За стеной

Но ведь всегда найдёшь, в кого влюбиться, и всё будет в порядке. Влюбляйся, только не позволяй им портить тебе жизнь. Эрнест Хемингуэй. «Трёхдневная непогода» * * * «Что ж, поздравляю, тебя уже оставляют одного в квартире. Либо эта девчонка настолько тебе доверяет, либо она невероятно глупа. Но ты ведь точно знаешь, что второе предположение неверно. Гермиона Грейнджер умнее большинства людей, с которыми тебе доводилось иметь дело», — говорил Люциус самому себе, меряя шагами гостиную. Позавчера он пришёл к порогу её квартиры и рискнул постучаться в дверь. Нет, не потому что такой храбрый, просто не видел на тот момент другого пути. Безвыходная ситуация — неплохой мотиватор. Вчера она провела дома почти весь день, потратив уйму времени на то, чтобы кое-что ему растолковать. Назовём это «Курсы по выживанию в условиях маггловской квартиры». И уже сегодня с утра Гермиона заявила ещё не отошедшему ото сна «гостю», что ей пора на работу. «Буду ближе к шести, постарайтесь ничего не сломать», — сказала она и ушла. Как только дверь за ней закрылась, Люциус сразу ощутил внутренний дискомфорт. Как там говорят, «чувствуйте себя, как дома»? Так вот, он был абсолютно уверен, что находится в гостях, причём не у самых радушных хозяев. Казалось, вот-вот кто-нибудь выйдет из-за угла и, выразительно поглядев на часы, протянет: «А не пора ли вам домой, мистер Малфой? Что-то вы засиделись». Проблема заключалась в том, что дома у Люциуса теперь не было, имелась только эта самая квартира — место, где ему позволили находиться до поры до времени. Хорошо бы Гермиона поскорее вернулась (сколько там осталось до шести, часов семь?), потому что, когда она поблизости, он не чувствует себя настолько неуместным. «Не обманывай себя, ты здесь никогда не будешь к месту, независимо от того, дома Гермиона или нет», — заметил внутренний голос, и Люциус не нашёл чем возразить. Как нечего ему было противопоставить и лёгкой панике, которая так и норовила его охватить. Да, он боялся. А что? Страх неизведанного — это нормально, будь то хоть дементор, хоть василиск, хоть маггловская квартира. Люциус прошёл в кухню, сделал себе хлопья с молоком (вполне съедобные, кстати, хотя на первый взгляд — что-то невразумительное в тарелке, а не завтрак) и, усевшись за стол, начал размышлять. У него имелось много вопросов, и он мог думать над ответами, изводя себя беспочвенными тревогами, аж до самого вечера. Вопросы были из разряда «А что, если?..» К примеру, Люциус не знал, что делать, если кто-то начнёт стучать в дверь. Об этом Гермиона ничего не говорила. Открыть? Нет, это исключено — кто бы ни заявился в гости, вряд ли он готов увидеть по эту сторону двери бывшего Пожирателя. А если придёт кто-то излишне настойчивый? Будет стучать, стучать… Нет, даже не так, тут есть звонок, и, наверное, его трель сложнее игнорировать. К тому же при желании дверь можно и выломать. «А что, если кто-то разведал, что я здесь, и собирается отомстить за все мои прегрешения?..» А если кот на него набросится? (Неспроста же так недобро поглядывает время от времени!) Хотя с виду Косолапус был совсем не глупый, относительно спокойный, и вроде за ним не водилось привычки кидаться на людей беспричинно. «Но ведь этот умный и рассудительный кот вполне может найти вескую, по его мнению, причину наброситься на тебя, так что не давай ему повода», — предостерегал внутренний голос. Но больше всего Люциус боялся, что не сможет сделать что-то элементарное, и Гермиона об этом узнает. «А что, если она решит, что я — совсем никчёмный?..» Он так и слышал её голос (с нотками разочарования и недоумения): «Что, вы не смогли открыть окно и разбили стекло? Да как такое вообще