За стеной

Ему было досадно, что они так нехорошо простились. Эрнест Хемингуэй. «Очень короткий рассказ» * * * — Ты всегда сидишь тут одна, — заметил Оливер Вуд, заглянув в ординаторскую. Гермиона действительно отдыхала в компании лишь своих мыслей, но эта ситуация её нисколько не расстраивала. А вот присутствие Оливера в одной с ней комнате, напротив, удручало. Столько сил уходило на то, чтобы не пересекаться с ним: нужно было приходить минимум на четверть часа раньше обычного, заблаговременно изучать график дежурств — и не только свой (а что, Вуду можно, а ей нельзя?), а по коридорам передвигаться быстро и бесшумно — чтобы не поймали. Благо опыт в подобных вещах у Гермионы имелся, причём немалый — стоит сказать спасибо Гарри и Рону, которые регулярно подбивали её на авантюры в школьные годы. И после всех этих стараний… Надо же было попасться за чашкой чая! Ведь Оливер сегодня вообще не должен был появляться в Мунго. Видимо, график поменяли в последний момент. А ей теперь придётся вести беседу с человеком, свидание с которым закончилось очень… неловко. И о чём говорить? Выдавать одну за другой дежурные фразочки про погоду и надоедливых пациентов? Ох, увольте. Гермиона корила себя за то, что решила выпить чего-нибудь горячего перед уходом. Зачем, спрашивается? Дома этого чая завались… — А у тебя есть привычка постоянно нарушать моё одиночество, — отозвалась Гермиона, прерывая поток размышлений. — Но ты ведь не станешь меня прогонять? — Оливер обезоруживающе улыбнулся и присел рядом. — Если бы я могла, — она растянула губы в ответ, давая понять, что говорит несерьёзно. Но в каждой шутке… Оливер бросил оценивающий взгляд на почти пустую чашку Гермионы и сказал: — Пожалуй, я заварю нам чай. Не откажешься? «Если бы я могла…» — подумала она с досадой. А вслух сказала: — Нет, конечно. На этот раз она решила и не пытаться изображать улыбку. Плохое настроение всегда можно замаскировать под усталость. К тому же она сегодня на самом деле ужасно вымоталась. Гермиона бросила взгляд на часы — а ведь она планировала быть дома минут через десять. Очевидно, Оливер интересоваться планами коллеги не собирался. Через несколько минут две чашки горячего чая уже красовались на столе. Решив, что чем раньше она опустошит одну из них, тем быстрее сможет ретироваться, Гермиона сразу сделала несколько больших глотков. И всё вдруг поплыло перед глазами. — Что слу… Оливер… Я не… И она мгновенно провалилась в кромешную темноту. * * * Оливеру Вуду очень нравилась Гермиона. А ещё он терпеть не мог проигрывать. И совершенно не умел принимать отказы, как выяснилось. По крайней мере, быть отвергнутым Гермионой Грейнджер ему совершенно не понравилось. После того свидания ему было очень досадно, что они так простились. Что уж, он бы предпочёл всухую продуть пару квиддичных матчей в Хогвартсе, но взамен заполучить её. Ту девушку, что сейчас лежала в его доме, на его диване. И без чувств. Кто-то скажет, что он перегнул палку. Но разве можно винить победителя, который всего лишь использовал все доступные средства? А Оливер не сомневался, что до момента триумфа ему осталось всего ничего. Спустя более двух часов ожидания (мучительно длинные минуты, тянущиеся так долго, как никогда раньше) Гермиона наконец открыла глаза. Медленно — так, словно вовсе и не торопилась приходить в сознание. «Слава Мерлину, не переборщил с дозой снотворного», — с облегчением отметил про себя Оливер, пристально наблюдая за своей «подопытной». Ждать её пробуждения даже лишние полчаса у него не было никакого желания. Разве ловец, настигнув снитч, летает по квиддичному полю дополнительный час в ожидании кубка? Это было бы настоящим абсурдом. Что-что, а триумф откладывать нельзя. Оливер и без того ждал чересчур долго. Но он привык добиваться своего, пусть даже путь к победе занимал много времени. Его первый