Soon it gets forgot that you exist

Дым рассеивается И эти кружащиеся огни ослепляют меня Мои силы на исходе

      Кабину альтеанского робота заполняют тёмные искры и всполохи. Надоедливый сигнал тревоги скребёт по мозгу, раздражает, но недостаточно, чтобы обращать на него внимание. Слишком большое напряжение, ещё немного и техника не справится с количеством поступающей энергии. Он это знает, в конце концов, робот был построен из обычных материалов, никакие особенные кометы там и рядом не пролетали. Но его это тоже не волнует. На его стороне — несколько робо-тварей, большая часть которых теперь представляет собой лишь куски, разбросанные по космосу, там, где никто не услышит крики их исчезающих душ. Могут ли души кричать? Почему-то ему кажется, что могут. Ему хотелось бы в это верить, той частью сознания, которая ещё надеется на лучшее для других. По другую сторону, в полном сборе — Вольтрон и паладины, которые только недавно появились на мировой военной арене. Появились может и недавно, а уже успели порушить многие планы Ведьмы, они без этого просто не могут. Впрочем, куда больше сейчас волнуют не они, занятые устранением своих противников, а зависший напротив альтеанский робот, совсем не похожий на его собственного. Намного мощнее. Намного быстрее. Сделанный не из чего попало, как и его пилот.

Теперь я сражаюсь за каждый вздох

      Он не сможет победить в этой битве. Остался буквально один-робо зверь и он, а их — куча. Правда в том, что он и не собирается одолеть их в одиночку, просто хочет исправить свою ошибку. Но для этого нужно продержаться против этой машины смерти ещё немного.

Я выложился весь, да

      Именно по этой причине он сжимает штурвал покрепче, чувствуя, как по телу пробегает волна силы. Кабину заполняет отчётливый, почти резкий запах озона. И он направляет в робота невероятное количество энергии, рванувшись в бой, подобно молнии. Экраны заполняются красными символами. Мыслей нет. Есть только текущее по венам электричество и ясная цель.

Я отдал всё

***

      Судьбою Рифу была уготована лёгкая и праздная жизнь, пусть и родился он уже после открытия Разлома и возникновения Союза. Эти вещи не должны были беспокоить его — состоятельные родители с высокими должностями, дружелюбная атмосфера в семье, отличные несколько лет жизни, во время которых он мог просто наслаждаться и быть обычным ребёнком, которому ничего не нужно, кроме того, чего он хочет сам. Служба? Никакой службы, родители хотели уберечь его от этого настолько, насколько это вообще возможно. Определённо, Риф должен был стать одним из тех, кого называют элитой среди альтеан. Если бы не одно большое «но», которое обрушилось на него гильотиной в возрасте около семи лет. Совершенно обычное для войны дело — гибель очередного экипажа корабля или кого-то более важного. Но когда на Альтею обрушились все войска Союза, перебив большую часть той самой элиты вместе с королём — это уже не что-то «обычное». Это целая трагедия и огромные потери, которые понёс Альянс, чтобы бы не дать захватчикам завладеть родным домом.       Рифу много раз объясняли, почему началась эта война, но он не то чтобы внимательно слушал. Незачем было. Всё, что он знал до того дня — на Дайбазаал упала комета, галра вместе с альтеанами её изучали, а потом случилось что-то катастрофическое, и вот уже открыт Разлом, из него что-то выбирается наружу время от времени, а рядом выросли из страшного предательства силы Союза. Кто кого предал — сказать трудно, его это не интересовало. Ранее. Но ему приходится узнать, потому что из богатейшей семьи Альтеи он попадает- как и тысячи других сирот — на корабли Империи. Никто не носится с ним, как с драгоценным, никто ничего не спрашивает и не выясняет. В руки сразу же дают инструменты и отправляют учиться, работать, помогать всеобщему делу. На кораблях много альтеан, но мало кто из них действительно заинтересован в детях. Ко всем относятся одинаково, всех растят в равных условиях, кормят и поят одним и тем же. Они даже одеты в идентичные одежды, потому что так проще. Нет стольких родителей, что могли бы взять к себе детей. Риф становится одним из тех, кого в будущем назовут «поколение бесстрашных». Потому что эти дети, лишённые всего, адаптируются слишком быстро. А ещё становятся полезными и умелыми войнами, словно пытаясь отдать долг за своё спасение. Все, кроме него. Он не пытается отдавать долги. Он злится и винит всех в том, что остался один.       Каждый, пожалуй, получает пару-тройку ударов за свои проступки, потому что галра суровые воспитатели. Во многом справедливые, но строгие и внимательные, не прощающие ошибок. Он ошибается постоянно. Специально, назло, не желая повторять и что-либо делать. Словно это может вернуть родных к жизни, а его переместит на перины из мягчайшей валирковой шерсти. Разумеется, за это его бьют — намеренно, в поучение, потому что галра относятся к боли, как к лучшему способу обучения. Особенно тех, кто ни в какую не хочет стараться и позволяет себе такие слабости.       Вскоре он нарывается настолько, что понимает очень ясно и чётко — переборщил, перешагнул черту. Чаша терпения воспитателя просто переполнена, да что там — из неё брызжет во все стороны. Риф чувствует это, когда его руки перехватывают и прижимают к стене, не давая вырваться, а прямо перед лицом оказывается разъярённая фиолетовая физиономия. Воспитатель Тирак славился своим терпением и снисходительностью к детям. Что ж, сегодня явно особенный день. — Я скажу это всего один раз, — произносит он низким, вибрирующим от рыка голосом, глядя прямо в глаза. — Либо ты перестаёшь строить из себя невесть что и берёшь себя в руки, либо в итоге станешь кормом для каких-нибудь тварей. И это не угроза. — Мне больно, — тихо говорит Риф, взгляд его выражает недовольство и тлеющую в глубине ярость. — Больно будет тем, кто будет пользоваться вещами, которые ты якобы починил, — шипит Тирак, сжимая его руки намного сильнее. — Если что-то из этого взорвётся в процессе. Или перестанет работать. — Я не умею этого делать, я никогда… — Мы. Учим, — отрывистые фразы сопровождаются ещё более сильным сжатием. — Ещё раз, Риф. Либо ты берёшься за ум, либо так и останешься где-то внизу, плакать о своей непрожитой жизни. Многие умирают на этой войне. Но ты ещё живой. И если ты не поймёшь это сейчас, пока ты не стал взрослым… — галра отпускает его, заставив осесть на пол. — То зачем ты вообще ешь нашу еду и дышишь воздухом? На твоём месте мог быть кто-то ещё. Но здесь ты. Подумай над этим, когда будешь в очередной раз жевать сопли.       Тирак осматривает его критично, словно ища что-то, цыкает шумно и разворачивается, уходя. Риф успел увидеть в его взгляде что-то, напоминающее разочарование. Или даже, может, презрение? От этого становится мерзко. От себя — тоже, почему-то. Он знает многих детей и подростков, которые оказались в таком же положении. Знает даже тех, чьи родители были частью элиты, но почему-то сейчас они тоже помогают всеобщему делу. Были и те, кто погиб по неизвестным причинам, уже под присмотром Империи. О их судьбе можно лишь печалиться. — Я ещё живой, — задумчиво и тихо говорит Риф сам себе, отправляясь в общую каюту, где спит сразу небольшая группа детей.       Сейчас там, впрочем, никто ещё не спит — хорошенькие ушастенькие дети обсуждают между собой прошедший день и свои достижения. Когда он заходит, их взгляды автоматически устремляются на него и голоса стихают. А после разговоры возобновляются, так, будто его здесь и нет. Не было никогда. Возможно, так было бы лучше, если бы его не было вообще. Но почему-то сейчас он об этом не думает. На самом деле — никогда не думал. Да, ему не хотелось делать все эти вещи, работать и как-либо тренироваться, даже учиться не хотелось. Лишь одна тема беспокоила его разум. Та, с которой он просыпался и ложился спать, которая всплывала каждый раз, когда он вспоминал о родителях.       Риф не знает, что такое алхимия. Он лишь слышал это слово от матери, много-много раз. И почему-то именно сейчас это кажется важным, когда он ложится под одеяло, сворачиваясь маленьким комочком. Что же такое эта алхимия? Связана ли она с чем-то важным? Есть ли в ней ответы на какие-то вопросы? Мама всегда говорила об этом, как о невероятном секрете, он помнит. Потому он не задаёт вопросов, потому не обсуждает это ни с кем. Свою маленькую тайну, носимую где-то внутри. Вдруг алхимия — это нечто волшебное? Или же что-то неприличное, о чём даже говорить нельзя. Мама показывала ему красивые рисунки. Рисовала круги на стенах, незадолго до того, как всё пошло прахом. И искала какие-то вещи, которые… он просто уже не помнит. Это не было важным тогда.       Без сна он лежит несколько часов, детально вспоминая всё то, что связывало его с семьёй. Отца он почти не видел, а вот с матерью был особенно близок. От памяти о её голосе глаза становятся влажными, и он сжимается в комок сильнее, будто это может остановить слёзы. Тирак во всём прав. Он не может и дальше продолжать плакать в подушку при воспоминаниях о былом. Да, всё должно было быть не так. Но сейчас он здесь, а значит, с этим нужно справляться. Жёстко и радикально, откинув свои страхи в сторону. Иначе он труп. Он не хочет быть трупом, нет, определённо не хочет. Если уж он выжил — надо с этим что-то делать. Раньше он тоже думал об этом, но страх и скорбь были сильнее. А вот сейчас в голове так и крутится всё то, что он пытался похоронить.       Длинные чёрные пряди лезут в лицо, он щурится, чуть отпихнув их, и смотрит перед собой хмуро. Это не первый раз, когда в его голову приходят такие мысли — серьёзные, совсем не детские. Но в этот раз всё как-то иначе. Волосы мешают. И будут мешать, когда он будет работать. У взрослых воинов они бывают длинными, но он не взрослый. Почему-то в эту самую секунду он чувствует себя неожиданно решительным. Настолько, чтобы хватило смелости подняться, снова приковав к себе взгляды, и отправиться в ванную. Никого нет, только он, зеркало и душевые кабинки. Всё, что ему нужно — это достать ножницы, которые тут, благо, есть. Никто не боится, что они поранятся? Скорее, приучают их к ответственности за свои действия.       Риф всматривается в своё отражение, которое кажется ему каким-то напуганным. Выдыхает шумно, шепчет ободряюще, пусть голос и дрожит: — Не бойся. Ты… ты самый лучший.       Отражение верит как-то слабо, но во взгляде появляется некоторая уверенность. От слёз голубые глаза-льдинки немного темнеют, почему-то это тоже кажется ему правильным. Глубокий вдох, резкий выдох. Риф поднимает ножницы. Это решение кажется ему правильным, прямо сейчас. Среди детей он оставался едва ли не единственным, кого ещё не обстригли, потому что он страшно брыкался и кусал чужие руки. Непонятно, почему с этим вообще считались, но, возможно, снова из-за этого галрийского пунктика — дети должны быть самостоятельными и понимать, что делают. Чужие так точно. Он медлит.       «Либо ты берёшься за ум, либо так и останешься где-то внизу, плакать о своей непрожитой жизни».       Но всё-таки выдыхает шумно, начав обстригать волосы. Криво, косо, но коротко, чтобы они ему больше не мешали. — Ты будешь самым лучшим, — шепчет он, едва не плача, отрезая одну прядь за другой, резко и быстро. — Ты узнаешь, что такое алхимия. Ты поднимешься высоко.       Волосы остаются на полу, он смотрит на них и с каким-то ожесточением наступает ногой, после оставляя ножницы в раковине. Когда он выходит из ванной, дети смотрят на него ошарашенно, но он не останавливается поговорить с ними — сразу ложится под одеяло, в этот раз засыпая почти сразу же, с мрачной решимостью, переполняющей его изнутри.       На утро, когда все дети просыпаются и готовятся отправиться на работу, он уже сидит на своём месте, полностью готовый — вымытый, одетый, с нужным снаряжением. Кто-то насмешливо комментирует это, но ему всё равно. Есть только один человек, чью реакцию он хочет видеть. Вернее, не человек, разумеется. И ему он очень серьёзно смотрит в глаза, когда они встречаются в столовой, куда их приводят поесть перед работой.       Тирак смотрит на него очень долгим, пронзительным взглядом, в котором очень трудно увидеть какие-либо эмоции. Риф молчит, он молчит тоже. Молчат дети, словно бы затаив дыхание. Но вот галра хмыкает глухо, мощно опустив руку на его плечико, и говорит: — Чего встал? Ешь давай и за работу, мелочь.       Риф шипит глухо, потирая плечо, но он готов поклясться всем, чем только может, что в эти несколько секунд он всё-таки увидел на лице сурового ушастого воителя каплю одобрения. Это жжёт изнутри, его словно встряхивает, и в эту самую секунду он понимает особенно чётко, что всё делает правильно. Хватило всего одного разговора? Нет, дело не в нём. Не в Тираке, не в детях, даже не в том, что он ест чью-то еду и так далее. Дело в матери, рисующей прекрасные картины. Дело в этой тайне, что не даёт ему спать. И если ради того, чтобы узнать больше, нужно пахать, как таралку — он готов попытаться.       Он станет лучшим. Лучше, чем эти ребята, которые никогда не знали, что такое роскошь. Он был рождён, чтобы никогда не делать ничего серьёзного. Но судьба подкинула ему нечто иное. И именно в это мгновение, сидя в столовой, под взглядами кучи сверстников, Риф ощущает горячий огонь, разгорающийся где-то в груди. Этот огонь поведёт его.       Потому что на самом деле он был рождён не для роскоши. А для этого. — Ешь давай, хватит втыкать в одну точку, — отвешивает ему подзатыльник Тирак.       Риф жмурится, но уже не пищит. И действительно — ест, потому что для этого пути ему явно нужны будут силы.