возможно?» Или: «Как это вы заказали еду, но побоялись открыть дверь доставщику? Так вы были голодны или нет, мистер Малфой?» Либо: «Только не говорите, что не понимаете, как пользоваться выключателем! Просто нажимаете — и всё… Это проще, чем элементарный Lumos, к которому вы так привыкли!» Да, за долгие сорок шесть лет жизни Люциус так сроднился с магией, что и не замечал, как часто пользуется палочкой. Впервые он обратил внимание на свою зависимость от волшебства (свойственную, пожалуй, всем магам в большей или меньшей степени), когда Тёмный Лорд отобрал у него палочку. Но в то время Люциус жил в мэноре, где домовые эльфы спешили выполнить все его приказы, стоило только щёлкнуть пальцами. А сейчас… Сейчас он должен научиться выполнять работу домовиков, примерить на себя их «шкуру» (точнее, наволочку), а это было ох как непривычно. Что уж говорить, даже в Азкабане подавали готовую похлёбку (пусть и есть её можно было лишь от страха голодной смерти), а тут — Мерлин, ему что, действительно придётся готовить для себя? Опустошив тарелку с хлопьями, Люциус отбросил на время свои тревоги и решил немного почитать. Ещё позавчера Гермиона вручила ему стопку книг маггловских авторов («Читайте, мистер Малфой, они очень интересные, а если что-то будет непонятно — спрашивайте»), благодаря которым он должен был окунуться в тот мир, в котором вынужден сейчас существовать. Вот только на деле оказалось, что непонятно ему слишком многое. Впору бы кому-нибудь заняться изданием маггловских книг с кучей пояснений в сносках — специально для недогадливых чистокровок вроде Люциуса. С первой книгой ему повезло, там всё оказалось предельно ясно. Это была небольшая притча о старом рыбаке, который несколько дней боролся с попавшейся на его крючок огромной рыбой и вроде даже взял над ней верх, но тут на его добычу позарились акулы — и на берег рыбак вернулся лишь с костями. Тут было над чем задуматься. «Старик переоценил свои силы и остался ни с чем. А ты, Люциус, справишься ли ты? Всё это, жизнь в маггловском мире — не непосильная ли это ноша для тебя?..» Но вот та книга, что он начал читать вчера вечером, заставила его недоумевать. Герои там хоть и считались магглами, но один мужчина каким-то образом использовал Imperius, а его дочь, маленькая девочка, могла поджигать силой мысли. И всё это благодаря какому-то препарату. Совершенно непонятно: если у магглов есть возможность овладеть волшебством, сделав одну лишь инъекцию, то почему они до сих пор живут своей скучной жизнью? Гермиона на это ответила: «Это всего лишь фантазия автора, мистер Малфой, не забивайте себе голову. Такого препарата не существует». Вот только по книге этот эксперимент тоже был засекречен, и ни один посторонний маггл (то есть человек) о нём не знал. Может ли случиться, что так называемые простецы разовьют свою науку настолько, что смогут освоить волшебство? Глупость, конечно. Только вот из-за этой глупости Люциус прошлой ночью больше часа проворочался на диване, пытаясь уснуть. А сегодня, осилив ещё пару глав, он отвлёкся на посторонние мысли, откинув голову назад. Глядел на потолок, отмечая, что сейчас он светло-серый, а вчера утром, когда погода стояла более ясная, его цвет был ближе к белому. Больше всего в квартире Гермионы Люциусу нравилось освещение — переменчивое и ненавязчивое. За последнее время он понял, что лучший свет — тот, на который не обращаешь внимания. Попробуй не заметь, что в Азкабане кромешная тьма большую часть времени, да изредка пробьётся луч света. Или попытайся проигнорировать огромные светящиеся шары в палате Мунго, которые гасят только на ночь. Тут же всё было переменчиво, и Люциусу это казалось занятным. Надо же, как мало ему