матч, например, прошёл абсолютно неудачно (да-да, его вырубило бладжером на первой минуте). Второй — ещё куда ни шло. А спустя три года он занял должность капитана. Заслуженную должность. Неплохо, согласитесь? Собственно, Оливер планировал пойти тем же путём и с Гермионой — хотел действовать по-честному. Но она не дала ему такой возможности. После того, как Сами-Знаете-Кто сгинул, за ней начал увиваться Рон Уизли — и вполне успешно, надо сказать. И что сделал Оливер? Правильно, он, будучи порядочным волшебником, занял наблюдательную позицию и не стал лезть. Выжидал момент. Долго и терпеливо. А когда выяснилось, что Гермиона одумалась и оставила Рона одного куковать в Норе, Оливер без зазрения совести смог приступить к решительным действиям. Ужин, разговоры, комплименты… Что ещё нужно этой девушке? Он всё сделал правильно, вряд ли кто-то решится с этим поспорить. Но что получил в ответ? Да ничего! Гермиона избегала встреч с ним изо дня в день и не проявляла к его персоне абсолютно никакого интереса. Даже для того, чтобы подмешать ей в чай капельку снотворного (между прочим, совершенно безобидного), ему пришлось заявиться в Мунго в свой выходной и таиться по углам до тех пор, пока она не надумала отдохнуть в ординаторской. Зато сейчас Оливер ощущал себя победителем. Даже кубок школы по квиддичу померк бы в сравнении с таким призом, как Гермиона Грейнджер. — Где я?.. — шёпотом проговорила она, с видимым трудом поворачивая головой, чтобы осмотреть обстановку. — Ты в моей гостиной, Гермиона. — Оливер?.. Что я… — Прости, но ты не оставила мне другого выхода, — он оборвал вопрос на полуслове. — Если убегаешь от меня — будь готова попасться. — Почему я не могу пошевелиться? — спросила Гермиона. — Я добавил в твой чай небольшую дозу зелья… моего изобретения. Никакого вреда, но пару часов тебе придётся полежать. И это очень кстати — нам как раз нужно обсудить кое-что очень важное. — Давно я здесь? — Сейчас около десяти вечера. Как видишь, много времени я у тебя не отнял. А если бы ты не пряталась от меня по всему Мунго, мне бы и вовсе не пришлось идти на такие меры. — Ты просто… — Гермиона сжала зубы, видимо, всеми силами пыталась пошевелиться, но… зелье Оливера работала, как и было задумано. — Ты что-то сказала? — спросил он. — Отпусти меня! — Ну нет. Сперва я должен разъяснить тебе причину моего поступка. Не переживай, мой рассказ будет очень коротким, Гермиона. Скажи, подойди я к тебе просто так и предложи, допустим, ужин, ты согласилась бы на второе свидание? — Думаешь, после похищения у тебя появятся шансы? — с нескрываемым сарказмом поинтересовалась она. И тут же прибавила требовательно (пожалуй, излишне требовательно для безоружной девушки, которая не в состоянии подняться на ноги): — Ты сейчас же меня отпустишь! — Разве я тебя держу? — Оливер развёл руками. — Расскажи мне, что заставило бы тебя согласиться на свидание со мной? — Я никогда и ни за что не пойду на свидание с человеком, который опоил меня какой-то отравой! — гневно выкрикнула она. — Ты что, действительно не понимаешь этого? — Боюсь, Obliviate с тобой не согласится, — Оливер повертел в руках волшебную палочку. — И повторюсь: это зелье совершенно безвредно. — А вот я могу тебе навредить! Сумасшедший! — Поэтому мне и пришлось добавить зелье в твою чашку. Ты слишком много упираешься. Просто ответь на вопрос. — Я. Не стану. Ничего. Тебе. Говорить. — В таком случае… Legilimens не будет спрашивать твоего мнения, — проговорил Оливер. Иногда блеф — не худший метод. В глазах Гермионы мелькнул страх. Неожиданно. После всего, что она пережила, её пугает перспектива сканирования воспоминаний? Похоже, у этой девушки немало тайн. Да вся она — один большой секрет в красивой упаковке. Тем приятнее будет заполучить это сокровище и узнать то, что слышали от неё только избранные — все секреты и самые заветные