Кукла

Places, places Get in your places Throw on your dress and put on your doll faces Everyone thinks that we're perfect Please don't let them look through the curtains

      Она родилась в мире особенном, высоком, полном роскоши и золота, в мире, в котором мечтает оказаться каждый.       — Доми, пожалуйста, не доставляй проблем отцу, — хриплым голосом просит бледная мама, хрупкая и худенькая, как тросточка, готовая сломаться.       Мама часто болеет и никогда не выходит из комнаты. Говорит тихим-тихим голосом, не поднимает голову, когда приходит отец, и смиренно принимает насмешки прислуги.       Доминик думает, что мама неправильная. Но делает так, как она велит. Усердно учится, натягивает улыбку, едва на горизонте замаячит отец, изучает науки и этикет, всегда находится в центре внимания.       Доминик не идеальна, как старшая сестра Вероника, не предприимчива и хитра, как старший брат Антуан, и уж точно не на нее возлагают надежды рода.       — Одна ошибка — и вся работа насмарку. Переделывай, — строго велит репетитор, разрывая исписанную идеальным почерком бумагу в клочья.        Доминик послушно берется за ручку.       Она как звездочка, что горит ярче всех. Высшее общество смотрит на нее с лаской и восхищением, как на диковинную прелесть, и Доми пытается наслаждаться этим вниманием.       — Вы, как и всегда, очень красивы, леди Доминик, — очаровательно краснеющий юноша тянет к ней поддрагивающую от волнения руку, пока взгляд бегает по её лицу от губ к глазам и обратно.        Она натягивает улыбку — медовую, приторную, и учтиво отвечает на предложение на танец.       — Лучше катись к черту, мальчик, — по-кошачьи шипит Вероника, сжимая любимый веер побелевшими пальцами,— забудь про них, Доми. Эти бездарные существа и ногтя твоего не стоят.        Старшие всегда правы. Со старшими нельзя пререкаться.        Не опуская уголки губ, Доминик ведет себя, как ни в чем не бывало.        Все в порядке.        Доминик — красивая послушная кукла, безликая, правда, и безвольная, но зато её любят и заботяться о ней.        Все что ей надо делать, это продолжить носить маску.       “Мы идеальная семья”.              Идеальная семья, где все счастливы. Доминик учтиво делает вид, что не знает о многочисленных проститутках, которых приводит строгий и холодный отец; не знает о том, как брат, надежда беднеющего рода, налег на наркотики, а сестра заводит богатых папиков. Мама с недавних пор живет не с ними, а в комнате с мягкими стенами, где она также не смотрит никому в лицо и просит не доставлять проблем.       “Мы не идеальны, но не позволяй другим узнать об этом”.        Она родилась в мире особенном, высоком, полном лицемерия и лжи, в мире, в котором мечтает...        Доминик — пластиковая кукла в игрушечном замке. С нарисованной улыбкой и пустым взглядом.        Она думает, что проживет всю свою гребаную жизнь, будучи красивой зверушкой семьи и высшего общества. Она грызет эту мысль, она пытается сломать её, но ломает свои собственные зубы.        И как только Доминик совершает последний шаг, разделяющий её от безумия, появляется Ванитас.       У Ванитаса дикий взгляд и харизматичная улыбка. Ванитас — абсолютный бродяга без денег, репутации, целей в жизни, фамилии и даже имени. Он делает то, что захочет, и бог знает как появляется на знатном приеме, где хохочет и высмеивает её на глазах у всех. «Пластиковая кукла» — звучит особенно обидно.       — Что, завидуешь мне? — глумится бродяга, неимеющий ничего, кроме того, что Доминик желает больше всего.        Доми скрипит зубами от злости, и, может быть, зависти, и впервые за свою жизнь хочет прибить кого-то настолько сильно, что чешутся руки.       У Ванитаса есть свобода.       — У всех есть свобода, — неожиданно спокойно говорит эта сволочь, недовольно щуря такие пронзительные синие глаза. Доминик думает, что у людей не может быть таких глаз, — просто не все это осознают. Прямо как ты, кукла. Делаешь то, что скажут, печешься о своей репутации, вылизываешь папочкин зад, а на тебе катаются, ездят, как могут. И ты совсем не знаешь, чего хочешь.       — Я знаю, чего я хочу, — возражает Доминик, и её кукольная маска дает трещину.       — Ну и что же? — Ванитас снова улыбается — недобро, хитро, это так раздражает.       — Убить тебя, — выдыхает Доми почти с ненавистью.        Ванитас с пару секунд смотрит на нее.       Трещины расползаются, и он теперь может видеть...       — Я услышал твое желание! — хихикает бродяга, впрочем, беззлобно, — так уж и быть. Ты знатно повеселила меня, поэтому я разрешаю тебе.       — Что?       — Убить меня, — спокойно поясняет Ванитас, — но вот незадача — завтра я покидаю город. Вероятно, мы больше не увидимся.       — Но...       — Поэтому сбеги вместе со мной!        Ванитас абсолютно невменяем, убеждается Доминик. Его предложение настолько глупое, безумное, сумасшедшее, что ей это нравится.       Ванитас читает её как открытую книгу, поэтому он знает.        Она родилась в мире особенном, высоком, полном лицемерия, лжи и эгоизма. Но она может сбежать.       Доминик уже плевать, что скажет отец, что её несчастная больная мама медленно умирает в психушке, а репутация дома де Сад тает, как пластиковая кукла в огне.        Её семья даже не заметит её пропажи.       Доминик теперь свободна. Её больше не волнует чужое мнение, она может делать все, что пожелает.        Она красива в своей свободе, думает Ванитас, глядя почему-то не в янтарные глаза, а на рассыпанные по белой подушке черные волосы.        Доминик просто счастлива.