теперь надо для развлечения. Вышла бы неплохая рекламная акция: «Азкабан — мы научим вас радоваться мелочам! Любое место после наших камер покажется вам райским уголком!» Хотя… вряд ли кто клюнул бы на такое. Ещё Азкабан научил Люциуса по-настоящему ничего не делать. Нет, не заниматься ерундой, убивая время, а не делать абсолютно ничего. Теперь он с лёгкостью мог абстрагироваться от окружающей действительности и погрузиться в свои мысли — хоть на пять минут, хоть на час, хоть на весь день. Только вот сейчас от Люциуса такие умения не требовались, можно было спокойно читать или даже наблюдать за прохожими, глядя в окно. Собственно, этим он и занимался, когда Гермиона была дома и не горела желанием вести с ним диалог — старался не мешать ей своим присутствием. В те два дня, что он здесь пробыл, Гермиона просыпалась раньше него и сразу начинала бурную деятельность: бегала по квартире, кормила кота, готовила завтрак. Люциус, по возможности незаметно, поглядывал на неё — она вела себя как ни в чём не бывало. Никаких обвинений, недоверия, была лишь лёгкая отстранённость. Со стороны выглядело так, будто для неё не имеет значения тот факт, что Люциус был Пожирателем. Хотя тогда, в Мунго, она ясно дала понять, что не считает два года в камере достаточным наказанием для него. С чего такие перемены? «Ты настолько жалок, что обвинять тебя в чём-то — просто смешно», — говорил он сам себе, продолжая тайком поглядывать на Гермиону. Вчера утром после завтрака она убрала со стола, а потом долго стояла у раковины и мыла посуду, что-то напевая себе под нос. Люциус подумал было, что следует предложить ей помощь, но… Нет, он не мог даже представить себя с губкой и сковородкой в руках. Ему даже не были известны бытовые заклинания… А вот Гермиона, пожалуй, должна бы знать их. — Почему вы не используете магию для этого? — спросил Люциус. Она пожала плечами. — Это несложно сделать и самой. Немного успокаивает. Хотя в основном в домашних делах мне помогает палочка. — А вы не думали завести эльфа? — Это слишком опасно. — Я слышал, что далеко не все домовики сбрасывают люстры на своих хозяев. Гермиона смерила его строгим взглядом. «Точно… Добби был дружен со всей компанией Поттера. Если бы я ещё вспомнил об этом на минуту раньше…» — Вы меня поняли, мистер Малфой. Эльфа тут могут увидеть, услышать, дом как-никак маггловский. К тому же это противоречит моим принципам. Люциус смутно припоминал, что Драко как-то давно, приехав на каникулы, рассказывал ему про «чокнутую Грейнджер», которая «совсем ума лишилась» и «собирается всем домовикам раздать одежду». Да, об этом тоже следовало вспомнить чуть раньше. — А как насчёт маггловского эквивалента домовикам? — он не хотел прерывать разговор, хоть за минуту уже дважды сказал то, чего не следовало. — Нанять прислугу? Знаете, снимать маленькую квартирку в таком районе и при этом позволять себе тратиться на горничную... Со стороны это выглядело бы дико. И я не считаю, что мне нужна помощь, — резко закончила Гермиона. — О нет, — Люциус пошёл на попятную. — Я не имел в виду, что вы не справляетесь. Просто размышлял, как мне самому в будущем с этим всем разобраться… — Вы научитесь. Думаю, прислуга — это крайняя мера, — сказала она и ушла в гостиную, сверкнув пятками. Гермиона вечно бродила по квартире босиком. Часто Люциус невольно смотрел на её ступни и сам себе удивлялся. Что это — новый фетиш? Раньше он за собой такого интереса к женским ступням не замечал — Нарциссу босой видел только в спальне да в ванной комнате и никогда не придавал этому большого значения. Или дело тут не в самих ступнях, а в их обладательнице? Нет, вряд ли. Вчера вечером, когда Люциус только занялся