Любовь, которую мы не знаем, или гарем одного падишаха

*** Каффа, 1510-й год*** Шехзаде Сулейман сидел в своих покоях и доделывал браслет из белого золота и с маленькими камушками топаза, аккуратно расставленными в ряд по всему украшению. Ювелирное дело стало любимым ремеслом голубоглазого Шехзаде, которым он занимался в свободное от управления санджаком время. Признаться, решение судебных и правительственных вопросов причерноморской провинции не доставляло Сулейману никакого удовольствия. Он понимал, что достоин гораздо большего, он умён не по годам и обучается политике до сих пор, но на данный момент он был ответственен именно за Каффу. А ведь если бы не дед Сулеймана, Султан Баязид II, решивший отдать полномочия наместника своему взрослеющему внуку, то Сулейман бы и дальше продолжил тухнуть в маленьком городке Болу, расположенном вблизи Стамбула, где на него были возложены лишь церемониальные функции. В дверь постучали, и с разрешения шехзаде вошёл стражник с докладом: — Шехзаде, пришла ваша фаворитка, Мюкриме-хатун. — Да, пусть войдет,- кивнув головой, ответил Сулейман. — Шехзаде,- поздоровалась девушка, сделав поклон, полный любви и обожания. Темно-русые волосы девушки были распущены. На голове красовалась корона в виде золотого венка и свисающей многослойной цепочки. Ее глаза были наполнены страстью и желанием оказаться в объятиях любимого. — Мюкриме, моя луна среди ночного небосвода,- сказал он, поцеловав в лоб девушку. — Как же я по вам соскучилась, Шехзаде. — Я был занят делами санджака, только сегодня освободился. Ты вся светишься от счастья, что случилось за эти несколько дней? Девушка улыбалась, но при этом, не забыв про должную для наложницы скромность, опустила глаза, и, будто бы зная тайну, которая навсегда изменит их жизни, сказала: — Я жду ребёнка. *** Айше Хафса-султан чувствовала себя неважно. Лёгкий кашель и головная боль сделали ее ночи бессонными. Тем не менее, дочь Менгли I Гирея старалась почаще видеться с детьми и заниматься делами того небольшого гарема, что был в ее распоряжении. Она размышляла о строительстве новой мечети в городе, как вдруг ее прервали: — Матушка, добрый день,— сонно проронила Хатидже-султан. — И тебе светлого дня, доченька. — На улице такая чудесная погода! Может, прогуляемся до озера?— предложила госпожа, названная в честь первой жены Пророка Мухаммеда. —Нет, крошка, сегодня никак. Пригласи Мюкриме, уж она точно не смеет тебе отказать. — Она сейчас в покоях брата, сообщает ему счастливую новость,— раздосадовано изложила султанша.— Вы уже знаете, что она беременна? — Конечно, Мюкриме заходила ко мне утром. Я сразу же отдала два распоряжения для Дайе-хатун. Во-первых, надо раздать пахлаву и щербет в честь столь долгожданного события. — А во-вторых?— С интересом спросила Хатидже. — Раз Мюкриме носит под сердцем малыша, ей нельзя делить ложе с моим сыном. Нужно выбрать ему новую фаворитку, пока Мюкриме не родит, да и к тому же, больше у него избранниц нет, — изложила Хафса-султан. — Госпожа,— вдруг неожиданно в комнатах оказалась Дайе-хатун,— я привела девушек, как вы и сказали. — Ты как всегда вовремя! Заводи их скорее же. В покои вошли две девушки, обе стройного телосложения и приятной внешности. Айше-Хафса подошла к первой из них. — Как тебя зовут, хатун?— — Дóбра, госпожа. — Ты родом из Валахии, верно? Раз тебя так зовут.— Рабыня в ответ лишь кивнула. Тогда наша султанша, покашляв, подошла ко второй девушке. Та имела необычайную внешность: голубые глаза, кудрявые волосы и стройную фигуру. — А что насчёт твоего имени, милая ? — Эта девушка уже приглянулась нашим госпожам. — Мелекджихан.— застенчиво вякнула девчонка. — Сколько тебе полных лет? Давно ты в гареме? — Хафса уже сделала выбор для сына в пользу последней наложницы. — Мне четырнадцать лет. Я приехать всего немного недель назад.— Хатун явно ещё не освоила турецкий. — Это дочь Карагеза Зардари Бея, албанского дворянина, знатного вельможи,—вмешалась Дайе.