***

Тебе нужно усвоить следующее:

      Рифу приходится нелегко. Вернее сказать — настолько тяжело, что в некоторые дни он чувствует себя настолько плохо, что хочет лечь, закрыть глаза и уснуть навсегда. Фиб сменяется фибом, он ходит на все уроки и все тренировки, какие только могут быть. Учиться непривычно, потому что сколько бы мама не настаивала на том, чтобы он старался — он никогда не слушал её, ведь папа разрешал развлекаться и наслаждаться жизнью. Сейчас мальчик меньше всего благодарен ему, потому как это кажется самым отвратительным советом, что ему давали. «Расслабься и просто развлекайся, всё успеешь» — звучит, будто глумливая шуточка, учитывая его нынешнюю жизнь. Но Риф подстраивается. Со скрипом, с трудом, впиваясь в любую новую информацию, как голодное животное. И точно так же он впитывает всё то, что происходит с ними на тренировках. Боевые тренировки альтеан отличаются от тех, что бывают у галра, и вот уж этому здесь их учат сразу все. Учителя постоянно сменяются, не давая им привыкнуть к каким-либо методикам или приёмам, и это мешает, но учит импровизировать.

Я никогда не пойду тебе навстречу

      Рифа много бьют. Он не самый сильный, не самый высокий, да и не самый ловкий, пожалуй. На фоне ребят, которые не валяли дурака, пока он скулил о прошлой жизни — он просто пустое место. Но его это не останавливает. Правда, от полётов лицом в пол тоже не спасает. Постоянно болят руки, отваливаются ноги, ноет спина. Кожу покрывает куча синяков, с которым он ничего не может сделать. Он намного больше похож на один сплошной синяк, чем на нормального альтеанца, и это почему-то не расстраивает. Теперь нет.

Ты пытаешься мной управлять, И моя боль делает тебя счастливым

      На тренировках его раз за разом изводит один и тот же противник — поджарый, сильный галра, спарринг с которым неминуемо заканчивается очередным протиранием пола. Он быстрый, способный, молодой, но подающий большие надежды. Майор Ферл — прекрасный боец, определённо. А ещё самая большая проблема, с которой сталкивается Риф, потому что майору он определённо очень сильно не нравится. Поначалу это не было настолько явным, но чем дальше, тем больше он видел презрение в чужих глазах. Это не то чтобы полностью личное, нет. Ферл просто терпеть не мог альтеан — как и многие галра, если уж на то пошло. Об этом не принято было говорить много, но все знали, кто начал эту войну и кем были их противники. Большая часть вражеской армии — это альтеане и галра, предавшие Империю. Такое не могло не оставить отпечаток на взаимоотношениях.

Я на дне, мне нечего терять. Ты мне не указ, не заставишь думать по-своему

      В очередной раз рухнув на пол, Риф роняет копьё, но всё равно пытается подняться. Не успевает — прямо ему в шею упирается меч Ферла, который стоит прямо над ним, глядя со всё тем же читаемым отвращением. — Шёл бы ты куда-нибудь отсюда, мальчишка, — говорит он, не отводя взгляд, чуть надавливая мечом. — Что там у тебя неплохо получается? Зубрёжка и экзамены? Ну, знаешь, когда придёт время, я вполне могу сказать, что ты всё сдал и готов к службе. Будешь делать какую-нибудь бумажную работу, сидеть в каютке, отдыхать, — в словах его звучит неприкрытая насмешка. — Потому что сейчас я просто трачу на тебя время, знаешь ли. У меня хватает учеников, которые…

Делая каждый шаг, ты думаешь, что я у тебя под ногой. Если ты меня сломаешь, я отвечу тебе тем же

      Риф слушает его молча, глядя пристально, загнанным животным. Во взгляде даже мелькает страх, на несколько секунд. А после он изо всех сил ударяет галра по ноге, заставляя пошатнуться на несколько секунд и дёрнуть мечом. Он бы мог воткнуться ему в горло, но обошлось. И вот Риф уже снова на ногах.

Если тебе есть что сказать, То выходи один на один

— Простите, сэр, но так легко от меня не избавиться. — Как хочешь, — почти выплёвывает Ферл, выпрямившись. — Это твой выбор, не мой. Просто имей в виду, что скоро все забудут, что такой, как ты, вообще существовал. Я тебе спуску не дам.