чтением, Гермиона, к его удивлению, тоже устроилась в гостиной, сев в кресло по-турецки с книгой в руках (собрание клуба книголюбов, не иначе). Сперва он решил, что ему предстоит выслушать от неё очередную лекцию, но нет: она углубилась в чтение, даже не глянув на него. Наверное, привыкла проводить вечера в молчании. Люциус считал неестественным то, что такая девушка живёт одна. Он помнил обрывочные разговоры медсестёр в Мунго и полагал, что они с Уизли из-за чего-то расстались, причём совсем недавно, но Гермиона, казалось, сознательно отделила себя ото всех (всех, кроме него, Люциуса, по неведомой причине). «Да откуда тебе знать, с кем она общается, ты у неё живёшь только второй день…» — Как так вышло? — спросил он, хотя и не планировал начинать разговор. Чего только не сделаешь, чтобы заткнуть внутренний голос. — О чём вы? — Гермиона недоумённо посмотрела на него, оторвавшись от книги. Люциус поморщился. Он так долго был изолирован от людей, что уже и забыл, как нужно общаться с ними. — Как получилось, что вы живёте здесь одна? — Так мне никто не мешает. — И почему в таком случае вы впустили сюда меня? Опасный вопрос. Ей ничего не стоит ответить, например, так: «Если вас это интересует, мистер Малфой, можете убраться отсюда. Прямо сейчас». — Вы тоже не мешаете, — как-то безразлично протянула Гермиона и тут же снова уткнулась в книгу. Люциус последовал её примеру. * * * — И где, вы говорите, эта квартира? — Прямо за стеной, — Гермиона указала рукой вправо. — Что ж, это близко. — Зато не будет проблем с перевозом вещей. — Безусловно. Если бы у меня было что перевозить, я счёл бы это несомненным плюсом. Вообще-то, вещи у него были, пусть и немного. Гермиона купила ему кое-что ещё в первый день: несколько новых рубашек, брюки, шарф и даже бритвенные принадлежности. Хоть Люциус и успел привыкнуть к щетине, он оценил этот жест — гладкий подбородок ассоциировался у него с прошлой, счастливой жизнью. Что ж, скоро он сможет съехать. Эта была хорошая новость. Особенно потому, что она по-прежнему будет неподалеку. Жить рядом с волшебницей — это, конечно, не то же самое, что иметь возможность колдовать, но лучше, чем разорвать всякую связь с магическим миром. Магглорождённая Гермиона Грейнджер, живущая за стеной — вот и всё, что у него останется от волшебства. — В любом случае теперь вы можете не беспокоиться о жилье, — проговорила она и, не дождавшись ответной реплики, удалилась в спальню. Потом Люциус услышал шум воды в ванной, и через какое-то время Гермиона прошла мимо, тряхнув мокрыми волосами, и на него посыпались капли — как будто начался дождь. — Мистер Малфой, а что вы вообще умеете? — спросила она, устроившись на диване рядом с ним. — В смысле? — Ну, я подумала, что вам было бы неплохо найти себе какое-нибудь занятие, влиться в общество, так сказать. Вы могли бы устроиться на работу или стать волонтёром… Только не отказывайтесь сразу. Не стоит отгораживаться от магглов, они не так плохи, и чем быстрее вы это поймёте, тем лучше. — Я не имею ничего против магглов. «Теперь уже не имею». — Да, но и дружить с ними вы не спешите, как я заметила. Будете сидеть дома безвылазно — так и останетесь трясущимся от страха волшебником, да вот только без палочки. «Как она узнала, что я боюсь?» — Я вовсе не трясусь от страха. — Но вы не выходите на улицу. Сегодня весь день пробыли дома. — Я был занят другим, — Люциус сам не считал это оправдание убедительным. Он? Занят? Разве что бесцельное хождение по квартире можно считать занятием. — И у меня даже нет ключей, чтобы потом вернуться. — В следующий раз оставлю вам свои. — Но как же?.. — Он хотел спросить: «Как же вы сами откроете дверь без ключей?», но вовремя сообразил, что