мечты. — Меня заставило бы пойти с тобой на свидание разве что одно непростительное заклинание. Догадайся сам, какое именно, — выпалила Гермиона. — Что ещё тебе рассказать? Несмотря на обидные слова, Оливер ликовал. Он и не надеялся, что у неё так быстро развяжется язык. — Почему ты рассталась с Уизли? — Причём здесь Рон? И зачем тебе это знать? — Не хочу повторить его ошибки, — ответил он, не сводя взгляда с Гермионы, которая тем временем смотрела не на него, а куда-то в потолок. Это раздражало. Хотя, надо сказать, Оливер сам виноват — не обездвижил бы её, получил бы разговор действительно «с глазу на глаз». А так… — Я отвечу на твои вопросы, как только вновь смогу шевелиться, — сказала она. — У тебя есть антидот к твоему дурацкому зелью? — Разумеется. Но неужели ты думаешь, что получишь его так запросто? — Оливер усмехнулся. — Ты ведь сразу убежишь. — Обещаю, что не сделаю этого. Честно. Ведь гриффиндорцы не лгут, помнишь? — Я не был бы так уверен в этом. — О, ну тогда можешь применять ко мне любые заклинания, — Гермиона наконец отвела взгляд от потолка и чуть повернула голову, их глаза встретились. — Только учти: это будет считаться нападением. При условии, что я сама предложила тебе мирно урегулировать вопрос. Не думаешь, что вторгаться в мои воспоминания с твоей стороны будет по меньшей мере некрасиво? — Обвиняешь меня в неучтивости? — Точно. Обвиняю, — сказала она. И, скорчив страдальческую мину, прибавила: — Видишь ли, мне жутко неудобно лежать в таком положении. Дай мне антидот, и я отвечу на вопросы. Потом ты меня отпустишь, и мы забудем об этом странном вечере раз и навсегда. — Боюсь, забудешь о нём только ты. Мне в любом случае придётся немного подчистить твою память. Ведь, как ты и говорила, ни одна девушка не станет встречаться с мужчиной, который её опоил. — Верно. — И зачем тогда мне следовать твоим указаниям? Пока что я в более выигрышном положении. — Только так у тебя появится шанс узнать то, что тебе нужно. — С легилименцией у меня всегда есть шанс, — Оливер снова продемонстрировал свою палочку. — А как насчёт моих занятий окклюменцией? — Сомневаюсь, что ты ею владеешь. — Настолько сомневаешься, что рискнёшь проверить опытным путём? И тебя не пугает срок в Азкабане за нападение? Пусть даже условный. Но репутация… Оливер не был дураком. То, что он разработал весь этот план по «похищению» героини войны, уже говорит о его незаурядном уме. И, разумеется, сделав первые шаги к заветной цели, отступать нельзя… Но и принимать решения на горячую голову не годится. Эх, был бы у него в запасе Веритасерум! С ним удалось бы избежать многих проблем. А каковы сейчас шансы, что ему удастся провернуть задуманный «фокус» с Гермионой? Пожалуй, пятьдесят на пятьдесят. Либо она и вправду расскажет ему хоть что-то, либо продолжит играть в молчанку. И, видимо, придётся рискнуть и пойти у неё на поводу. По крайней мере, пусть ей так кажется. Отлучившись из гостиной на пару минут, Оливер вернулся с небольшим флакончиком, куда предусмотрительно налил антидот к зелью. Подошёл к дивану, опустился на колени и вложил склянку в ладонь недобро глядящей на него Гермионы. — Какие у тебя холодные руки… — заметил он. — Я слышал, люди с холодными ладонями самые скрытные. Это так? — Люди с холодными ладонями страдают из-за плохого кровообращения. А ты просто жалок. На последнем слове девичьи пальцы разжались, и флакон едва не упал на ворсистый ковёр. Добрая половина «лекарства» тут же оказалась на блузке Гермионы. — Прости, я совсем забыл… — Вылетело из головы, что я не в состоянии удержать склянку из-за твоих стараний? Оливер, предотвратив гневную тираду, быстро вылил пару капель зелья Гермионе в рот. Спустя несколько мгновений (надо же, какой быстрый эффект!) она зашевелила пальцами, потом руками, ногами… И вот его «гостья» уже сидит — пусть и в неуверенной