Если тебе есть что сказать — Давай, ты против меня, я против тебя!

      Копьё лежит далеко, он никак до него не доберётся. Потому встаёт в стойку, сжав руки в кулаки. — Это просто смешно, — хмыкает галра и нападает на него с невероятной яростью.       Бой заканчивается, даже не начавшись. Сломанным носом и парочкой добошей в лазарете. Медики видят его чаще, чем кто-либо ещё. Хотя, нет, пожалуй, ещё его постоянно видит Ферл, но это точно не повод для радости.       Лазар — огромный пушистый медик с голубоватой шерстью — вручает ему ландор, осматривая с довольным прищуром. — Опять Ферл бесчинствует? Сломанный нос — это ещё ничего. Тут в капсулах с руками поломанными спят, вот это уже серьёзно. Я переговорил с ребятами повыше, они успокоят этого идиота. — С меня он всё равно не слезет, — пожимает плечами Риф, отпивая ландор и расслабляясь наконец. — Ненависть к расе переходит во что-то личное. Хотя я ему ничего не делал, верите? — Ещё как верю. Такие, как он, сублимируют всякую дрянь, выливая её на учеников. Он ведь только недавно стал майором. А молодых в армии… — хмурится, чуть качнув головой, словно прогоняя что-то. — Что ж, армия имеет многие проблемы. Если у тебя нет хороших знакомых — тебя, вероятно, будут гнобить. К сожалению. Принц Лотор пытался заниматься этим, но с этой войной не удаётся уследить за всем. А тут тебе и драки, и насилие, и грахс пойми что творится, — Лазар кладёт огромную лапу ему на голову, погладив по макушке. — Так что береги себя, малыш. Не ходи один по ночным коридорам.       Риф смотрит на него удивлённо, но от этой неожиданной ласки теплеет внутри. Предупреждение полезное и своевременное — чем старше он становится, тем больше подозрительных взглядов на себе ловит. Ни для кого ни секрет, что многие галра способны на что-то жуткое, особенно перед гоном. В них пробуждаются тёмные инстинкты, которые плодят насилие и создают опасные ситуации — в определённые дни так точно. Обычно в период гона альтеане стараются вообще никуда не выходить, чтобы не попасться жадным до секса галра. Они вполне могут контролировать себя, но есть те, кто этого прото не хочет. Риф знает, что за подтверждённые изнасилования здесь ждёт трибунал. Но многие жертвы просто боятся что-либо сделать. Или же боятся, что их проигнорируют, и…       Он встряхивает головой, чтобы тут же кивнуть. — Я понял, сэр. Я буду очень осторожен.

***

      Уже спустя шесть декафибов Риф чувствует себя абсолютно другим. Уроки не проходят даром, бессонные ночи и зубрёжка — тоже. Сверстники вскоре начинают уважать его страсть и уверенность, принимая то, что он больше не похож на маленького нытика. Тренировки становятся тяжелее, его всё ещё много бьют — галра, альтеане, роботы. В какой-то момент он думает, что это будет продолжаться вечно. Что он никогда не сможет справиться со всем этим. Ферл превращается в его злейшего врага, желающего раздавить его. Иногда это пугает настолько, что руки дрожат и не удаётся держать в руках копьё. В тот же день, когда Рифу приходят в голову эти мысли, он уходит в тренировочный зал и не покидает его до самой ночи. Ночью, впрочем, не покидает тоже, изведя себя настолько, что в итоге попросту там и вырубившись. Утром его находит Тирак, увидев общее состояние и в итоге запихнув в капсулу до следующего дня. — Ведёшь себя, как дурак, — заявляет Тирак, когда Риф вываливается из сна и из капсулы в том числе. Впрочем, он его всё-таки ловит. — Кому ты что доказываешь? Мне? Я понял уже, что у тебя есть яйца, парень. — Я никому ничего не доказываю, — тихо отзывается Риф, глядя на него как-то печально. Но под пристальным взглядом лишь плечами пожимает. — Разве что самому себе. Подумал, что не смогу никогда стать хорошим воином. Пошёл исправлять. — Дурак, — всё-таки подытоживает галра, посадив его на кушетку и сев рядом.       Рифу нравится лазарет. Капсулы, стоящие в ряд, столики с оборудованием, шкафы с препаратами и куча коек. Тихое место, где можно немного отдохнуть после тяжёлых тренировок. Ну или проснуться вот так, свежим и здоровым, да. — Ты так только все силы потратишь. Интенсивные тренировки — это хорошо, но перебарщивать не надо. — Ну, майор Ферл так не думает, — хмыкает Риф, потирая лицо. Спать больше не хочется, но общее странное состояние никак не отпускает. Возможно, ему просто тоскливо из-за того, что нашёл его именно бывший воспитатель, которого он определённо безумно уважает. — Простите, сэр. Это правда было очень глупо. — Ох, ну пусть майор Ферл идёт в задницу к тириниску, будь он неладен, — фыркает глухо Тирак, заставляя парня тихо хихикнуть. — Это из-за этого придурка ты так убиваешься? Не стоит он того. В твоём возрасте он чудом от мамкиной сиськи оторвался, чтоб ты знал. — Вот это уж точно вряд ли, сэр, — улыбается Риф, поправляя волосы. Время проходит и он всё-таки отращивает их снова, теперь, правда, всегда собирая в хвост. — Но спасибо за поддержку. Не очень-то вы его любите, да? — Он относится к младшим по званию так, будто они грязь под ногтями. А я этого терпеть не могу. Звание званием, а мудаком от этого становиться точно не стоит. Но не будем о нём. Скажи лучше, с чем ты сражаешься, парень? — Тирак смотрит внимательно, как будто что-то задумывая. — С копьём, — Риф чуть морщится. — Многие альтеане так делают, да и меня учили сражаться с ним. — Выкинь копьё и возьми меч, — советует галра, мощно похлопав его по плечу. — Не надо упираться рогом и сражаться тем, что тебе только мешает. Ты не самый высокий парень, так что копьё может быть попросту неудобным. Включай мозги и работай над ошибками, ты ведь самый смышлёный на курсе.       Слышать что-то подобное от него — потрясающе, и Риф улыбается широко, тут же ойкнув — без подзатыльника не обошлось. — Не скалься, тебе есть, куда расти. Самомнение у тебя и так огромное, направляй в нужное русло, — после паузы галра чуть щурится, глянув на него с интересом. — У тебя есть планы на будущее? До выпуска ещё несколько декафибов, но ты парень способный, я думаю, вниз уже не рухнешь. Есть что-то, к чему тебя влечёт?       Риф опускает взгляд, задумавшись ненадолго. У молодых альтеан, закончивших базовый курс тренировок и обучения, появляется возможность выбрать направление, в котором они хотели бы работать. Их учили всему по чуть-чуть. Пилотирование, сражения, история, наука, инженерия, медицина и многое другое, что могло бы пригодиться Империи. В конце концов, после потери семей они автоматически становились её гражданами и должны были приносить пользу. Пользу приносить он научился. И кое-что важное за своё обучение всё-таки узнал. — Стану помощником в лаборатории, — всё-таки говорит Риф. — Хочешь со своими работать? — с некоторым пониманием, но всё-таки спрашивает Тирак.       Многие альтеане, живущие в Империи, являются именно учёными. Хватает и других, но именно эти были на вес золота и ценились во всех точках вселенной. Махать оружием могли многие, а вот работать с тонкими веществами — нет. И Риф чертовски сильно уверен в своих силах, потому что делал на это самый большой упор, не считая тренировок и пилотирования. Алхимия — часть науки. Иная. Удивительная. Запретная — это самое главное. Сейчас алхимиков просто нет. Но он знает, что было у его матери. И знает — теперь — что с этим делать. — Что-то вроде того, — Риф улыбается, посмотрев на бывшего воспитателя. — А вы как думаете, где бы ещё я мог пригодиться?       Тот сразу же распушается, шевельнув большими ушами, и садится поудобнее, неожиданно хитро нахохлившись. Точно задумал что-то. Но говорит с напускным безразличием: — Даже и не знаю. Такого способного молодого альтеанца везде с руками оторвут. Может быть, даже на моём флоте, кто знает?       И бросает на него хитрый, многозначительный взгляд. Сердце Рифа пропускает удар, потому что флот Тирака — коммандера Тирака — это отличное место. Это сразу же обеспеченное звание, возможности, регалии. Он делает такие предложения точно не каждому. И то, что он их воспитатель — ничего не значит, в конце концов, многие лица с высокими должностями согласились на эту программу. Другое дело, что… Внутри что-то дрожит. Ему очень хочется согласиться с этим предложением, хочется сказать — да, конечно, он станет частью его флота. Но то пламенное, жаркое и неугасаемое чувство, что превратило его из апатичного ребёнка в крепкого молодого бойца — горит внутри и сейчас. Оно не даст ему жить. Будет тем, что жрёт его изнутри каждый день, потому что пламя, оставленное без присмотра — это гарантированная гибель. — Кто знает, сэр. Кто знает, — Риф смотрит на Тирака, после отводя взгляд куда-то в сторону. — Но я вот хочу стать учёным. Выдающимся, грахс всё подери. И я им стану. — Ты-то? Выдающимся учёным? Станешь, — галра хмыкает глухо, приняв его отказ удивительно легко. — Хотя ещё несколько декафибов назад я сомневался, проживёшь ли ты ещё несколько дней. Забавно жизнь меняется, да? Я помню тот момент, когда ты пришёл — с обрезанными волосами, глазки горящие и злые, вид решительный. Я уж подумал было, что тебя во сне подменили, и теперь к нам пришёл маленький робот, не иначе. Кстати… — он смотрит с искренним любопытством. — Что так повлияло на тебя тогда? — Ваши слова, сэр, — ложь даётся легко, Риф улыбается, глядя на него многозначительно. Голос вкрадчивый такой. — На меня произвело неизгладимое впечатление то, как вы смотрели. Да и умирать не очень-то хотелось.       Тирак хмыкает негромко, явно довольно, кивнув. — Что ж, я рад, что ты взялся за себя. В конце концов, именно такие солдаты нужны Империи — с горячим сердцем и холодной головой. Так или иначе… ни тикунды не жалел о том, что был уверен в тебе. Я знал, что ты со всем справишься, — столько похвалы с его стороны парень не слышал вообще никогда, и это вдохновляет. — Я уверен, тебя возьмут в лабораторию. Грахс, да хоть во все сразу. Но если что-то пойдёт не так — знай, я всегда буду рад видеть тебя на своём корабле. Спокойной ночи, Риф.       И Риф остаётся наедине со своими мыслями, смотреть в широкую удаляющуюся спину, а после — думать. Он тоже поверил в него. Всегда верил. Пламя внутри жжёт сильнее.

