Наблюдатель

На этот раз предчувствие посетило Алана. Это было предчувствие небольшого отпуска, которым обязательно ознаменуется окончание утомительного съемочного процесса. Как было бы здорово, обнимая утомленное тело Клео, строить планы на благодатную неделю, или даже две… Но почему-то он никогда не мог завести с ней этот разговор, словно язык отказывался произносить вслух мечты о будущем. Рикман надеялся, что, может быть, в тишине какого-нибудь безлюдного местечка ему удастся, наконец, сделать давно сформулированное признание, которое навсегда изменит их с Клео жизни, а то до сего момента это ему тоже не удавалось. Неужели то, что с ним сейчас происходит, и есть она – трусость старого холостяка? Он всегда ухмылялся про себя, когда видел проявление подобной слабости у своих друзей и знакомых или читал о ней в книгах, и вот сам попал в капкан. Всматриваясь в лицо Клео, когда она спала, доверчиво прижавшись к нему, Алан мысленно проигрывал разговор в деталях, стараясь предположить возможную реакцию Наблюдателя, услышать в воображении ее возможные ответы, отговорки и свои убеждающие аргументы. Каждый раз в мечтах он оставался победителем, а Клео – побежденной, но безумно счастливой. Только бы и в жизни получилось именно так. Господи, как бы я хотела разучиться читать мысли! Эти планы на будущее, это признание, эти мечты… Любая другая была бы счастлива, но только не я. Моя неизменная гордость от принадлежности к роду Наблюдателей серьезно поколебалась за месяцы общения с этим мужчиной. Никогда в жизни я еще так не хотела изменить свое прошлое, разрываясь между двумя желанными вариантами развития событий: никогда не становиться Наблюдателем или никогда не встречать Алана. Это было страшно – все знать и делать вид, что ничего не знаешь. Это было жестоко – ВСЕ знать и давать Рикману надежду на совместное будущее. Но я не смела уничтожить эту надежду, не могла быть столь безжалостной. Еще никогда мне так не хотелось, чтобы сбылись мечты другого человека. И маги бывают в заколдованном кругу, не ограничивающем тело, но опутывающем разум. Это был последний день съемок, последний день работы актерского состава. Дальше предстояла работа компьютерщикам, монтажерам и прочим специалистам, призванным придать совместному детищу съемочной группы «товарный вид» для представления на суд зрителей. Конечно, могла бы возникнуть возможность в пересъемках отдельных эпизодов, но вероятность подобного в сценах с участием профессора Снейпа была столь мала, что Рикман уверенно мог заявить: «Сегодня последний день съемок». Это был первый день, когда Клео пришла в павильон со своими вещами, исключая момент первого появления Наблюдателя в студии. Похоже, не один Алан обратил на это внимание. Недоуменные взгляды провожали девушку с рюкзаком через плечо. Клео держалась бодро, даже слишком бодро, чтобы можно было поверить в ее жизнерадостность. В глубине ее глаз прочно обосновались видимые только Алану грусть и печаль. Неужели ей так жалко, что фильм снят, что предстоит расставание со съемочной группой? Она, конечно, сдружилась со всеми, но так грустить, зная, что через несколько месяцев встретишься с ними же вновь на съемках продолжения… И тут Рикмана посетило еще одно предчувствие… Оно постепенно перерастало в уверенность, когда он из дверей гримерки следил за Наблюдателем. Ее блуждающий взгляд, бесцельно перескакивающий от лица к лицу, от предмета к предмету, ее пальцы, периодически дотрагивающиеся до реквизита, объятия с Мэгги Смит, Элеонорой и некоторыми другими членами съемочной группы – так себя ведут, когда уходят насовсем. В это мгновение Алан вспомнил то, что забылось в череде сменяющих друг друга событий – Наблюдатель была здесь на работе. Мало того, что сегодня с окончанием съемок ее работа будет считаться выполненной, так еще и никто, кроме ее начальника – Каиса – не знает, каким будет следующее задание. А что если ее отправят туда, где Пазузу и его приятели? Это машинальное проявление заботы заставило Рикмана стиснуть зубы, он все еще автоматически считал Клео своей второй половинкой и стремился ее опекать. Его мечты и надежды на будущее, точно лопнувшие воздушные шарики, хаотично метались из стороны в сторону, постепенно опускаясь с небес на землю, как и их владелец. Крис подошел ко мне, когда я в гордом одиночестве стояла в самом темном углу павильона, чтобы никто не видел чувств, отражающихся на лице вопреки моим желаниям, и сказал: - Значит, сегодня? - Ты же знаешь, твои слова «Мы сделали это!» означают, что мое задание выполнено. - И ты не сможешь задержаться хоть на пару дней? - Увы… - Ну почему Каис никогда не позволяет Наблюдателям оставаться на монтажные работы и заключительную вечеринку? - Потому что дальше магии уже не будет, будут технология и простая жизнь, магическими нарушениями в которой занимаются совсем другие Наблюдатели, не обязанные лично присутствовать при устранении проблем. - Передавай ему привет и обязательно напросись в Наблюдатели ко мне на съемки продолжения. - Если ты знаешь Каиса, то понимаешь, сколь бесперспективны твои пожелания. Мой ранг среди Наблюдателей обязывает меня быть там, где опаснее всего, и твоя компания на тот момент может не соответствовать предъявляемым требованиям. - Брось, ведь и тебе очень хочется вернуться. Почему бы не