позе, слегка затравленно озираясь по сторонам. — Во рту пересохло. Принеси мне воды, пожалуйста, — попросила она. — И постарайся случайно не капнуть туда очередного экспериментального зелья. Оливер не нашёлся, что сказать. Только сейчас он начал ощущать свою вину. Хорошо, что ему не взбрело в голову и в самом деле применить заклинания… Вернувшись из кухни с полным стаканом, он встретил на пороге гостиной Гермиону, вооруженную почему-то его палочкой. Откуда, как?.. О, наверное, уходя за водой, не стоило оставлять палочку на диване. Дракл его дери! — Ты обещала ответить на мои вопросы, — сказал он. Хотя они оба понимали: если сейчас кто-то и решит что-либо спрашивать, то это будет Гермиона. — Я солгала. — Но… — Да, Оливер, иногда и гриффиндорцы обманывают. Но не переживай, ты об этом и не вспомнишь. Obliviate! Он видел, как в камине полыхнуло зелёное пламя. Но не мог понять причину — ведь в его квартире не было гостей. А рядом с ним на ковре лежал разбитый стакан, ворс уже впитал разлитую воду. Оливер смутно помнил незадавшееся свидание с Гермионой пару недель назад, а после… дни словно были пустыми. В памяти отложилось, что нужно добиться внимания этой девушки, но сейчас… Сейчас ему казалось, что она не стоит его времени. Оливер лёг спать с мыслью, что раз не «выгорело» с Гермионой, имеет смысл переключиться на кого-то другого… * * * — Нора! — выкрикнула Гермиона, секундой ранее одним шагом преодолев расстояние до камина. Это был первый дом с каминной сетью, который пришёл ей на ум. Она очутилась в гостиной и мысленно поблагодарила Мерлина за то, что в этот вечер тут не собралось всё семейство Уизли. Ясно, что в Мунго в таком виде появляться не стоило… Но почему она не переместилась на Гриммо, к Гарри? Это было бы куда уместнее… И что ей сейчас делать? Без палочки аппарировать домой не получится, а хозяйничать в доме бывшего бойфренда — не лучшая идея. — Гермиона? — в гостиной появился Рон. — Зачем ты… Что-то случилось? К собственному удивлению, она была рада его увидеть. Смятённого, глядящего на неё неотрывно. — Рон, я… — начала Гермиона, безуспешно пытаясь подобрать подходящие слова. «Я сама не знаю, почему оказалась в Норе». «Я не планировала видеться с тобой в ближайшие несколько месяцев». «Я оказалась в сложной ситуации. И камин сам перенёс меня сюда. То есть не сам…. Но я этого не хотела. Наверное». «Я только что стёрла память своему коллеге. И ничуть не жалею об этом». «Я хочу поскорее оказаться дома». Всё не то. — Рон, я не знаю, почему здесь. Зато честно. — Что с тобой, Гермиона? Ты… у тебя пятно на блузке. — Это ерунда... Я всего лишь пролила зелье. Можешь одолжить мне палочку? Оставила свою на работе, — быстро, чтобы слова не казались слишком значимыми, выдала она неправдоподобное объяснение. Рон в недоумении (и, похоже, даже без раздумий) протянул ей свою палочку. Гермиона быстро подошла к висящему рядом зеркалу — тому самому, что любило комментировать её внешность. Пожалуй, на этот раз ему лучше не произносить ни слова, если, конечно, эта стекляшка не мечтает превратиться в кучу осколков… Простенькое заклинание помогло избавиться от пятна на блузке, потом Гермиона привела в порядок волосы и критически осмотрела своё отражение. Из зеркала на неё глядела испуганная потрёпанная девушка, которая никак не соответствовала приписываемому ей титулу героини войны. Смешно смотреть. Хотя нет, грустно. — Почему ты здесь? — снова спросил Рон. — Небольшое ЧП на работе, — Гермиона одарила его своим лучшим взглядом, говорящим: «Прости, прости, прости меня!» — И Нора показалась тебе лучшим местом, чтобы его переждать, чем твой собственный дом? — У меня нет камина. Рон, я не… извини. Давно пора было с тобой поговорить. Я варила зелье в лаборатории Мунго, котёл взорвался, мне нужно было срочно… — Причесаться в доме бывшего жениха? — он перебил её. Странно, что