***

И вот опять двадцать пять: Ты думаешь, что засел у меня в голове, задел за живое

— Можешь сразу же уходить отсюда, мальчишка. Я не дам тебе рекомендацию, — жёстко говорит Ферл, обнажая против него меч.       Риф, безукоризненно сдавший все экзамены, оказывается один на один со своим главным врагом, который появился у него за жизнь здесь. Это последнее испытание. После него он официально будет считаться взрослым, ему дадут шанс попасть туда, куда он хочет. Но если сейчас он провалится — не видать ему адекватных тренировок в будущем. А он никогда. Ни за что. Не откажется от сражений. Они стали его жизнью. Эта боль, эта энергия в теле — его сила. И он от неё не отвернётся.

Тебе нечем атаковать меня И не выстоять против моего безумия

— Я у тебя разрешения не спрашивал, — чуть усмехается Риф, обнажая меч с немного изогнутым спереди лезвием. Лучшее оружие, что у него было. То, с которым он и впрямь смог сродниться. Копьё отправилось в прошлое, потому что меч — это продолжение его руки. Это он сам. — Сегодня я тебя одолею. — Может быть, в твоих мечтах, альтеанский выродок, — глухо рычит Ферл и набрасывается на него первым.

К черту! Я на дне, мне нечего терять

      Галра нападает, обрушиваясь сверху, но Рифа там уже нет — он кидается в сторону, чтобы тут же наброситься со стороны. Он знает, что нужно делать, он слишком много времени провёл, оттачивая приёмы. В этом нет ничего сложного, на самом деле, любые движения даются легко. Ферл кажется каким-то ужасно медленным, а ещё разъярённым, он постоянно путается в действиях. Когда он успел стать таким плохим бойцом? Но, нет. Он не стал хуже. Просто теперь Риф видит все его ошибки и бьёт по слабым местам. В эти секунды, нанося удар за ударом, то и дело задевая Ферла, он чувствует себя потрясающе. Жизнь так и кипит в нём. И, конечно же, он бесконечно доволен собой. Доволен тем, что все эти грахсовы тренировки не прошли даром.

Ты мне не указ, не заставишь думать по-своему, Делая каждый шаг, ты думаешь, что я у тебя под сапогом

      Ферл цепляет его мечом, оставляя глубокий порез на боку, пробивая броню. И Риф, оскалившись, подсекает его ноги, заставляя рухнуть на одно колено, выбивает меч и ногой бьёт галра по голове, заставляя рухнуть назад.

Давай ты против меня, я против тебя!

      Несколько тикунд, и Риф возвышается над ним, прижимая клинок к горлу. Взгляд глаза в глаза. Бой окончен. — Я прошёл, — спокойно говорит парень. — Только через мой труп, — рычит Ферл с пеной у рта. — Я никогда не дам тебе пройти! Ты ни за что… — Что ж, я вижу, испытание прошло без каких-либо проблем, — звучит голос Тирака, который заходит в тренировочный зал. И смотрит он хищно, довольно. — Риф, мальчик мой, поздравляю. Ты блестящий пример того, какими должны быть воины.       Риф видит ненависть в глазах Ферла, убирая меч. Галра рычит глухо, плюётся, но отдаёт честь Тираку и уходит, хромая. Риф больше не пересекается с ним, никогда, что заставляет думать о том, что с майором наконец серьёзно поговорили. Он не мог и дальше безнаказанно ломать конечности детям и своим ученикам. Тем лучше. То, что с ним происходило дальше, уже не интересовало Рифа. Первый враг в его жизни был повержен. Вереди ждёт будущее.

***

      Риф верит в себя. Наверное, в этом весь смысл, вся красная линия, что движется вместе с ним через жизнь. Он верит в себя, когда его очередной раз вызывают на арену те, кому он слишком сильно не нравится. Он верит в себя, когда глотает песок, в который его загоняют противники. Он верит в себя, когда вдавливает в песок их, заставляя скулить от боли. Эта вера горит в нём пламенем, заставляет идти дальше, невзирая ни на что. Через десять декафибов абсолютно никто не мог бы узнать в нём того мальчика, что не хотел даже молоток взять в руки. Он дерётся так, будто от этого зависит его жизнь. Всегда соглашается на самую тяжёлую работу, которую больше никому не доверить. В лаборатории, в которую он попал почти сразу же после выпуска, на него всегда могут положиться. Всё кажется идеальным — со стороны. Пожалуй, кто-то мог бы сказать, что он сделал из себя отличного солдата Империи, которым можно гордиться. Беда в том, что несмотря на все свои достижения, Рифу всё ещё мало. Потому что сменяются декафибы, а он ни на шаг не приблизился к раскрытию главной тайны своей жизни. Более того — постепенно в нём пробуждалось, потихоньку, нечто новое. Не просто жажда знаний. В конце концов, он знает много, он стал лучшим учеником, вырвал свой успех из чужих рук. Нет-нет, знаний мало. Нужно ещё и применение этих знаний. Что такое алхимия? Великая тайна. Большая часть науки, но не совсем она, во многом — магия.       Ох, магия. Самое страшное и запретное слово на территории Империи, ненавистное. Потому что Союз, противостоящий им — использует магию. Потому что магия — это нечто чудовищное, способное разрушать и творить безумные вещи. Магией владеет Ведьма — главный и самый страшный враг всего Альянса и императора Заркона. Риф много раз видел, что за технику использует Союз. Видел тех тварей, что он присылает, видел ранения, которые получены от магии — вроде бы случайно, но на самом деле он намеренно искал тех, кто пострадал от этого. Рваные раны, ожоги, а ещё — ветвистые всполохи на теле, будто от ударов молний. Риф знает, что всё это связано с магией. А магия, в свою очередь — с алхимией. Многие альтеане, он знает, обладают особыми силами. Так почему же никто в Альянсе их не использует?       Когда он первый раз задаёт такой вопрос, старший научный руководитель смотрит на него так, будто он решил прилюдно испражниться. Или ещё что-то жуткое сделать. Среди остальных работников пробегает шёпоток, который тут же стихает под жёстким взглядом Иритуса. — Отойдём на минутку, ты ведь не против?       Риф послушно следует за ним, недоумевая, почему нельзя было ответить что-то при всех. Даже какую-нибудь повседневную глупость. Или что-то… Пощёчина оказывается неожиданной, он даже сказать что-то не успевает. Голова его вздрагивает, рефлексы срабатывают, и он дёргается навстречу, но застывает под холодным взглядом чужих глаз. У них с начальником всегда были довольно сухие отношения, пусть и не без уважения. Он явно ценил его, как хорошего работника, но прямо сейчас Иритус смотрел на него, как смотрят на что-то маленькое и мерзкое. Незначительное. — Ты очень хороший сотрудник, Риф, — его голосом можно замораживать воду. — Но не думай о себе слишком много. Кто ты такой, чтобы задавать такие вопросы? Или чтобы подпитывать мысли об этом в чужих головах. — Я ничего не…       К новой пощёчине он готов, но увернуться не получается — чужая рука ложится на плечо. А ещё что-то подсказывает, что если он будет сопротивляться, то очень быстро лишится этого места в принципе. Риф никогда раньше не видел такого выражения на лице Иритуса. И это почти пугает. Почти. — Мой тебе совет. Если хочешь чего-то добиться и вылезти из лаборантов — не задавай глупых вопросов, не оспаривай мои решения и не подавай глупых идей. Тогда мы отлично сработаемся.       Улыбка на лице альтеанца веет чем-то почти что безумным. Или как минимум страстным. В этот момент Риф думает, что подобное направление никто просто так не выбирает. — Так что ты скажешь? — Я вас понял, сэр, — Риф кивает, опуская взгляд в пол. — Позвольте только узнать, почему… — чужая рука снова поднимается, и он стискивает зубы, чтобы всё-таки выдавить из себя. — Разрешите идти? — Конечно.       Возвращаясь к работе, Риф чувствует жгучую боль в груди. Его впервые остановили на этом пути. Он не ждал, что подобное дастся легко, но это вывело его из себя. А ещё внутри засела злоба. Он эти слова запомнил. Равнодушные взгляды работников, кроме парочки новичков — тоже. А ещё горящие от недавних ударов щёки.       В конце рабочего дня, когда все собираются и расходятся по своим каютам, к нему вдруг подходит девушка. Какое-то время он игнорирует её, выключая всё оборудование, но поняв, что она совершенно точно что-то хочет — поворачивает голову в её сторону. — Вы что-то хотели… — взгляд падает на бейджик. — Кадет Киона? Не видел вас тут раньше. — Я… кхм, да, я буду работать здесь несколько фибов. Послали посмотреть на деятельность старших, — девчонка молодая совсем. Волосы светлые, короткие, глаза с розоватым оттенком. И вид такой наивный, что ему хочется прибить её сразу, чтобы не мучилась. — У вас синяк. Может, стоит приложить лёд?       Риф смотрит на неё полу-пустым взглядом, медленно переваривая информацию. Кажется, она говорит про его лицо. Да, определённо, его сегодня ударили по лицу. Он до сих пор тренируется каждый день, для него синяки — нормальное дело, пусть и не по такому поводу. В этот раз это унизительно и мерзко, нет никакого чувства победы или прогресса. Только ощущение, будто его спихнули в яму, где сидят сотни таких же, как он. Снова. — Возможно, — тянет Риф, касаясь глаза. Болит терпимо, он бы не стал заморачиваться, но Киона смотрит так, словно умрёт, если он этого не сделает. — Я приложу лёд. — Завтра цвет сменит, будет некрасивым. А вы красивый, вам синяки совсем не к лицу, сэр.       Вот это уже звучит, как намеренный подкат, и он смотрит на неё с сомнением. Понимает ли девочка, что делает? Судя по взгляду — нет, не очень, одна лишь искренность. Вздохнув тихо, он разводит руками, чуть улыбнувшись. — Хорошо, я точно это сделаю, когда вернусь в каюту. Спасибо за беспокойство, вы очень милы. А сейчас мне нужно поспать. — Спокойной ночи. И до завтра, сэр, — произносит Киона, глядя ему в глаза.       Риф отвечает ей что-то простое и разворачивается, уходя к себе в каюту. Возможно, будь в его голове ещё что-то, кроме страстных желаний и целей, он бы запомнил этот взгляд. И задумался бы о чём-то, что могло бы последовать за этим «вы красивый». Но у Рифа есть цели. Есть мечты, которые ведут далеко. И потому он больше не думает о милой девушке, переживающей из-за его лица. До следующего утра, когда они снова сталкиваются в лаборатории. Думать о ней всё-таки приходится, потому что она постоянно рядом. И это, в целом, даже приятно.