при помощи палочки с этим справится и первокурсник. «Браво, Люциус, ты уже мыслишь, как маггл». Благо Гермиона не заметила эту его оплошность (или тактично сделала вид, что не заметила). Только настойчиво спросила: — Так чем бы вы всё-таки хотели заняться? «Ничем». — Трудно сказать, — только произнеся эти слова вслух, Люциус осознал, что действительно не имеет ни малейшего понятия, в чём мог бы преуспеть. «Это моя жизнь, — подумал он. — Очень может быть, что единственная, и с каждым мгновением от неё остаётся всё меньше. И что я делаю? Все мои планы на будущее — это отрицание и побег от реальности. А если уж я решил жить, надо делать это по-хорошему». — Я подумаю над этим, — твёрдо сказал Люциус. * * * Кап-кап-кап. По оконному стеклу барабанили капли дождя, да так усердно, словно там, на карнизе, собрался отряд маленьких человечков с одной только целью — атаковать. Дождь лил с вечера, а сейчас уже близилась полночь, но Люциус всё никак не мог уснуть, ворочаясь на узком диване. Малодушно винил в своей бессоннице громко стучащие капли, хотя прекрасно понимал, что дело не в этом. Спать ему мешал не шум, а назойливые мысли и переживания. Прошло уже почти две недели с тех пор, как Люциус покинул Мунго, но определённости в его жизни не прибавилось. Он по-прежнему не выходил на улицу (хотя Гермионе говорил, что гуляет по городу едва ли не каждый день), всё так же не знал, чем будет заниматься, даже представления не имел (но при расспросах утверждал, что близок к тому, чтобы определиться). Но, по крайней мере, в квартире он освоился, и даже Косолапус, казалось, если и не принял Люциуса за полноправного жильца, то как минимум смирился с его присутствием. И Гермиона по-прежнему относилась к нему с подозрительным (хватит уже во всём видеть подвох!) участием. Подозрительным — потому что Люциус не мог понять её мотивов, ведь она не извлекала из своей помощи никакой выгоды. «Но ведь не все такие корыстные, как ты, верно?» Уже близился конец месяца, и Люциус морально готовился к переезду. Там, в новой квартире, ему никто не поможет, он будет один — как и в Азкабане. Но зато появится стимул для того, чтобы самому решать свои проблемы. К тому же, если вдруг что случится, всегда можно будет постучать (позвонить!) в соседнюю дверь. Только Люциус вспомнил о Гермионе, как из спальни, где она должна была уже видеть третий сон, послышались голоса. Точнее, один голос — её. «Помогите!», «Нет!», «Пожалуйста…» и что-то очень напоминающее приглушённые рыдания. Он быстро вскочил с дивана и вбежал в её комнату. Гермиона спала. И, судя по всему, видела обыкновенный кошмар. Только сейчас Люциуса посетила мысль: окажись там грабители, без палочки он мало что смог бы им противопоставить. Разве что это были бы магглы, но они и не смогли бы бесшумно проникнуть в спальню. А Гермиона всё извивалась на кровати. Руки сжаты в кулаки, глаза не просто закрыты — зажмурены. Определённо, сон был очень реалистичным. И отнюдь не приятным. — Мисс Грейнджер, — негромко проговорил Люциус, подойдя к кровати. Но она не услышала, и тогда он легонько потряс её за плечо. Гермиона вздрогнула, широко распахнула глаза и бросила на Люциуса непривычно испуганный взгляд. — Stupefy! — выкрикнула она, наставив на него палочку. Люциуса накрыла темнота — куда более густая, чем та, что окутывала комнату прежде. Он почувствовал удар. И тишина… «Она меня оглушила!» — эта мысль пришла одновременно с резкой болью от падения. «Конечно, Люциус, ты был прав: её совсем не волнует, что ты бывший Пожиратель Смерти. Ей всё равно. Никакой предвзятости». Из темноты мало-помалу начал просматриваться потолок — в привычном для ночи тёмно-сером свете. Потом его перекрыло