала Мартин.
Помнится, он приглашал ее на свидание. Очень давно. Еще тогда, когда убегал из дома каждый раз, когда отец был не в духе, когда на него не обращали никакого внимания. Даже учителя на замечали его поднятой руки.
Она проигнорировала его предложение.
Теперь он лучше. Он быстрее, сильнее, возможно, даже умнее.
Но что-то в нем все же осталось от прежнего Айзека Лейхи. Замученного, запуганного мальчугана, что каждое утро придумывал новые причины тому, чтобы просто подняться с постели.
Он изменился внешне, но внутри, оттого, что у него появились острые клыки и когти, внутри он остался тем же. Кажется.
Так получилось, что в тот вечер Лидия заглянула к Джексону. Ничего странного или, по крайней мере, необычного.
Дом Лейхи находился буквально через дорогу от особняка Уиттморов. Попрощавшись со своим, на тот момент - еще любимым, молодым человеком, девушка вышла на улицу.
Лидию Мартин никто и никогда не называл сестрою милосердия, поэтому, наверное, все же стоит удивиться тому, что, услышав чей-то крик, рыжая остановилась и прислушалась. Уже через мгновение она увидела бегущего юношу, лицо которого было ей больно знакомо. Мартин узнала в пареньке своего же одноклассника. Да, Айзек, не стесняясь, кричал, пытался бежать быстрее, спотыкаясь и падая раз за разом на мокрый от дождя асфальт.
Послышался голос мужчины. Тот буквально орал. Что-то о том, какое же он, этот парнишка, ничтожество, что от него нет абсолютно никакого толка. Он обвинял его в чем-то, сопровождая каждое свое обвинение грубыми проклятиями и комбинациями из слов, что вовсе не для печати.
Мужчина замахнулся на Лейхи. Ударил. Снова что-то закричал, за чем последовал еще один удар. Пощечина.
Подумать только, тут Лидия Мартин ринулась с места и, быстро перебежав дорогу, оказалась перед юношей. Закрывая его от кулаков разъяренного отца, она крикнула что-то о том, чтобы тот оставил Айзека в покое.
Мужчина успокоился. Тихо и угрюмо произнес:
- Вставай, Айзек. Пошли домой. Нам стоит продолжить наш разговор, - и, развернувшись, направился в сторону дома.
Скорее всего, это лишь «затишье перед бурей». Видимо, так посчитала и Лидия, судя по тому, что не отпустила парня, схватив его за рукав растянутой кофты, когда он уже собирался подняться на ноги и последовать за отцом.
Девушке не надо было ничего говорить. Прижавшись к его плечу, она осторожно гладила его по голове, заботливо перебирая пальчиками волосы.
Он понял ее так и остался на земле ровно до тех пор, пока силуэт мужчины не скрылся за углом.
Рыжая медленно повернула голову к Лейхи и, взяв его за руку, поднялась сама и помогла подняться ему. Еще минуту они молча глазели по сторонам: куда угодно, лишь бы не на друг друга. Он, правда, не знал, как объяснить все то, чему ей пришлось стать свидетелем.
- Да, - негромко произнесла Лидия наконец.
- Что, «да»? – Айзек удивленно приподнял брови.
- Да, - повторила девушка, - Тогда, в восьмом классе. Ты позвал меня в кафе. Выпить кофе. Я сказала, что кофе не люблю. Ты спросил «А чай?». Да. Чай люблю.
Теперь он лучше. Он быстрее, сильнее, возможно, даже умнее.
Но он также отводит взгляд, когда видит ее в школе. Возможно, ему стыдно, возможно – страшно.
Ему – оборотню, способному, разозлившись, перевернуть все с ног на голову. Разрушить, сломать.
Ему страшно.
Всем страшно вспоминать что-то хорошее. Ведь, если это «хорошее» приходится только вспоминать, значит, оно прошло. Его не вернуть. От этого больно.
Да, еще ему больно.
Ему стыдно, страшно и больно. А чая, вкуснее того, что он пил в тот вечер у нее дома, он, пожалуй, не пробовал.