не выставил вон. — Мы не были помолвлены, — тихо отозвалась Гермиона. — Точно, не были. Но я не буду делать вид, что поверил твоему объяснению. Допустим, что мне плевать, зачем ты здесь. — Хорошо, — она кивнула. Рон не был гением, но и дураком его не назовёшь. Надеяться на то, что он поверит в несвязный бред — всё равно что пытаться выиграть у него в шахматы три партии подряд. У Гермионы это никогда не получалось. — Тебе ещё нужна моя палочка? — спросил он сухо. Гермиона протянула Рону одолженную палочку, которую он выхватил из её рук слишком поспешно. — И ты не хочешь… поговорить? — спросила она, искренне надеясь, что он откажется. — Нет. Не сегодня. — Тогда я пойду? Быстрее, быстрее уйти из этого дома. Один раз уже убегала, пора сделать это вновь. Убегать от Рона — хоть бы это не стало традицией… — Рад был повидаться. — И я… «…и я опять вру тебе, Рон. И ты тоже не рад, это слишком очевидно. Для нас обоих». Гермиона второй раз за какие-то полчаса ступила в камин, на этот раз уверенно произнеся: «Больница Святого Мунго». Она быстро проскользнула по коридорам, стараясь не показываться никому на глаза. Забрав из ординаторской свои вещи (которые Оливер не счёл необходимым прихватить вместе с ней), Гермиона решительно направилась к выходу. Наконец-то. Скоро она будет дома, и это сумасшествие закончится. Весь чёртов день — как дурной сон, нарочно не придумаешь. Лишь выйдя на улицу, Гермиона поняла, что ещё придётся объясняться перед Люциусом. Как будто можно прийти и так запросто рассказать, что случилось… Не боясь, что в ответ последует не вполне адекватная реакция. «Хоть бы он уже спал», — подумала она и, не пытаясь оттянуть момент истины, ускорила шаг. * * * — Где ты пропадала? Гермиона опустилась в кресло, чтобы трясущиеся коленки не бросались в глаза, и проговорила, глядя в пол: — Тебя это не касается, Люциус. Оставалось надеяться, что получилось достаточно убедительно. Так он, может, обидится на непривычную грубость и оставит её хотя бы до утра. — Я так не думаю, — сказав это, Люциус присел рядом с ней. Не оставит… Гермионе стоило большого труда сдержаться и не отодвинуться в сторону хотя бы на пару дюймов. Чем ближе он находился, тем сложнее ей было сдерживаться. Она чувствовала его запах, слышала его напряжённое дыхание — Люциус ждал от неё объяснений. Повернув голову вправо, она могла запросто увидеть его лицо. Ни одна мимическая морщинка не ускользнула бы от её внимания, но тогда их глаза бы встретились. Пусть Гермиона сейчас и прятала глаза, но кожей ощущала его внимательный взгляд. Когда молчать дальше было уже невозможно (казалось, в воздухе вот-вот что-то громыхнёт от напряжения), Гермиона взглянула на него и произнесла, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал естественно: — С чего ты взял, что я буду перед тобой отчитываться? Ещё одна отчаянная попытка выдержать дистанцию. Но на сей раз Гермиона почти и не надеялась, что Люциус встанет и уйдёт, бросив её сидеть тут одну. Пожалуй, пусть неосознанно, но она даже хотела его присутствия рядом. — С того, что уже час ночи, — он указал на настенные часы, и Гермиона была рада возможности вновь отвести взгляд, пусть и всего на пару мгновений. — Я жду тебя Мерлин знает сколько времени. И ты не считаешь нужным объясниться? — Я была на работе. — Да, днём. — Иногда… — Гермиона судорожно пыталась придумать ответ, который помог бы ей избавиться от последующих расспросов. — Иногда, Люциус, обычным людям приходится работать больше, чем хочется. Понимаешь, не все родились с серебряной ложкой во рту, кому-то приходится трудиться, чтобы достичь чего-то. Она очень надеялась, что Люциус обидится. Обидится настолько, чтобы прервать разговор. Или хотя бы перенести его на завтра. — Держишь меня за идиота? — он поднялся с дивана и встал прямо напротив неё. — Ты знаешь, что нет. Гермиона