Давай согреемся?

      … Ванда замерзала… Замерзала от кончиков пальцев до самого дальнего уголка её души. Сколько ей лет? Двадцать? Тридцать? Тысяча? Пожалуй, она уже сбилась со счету. Да и какой к чёрту в этом смысл — считать годы жизни, если она, жизнь, уже ничего не стоит? Казалось бы, жизнь мисс Максимофф не была счастливой и радужной, уж слишком много она потеряла. Сначала родители, затем Пьетро. И едва только израненная и измученная душа Ванды стала согреваться о бесконечную и такую настоящую любовь Вижина, как Танос отобрал у неё и это. И вот теперь Ванда даже в самый зной ощущала холод. Этот бесконечный холод преследовал её повсеместно. Даже близкие друзья, те, кто из Мстителей выжил, не могли согреть её… Хотя Ванда видела, что они искренне стараются поддержать и дать хоть каплю надежды и веры в лучшее. Но это не спасало. Ванда уже не плакала. Не могла больше плакать. Просто не спала ночами, думая о том, что в жизни сделала не так. Почему кто-то бесконечно заставляет её страдать? Почему всё время у неё забирают то, что она так любит? Временами Ванда приходила к выводу, что близких и любимых людей губит она сама. Что сам факт нахождения рядом с ней отправляет родных в мир иной. Потом её озаряла мысль о том, что все эти потери посланы ей для того, чтобы понять: она воин. Её предназначение — война. Со злом и самой собой. Что все смерти нужно принимать как данность. Что остаток своей жизни, сколь короткой или длинной бы она ни была, ей нужно провести в одиночестве. Ванде не доставало сил принять одиночество. Ей хотелось быть счастливой. Но потерять кого-то ещё она уже не сумеет. И не хочет. Клинт Бартон, единственный близкий друг Ванды, всегда старался быть рядом. Раз в месяц он приезжал к ней домой, помогал собрать чемодан и на неделю забирал девушку к себе домой. Жена Бартона и дети радовались её визитам. Ванда за эти семь дней немного оживала. Но стоило вернуться в уютную квартирку в Бруклине, как сердце Алой Ведьмы начинало ныть от тоски по милому нечеловеку, который был умнее, нежнее, добрее и милосерднее всех людей, с которыми сталкивалась Ванда. Вижин был огромной любовью Ванды, её дыханием и жизнью. Она никогда не говорила ему об этом, но Вижин всё сам прекрасно знал. И его объятия были такими уютными и трепетными, что девушка никогда не задумывалась откуда в нем столько нежности и безусловной любви…«Будь сильнее всех потерь, Ванда». Эту фразу из раза в раз ей повторял Бартон. Сначала Ванда прислушивалась, старалась быть сильнее. Но со временем перестала. — Легко тебе говорить, Клинт, ты никого не терял, — шепнула Ванда, разглядывая их с Вижином фото. Наступила очередная неделя визита к Клинту. Ванда не могла представить, что месяц пролетел так быстро. — Ты уверен, что уже пора ехать? — тихо спросила девушка, аккуратно складывая вещи в сумку. — Да, милая, уже пора, — так же тихо отозвался мужчина. — Дети соскучились. — Хорошо, — сказала Ванда, уложив ещё одну футболку в сумку. Затем подошла к их с Вижином фото и шепнула: — Не скучай, родной… Скоро я буду дома. Клинт открыл было рот, чтобы сказать подруге о том, что прошло слишком много времени и пора бы прекратить убиваться, но глядя с какой нежностью она смотрит на изображение на фото, понял — её раны не зажили. И вряд ли заживут. В такие моменты он чувствовал отчаяние. А он ненавидел это чувство. Дорога заняла час. Усевшись на заднее сидение и разглядывая мелькающие перед глазами виды, Ванда задремала под рокот мотора. Ей снился Пьетро, родители и Вижин. Они все вместе сидели за огромным обеденным столом в Заковии, мама испекла фирменный пирог. Пьетро с одобрением смотрел на чудаковатого избранника сестры, родители пребывали в замешательстве, но, скорее, относились к возлюбленному Ванды с интересом и уважением. Ванда была счастлива… Сон девушки прервался из-за того, что кто-то толкал её в плечо. — Мы приехали, — сказал Бартон. — Идем, Лора уже ждет. В доме Бартонов сегодня необычайно шумно. К ним в гости наведались Сэм с Баки и Брюс Беннер, всеми любимый «малыш Халк». Дети запрыгнули ему на спину и, весело хохоча, катаются на массивной зеленой спине. Сэм о чем-то болтал с супругой Клинта, а Баки, как бывало и раньше, сидел в дальнем углу зала, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза.       — Эй, ребята, смотрите кто приехал! — весело воскликнул Сэм, увидев вошедшую Ванду. — Привет!       — Ванда, — подал голос Брюс, осторожно сняв со спины детвору, — я рад, что ты приехала. Мы давно не виделись…- Давненько, — тихо отозвалась она.- Я как-то наведывался к тебе, но ты не открыла, — виновато продолжил Беннер. — Видимо, тебя не было дома и мне не стоило приходить без предупреждения… Просто мне хотелось узнать, всё ли у тебя хорошо.       — Ни черта у меня не хорошо, Беннер, — ледяным голосом ответила Ванда. — Как будто ты не знаешь. Подняв с пола сумку с вещами, Ванда стремительным шагом пошла в комнату, в которой всегда останавливалась у Клинта.       — Брюс, ну мою-то мать! — закатил глаза Бартон.       — Слушай, я правда хотел убедиться, что с ней всё в порядке. Мне жаль малышку… Столько потерь. Она ведь совсем одна! — Беннер посмотрел в сторону, где скрылась девушка. — Я понимаю, как ей больно.       — Нужно пойти и поговорить с ней, — шепнул Бартон, похлопав друга по плечу. — Скоро вернусь.       — Оставь это мне, Клинт, — подал голос Барнс. — Помоги лучше жене.       Поднявшись со своего места, мужчина направился на второй этаж, к комнате Ванды. Остановившись у двери, он постучал.       — Привет! Это я, Баки. К тебе можно? — не получив ответа, Баки толкнул дверь и вошел внутрь. В комнате было темно — Ванда плотно задернула шторы. Казалось, что внутри никого нет, но только копна рыжих волос выдала присутствие девушки.       — Я присяду, не возражаешь? — интересуется Баки, хотя знает, что Ванда не ответит. — Знаешь, я тоже люблю тишину и темноту. Тогда создается впечатление, что ты умер и уже никогда не будет больно.       — Ты ничего не знаешь о боли, Барнс, — шепчет Ванда, утирая выступившие слёзы. — Совершенно ничего. Ты никого не терял.       — Кроме самого себя, — с легкой улыбкой поправляет он. — Но в целом — да, я никогда никого не терял.       — Зачем ты пришел? Что, ты тоже будешь меня учить жизни? Скажешь, что уже пора бы всё забыть, да? — выпаливает Ванда, вглядываясь в глаза мужчины.       — Нет, — невозмутимо отвечает тот. — Я ничему тебя учить не буду. Ты взрослая девочка и сама решишь, когда нужно прекратить страдать.       — Тогда я ничего не понимаю… — Просто я не хочу умирать, — спокойно отвечает Баки. Встает, подходит к окну и раскрывает шторы. — Хотя, если подумать, то я черти сколько лет уже покойник. Мне уже, пожалуй, больше ста лет. Но я всё ещё молодо выгляжу, силы мои огромны и мой друг, проживший славную жизнь и боровшийся со злом… он просил меня быть лучше, чем вчера. И я, как могу, выполняю его просьбу.       Когда Стива не стало, я решил, что пора бы и мне уйти. И в этот раз навсегда. Но костлявая никак не приходит. Некоторое время назад я проснулся утром и не увидел света, потому что шторы также плотно были задернуты. И, можешь ли себе представить, испугался не на шутку. Первая мысль: неужели это всё? Неужели моя жизнь оборвалась? И только когда понял, в чем дело, я сорвал с окна эти дурацкие тряпки. Так я в первый раз за много-много лет впустил в комнату свет. И пообещал себе, что в моей жизни больше никогда не будет темноты.       — А я хочу умереть, Баки. Если бы ты знал, как я хочу умереть!.. — сквозь слёзы воскликнула Ванда. — Я хочу умереть, Барнс! Хочу умереть!       Баки подошел к ней, сел рядом и легонько приобнял.       — У тебя нет выбора, кроме как жить, Ванда, — шепнул он ей на ухо. — Тебе доверена важная миссия — сохранить память о Пьетро, Вижине и всех тех, кого сейчас с нами нет. Только ты сможешь справиться с этим. Только ты и никто другой. Ванда рыдала у него на груди. Рыдала, как не рыдала уже давно. Она изо всех сил лупила его в грудь, плечи, кричала, а Баки просто держал её за руку. Прошло мучительно много времени, прежде чем Ванда успокоилась. Теперь она просто тихо всхлипывала, уткнувшись в грудь Зимнего Солдата.       — Прости, — шепнула Ванда. — Прости за мою истерику. Я стараюсь держаться, быть сильнее, но у меня не получается.       — Ты плохо стараешься, — отозвался Баки. — Прикладываешь слишком мало усилий.       — Мало? — переспросила Ванда, отстранившись от него. — Я прикладываю мало усилий?! Да что ты можешь знать о моих усилиях?       — Ну, вот. Ты снова допускаешь ту же ошибку. Оправдываешь себя, желая, чтобы тебя пожалели. Ты не настолько несчастна, Ванда. — Голос Баки теперь звучит холодно и отстраненно, с легкой нотой раздражения.       — Знаешь, когда ты пришел и завязал разговор, чего никогда раньше не делал, я удивилась и решила, что в тебе проснулось хоть что-то человеческое. Думала, что у меня будет кто-то ещё, кроме Клинта, с кем можно поговорить. Но нет. Я ошиблась. Ты решил побольнее ударить меня. Доломать окончательно. Этому тебя учили в Гидре? Ломать людей?       — Ты ничего не поняла, Ванда, — покачал головой Баки. Затем коротко улыбнулся и сказал: — Тебе нужно поспать. Через пару часов Клинт тебя разбудит и пригласит к столу.       Когда Барнс вышел из комнаты, Ванда подошла к окну. Она всё ещё чувствовала холод. Она чувствовала, что замерзает. Но что-то стало иначе… Ей вдруг показалось, что посреди ледника, в котором она живет уже долгое время, внезапно кто-то разжег костер. И тепло этого костра едва-едва долетает до неё. Когда через два часа пришел Бартон, чтобы пригласить Ванду ужинать, она по-прежнему стояла у окна.       — Ванда? — встревожено позвал Клинт.       — Я не заметила, как пришла осень, — не оборачиваясь, сказала она. — Я уже и забыла, какими красивыми бывают желтые листья… как вообще бывает прекрасен мир.       — Идем ужинать, милая, Лора уже накрыла стол, — не найдясь, что ответить Ванде, сказал Бартон. Девушка обернулась, кивнула и пошла вслед за другом.       В этот раз неделя пребывания у семейства Бартонов пролетела для Ванды незаметно. Вернувшись домой, она первым делом подошла к их с Вижином фотографии и сказала:       — Привет, милый! Я вернулась! Как ты тут? Мне кажется, у нас слишком темно. Ты не будешь против, если я открою шторы?       