***

      Риф работает в лаборатории несколько декафибов. Для него это становится привычным делом, заниматься своей простой работой, возиться с разными экспериментами, одобренными Альянсом, изготавливать препараты и многое другое. Это даже научной деятельностью называть можно с натяжкой — в его понимании, потому как они только и делают, что химичат. Ему скучно. Не за этим он шёл сюда. Киона сопровождает его абсолютно везде. Со стороны может показаться, что они пара, потому что они ходят вместе, едят вместе, работают вместе — только спят раздельно. И Риф не планирует что-то менять, даже несмотря на то, что девочка решила остаться в лаборатории, а не возвращаться на своё прошлое место.       Война набирает обороты. Риф тесно общается со многими медиками — некоторым даже сам поставляет медикаменты — и потому знает, что умерших и пострадавших всё больше с каждым днём. Раньше бои давались легче. А сейчас, даже учитывая то, что недавно короновали новую альтеанскую императрицу — Аллуру, паладина красного Льва — всё становится хуже. Император Заркон почти не показывается на людях, ходят слухи о его ужасной болезни, к которой якобы может быть причастен принц Лотор. А Ведьма посылает новых и новых тварей, к которым присоединяются многочисленные белоснежные мехи. И ещё — Одержимые. Так их называют, со страхом и дрожью в голосах. Об Одержимых известно не так много. Разве что то, что все они — альтеане, метки которых постепенно изменяются, они обладают невероятной разрушительной силой, полны магии и могут уничтожить целую кучу солдат. А ещё они быстро умирают — по неизвестным причинам, когда их метки вытягиваются сильно, заостряются и спускаются ниже губ. Ни один Одержимый не может продержаться дольше пяти декафибов. Они словно ходячие трупы, которые ещё не знают, что они мертвы.       Иногда Рифу кажется, что он сам одержим. Но не чем-то чудовищным, а своими идеями и стремлениями. Столько времени прошло, а он всё не перегорел. Он становится лишь сильнее. И чем дальше, тем больше ощущает, что ему этого мало. Даже когда его повышают, и он становится на место Иритуса — которого в свою очередь повышают тоже — он чувствует лишь горечь на языке. Никакой гордости. Разве этого он хотел? Чего он вообще добился? Теперь он тоже может одобрять и вести проекты, но ему никогда не дадут изучать магию здесь. Не дадут заниматься ничем из того, что он хочет. — Ты великий человек, Риф. И я верю в твой успех, — в очередной раз говорит Киона, улыбаясь, потерев ему спинку ободряюще. — Посмотри на себя. Ты достиг стольких вещей за… — Я ещё ничего не достиг, — глухо отвечает он.       В очередной раз они в его каюте, обсуждают многие вещи, даже магию, грахс её побери. Потому что он знает — ей можно доверять. Риф привязывается к девчушке, но понимает всё больше, что просто не может дать ей ничего, кроме дружбы. Ничего более. Кажется, её это вполне устраивает. — Ты достигнешь всего, чего хочешь. Я уверена, у тебя получится доказать им, что магия может помочь нам в этой войне, — Киона берёт его за руки. — Они просто сборище стариков, которые боятся рискнуть. А ты не такой. Ещё несколько декафибов, и… — Нет у нас несколько декафибов, Ки. Нет, понимаешь? — он смотрит ей в глаза, вытягивает руку из её и гладит по щеке. — Если Альянс проиграет в этой войне, я никогда ничего не узнаю. Не дотянусь до Истины. — Почему тебя вообще так волнует Истина? Из-за мамы? — Не только, — Риф отстраняется, ложась на кровать, глядя куда-то в потолок. И руку поднимает, обводя ей «небо». — Есть нечто намного больше, чем мы. Знания, которые позволят нам жить лучше. Творить невероятные вещи. Творить. Разрушать. Усовершенствовать. Мы можем стать великими, какими были в древних легендах. — Это всего лишь легенды. То есть… я понимаю, что ты говоришь верные вещи, но, знаешь, некоторые вещи мы не узнаем никогда, — Киона ложится рядом, тоже глядя в потолок, будто там есть что-то интересное. — Так почему же на самом деле? — Хочу быть тем, кто узнал. Кто смог применить. Даже не для того, чтобы люди меня любили или вроде того. Изменение материи, трансформация жизни, управление энергиями — это потрясающе. Ты видела Красного Льва? Я видел. Может, это слишком дерзко, считать себя достойным всех этих знаний, но тогда я буду дерзким, грахс меня забери, — Риф смотрит на неё очень уверенно. — С помощью магии можно создать уникальные вещи. Можно сражаться. И с помощью алхимии тоже. Красный Лев был создан с её помощью, король Альфор был алхимиком! Но теперь все молчат, словно им позашивали рты, и меня это злит.       Выдохнув шумно, он закрывает глаза, совсем обмякнув на кровати. Киона поглаживает его грудь, положив голову на плечо. Ближе, чем обычно. Опаснее, чем стоило бы — для неё. — Ты отлично справляешься, Риф, — шепчет она, продолжая гладить его через одежду, мягко так. — Прости, что говорю что-то неправильное. Я просто переживаю за тебя. — Я знаю, — отзывается Риф, выдыхая тихо. — Но это дело всей моей жизни. Я либо достучусь до правды, раскрою весь свой потенциал… либо умру, пытаясь этого добиться. — Как жёстко, — Киона смеётся негромко. — В этом весь ты. Но почему? Почему ты… — Я этого хочу, — он чуть пожимает плечами. — Нет никакой великой правды в моих действиях или тайных смыслов, кроме того, что я этого хочу. Да и нужно ли что-то ещё? Если я помогу людям — здорово. Если нет… я делаю это не для них. А только для себя. Возможно, эгоистично, но… — Ты сможешь помочь очень многим, — уверенно перебивает его девушка. — Не важно, что ты будешь делать — убивать или сотворять. В наших условиях и то, и то может быть правильным поступком. — Иритус как-то сказал, что я неправильный альтеанец, — шутливо заявляет Риф, приоткрыв глаз, глядя на неё с улыбкой. — О, да? А он — просто старый дурак, который ничего не понимает в жизни, — хихикает Киона, улыбаясь тоже.       Рука её всё ещё лежит у него на груди. И он её не убирает.