встала вслед за ним — не хотелось, чтобы Люциус продолжал сверлить её взглядом, да ещё смотря сверху вниз. Хотя, сказать по правде, в корне ситуация не поменялась. Их лица стали куда ближе друг к другу, однако преимущество в росте всё равно оставалось за Люциусом. Боже… А если она сейчас заплачет, то он обнимет её и примется успокаивать? Нет, нельзя рыдать, нельзя, как бы слёзы ни просились наружу… — Чем дольше я смотрю на тебя, Гермиона, тем отчётливее вижу, что ты врёшь. Это всё твои большие лживые глаза. Они выдают тебя. «Прекрасно! Он уверен, что я его обманываю. Мог бы тогда подумать головой и понять, что я делаю это не для собственного удовольствия!» — Гермиона яростно сжала кулаки. Но вслух ничего не сказала. Зачем, если он всё равно уверен, что она лжёт? — Так и будешь молчать? — Ты бы предпочёл, чтобы я продолжила врать? — Думаю, для нас обоих будет лучше, если ты всё расскажешь. Что бы это ни было. Что случилось? Кто это сделал? И… что он сделал? — Ничего! Гермиона закрыла лицо руками и убежала в спальню. Разумеется, за спиной тут же раздались шаги Люциуса. Она прямо в одежде легла на кровать, уткнувшись лицом в подушку, а он… сел рядом. — Расскажи… И почему сегодня все требуют от неё каких-то ответов? Почему? — Ты… ты всё равно ничего не сможешь предпринять, — отозвалась Гермиона, подняв голову. — Хватит об этом. — Позволь, я буду сам решать, нужно ли мне знать что-то или нет! — Если это касается только меня, то я и буду решать, кому говорить, а кому — нет. Ложись спать. «Если он уйдёт в свою квартиру, то может уже не вернуться к тебе. Ты уверена, что справишься с этим, Гермиона?» — спросила она себя. Разумеется, она не была уверена. Ни в чём, что касалось Люциуса, чёрт бы его побрал. Куда проще было плевать на свою жизнь, когда он не маячил поблизости. — Я не уйду. «Спасибо!» — А если я не расскажу, то что? Применишь легилименцию, да? — Нет. — И с каких пор ты стал таким благородным? — У меня нет палочки, Гермиона. Маленький укол вины в груди за то, что забыла об этом. В который раз?.. — В таком случае у меня для тебя плохие новости — я не собираюсь откровенничать. И если уж ты настолько самоуверен… И считаешь, что мои «большие лживые глаза»… — Ты как открытая книга, Гермиона, — Люциус перебил её. И хорошо. — Для меня. — Зачем же ты тогда мучаешь меня допросом? Если тебе и без того всё ясно? — Напротив, ничего не ясно. — Не можешь прочесть открытую книгу? — Всё не так просто, дорогая. Ты как книга на непонятном языке. Видно всё, но разобраться самому практически невозможно. — Я устала от объяснений. Гермиона вновь спрятала лицо в мягкой подушке. Боже, неужели она никогда не сможет чувствовать себя свободной? Счастливой, ни от кого не зависящей, как птица в небе? «А я ведь даже на метле летать не научилась, какая из меня птица?» — подумала, шмыгнув носом. И тут же ощутила мягкое прикосновение — Люциус легонько погладил её по плечу. Вопреки здравому смыслу, Гермиона чувствовала себя в безопасности. Господи, почему? Почему с ним? Потому что он пришёл однажды на порог её квартиры? А если бы к ней тогда заглянул кто-то иной? Что, она бы сейчас бессознательно нуждалась в другом человеке, а о Люциусе Малфое и не вспоминала бы? Нет, точно нет. Гермиона знала, что такая близость за столь короткий срок у неё могла возникнуть лишь с Люциусом. И она благодарила высшие силы за то, что этот мужчина увидел, как она выходит из Мунго и направляется домой. За то, что у него хватило отваги (которой слизеринцы обычно обделены) постучать в её дверь. За то, что у неё после расставания с Роном осталась пустота в душе, которую необходимо было заполнить. За то, что Люциус чутко спал и услышал однажды её крики во сне. За его тепло, которое он щедро дарит ей. За всё, что сделал в последние недели. — И не надо ничего объяснять. Поделись, — прозвучал его голос