Бросив сумку на пол, она подошла к окну и распахнула шторы, запустив в квартиру теплые лучи осеннего солнца. Они проникали в каждый уголок её скромного жилья, наполняя светом.       — Я только сейчас увидела, какая у нас грязь! Пожалуй, стоит немного убрать. От такой пыли задохнуться можно, — сказала Ванда самой себе, направившись в кладовую. После уборки, занявший весь день, Ванда вышла на балкон. Настала ночь, яркие звезды мелкими бриллиантами рассыпались по небу. Серебристый полумесяц Луны украшал небесную картину. Прохладный осенний воздух словно отрезвлял. Почему-то в этот самый миг Ванде вспомнился их с Барнсом разговор. «У тебя нет выбора, кроме как жить, Ванда!», «Ты прикладываешь слишком мало усилий. Ты не настолько несчастна». Каждая сказанная ним фраза теперь звучала совершенно иначе. В каждом сказанном Баки слове теперь находился смысл. Ванда зашла внутрь, плотно закрыв балконную дверь. Села на кровать, достала из-под подушки телефон, нашла в контактах номер Баки и стала писать сообщение. «Кажется, я начинаю понимать, что ты мне хотел сказать неделю назад у Бартона. Спасибо. В.М.» Через мгновение телефон завибрировал, сообщив, что абонент получил отправленное письмо. Ответа от Баки не последовало.              Ванда до сих пор чувствовала холод, который проникал ей под кожу. Но к этому холоду, на удивление, примешивалось едва ощутимое тепло. Закрывая глаза, она всё также видела ледник, среди которого она бродит, но где-то там, вдалеке, некто разводит костер, который с каждым разом становится всё больше… Его тепло постепенно долетает до Ванды.                     Пришла зима. Ванда сидела на кухне и пила свой утренний кофе с корицей. Теперь это стало её традицией — завтракать и выпивать чашку кофе с ароматной корицей, глядя на город в окно. Теперь же, когда улицы были усыпаны белоснежным снегом, завтрак доставлял девушке особенное удовольствие.       Делая очередной глоток, телефон девушки ожил — ей пришло сообщение.«Рад, что ты поняла, что я имел ввиду».       — Ох, Баки, — шепнула она. — Столько времени прошло, а ты только решил ответить… Пальцы Ванды забегали по клавиатуре, набирая ответ. «Где ты пропадал, Баки? Ты в порядке?» Ванда нажала кнопку «Отправить» и виртуальный конвертик полетел сквозь пространство.       «Я в порядке». Всего три слова. Без подробностей и взаимного интереса жизнью собеседника… Пожалуй, в этом весь Баки Барнс. Холодный, неприступный, хмурый и уставший. В последнем Ванда не была уверенна на все сто процентов, но его взгляд и внешний вид говорили именно об этом. Подойдя к зеркалу, Ванда отметила, что выглядит ненамного лучше: темные круги под глазами, потухший взгляд. Но впервые за много лет Ванду не устроило отражение. Она решила, что стоит попробовать не жалеть себя, а действительно передавать из уст в уста историю свершений и борьбы со злом Вижина и Пьетро. Позавтракав, Ванда собралась на прогулку. Не потому, что ей хотелось, а потому что она составила себе четкий план на каждый день и упрямо следовала ему. В своем плане она старалась свести к минимуму время, которое могло бы у неё остаться на самокопание. Так, выходя из подъезда, Ванда заметила знакомую фигуру. Мужчина стоял поодаль от её дома, но не узнать визитера она не могла.       — Привет, Баки, — первая здоровается Ванда. — Каким ветром?       — Привет, — отзывается Баки, не удосуживаясь ответить на вопрос. — Ты стала чаще выбираться на улицу.       — Ты следишь за мной? — интересуется она, не надеясь получить ответ.       — Да, слежу, — пожимая плечами, отвечает Баки.       — Зачем? — спрашивает девушка, вглядываясь в глаза собеседника.       — Чтобы убедиться, что ты действительно поняла, что я имел в виду, — отвечает Барнс, пристально глядя в глаза Ванде.       — Как ты считаешь, теперь я прикладываю достаточно усилий? — интересуется девушка.       — Нет, но ситуация идет на поправку.       — Что мне ещё нужно сделать? — восклицает Ванда дрожащим от злости голосом. В конце концов, какого черта?!       — Знаешь, в чем мы с тобой похожи, Ванда? — Баки делает шаг вперед и припирает девушку спиной к стене. — Тем, что мы наполовину роботы. Как видишь, у меня одна рука бионическая. Но в остальном я такой же человек, как и все.       — Кроме того, что тебя прокачали до невозможности, — огрызается Ванда, выплевывая каждое слово.       — Да, меня прокачали. Но чувства… мне удалось их вернуть. Если ты думаешь, что я хотя бы что-нибудь забыл из своего прошлого, то глубоко ошибаешься. Я помню всё, — то ли рыча, то ли хрипя говорит Барнс. — А вот ты… Ты робот. Живая в тебе только оболочка. Все твои эмоции умерли вместе с жалким андроидом, и ты никак не хочешь отпустить его! Твоя жизнь проходит, и ты тратишь её на разную ерунду, Ванда!       — Заткнись, Джеймс! Заткнись! Заткнись! Умолкни! — закричала Ванда. Слезы обожгли щеки. — Никогда, слышишь, никогда не смей говорить так о Вижине! Я не нуждаюсь в твоих советах и нравоучениях. Мне это осточертело!       — Поразмышляй во время прогулки, Ванда. Подумай, что ты делаешь не так. Уверяю тебя, когда в твою рыжую голову придет правильная мысль, ты поймешь, почему твоя душа никак не может согреться, — шепнул ей на ухо Барнс. — Больше я тебя беспокоить не буду.       Когда фигура мужчины скрылась из виду, Ванда утерла слёзы и задумалась. Настроение было безнадежно испорчено и теперь ей хотелось домой. Но ведь она твердо решила следовать плану?.. Что ж, пройтись по заснеженному Нью-Йорку действительно полезнее, чем запереться дома.       Легкий мороз щипал разрумянившиеся щеки Ванды. Рыжие волосы развивались по ветру. И без того алые губы теперь стали ещё ярче: от злости Ванда постоянно кусала их.       Ванда прошла несколько кварталов, когда пошел снег. Белый, пушистый и такой красивый. Он падал крупными легкими хлопьями, кружась в удивительном танце. Одна из снежинок попала на ресницы девушки, и та прикрыла глаза, а когда через пару мгновений открыла, то по её щеке скатилась капля — снежинка растаяла.       Ванда вдруг подумала о том, как быстро она растаяла. Прошло всего мгновение и всё, что от неё осталось — лишь след на щеке девушки. Ванда вдруг вспомнила слова Баки, что её жизнь проходит и она растрачивает себя на скорбь. Что же останется после неё? Такой же след на чьей-то щеке, который со временем высохнет?       Остановившись посреди дороги, Ванда вдруг поняла, что всё это время она убивалась не потому, что скорбела об утрате, а потому что не хотела ничего делать. У неё была прекрасная отговорка не видится с друзьями, не делать ничего по дому, никуда не выходить… Она просто не хотела предпринимать хоть какие-нибудь попытки начать всё сначала. Ей казалось, что смысл жизни утрачен, но на самом деле он был.       Ей ужасно недостает Вижина, сердце её разбито и боль нестерпима. Но, как выяснилось, друзья были правы: она находится в трауре слишком долго. У неё было столько времени на создание чего-то стоящего, чего-то, что могло бы вписать имена дорогих ей людей в века, но она провела это время в самоедстве и самокопании.       Внезапно Ванде захотелось позвонить Барнсу и рассказать о том, к какому выводу она пришла. Но обида не давала достать из куртки телефон и набрать номер. Поэтому девушка просто решила, что с завтрашнего дня она будет жить за троих: за себя, Вижина и Пьетро.                     … Уже целый месяц от Баки не было никаких вестей. Он никому не звонил и ему никто не мог дозвониться. Сама Ванда за последние две недели звонила ему раз пятьдесят, но он не отвечал. И она бы поняла, если бы его телефон был выключен, но нет, он просто не брал трубку.       Сердце Ванды было не на месте. Поколебавшись, она вышла из дома и отправилась к Баки. «Нужно выяснить, дома ли он. Если дома, то какого черта не отвечает на звонки… Лишь бы с ним всё было в порядке!» Мысли неслись в её голове одна за одной и сердце сжималось от тревоги. «Пожалуйста, Джеймс, будь дома! Просто будь дома».       Отыскав нужный дом, Ванда постучала. Ей никто не ответил. Она постучала снова и крикнула:       — Баки, это Ванда! Можно войти? — опустив ручку, входная дверь открылась. — Баки, ты дома?       Ванда медленно шла по коридору и слышала, как бешено бьется её сердце.       — Баки, ты где? — крикнула девушка. — Баки!       Свернув с коридора налево, Ванда увидела в одной из комнат свет. В комнате кто-то разговаривал. Затаив дыхание, Ванда пошла на звук. Заглянув внутрь комнаты, душа её похолодела: Баки сидит на диване с широко раскрытыми глазами, а голоса доносились из работающего телевизора.       — Баки!.. Баки, черт возьми! — шепнула Ванда, кинувшись к нему.       Схватив его за руку, она пробовала нащупать пульс, но от волнения ничего не получалось. Когда это ей всё же удалось, Ванда немного успокоилась и сделала глубокий вдох. В нос ей ударил резкий запах алкоголя. Она наклонилась ниже к мужчине и крепко выругалась.       — Идиот! — прорычала Ванда, отшвырнув в сторону руку Баки. — Чертов пьяница… Что ж ты вытворяешь?       Ванда только сейчас заметила в его руках бутылку, вынула её и поставила на стол. Кое-как уложив Баки на диван, укрыла пледом. Оглянувшись по сторонам, увидела кучу пустых бутылок и тяжело вздохнула — видимо ей придется немного задержаться.       Со всеми хлопотами Ванда закончила рано утром. У нее не было сил даже на то, чтобы вызвать такси и уж тем более на то, чтобы до него дойти. Поэтому она села в кресло и незаметно для себя уснула.       Сон её был чутким и тревожным. Она открыла глаза раньше, чем это сделал Баки.       — Доброе утро, — хриплым ото сна голосом поздоровалась Ванда.       — Доброе утро, — отозвался Баки, садясь на диване. — Как ты сюда попала?       — Приехала вчера. Ты не отвечал на мои звонки две недели, — с ноткой упрека сказала Ванда. — Я волновалась, Джеймс.       — Не стоило. Со мной не может ничего плохого случиться, — отмахивается мужчина.       — Баки, — взволновано шепчет Ванда, — прости меня за все мои слова. Я не хотела быть грубой и уж тем более задеть тебя чем-нибудь. И спасибо, что отрезвил меня. Твои слова опустили с небес на землю, и я действительно кое-что поняла и теперь стараюсь всё исправить. Знаешь, мне кажется, что у меня получается.       — Я рад, Ванда, — улыбнулся Джеймс.       — Скажи, что с тобой происходит? Уверена, что ты не просто так пропал на месяц с радаров. — Ванда садится рядом с мужчиной и кладет руку ему на плечо. — Расскажи мне, Джеймс.       От прикосновения Ванды по телу Баки пробегает дрожь. Её ладони такие теплые и мягкие, такие нежные, что хочется, чтоб это прикосновение никогда не заканчивалось. Зеленые глаза с алым оттенком завораживают и проникают в самую глубинку души. Баки понимает, что только ей он доверит все свои секреты, выложит всё, что тревожит и болит. И он точно знает, что даже если она увидит самые черные уголки его души, то не сбежит и не осудит, а поймет, как никто другой. Только ей Баки разрешит делать с собой всё, что она пожелает.       Ему вдруг подумалось, что губы её мягкие, а волосы пахнут мёдом и когда она рядом, ему уютно. Словно он дышит свежим воздухом. Ему хотелось прикоснуться к ней, прижать к груди, как тогда, дома у Бартона… Но нельзя. Нельзя! Она только начинает жить, только приходит в себя. Да и что он может ей предложить? Ведь он унылый старик в молодом теле.       Баки вспомнил, какой Ванда была с Вижином: светящаяся от счастья, улыбающаяся, смеющаяся. Он никогда не сможет рассмешить её, не сможет сделать счастливой. Да и что это он придумал? Как он мог позволить себе влюбиться. Тем более в Ванду. Поэтому он снимает руку девушки со своего плеча, встает и подходит к окну.       — Мне нечего рассказывать. Всё хорошо. Просто нужно было отдохнуть. От себя и всех вокруг.       — Баки, — Ванда встает вслед за ним и подходит сзади, — с тобой что-то не так. Я же вижу. Почему ты ничего не хочешь рассказать? Позволь мне помочь…       — Мне не нужна помощь. Спасибо, что приехала, — он окинул квартиру взглядом, — и помогла навести порядок. Езжай домой и отдохни. Не возись со мной.       — Джеймс, — вздыхает Ванда, но Барнс перебивает её.       — Ты уж определись, как обращаться ко мне: по имени или по прозвищу.       — А что, если мне нравится звать тебя и так, и так? — в глазах Ванды прыгают смешинки и мужчина готов продать последние ошметки души, лишь бы они никогда не пропадали из её глаз.       — Делай, как хочется, но я бы предпочел, если бы ты звала меня Баки.       — Мне иногда кажется, что я никогда не пойму, когда ты настоящий, а когда прячешься в панцирь, — задумчиво произносит Ванда.       — Зачем тебе это знать? — хрипло спрашивает Баки.       — Чтобы понять… Я хочу понять тебя, Баки Барнс, — тихо говорит Ванда. — Мне кажется, что тебе бесконечно холодно. Как и мне. Ты так учил меня жить, а сам хлещешь себя по рукам, сдерживая какие-то чувства.       — Я не поддаюсь анализу, Ванда, — криво улыбается он. — Сколько не пытайся, ты не сможешь понять такого, как я. А теперь тебе пора возвращаться домой.       — Да, пожалуй, уже пора. Баки, ты можешь мне кое-что пообещать? — спрашивает Ванда, глядя ему в глаза и получает в ответ кивок головой и короткое пожимание плечами. — Обещай не пропадать вот так резко. Пожалуйста. Я волновалась, действительно волновалась. Я знаю, что ты не любишь… что ты держишься слегка отстраненно ото всех, но не оставляй хотя бы меня. Ладно? Пожалуйста, Баки…. — Ванда смотрит на мужчину и в её глазах выступают слезы.       — Хорошо. Обещаю, что не буду пропадать, — отвечает он и тепло улыбается.       — Спасибо, — улыбается в ответ Ванда и целует небритую щеку. — До свидания, Баки.       Выйдя из дома, Ванда шла по заснеженной улице с бешено бьющимся сердцем. Что она, черт возьми, ему наплела? Зачем она его поцеловала? Ведь раньше ей и в голову такое не приходило. Может, она сошла с ума? Определенно сошла. Но вот вопрос: она просто свихнулась или сходит с ума по тому, кого раньше в упор не замечала? О, Ванда боялась получить ответ на свои вопросы…                     Проснувшись рождественским утром, Ванда первым делом потянулась к телефону и позвонила Бартону, чтобы поздравить с праздником и сказать, что сегодня останется дома. Клинт уговаривал её приехать, сетовал на то, что Ванда снова будет грустить, но она лишь искренне рассмеялась и уверила, что с ней всё будет в порядке и уж если станет действительно грустно, то она сразу же приедет в гости. Клинт, почувствовав перемены в настроении девушки, облегченно вздохнул.       — Милая, ты же знаешь, что мы всегда тебе рады, — говорил в трубку Бартон.       — Я знаю. Спасибо тебе за всё, Клинтон. Если бы не вы с Лорой и ваша забота, я бы пропала. И мне бы хотелось извиниться за свое поведение. Временами я доставляла тебе немало хлопот и не отрицай этого, — отвечает Ванда, улыбнувшись.       — Да, была пара моментов, но в целом ты держалась молодцом. Как давно ты видела Баки? — вдруг спрашивает Клинт.       — Не помню точно, дней десять назад. Но вчера он написал мне, что с ним всё хорошо. Что-нибудь случилось? — интересуется Ванда и её пульс учащается.       — Нет-нет, всё в порядке. Просто хотел пригласить его на ужин, но, видимо, он снова будет сидеть дома. Что за человек? — делано возмущается Клинт. — В таком случае, раз ты не приедешь, то не буду тебя задерживать. Желаю хорошо провести время. С Рождеством!       — Спасибо! Вас тоже с праздником! Обними за меня Лору, — отзывается Ванда, улыбаясь. — Я вас очень люблю.       — И мы тебя, — отвечает Клинт и кладет трубку.       Положив трубку рядом с собой, Ванда незаметно для себя уснула.              Ей снился родительский дом в Заковии, был какой-то праздник. Мама испекла торт. Пьетро улыбался во весь рот и что-то увлеченно рассказывал. Вижин сидел рядом с Вандой и смотрел на неё с такой нежностью и любовью, что сердце замирало.       — Нам нужно поговорить, Ванда, — шепнул он ей на ухо. — Давай выйдем на балкон?       Подав девушке руку, он помог ей выйти из-за стола. Распахнув перед Вандой балконную дверь и пропустив вперед, зашел следом.       — Что случилось, родной? — с любовью спрашивает Ванда и прижимается к нему всем телом.       — Дорогая, ты же прекрасно знаешь, что ближе тебя у меня никого нет. Ты мой самый родной человек. Но я больше не могу видеть, как ты страдаешь. Так не должно продолжаться. Ты молода, красива, у тебя огромная светлая душа… Не стоит оставаться одной, — тихо говорит Вижин, поглаживая щеки любимой.       — Я не понимаю, — хмурится Ванда. — Что значит «оставаться одной»? Ведь у меня есть ты! Мы вместе!       — Нет, милая, я умер пять лет назад. В настоящий момент я — плод твоего воображения. Конечно, мне отрадно, что ты не забываешь меня и что твоя любовь так велика, но… я хочу, чтоб ты была счастлива. — Вижин смахивает слезы со щек Ванды. — Не плачь, умоляю. Сделай это ради меня. Пожалуйста, будь счастлива. Не оставайся одна. Обещай, что будешь счастлива.       — Вижин! — всхлипывает Ванда. — Пожалуйста…       — Мне пора, родная, — улыбается он. — Пожалуйста, исполни мою просьбу.       — Я не могу! Не могу без тебя, — сквозь рыдания шепчет Ванда. — Не оставляй меня… Вижин!       Образ Вижина начал рассеиваться, а Ванда пыталась ухватиться за него, но всё было тщетно. Через миг его силуэт растаял окончательно, и девушка осталась одна. Но стояла она уже не на балконе в Заковии, а посреди огромного ледника. Вдали она увидела мужчину, который хотел разжечь большой костер. Ванде казалось, что она уже где-то видела этого человека, но никак не могла понять, где и когда. Она хотела окликнуть его, но голос не слушался. Сильный ветер уносил её слова куда-то далеко. А мужчина тем временем разжег огромный костер, пламя которого, казалось, касается самого неба. Порывы ветра доносили до Ванды жар от костра. Теперь она не замерзнет.       Ей хотелось сделать шаг, чтобы разглядеть получше смельчака, который решил разделить с ней эти толщи льда, но он с каждым шагом становился всё дальше.       — Я всё равно узнаю, кто ты, — шепнула Ванда. — Клянусь своей жизнью, что узнаю…              Ванду разбудил завибрировавший телефон — ей пришло сообщение. «С Рождеством, Ванда». Коротко, без эмоций. Так, словно вскользь. Пожалуй, даже если бы номер не был занесен в её телефонную книгу, Ванда с легкостью догадалась бы, кто автор сообщения. «Спасибо» — в тон автору ответила девушка и отложила телефон. Когда через пару минут мобильник снова ожил, Ванда удивилась. «Решила отклониться от своего плана? Уже полдень, а ты до сих пор не была на улице. Клинт сказал, что ты не будешь в этом году справлять с ними Рождество». Ванда улыбнулась. Мало того, что Баки следит за ней, так ещё и проявляет какое-то подобие заботы. Решив, что писать сообщения больше не хочется, Ванда нажала кнопку вызова. Через несколько гудков на том конце взяли трубку.       — Ты сегодня удивительно общительный, — хохотнула Ванда.       — Есть немного, — отозвался Баки, улыбнувшись. — Почему ты не поехала к Бартону?       — Решила, что хочу провести этот праздник дома, за просмотром хорошего фильма и сотнями чашек горячего шоколада. — Ванда подошла к окну. — Ты видел, что снова снег пошел?       — Да, — последовал короткий ответ.       — Где ты сейчас, Баки? — Ванда пристально смотрит в окно, пытаясь разглядеть знакомую фигуру.       — Дома.       — Почему я тебе не верю? — спрашивает девушка, не сдержав хохот. — Ладно, не отвечай. Чем займешься в этот вечер? Кстати, а почему ты не поехал к Бартону?       — Не знаю, — отвечает Баки. — Не люблю Рождество. Да и не вписываюсь я в их компанию. Не комфортно, когда рядом так много людей.       — Баки, — шепотом произносит Ванда, — мне сегодня Вижин снился. Он попросил меня быть счастливой… Кажется, теперь он ушел навсегда. Может, теперь мне будет не так холодно.       — Надеюсь, — отозвался мужчина. — Хорошего праздника, Ванда.       — Взаимно, Баки.       Когда в трубке раздались гудки, Ванда прижала телефон к груди и села на подоконник. За окном валил снег, сжигая фонари. Казалось, что на расстоянии вытянутой руки ничего не будет видно. Метель бушевала, но это зрелище дарило покой, словно кто-то укутывает тебя в белый пушистый плед.       Ванда любовалась снегом какое-то время, затем встала с подоконника и пошла на кухню, чтобы приготовить себе самую большую чашку горячего шоколада. Затем вернулась в комнату, включила телевизор и уселась на диван. Рождественские фильмы показывали по всем каналам, поэтому Ванда не стала их переключать.       