взять на себя всю серию фильмов про Гарри. Поверь, это будет не легче, чем «там, где опасней всего»! Я усмехнулась. Крису не нужно было меня уговаривать, мои тайные желания дословно повторяли его предложения, но договориться с Каисом все равно, что выпить море. Думая, что разговор окончен, я удивилась, заметив Коламбуса все еще рядом. В его глазах я прочитала вопрос, тревожащий меня не меньше. - Алан знает? – тихо спросил режиссер. Я отрицательно покачала головой, не в силах произнести ни слова. В горле сжалось так, что я даже дышала с трудом. Старательно откладываемый тяжелый разговор с Рикманом дамокловым мечом висел надо мной последние несколько дней, и вот уже не было ни одной отговорки для еще одной отсрочки. Весь сегодняшний день я откровенно избегала его общества, не предполагая, на какую причину он спишет мою отчужденность. Конечно, я могла бы просто исполнить его желание и разблокировать воспоминания прошлых встреч, из которых он бы вспомнил, что я всегда уходила в этот день. Подобное обстоятельство сильно облегчило бы мою участь, но навсегда лишило бы меня самоуважения. Этот раз напрочь отличался от предыдущих. Сейчас я уходила не от банальной влюбленности или исключительного собеседника, я уходила от безумно любимого человека и не могла предать его тривиальным переводом стрелок на прошлый опыт. Прожитыми вместе днями, наполненными любовью и счастьем, он заслужил мое уважение, мою честность. Он заслужил право видеть мои глаза в момент расставания. И все-таки судьба смилостивилась надо мной, позволила не убивать надежду и чувства Алана своими собственными руками. Когда в конце дня Рикман сам подошел ко мне, я поняла, что он догадался. Эта обреченность в его глазах будет преследовать меня до последнего дня жизни. Я жалела, что позволила ему полюбить меня, я жалела о том, что сама безрассудно полюбила его. Я жалела обо всем, и в то же время я не жалела ни о чем. Он тоже не жалел, я поняла это по прикосновению его руки: ласковому, прощающему. -Когда это случится? – спросил он, поглаживая мое лицо. - Скоро. Когда Крис официально объявит об окончании съемок, — я старалась в мельчайших подробностях запомнить эту незамысловатую ласку, чтобы потом черпать утешение в воспоминаниях о ней. - Значит, прошлая ночь была для нас последней? Нет, не отвечай, я сам должен был догадаться. Это была наша лучшая ночь, она не могла быть обычной, только прощальной. О, если бы я вчера понял это… - Ничего бы не изменилось. - …я бы тогда набрался смелости и сказал, что люблю тебя! - Прошу тебя, не надо. После расставания ты, в отличие от меня, не вспомнишь о своем признании. Не обрекай меня на еще большие страдания. Он закрыл глаза, осмысливая услышанное. - Не стирай мне воспоминания, — наконец, произнес он с видом утопающего, цепляющегося за соломинку. - А ты уверен, что им есть место в твоей обычной жизни, жизни без меня? - Для воспоминаний о тебе я всегда найду место. Не стирай! - Я и не собираюсь этого делать, просто кое-что на время заблокирую: битву с демоном, сеанс демонстрации, наши милые беседы… - И наши… - Да! – я не дала ему договорить, мне было слишком тяжело услышать из его уст еще одно напоминание о ночах, проведенных вместе. - Что же мне останется? - Надежда, что Наблюдателем следующего твоего фильма тоже буду я. Резкий хлопок в ладоши, произведенный Крисом, неотвратимо утверждал, что наше время истекло, дальше будет мое время и его время. Мне следовало поторопиться. Не обращая внимания на сотни устремленных на нас глаз, я всем телом прижалась к Алану, обняла и поцеловала. Рикман постарался вложить в этот последний поцелуй всю свою любовь, как последний довод, имеющий возможность переубедить Клео, заставить Наблюдателя не блокировать его воспоминаний. Он слишком хорошо знал, что это ничего не изменит, но не мог поступить иначе. Когда Клео отстранилась от него, Алану показалось, что он потерял частицу своей души. - Прости, — прошептала она, и Рикман понял, что извиняется девушка отнюдь не за прилюдный поцелуй. Он провожал ее глазами в абсурдной попытке запечатлеть в себе ее образ. Алан Рикман смотрел на захлопнувшуюся дверь. Чего, спрашивается, он на нее уставился? Ощущение чего-то важного, существенного, но забытого не покидало его до того момента, когда он заснул. Во сне он видел высокую стройную девушку с серо-зелеными глазами и длинными волосами цвета меда, которая уходила от него в пустоту. Она была ему жизненно необходима, но ускользала от него раз за разом, шла быстрее, чем он бежал. Когда она окончательно исчезла из вида, Алан проснулся. Он не помнил, что ему снилось. Я уходила. Одна. Так всегда было и так всегда будет. Никто не мог уйти со мной, и я не могла ни с кем остаться. Даже с человеком, звавшим меня из пустоты за спиной. Я заблокировала ему память, иначе и быть не могло. Как бы я к нему ни относилась, как бы тяжело мне не было, но оставлять такие воспоминания я не имела права. Наши чувства и общие воспоминания я сохраню в себе до следующей встречи, и тысячу раз подумаю, прежде чем вернуть их при случае. У него своя жизнь, своя любовь в этой жизни, свое счастье на каждый день. А какое счастье у меня? Что есть у меня в этой жизни, кроме работы Наблюдателя? Ничего. Нет, не так! У меня есть НАШИ воспоминания, а это многое значит. Разве я не права?