испуганно-взволнованное лицо Гермионы. Люциус его видел, отчётливо различал шевелящиеся губы, но ничего не слышал. И не мог даже шелохнуться. Его взгляд упирался в Гермиону, он впервые видел её настолько близко, чувствовал её запах, заметил, что кожа у неё слегка блестит от пота… Взгляд остановился на ключицах. — Мистер Малфой… Мистер Малфой! Вы в порядке? — встревоженный голос прорвался сквозь завесу тишины. — Вы что, спите с палочкой в руках? — Нет… Она у меня под подушкой. Так как вы? — Никогда не чувствовал себя лучше. Гермиона выглядела такой расстроенной, словно он сказал: «Я умираю, и вы, мисс Грейнджер, тому виной». Люциус уже собирался встать, но она нагнулась над ним, её длинные волосы свесились ему на грудь. На нём были надеты лишь пижамные штаны, на ней — одна только сорочка. Люциус подумал было, что ситуация неоднозначная, но Гермионе, похоже, так не казалось. Она приложила ладонь к его лбу (зачем, он же ударился, разве мог от падения появиться жар?), потом взяла палочку и принялась шептать какие-то заклинания, после чего облегчённо вздохнула. — Вроде ничего серьёзного, — сказала она. — Я не хотела, простите… — Всё в порядке, — произнёс он, вновь глядя на её ключицы. Что поделать — они были прямо у него перед глазами. Хотя «в порядке» было не всё. Люциус почувствовал возбуждение от её близости, и если бы в комнате было чуть светлее, Гермиона бы это уже заметила. Понимая, что его, возможно, скоро «уличат», он заранее готовил оправдательную речь. «Вы очень привлекательны в этой сорочке». Дракл, да это не оправдание, а констатация факта! «У меня не было близости с женщиной больше двух лет». Опять. «А чего вы ждали, когда нависли надо мной почти без одежды в спальне посреди ночи?» Более-менее, но Гермиона вряд ли оценит. — Что вы вообще забыли в моей спальне? — спросила она, вероятно, не собираясь подниматься с пола и отходить от него. Люциус поддался порыву и, притянув Гермиону к себе, поцеловал её. Было слышно, как её палочка упала на пол. Он целовал её несколько долгих секунд, и она его не оттолкнула. Не отвечала, но и не выражала недовольства. Пока не выражала… «Сейчас она тебя прогонит. Сколько там осталось до переезда, неделя? Так вот, неделю будешь бездомным», — говорил себе Люциус. Но ведь оно того стоило, верно? — Что вы… что вы делаете?.. — Гермиона всё же отстранилась. — А вы сами-то как думаете? — Люциус сел на полу, теперь их лица были на одном уровне. Он приблизился к ней вплотную и провёл рукой по её щеке. Люциус даже не знал, что его больше удивляет: то, что он хочет эту девчонку, или же то, что она до сих пор не обвинила его в… в неприемлемом поведении. А если она не сделала этого до сих пор, то уже и не сделает, так ведь? Люциус придвинулся к ней ещё ближе, вновь поцеловал, и на этот раз Гермиона ответила ему. «А это точно не сон?» Тогда он уложил её на пол и, нависнув сверху, стянул с неё ночную рубашку. Гермиона была прекрасна. «Наверное, всё-таки сон». Хотелось исследовать её тело, каждый дюйм, дотронуться везде, где только можно — руками, губами, языком… Но Люциус не мог ждать, он хотел её. И знал, что она тоже хочет его. «Если я сплю, то, пожалуйста, не будите меня». Он готов был кончить в тот же миг, как вошёл в неё. Но усилием воли продержался достаточно долго, чтобы и Гермиона получила удовольствие. В какой-то момент она буквально завибрировала под ним, протяжно застонав, и Люциус последовал за ней. «Нет, не может быть во сне такого оргазма». Он перевалился на спину и лёг на пол рядом с Гермионой. Оба молчали. Потом она медленно встала и ушла в ванную, по-прежнему ничего не говоря. Было слышно, как зажурчала вода — шум душа теперь сливался со звуками дождя