— Ее настоящее имя — Кадрия. Она прибыла как подарок для Шехзаде, с сёстрами, Кяусар и Мукаддес, но они гораздо младше. Они в качестве компаньонок приехали. — Что ж, отлично,— озвучила Хафса.— Готовьте ее для завтрашней ночи с моим сыном. И я думаю, дать ей новое имя. Отныне она Гюльбахар, что значит — весенняя нежная роза. *** Сулейман и его любимица гуляли по саду. Несмотря на зимнее время года, погода стояла тёплая. — Шехзаде, ты чем-то опечален?— Мюкриме обратила внимание на озадаченность господина.— Я в чем-то провинилась, да? — Нет, Мюкриме, дело совсем не в тебе. Я просто переживаю за своего отца, за будущее, которое нас с ним ожидает. Ситуация в стране совсем не простая, у отца появляется все больше разногласий с моим дедом, султаном Баязидом, и дядюшкой Шехзаде Ахмедом. Скоро прольётся очень много крови. — Сулейман, не думай о плохом. — Впервые за долгое время Мюкриме позволила себе назвать его по имени. Если раньше это было дерзостью, за которое можно было и получить наказание в виде удара по пяткам либо и вовсе ссылкой, то теперь Мюкриме беременна, и вместе с ее статусом вырос статус отношений с Сулейманом. — Иншаллах, все случится наилучшим образом,— и кивнула головой, указав на свой пока что маленький живот, после чего влюблённые рассмеялись, и решили вернуться во дворец. *** Прошло несколько дней. Гюльбахар готовили для ночи с шехзаде. За два дня до хальвета девушку намазали специальным средством, которое готовилось из медового воска и лимонного сока. Это делалось для того, чтобы убрать с тела девушки лишнюю растительность, если такая могла найтись. Затем калфы, окунув в воду, настоянной на лепестках фиалок, принялись за кожу Гюльбахар. Распаренную кожу начали тереть жёсткой щеткой. Такая процедура позволяет удалить омертвевшие клетки кожи и сделать ее более мягкой. Однако, процедура была настолько болезненной, что Мелекджихан-Гюльбахар начала ныть от боли. — Потерпи, ну чего ты, как маленькая,— начали возмущаться слуги. — Если хочешь, можем отправить тебя не к шехзаде, а за дворцовые ворота. Ты умеешь ладить с голодными злыми собаками? Претерпев все «прелести подготовки» к ночи «любви», на Гюльбахар надели платье зелёного, как молодая трава, цвета, и изумрудное ожерелье. Волосы решили не оставлять распущенными, а собрали в высокую причёску, выпустив несколько прядей на свободу. На лицо наложили пудру и лёгкий румянец. Наконец, хатун сопроводили в покои Шехзаде. — Гюрай-калфа, у меня земля из-под ног уходит,— пожаловалась Гюльбахар. — Соберись с мыслями, и не забудь про правила, чему тебя научили. Ну же, иди! Стражник открыл перед Гюльбахар тяжелую дубовую дверь. На расстоянии трёх вытянутых рук стоял Шехзаде Сулейман. Высокий, мускулистый голубоглазый брюнет, на котором сейчас была лишь простая белая накидка и ночные штаны. Тяжело сглотнув, Гюльбахар сделала пару шагов, и дверь захлопнулась. Девушка неловко опустилась на пол и поцеловала подол накидки Шехзаде, после чего он аккуратно взял ее за подбородок и разрешил подняться. — Как твое имя?—спросил томным голосом, прямо ей на ухо. — Я… Меня зовут… Гюльб… Гюль… Нет, кажется я Мелекдж, Мель… — бедная девушка настолько потеряла голову от Шехзаде, что спутала все кучу имён, полученных в гареме! Сулейман все ещё ждал ответа. — Простите меня, шехзаде, ради Бога! За мою жизнь мне дали столько имен, что я уже сама не знаю, как меня зовут. До приезда сюда меня звали Кадрия. Затем Дайе-хатун дала мне имя Мелекджихан. А неделею назад ваша матушка переименовала меня в Гюльбахар…— как же ей хотелось провалиться под землю в тот момент! Она уже совершила ошибку, даже имя собственное назвать не смогла. Настолько стало стыдно, что она закрыла лицо руками и начала вертеть головой от собственной глупости. У Сулеймана проявилась улыбка, которая переросла в смех и громкий хохот. Он не мог совладать с собой, представляя, как наложница разнервничалась. Затем, успокоившись, он взял Гюльбахар за руку, и притянув к себе, заключил в поцелуй. Снял себя накидку, он распустил причёску Гюльбахар, после чего, осторожно приподняв ее за талию, уложил на завышенную кровать.