***

      Иритус стал для Рифа заменой Ферла, но куда более опасной. Тот хотя бы не скрывался за маской дружелюбного мужчины. Когда его повысили, он продолжил регулярно наведываться к Рифу. И это было странно, до ужаса — потому что с каждым разом взгляды его становились всё более странными, а прикосновения — долгими. Волнующе и непонятно, неприятно в общей атмосфере. В конце концов, он работает, теперь на нём лежит ответственность за всю лабораторию. Грахс забери этого ублюдка, даже когда Риф был лаборантом, его не окружали таким количеством внимания со стороны начальства. — Как продвигается твой новый проект? — мурчит Иритус, оставшись с ним наедине в лаборатории. Работники уже ушли домой, только Риф остался дописывать отчёты, которые, кажется, никто даже не читает. — Ваша точка стала самой продуктивной за последний фиб, я впечатлён, Риффи. — Риф, сэр, — почти цедит парень, не отвлекаясь на него и продолжая впечатывать что-то в панель. — Подождите несколько тикунд, я почти закончил с…       Иритус тянет его за плечи, поворачивая к себе лицом. И смотрит так пронзительно, хищно даже. Рыжеватые глаза сейчас отдают ржавчиной, на губах медленно расцветает оскал. Рифу не по себе. Инстинкты говорят ударить его или сбежать, а может всё сразу, но тело парализует. Словно перед змеёй. Несколько секунд, бросок, и его неожиданно целуют. Тело всё ещё не двигается, только дыхание рвётся и распахиваются глаза. А Иритус обвивает его руками, вжимая спиной в панель, и целует жарко, страстно, чуть кусая губы. Придя в себя, Риф вздрагивает и упирается руками в его грудь, отпихивая от себя. — Какого?!..       Возмущение прерывает ещё один поцелуй, чужие руки хватаются за его, неожиданно защёлкнув наручники где-то над головой, а между ног втискивается колено. Ситуация выходит из-под контроля, впервые за долгое время он чувствует ужас, что-то внутри сжимается в маленький комок. Желание спрятаться становится всё сильнее, он пытается вырваться, но у него ничего не получается. На несколько секунд альтеанец отпускает его губы, шепча куда-то на ухо: — Знаешь, а ведь это я замолвил за тебя словечко. Ты был таким очаровательным и послушным мальчиком, я почти забыл о том, какие глупости ты спрашивал вначале. Хотя именно тогда я понял, что ты совсем не невинное создание. Вот такие, как ты, оказываются на стороне Союза, Риф. — Отпустите, — горло давит, но он всё-таки просит, глядя с неверием. Этого просто не может быть. Невозможно. Он мог ожидать чего-то подобного от галра, но чтобы такое вытворял альтеанец? Да ещё и настолько уважаемый в обществе? Это настолько выбивает из колеи, что у него не получается кричать. Более того, крики явно не помогут, вообще. — Почему я? — А кто тогда? Малышка Киона? — Иритус щурится довольно, видя, как в чужих глазах вспыхивает ярость. — Ну-ну, она меня не интересует. Только ты. Иначе, даже несмотря на твои знания, ты бы никогда не попал на эту должность. Ты же… не хочешь её лишиться, верно?       Лишиться этой должности. Когда у него наконец появились хоть какие-то возможности, когда он начал совершать нечто большее, чем препарирование неведомых зверюшек на предмет ядовитости. Это всё ещё совершенно не то, чего он хотел, но у него просто нет выбора, никакого. Отдать всё ради своих целей. Как он там сказал Кионе недавно? Либо добьётся, либо умрёт, пытаясь? Не такая большая плата.       В области живота пульсирует дрожащий страх, сжимая его внутренности. Руки альтеанца медленно лишают его одежды, но он явно не торопится. Медлит, намеренно, смотрит пристально. Вкрадчивый шёпот прямо на ухо: — Так что? Ты хочешь остаться на этой должности, Риффи?       Риф переводит на него взгляд. И улыбается настолько похабно и хищно, насколько вообще может, насколько способен в такой ситуации. Он может дать только один ответ. — Я сделаю для этого… абсолютно всё, сэр.       Даже если придётся снова пройти через унижения и боль. Иритус улыбается довольно, стаскивая с него остатки одежды, оставляя абсолютно обнажённым. — В таком случае, нам будет очень весело.

***

      Риф встречается с Иритусом каждый фиб. Что-то вроде договорённости, благодаря которой он делает на своей должности почти всё, что только хочет, а взамен — спит со своим руководителем. Хотя просто «спит» не описывает всего того, что происходит между ними. С каждым разом он чувствует себя всё хуже и хуже. Будто чаша терпения начинает потихоньку переполняться. Он ведёт себя намеренно радостно. Становится громче, смеётся чаще, улыбается больше. Многие думают, что у них с Кионой наконец наступил прогресс в отношениях. А вот сама Киона всё больше видит, как меняется её сильный и храбрый друг. Как что-то в нём… надламывается, а взамен вырастает нечто другое. Это пугает её, но не настолько, чтобы начать паниковать. Риф всё понимает, потому не пытается от неё закрыться — наоборот, они проводят намного больше времени вместе. Хоть что-то он делает правильно. Киона не слепая. Следы укусов на его шее можно прятать от других, но от неё — нет. — Ты не хочешь поговорить с кем-то из начальников? — тихо спрашивает она однажды, во время их уединённого завтрака в его каюте.       Риф смотрит на неё с недоумением, вся его поза выражает немой вопрос. Который, правда, быстро перестаёт быть немым: — О чём? — О том, что с тобой происходит, — девушка касается его плеча, в глаза заглядывает. Всё такой же ясный взор. Её будто совсем не меняет время, за исключением того, что она всё-таки стала немного повыше. — Что-то не так. Ты меняешься. — Все меняются, — парень улыбается, в ответ положив руку поверх её руки. — Не переживай, я со всем справлюсь. Лучше порадуйся — мы закрыли этот квартал с невероятной продуктивностью! — Риф, — произносит Киона, не сводя с него глаз. — А теперь скажи мне, когда это тебя вообще начала волновать продуктивность? Разве это часть твоей мечты?       Риф смотрит на неё, замерев на месте. Несколько тикунд в каюте проходят в полном молчании. А потом он всё-таки хмурится, опуская голову, и поднимается с кровати. — У меня пропал аппетит. Пойду, потренируюсь.       Он, конечно, уходит. Но спину почти жжёт от её взгляда. В голове звучат эхом слова.       «Разве это часть твоей мечты?»       Время идёт. А он все ещё стоит на месте. Только вот теперь ко всему этому прибавились ещё и постоянные, отвратительные встречи с Иритусом. Грахс бы побрал это всё. Киона абсолютно права.       Вместо того, чтобы отправиться в тренировочную, он заходит в одну из общих ванных комнат, а там — смотрит в зеркало. Долго, пристально, почти не мигая. Круги под глазами, осунувшийся вид. И только где-то на дне глаз — тот самый огонь, который когда-то заставил его жить. Риф сжимает руки в кулаки и с удивлением отмечает, что они дрожат. — Ты… — сглатывает шумно, выдыхает с хрипом и поднимает голову, говоря чётко, уверенно, с яростью даже. — Ты. Лучший. И ты с этим справишься.       Отражение кажется перепуганным, но изнутри переполняет мрачная решимость, с которой он покидает ванную. Внешне ничего не меняется. В поведении, в его действиях. Но внутри он точно знает, что будет делать дальше. Теперь нужно лишь вытерпеть всю эту дрянь, переждать — и начать действовать.