за окном. Люциус поднялся с пола и сел на кровать, ждал. Ведь если он уйдёт, это можно будет воспринять как побег. Кроме того, его мучило любопытство: как она к этому относится? Люциус лёг на кровать и задумался. Потом Гермиона вышла из ванной, молча забралась под одеяло прямо рядом с ним и посмотрела на него взглядом, в котором читался вопрос: «Вы что-то хотите сказать?» — В следующий раз надо будет сделать это на кровати, — проговорил он, тоже укрываясь одеялом и устраивая голову на мягкой подушке. Что и говорить, тут было куда удобнее, чем на диване в гостиной. — Тогда вы, возможно, не побежите сразу отмываться. Или мне принимать это на свой счёт? — С чего вы взяли, что будет следующий раз? — Ну, вы впустили меня в свой дом, потом в свою спальню, в свою кровать и даже в свою... — Я поняла, — Гермиона резко перебила его. — И что с того? — Вы впустили меня в свою жизнь, мисс Грейнджер, и за всё это время не попытались выгнать. Выходит, вас всё устраивает. — У меня складывается впечатление, что вы хотите, чтобы я от вас избавилась. — Вовсе нет. А вы этого хотите? Она помотала головой. — В таком случае — сладких снов, мисс Грейнджер. — И вам того же, мистер Малфой. * * * Проснувшись утром, Люциус не сразу понял, где находится. Большая кровать, женщина рядом — это было похоже на его пробуждения в мэноре на протяжении долгих лет. Только вот под боком в этот раз лежала вовсе не Нарцисса. Он присмотрелся к спящей Гермионе. Сейчас, когда её не мучил кошмар, она выглядела очень умиротворённо, и во сне её юность стала ещё заметней — лицо казалось едва ли не детским. «А ведь она и есть ровесница твоего сына». Люциус пропустил мимо ушей назойливый внутренний голос и вновь обратил свой взгляд к Гермионе. Что было примечательно — по утрам она выглядела ровно так же, как и когда возвращалась со смены, и так же, как перед сном. Раньше Люциус считал, что женщинам это не дано, что им необходимо провести перед зеркалом минимум двадцать минут, прежде чем выйти из спальни. Но Гермиона Грейнджер рушила эту теорию. Она открыла глаза и слегка испуганно посмотрела на него. Где-то он это уже видел… — Пожалуйста, давайте обойдёмся без боевых заклинаний, мисс Грейнджер. Вы ведь не станете нападать на безоружного? Снова? — Это была случайность, и я перед вами уже извинилась. — А я вас простил. — Очень благородно с вашей стороны. Но вы так и не ответили вчера, зачем вам понадобилось проникать в мою спальню посреди ночи. — Потому что вы позвали. — Что? Как я могла… — А что вам снилось, мисс Грейнджер? — Люциус не дал ей договорить. — Какая разница? — Вы кричали во сне. «Помогите». Вот я и решил вам помочь. — Это правда? — в её взгляде читалось сомнение. Не недоверие, нет, она просто обдумывала его слова. Возможно, пыталась вспомнить свой сон. — Можете напоить меня Веритасерумом, если вам так будет спокойнее. Но неужели вы думаете, что я настолько глуп, чтобы нападать на вас, да ещё и без оружия? — Я вовсе не считаю вас глупым. Просто это было странно, вот и всё. Что именно «странно»? Что он зашёл к ней? Что поцеловал? Или странным был секс? Или странно спать в одной кровати и, проснувшись, беседовать как ни в чём не бывало? Люциус приподнялся на кровати, прижал Гермиону к себе и поцеловал её. В утреннем свете это ощущалось немного иначе, казалось более реальным. Мало ли что творится в темноте — никто же не видит… Но вот после рассвета уже ничего не случается просто так. — Это тоже было странно? — спросил он. Гермиона ничего не ответила. Только отстранилась, натянув на себя львиную долю одеяла. Она задумчиво смотрела на Люциуса какое-то время, а потом вдруг придвинулась совсем близко к нему и спросила: — Откуда у вас это?..