В целом, Ванда была рада принятому решению. Впервые за долгое время она была действительно счастлива. За окном кружил снег, она была в своей квартире, смотрела хорошее кино, смеясь и плача. Но ей очень хотелось с кем-то поделиться эмоциями, обсудить сюжет или просто попросить принести ещё попкорна. Хотя и это обстоятельство не вызвало у девушки грусти.       Часы показывали половину одиннадцатого ночи, когда в дверь позвонили. Взглянув в глазок, Ванда ахнула и поспешила открыть дверь. На пороге её квартиры стоял Баки Барнс.       — Баки? Что случилось? — глядя ему прямо в глаза, спросила она.       — Я подумал, — начал мужчина и запнулся, — я подумал, что тебе нужна компания на этот вечер…       — Поэтому ты пришел в половине одиннадцатого? — с улыбкой спросила Ванда. — В любом случае, я рада, что ты здесь. Проходи. Я весь вечер пью горячий шоколад. А ты будешь? Или, может быть, кофе?       — Я бы выпил глинтвейна. — Баки улыбается и достает из рукава куртки бутылку красного вина.       — Но я не умею его готовить, — хмурится Ванда и ловит на себе веселый взгляд визитера.       — Здорово, что это умею делать я? — подмигивает Баки и проходит на кухню.       Барнс некоторое время колдует у плиты, затем разливает горячий напиток по чашкам и ставит на столик в зале.       — Угощайся. Только сильно не налегай, иначе ударит в голову, — сказал Баки, подавая Ванде чашку.       — Спасибо! Пахнет волшебно, — ответила она, вдыхая аромат корицы и цитруса. — Сразу как-то уютнее стало.       — Это волшебный напиток, — протянул Баки. — Во времена моей молодости мы частенько пили его со Стивом и угощали подружек. Когда мы познакомились, Стив был невысокий и худой, как щепка и многие девчонки его игнорировали. И вот чтобы дать парню шанс, мы поили девушек глинтвейном. Пару стаканов и ночь любви обеспечена.       — Я была о вас лучшего мнения, — улыбнулась Ванда.       — Мы были молоды. — Джеймс пожимает плечами. — Нам казалось, что ничего дурного в этом нет. Мы веселились, дурачились, были беззаботными и рвались на фронт, чтобы сделать что-то важное для мира. И если бы нам кто-то сказал, к чему это приведет…       Барнс опустил глаза, крутя в ладонях чашку. Он спрашивал себя: для чего он пришел? Чтобы не быть одному или чтобы Ванда не была одна? Или чтобы они были вместе? Хотя бы так, без лишних признаний и вероятного отвержения его чувств. Она только начала оживать и такой разбитый, потерянный человек (человек ли?) вряд ли нужней ей.       Ему хотелось согреть Ванду, вдохнуть жизнь. Сделать так, чтобы она никогда больше не чувствовала боли. Хотелось просто быть рядом, видеть её глаза, слушать смех и наслаждаться улыбкой. Но, наверное, впервые в жизни Баки было страшно. Страшно признаться в своих чувствах, которые родились внезапно дома у Бартона, когда он пришел в комнату Ванды, чтобы поддержать. Он боялся быть отвергнутым. Боялся спугнуть своими откровениями. Ведь сейчас у них зародилась крепкая дружба, а то, что он так хотел бы ей сказать могло всё разрушить. Потерять Ванду Баки не мог.       — Баки, — позвала Ванда, вернув его в реальность, — прошлое на то и прошлое, что его стоит отпустить. Не ты ли мне об этом говорил?       Снова эта милая улыбка, от которой у Солдата голова шла кругом.       — Говорил, — улыбается он и предлагает: — Не хочешь окунуться в эпоху моего времени? Мне было всего двадцать лет, когда этот фильм вышел. А это, чтобы ты понимала, аж тысяча девятьсот тридцать седьмой год.       — Что за фильм? — поинтересовалась Ванда, попутно открывая ноутбук.       — «Тонкий человек», — отзывается Баки и позволяет себе сесть рядом с девушкой. — Конечно, по сравнению с нынешним кинематографом он покажется наивным, но, надеюсь, тебе понравится.       Тонкие пальцы Ванды порхали по клавиатуре. Когда поисковая система выдала результаты, она кликнула на первую ссылку.       — Этот? — спросила Ванда.       — Да, — отозвался Баки, широко улыбнувшись. — Тебе долить глинтвейн? Там ещё осталось.       — Буду признательна, и, хочу надеяться, ты не будешь повторять схему молодых годов, — рассмеялась Ванда.       — Я уже слишком стар для таких проделок, — полусерьезно ответил Баки.       Ванда хотела что-то возразить, но не стала. Вместо этого просто улыбнулась.       Когда фильм закончился и пошли титры, Баки с удивлением обнаружил, что Ванда уснула, привалившись на его плечо. Дыхание её было ровным и спокойным. Барнс глянул на время — часы показывали два часа ночи. Недолго думая, он немного развернулся на диване, дав тем самым девушке возможность распрямить ноги. Со вздохом облегчения, Ванда приняла полноценное горизонтальное положение. Голова её покоилась на груди Баки, а рыжая макушка касалась его подбородка. Он легонько коснулся губами её волос, аккуратно убрал упавшую на глаза прядь… В этот миг не было в мире счастливее человека, чем Джеймс Барнс. И настолько живым он себя никогда ещё не ощущал.       Ванда проснулась из-за того, что всё её тело затекло. Открыв один глаз, она увидела спящего рядом Баки. Девушка невольно улыбнулась — пожалуй, именно сейчас он действительно хорош собой. Красивые черты лица, упрямый подбородок, темные густые волосы… Но самое главное — сейчас его вечная морщинка на лбу разгладилась. Видимо, ему было спокойно.       