***

      Риф впервые видит Одержимого вживую, когда Альянсу удаётся захватить одного. Он тратит слишком много сил, выжимает из себя почти всё, и его ловят, забирая с собой. Иритус присутствует при допросе, Рифа он приводит с собой, ничего не объясняя, но явно по личным причинам. На протяжение всего общения с альтенцем они молча стоят в стороне, наблюдая, как галра задают вопросы. Ничего особенного, просто пытаются вызнать координаты баз и многое другое, только вот ничего полезного всё равно не узнают. Одержимый явно подходит к последней стадии трансформации — тёмно-зелёные метки почти добираются до губ, взгляд постоянно тускло светится, а кожа становится хрупкой и ломкой, как пергамент. Волосы высохшие, вид пожухлый, но когда его о чём-то спрашивают, он только скалится и рычит, пытаясь использовать магию. Он почти пуст. Какой-то кадет, молоденький парнишка — летевший на крейсере, на который напал Одержимый — с ужасом лепечет, что точно видел, как пленника убили. Он не дышал, не двигался и ничего не делал некоторое время. А потом неожиданно пришёл в себя, ещё более злобный, и выкосил половину экипажа, прежде чем свалился обессиленный.       Риф слушает очень внимательно, каждое слово. Одержимый, на удивление, довольно общительный — отвечает на все вопросы, пусть и в какой-то саркастичной манере. Судя по всему, он знает, что умрёт в любом случае, потому позволяет себе дерзить и говорить любую чушь, кроме необходимой. И потому безумно интересно узнать больше. Впрочем, ничего особо важного он не рассказывает даже под пытками. Полезного для Рифа — тоже.       Самым значимым событием становится момент, когда Одержимого убивают. Никто не заметил, когда вошёл принц Лотор, но он явно стоял тут продолжительное время, слушая альтеанца, прежде чем воткнуть меч ему прямо в грудь, пронзив насквозь. — Ах, ваше высочество! Кто бы мог подумать, что вы здесь, мы бы вас подождали! Видеть вас тут — большая честь, и… — Потребуется ещё пару раз убить его, — спокойно произносит принц, не обращая внимание на расшаркивающегося в любезностях Иритуса. — Когда выберется тварь — ловите вот в эту банку и несите в лабораторию. Никакого прямого контакта. Вы сами знаете, насколько это серьёзно.       И он уходит, оставляя ошарашенных солдат и учёных наедине с трупом. Который, так-то, начинает двигаться уже через некоторое время. Иритус, изменившись в лице, хватает Рифа и неожиданно выпихивает из помещения. Кажется, увидел его заинтересованный взгляд. — Иди на рабочее место, живо. Я сам принесу… это.       Риф остаётся в коридоре один, наедине со своими мыслями. И в ярости — потому что он хотел увидеть процесс от начала и до конца. Это не так важно. Что бы там ни сидело внутри, его принесут в лабораторию. Вот это уже гораздо важнее. И именно по этой причине он поскорее уходит прочь по длинным коридорам.       Впервые за долгое время он узнает что-то новое. Этого стоило ждать!

***

      Рифу наконец-то улыбнулась удача. Мало того, что удалось заполучить труп Одержимого, так ещё и прямо под носом у них теперь находится нечто уникальное. Ну, как под носом? Оно заперто и закрыто за несколькими стёклами. Маленький чёрный сгусток, мирно летающий по пространству, периодически зависающий на месте. Прямой приказ от Иритуса — никаких контактов. Только смотреть, но никак не лезть и ни в коем случае не трогать. А вот труп ему позволяют трогать очень активно, и он не мешкает — тратит всё своё время на то, чтобы исследовать его. В крови оказывается очень много квинтэссенции, тело ужасно деформировано изнутри, словно его разрывали. Но вот никаких внешних следов ранений, кроме последнего, убийственного, он не нашёл. Безумно странно.       Вновь идёт время, он исследует образцы, взятые с тела, постоянно находится в одном помещении с сущностью, летающей по выделенному пространству. Риф постоянно оказывается в одиночестве, потому что уходит позднее всех. По счастью, Иритус приходит не слишком часто, что позволяет заниматься делами без каких-либо проблем. Со временем у Рифа появляется очень странная привычка. — Да уж, ну и скверный денёк, не думаешь? — спрашивает он негромко.       У маленькой чернушки, летающей кругами. Пожалуй, тут можно задуматься над собственным психическим здоровьем, но Риф уже не собирается давать себе оптимистичных прогнозов. Да и вообще никаких не собирается, в целом, его это не сильно волнует. — Я уже несколько фибов мучаюсь над этим, — говорит он, глядя на разложенные на столике препараты. — Но не могу понять, в чём же суть. Просто такое количество квинтэссенции ничего не даст, скорее, убьёт носителя. Он и так умер, но дело-то не в ней, определённо, — улыбается грустно, покачав головой. — Дело в тебе, скорее всего, да только кого это волнует? Принц дал полный запрет на любые взаимодействия, Иритус меня скорее убьёт, чем подпустит ближе, и я снова в тупике. Впору начать выпивать.       Смех вымученный, надрывный, и он оставляет вещи, подходя к первому стеклу. Ему кажется — на несколько секунд — что сущность подлетает ближе тоже. — Даже дураку понятно, что это такие, как ты, делаете Одержимых сильными. Иначе их бы так вообще не называли. Да только вот, кажется, остальные дураки. Знаешь, что мне сказал Иритус, когда я спросил его про магию? Не такую, грахс его обглодай, нет. Про нашу, природную, идущую от силы жизни. Знаешь? — конечно же, никакой реакции, но он продолжает. — Он ударил меня, а после сказал, чтобы я не задавал глупых вопросов. А я вообще не понимаю, как Альянс ещё на ногах держится, если против — такая мощь. Вот где сила. Вот где истинные знания, понимаешь?       Слова льются легко, будто река, он даже сам не сразу понимает, что именно говорит, пока не обрывается на полуслове. — Ох, о чём я вообще? Стою в пустой комнате и говорю с чёрным клопом, это…       «Чёрный клоп» неожиданно ударяется об стекло, заставив его шарахнуться. Испуг проходит быстро, и Риф улыбается как-то восторженно. — Так ты всё-таки меня слушаешь. Ладно, я стою в комнате и говорю с чёрным… кем-то. Ты не клоп. Ты… — после паузы нечто неожиданное вырывается само по себе. — Ты лучший.       Слова так легко срываются с языка. Даже слишком легко. Растерянный, он смотрит на то, как замирает на месте сущность. Впервые полностью остановилась. Сейчас бы побежать и сообщить об изменениях, о том, что произошло нечто новое, что надо с этим что-то сделать, да банально — что сущность реагирует на речь. Но Риф только смотрит на замершее по ту сторону существо. Немигающим взглядом. А после возвращается к панелям, чтобы сделать одну единственную вещь, которая кажется ему реально важной. Риф стирает записи камер об этом разговоре. Он и без того делает это часто, чтобы не оставлять следов их с Иритусом «развлечений». Наконец-то он делает что-то для себя. — Ты лучший, — повторяет он, повернувшись в сторону стекла. — Потому что ты вместе со мной, заперт в одной комнате. А я, определённо — лучший. Иными словами, мы в одной лодке, не думаешь?       И улыбается — широко так, впервые за долгое время искренне.