совсем рядом с ухом. — Можешь оставить себе свои загадки, когда-нибудь я выучу твой «язык». А сейчас мне надо, чтобы тяжёлые думы не портили твой сон. — Люциус, — сказала Гермиона, тихонько всхлипнув. — Я не могу, тебе не надо знать… «Он же натворит глупостей, это в лучшем случае. А в худшем — сделает что-то совершенно непоправимое, и мне придётся скрываться от авроров вместе с бывшим Пожирателем…» — Ошибаешься, мне очень надо знать обо всём, что касается тебя. Пока у меня непозволительно мало данных. Давай подумаем… Так, я знаю, что ты ешь овсянку или мюсли на завтрак. Знаю, что ты любишь спать, когда за окном светло, но не можешь себе этого позволить. Знаю, что ты слишком сильно любишь свой растянутый синий свитер с дурацким орнаментом и носишь его дома, даже когда тепло. Свитер и босые ступни — кто ещё так… — Эй! Если ты не мёрзнешь, это вовсе не значит, что я тоже… — Также я знаю, что ты очень боишься оставаться одна. Но ещё больше тебя пугает необходимость рассказать кому-то о своём страхе. И я знаю, что ты, Гермиона Грейнджер, расскажешь мне сейчас о том, как ты провела сегодняшний вечер. — Ты, как всегда, излишне самонадеян. — Я слушаю. И она вывалила на него всю историю, приправив её всхлипами, а завершив умеренными рыданиями. Люциус ни разу не перебил её — ни гневным восклицанием, ни эмоциональным жестом. Его сдержанное молчание и внимательный взгляд давали ей силы продолжать говорить, до самого конца. Слово за словом. — Я убью его, — пугающе серьёзно заявил Люциус, как только она умолкла. Сердце Гермионы забилось в несколько раз быстрее. И почему она такая болтливая? Разве нельзя было просто сохранить секрет? Или убедительно соврать? — И загремишь в Азкабан, — сказала она, сжав его ладонь в своей. — Плевать. — А мне — нет. Хочешь оставить меня одну? — Хочу отправить этого гриффиндорского ублюдка к праотцам. — …а потом оказаться за решёткой и оставить меня одну. Я верно поняла? — Гермиона… — Я помню, как меня зовут. А тебе стоит помнить, что ты не один. Сделай хоть раз что-то персонально для меня, Люциус. Пожалуйста, забудь о том, что я тебе рассказала, и ничего не предпринимай. — Не могу. — Нет, ты просто не хочешь. Подумай… Идти на поводу у эмоций, делать то, что говорит тебе злость — это всегда капитуляция. Куда сложнее поступать правильно. — Дело в том, что правильно будет как минимум покалечить этого юнца, а не позволять ему разгуливать на свободе. — Он не представляет угрозы, я ведь стёрла ему память. Нам давно пора спать… — и она ушла в ванную, где долго отмокала в горячей воде с пеной и солью, надеясь, что всё будет хорошо. * * * Наутро, едва встав с кровати, Гермиона достала из тумбочки свой блокнот и старательно вывела там несколько пунктов: 1) Проконтролировать Люциуса. Он не должен попасть в беду. 2) Сделать так, чтобы ситуация с Оливером больше не повторилась. Никогда. 3) Не думать об этом слишком долго. Всё закончилось. Лишь поставив финальную точку и захлопнув блокнот, Гермиона заметила, что Люциус проснулся. — Доброе утро… «Если скажет что-нибудь про убийство или любой другой способ мести, я свяжу его и не выпущу из спальни до самого Рождества». — Ты когда-нибудь задумывалась о том, что после смерти жизнь продолжается, только уже без тебя, — проговорил он. Что ж, весьма оригинальная мысль для только что проснувшегося мужчины, не дожившего и до пятидесяти. — Но я не умер, Гермиона. А всё проходит мимо. — Не всё. Я рядом. — Только ты… И за исключением тех моментов, когда вдруг решаешь мучить меня неведением. Пропадаешь, а возвращаясь — молчишь обо всём. В остальном, может, ты и рядом. — Я лишь не хотела, чтобы ты беспокоился об этом, — проговорила Гермиона, а в груди у неё в тот момент словно сжался большой кулак, обхвативший гигантскими пальцами все её внутренности. Все её чувства. Больно. Совесть или стыд? — Разве я могу…