Ванду вдруг посетила мысль, к которой она возвращалась множество раз и которую упрямо гнала прочь. Однако сейчас искушение было велико: Баки был слишком близко и, к тому же, крепко спал.       — Прости, Баки, — шепнула Ванда, — но я чертовски хочу узнать, что происходит в твоей голове.       Поднеся руки к вискам Барнса, Ванда закрыла глаза.       Картинки перед ней мелькали одна за одной. Сколько там было боли, сколько страха и отчаяния, сколько мук… Казалось, что там, где она сейчас оказалась, всё залито кровью, да так, что ни отмыться, ни оттереться не выходит. Она видела и самого Баки. Видела, как его раненого забрали в госпиталь, предложили участвовать в программе, которая прикрывалась благими намерениями. Но когда Барнс едва начал понимать, во что вляпался, ему впервые стерли память… Ванда видела его первую встречу с Кэпом после пробуждения. Видела, как Баки буквально разрывался надвое, словно в одном теле жило двое: Баки Барнс и Зимний Солдат. И Баки было страшно, когда в нем преобладал Солдат.       Потом Ванда вдруг ощутила нестерпимую боль. Боль раскаяния за всё совершенное. Она видела, насколько одинок Баки. Даже среди Мстителей, которые действительно были ему друзьями, он всё равно оставался один. Единственным другом Баки, который мог его вразумить и указать путь, навсегда останется Стивен. И это его одиночество разрывало душу Ванды. Теперь она поняла, что её боль ничто в сравнении с тем, что испытывает Баки.       Следующей локацией Ванды внезапно оказался ледник, который недавно снился ей. И она увидела вдалеке мужчину, который разжигал огромный костер. Сделав пару шагов вперед и приглядевшись, ноги Ванды подкосились, и она упала. Незнакомцем оказался Баки. Он оглянулся и спросил:       — Давай согреемся?              Ванда резко отдернула руки от висков Баки. Дыхание её было тяжёлым и рваным. Сердце колотилось и, казалось, вот-вот выпрыгнет.       — Ты увидела всё, что хотела, Ванда? — раздался хриплый голос и девушка подпрыгнула.       — Баки, — дрожащим голосом шепнула она, — прости меня. Я… Я…       — Ты напугана, и я предупреждал, что не стоит заглядывать в мою душу, — горько отозвался он.       — Я не напугана, Баки, — тихо говорит Ванда. — Я просто не знала, точнее, не могла представить, что тебе настолько непросто. Пожалуйста, не отрицай, не бровадься.       — Я не хочу, чтобы меня жалели. — Баки смотрит ей в глаза. — Особенно ты. Ненавижу вызывать жалость…       — Ты вызываешь во мне шквал эмоций, но никак не жалость, — с нежностью отвечает Ванда. — Я восхищаюсь тобой, Баки. Ты проделал огромный путь. И ты помог мне. Помог мне гораздо больше, чем все остальные.       — Я хотел, чтобы ты была счастлива, — улыбаясь, отвечает он. В голосе его слышна грусть. — Мне уже пора. Спасибо за лучшее Рождество в моей жизни.       Уходить совершенно не хотелось, но так было нужно, иначе дело дойдет до греха. Ванда была слишком близко. Эти чарующие глаза смотрели преданно и сочувствующе. А вздымающаяся от волнения грудь наводила на самые разные мысли. Но и с этим Джеймс смог бы совладать. Однако сам факт того, что в этот вечер Ванда была рядом, и он ощущал запах волос, слышал ровное дыхание и наслаждался искренним, практическим детским смехом… это сводило с ума куда сильнее плотских желаний.       Когда Баки уже застегнул свою спортивную куртку, Ванда, стоя в дверном проеме, шепнула:       — Мне снился сон, Баки. Несколько раз один и тот же. Я стою посреди огромного ледника. Холодный арктический ветер пробирает до самых костей. Как бы я не старалась, мне не удается согреться. Вдруг вдалеке я замечаю мужчину, который разжигает костер. Уж не знаю, откуда у него дрова и спички, и как ветер не задувает пламя, но спустя какое-то время костер разгорается и становится огромным. Кажется, что вот-вот его языки дотянутся до неба. Я пробовала докричаться до мужчины, но ничего не выходило. — Ванда смахнула слезу. — И вот сегодня, когда я… в общем, сегодня утром я узнала этого мужчину. Это был ты, Баки.       — Я что-нибудь говорил? — спросил Баки, не оборачиваясь.       — Да, — ответила Ванда. — Ты спросил: «Давай согреемся?»       — И что ты ответила? — Баки стоит к ней спиной. Каждая его мышца напряжена.       — Я сказала: «Давай!», — шепотом говорит Ванда.       Баки медленно оборачивается, подходит к девушке и смотрит ей в глаза. По её щекам катятся слезы, и он смахивает их большими пальцами. Затем прижимает к себе и говорит:       — Я тоже видел похожий сон. Снится огромный ледник, я вожусь с костром, мне холодно и постоянно кажется, что пламя никогда не разгорится. Но из раза в раз, мне виделось алое пятно вдалеке, которое помогало моему костру не потухнуть. Это была ты.       — Баки, я не знаю, получится ли у нас хоть что-то, — едва слышно говорит Ванда. — Слишком много всего с нами произошло, но я готова… Я хочу согреться. И, кажется, кроме тебя с этим никто не справится.       — Пока я рядом, Ванда, никакие холода тебя не потревожат, — отвечает Барнс, целует рыжую макушку и счастливо закрывает глаза.