***

      Риф понимает, что произошло нечто из ряда вон выходящее, когда к нему в очередной раз приходит Иритус. Всё должно пройти так, как и в прошлые разы — начальник будет топить его в ласках вперемешку с болью и унижением, а он будет делать вид, что ему это ужасно нравится. Всё как всегда. Но не в этот раз.       Когда Иритус раздевает его и раздевается сам, Риф смотрит на него как-то иначе. Возможно, заметив это, альтеанец вдруг говорит тихо, хрипло: — О, что это за взгляд такой? Хочешь чего-нибудь новенького, может быть?       Он смотрит по сторонам, взгляд его загорается каким-то нехорошим огоньком, а после он тянет парня к стеклу, заставив прислониться лицом и всем телом. — Проверим, может, тварь умрёт от смущения или ещё от чего-нибудь. Принц будет очень рад.       Риф смотрит на сущность за стеклом, которая продолжает мирно летать по кругу. Ничего не выдаёт в ней какую-либо заинтересованность происходящим. Но он полностью уверен в том, что это не так. Что-то происходит, прямо сейчас, когда он смотрит туда, за стекло. Что-то внутри начинает жечь его гораздо сильнее, перебивает боль, которую он ощущает позади себя. Иритуса словно вообще не существует, и всё происходит совсем не с ним. Риф не издаёт звуков, не шевелится, даже не моргает — только смотрит. Альтеанец продолжает сыпать сальными пошлостями, творит с его телом что-то невообразимое, но сейчас это кажется абсолютно неважным. Риф чувствует, как бьётся его сердце. Глубоко, сильно, гоняет кровь по венам. Он вдыхает хрипло, медленно, чуть приоткрыв рот. В воздухе разливается слабый запах озона.       «Ты лучший».       На несколько долгих мгновений ему кажется, что это был не его голос. А потом происходит что-то из ряда вон выходящее, потому что в стекле он неожиданно видит вспышку, чувствует нечто странное, пробегающее по всему его телу, а следом… Что-то взрывается в его теле. Нет. Вне его тела. И слышится глухой болезненный вскрик, после которого чужеродные ощущения пропадают полностью.       Повисает тишина. Риф ещё несколько тикунд смотрит на сущность, которая больше не летает. Замирает на месте. Вдохнув хрипло, он наконец оборачивается, чтобы увидеть то, о чём даже подумать не мог. На полу лежит голый, совершенно точно мёртвый Иритус. Глаза закатились, а всё его тело покрывают молниевидные, очень красивые ожоги.       Риф смотрит на эту картину и какое-то время не двигается с места. Такие красивые ожоги. И Иритус — мёртв. Иритус. Мёртв! Смех срывается с губ сам по себе — глубокий, хриплый, безумно довольный. Он смеётся, всё больше уходя в истерику, не может остановиться, а после неожиданно начинает плакать. Горячие слёзы текут по щекам, в воздухе всё ещё пахнет озоном, а он дышит сорвано, периодически сипло хихикая. Кто бы мог подумать, что первым убитым им существом станет сородич. Ещё и его начальник. И по совместительству тот, кто насиловал его несколько декафибов подряд. Внутри всё распирает от душащего счастья вперемешку с гордостью. Он сделал этого сукина сына, он размазал его по полу!       Победа над Ферлом, такая сладкая и значимая в прошлом, кажется чем-то совершенно простым теперь. Вот она — победа. На вкус она сочная и сладкая, с лёгкой кислинкой, сводящая с ума и пьянящая получше любого алкоголя.       Вслед за истеричным счастьем, правда, приходит ледяное осознание всего его положения. Он голый, в запертой лаборатории с таким же голым и мёртвым Иритусом, с сущностью за стеклом, с выключенными камерами. Самое глупое, что он сейчас может сделать — это продолжать стоять здесь. Вариантов не очень много. Его будут судить, его будут судить плохо — потому что сейчас произошло нечто невероятное. Что именно? Он… нет, глупости. Но, может быть, он правда использовал магию? — Не знаю, что это было, — тихо говорит он, оперативно запрыгивая в одежду, начав собирать в сумку какие-то склянки с чем-то неясным. — Но это одновременно и лучший, и худший день в моей жизни, судя по всему. Представляешь? — сущность никакого интереса не проявляет, а он хмыкает тихо и собирается быстрее. — Придётся покинуть флагман. Да, знаю, я всегда держался за это место, но вот это… самое большое, что я могу сделать здесь.       Подумав, он копирует себе всю информацию, что смог добыть, изучая Одержимого, и многие другие вещи тоже. — Попрощаюсь с Кионой и покину корабль. Хотя, нет, даже прощаться не буду — оставлю письмо. Не знаю, куда отправлюсь. Возможно, стану странствующим учёным, кому-нибудь да пригожусь.       Собравшись с безумной скоростью, он собирается покинуть лабораторию, но после останавливается. И медленно оборачивается, глядя на стекло. Там, в глубине, внутри сосуда крутится сущность. Некое очень опасное создание, которое даёт безумные силы. И убивает носителя, как итог. А на полу лежит мёртвым его бывший руководитель. Есть ли вообще какой-то смысл…       Вздохнув тяжело, Риф подходит и отключает первую ступень защиты. Первый круг стекла втягивается в пол. Потом ещё один. Третий — тоже. Остаётся только сосуд, в котором сидит чернушка. И который он берёт в руки, подносит к лицу на несколько секунд. — Привет.       В ответ ничего, кажется, даже никакой реакции. Риф хмыкает тихо, запихнув сосуд в сумку, и спешно покидает лабораторию, запирая её за своей спиной. Несколько варгов, чтобы убраться с флагмана, у него есть. А после все узнают о том, что произошло, и на него точно откроют охоту. Грахс бы всё побрал.       И в том числе то, что по пути в ангар ему попадается Киона. — Риф! А я как раз тебя искала, думала… — она осекается, глазами хлопает. — Что у тебя с… — Я очень тороплюсь. Иритус, старый придурок, решил срочно отправить меня в космомолл. Ты его знаешь, он тот ещё… — Риф, — снова повторяет Киона, хватая его за руки. — Твои метки. Они… другие. Что произошло?       Риф смотрит на неё, застыв на несколько секунд. Метки другие? Как, почему? Он никак не взаимодействовал с сущностью, только… Сглатывает шумно, после чего шепчет уверенно, но очень тихо: — Я улетаю, Киона. Произошло кое-что безумное, теперь я не могу здесь остаться. Понимаю, звучит безумно, но у меня нет выбора, меня ждёт тюрьма. Я… я убил Иритуса. — Ты чт… — Тихо, — парень сжимает руку на её плече. — Хотя бы я избавил вас от этого идиота. Больше никому он навредить не сможет. Мне… мне жаль, я не думал, что придётся сбежать отсюда. Но в Альянсе больше нет места для меня. Возможно, я стану частью Союза. Возможно, когда-нибудь я вернусь уже твоим врагом.       Стоп, что? Что он вообще несёт? Какой Союз, какой враг, он не собирается! Или собирается? Он вообще не думал об этом раньше, только о том, что планирует отправиться в паломничество, стать одиночкой. Альтеан, что предали Альянс — уйма. Но он никогда не думал, что даже мысль у него такая появится — предать своих и уйти к Союзу. Который, на минуточку, виновен в смерти его родителей. В том, что он вообще оказался на этом корабле! Киона тоже смотрит на него так, словно не понимает, что он вообще говорит. Взгляд шокированный, глаза наполняются слезами. И она вдруг обнимает его — резко, порывисто, прижавшись всем телом. — Я полечу с тобой, — вдруг говорит она шёпотом. — Нет, — жёстко отрезает он, пытаясь вырваться. Решительности хватает ровно на то, чтобы попытаться отпихнуть её. — Исключено, это моё бремя, а у тебя вся жизнь впереди, ты станешь… — Риф, это моё решение, — девушка вскидывает голову, смотрит яростно. — Ты решил уйти и стать одним из них? Хорошо. Но я пойду с тобой. Потому что мы команда, хочешь ты того или нет. Не будь дураком, вместе мы сможем больше. — А если тебя убьют? — всё-таки выдаёт всю суть проблемы Риф, отводя взгляд. — Что я буду делать, если кто-то убьёт тебя? — Отомстишь за меня, конечно же, — Киона улыбается. — Но я уверена, что всё будет хорошо. Альянс, Союз. Грахс их подери, Риф. Главное — это мы. И мы справимся. Потому что не важно, где я, важно то, где ты. И тогда я буду рядом с тобой. Никогда в жизни я не повернусь против тебя. Никогда.       Рифу хочется плакать. Потому что из девочки, которая везде бегала за ним хвостом, она выросла в удивительную девушку, ставшую для него самым близким другом. Единственным. — Только не жалуйся потом, — улыбается он, шепнув тихо.       Киона расцветает, заулыбавшись, и отпускает его, впрочем, всё ещё сжимая руку. Говорит довольно: — А когда это я жаловалась?       Они задерживаются ещё ненадолго — собирают некоторые вещи, торопятся, и в итоге покидают флагман без каких-либо проблем. Риф смотрит на то, как он остаётся позади, прижимает к себе сумку с вещами, в которой всё ещё находится сосуд с сущностью, и понимает, что сейчас должен чувствовать тоску. Место, ставшее ему домом на многие декафибы, растворяется в космической пустоте. Он туда больше не вернётся.       Риф должен чувствовать тоску. Но вместо неё он ощущает невероятное воодушевление. Метки его, тем временем, немного заостряются и становятся самую малость длиннее.

***

      В путешествии проходит всего несколько фибов. Он совершенно точно знает, что нужно делать, куда нужно лететь, чтобы стать частью Союза — по факту, сам Союз трубил об этом во все стороны без остановки. Для предателей имелось особое место, а если они знали что-то полезное — их ценили действительно высоко. В конце концов, многие альтеане из Союза, если не все, были перебежчиками. И совершенно точно — абсолютно все галра, что там находились. Самая сильная сторона этой войны выросла из магии и убеждений Ведьмы, решившей захватить всё во Вселенной. Во всяком случае, так говорили в Альянсе. Рифу приходится держать себя в руках, чтобы не строить догадки — он явно узнает всю правду, оказавшись в тылу врага. Всё ещё воспринимает их, как врагов. Но в то же время понимает, что друзей для него — для них обоих — уже тоже нет. Воин без войска, такое себе дельце. Ему даже немного не по себе. Было бы, если бы не это предвкушение чего-то по-настоящему нового.       Первый их контакт с Союзом происходит при ужасном волнении со стороны Кионы и полном спокойствии — с его стороны. Они подают сигнал и сообщение о том, что хотят сменить сторону, и остаются на точке, где их должны подобрать. Он коротко пишет о том, кем является и что они вообще делают в открытом космосе. И чтобы забрать их, вскоре рядом появляется переместившийся галрийский крейсер. Огромный, заставляющий быстрее биться сердце. Раньше это таких эмоций не вызывало, но сейчас они посреди пустоты, в маленьком истребителе, а напротив — такая громада. Словно чудовище из древних легенд, пришедшее по их души. Отчасти, возможно, так и есть. — Т-там связь пищит, — немного дрожащим голосом подмечает Киона, указывая на экран, который явно сигнализирует о попытке связаться.       Риф кивает и нажимает несколько кнопок. Уже даже хочет что-то сказать, но происходит нечто неожиданное. Их безо всяких вопросов ловит луч, начав затягивать на корабль, и ровно в этот же момент кто-то выходит на связь. — Приветствую новых союзников, — бодро произносит приятный мужской голос. — Говорит коммандер Мирин, сейчас вы окажетесь на моём корабле. Вас проверят на наличие жучков, а после мы сможем побеседовать в дружелюбной атмосфере, распивая ландор. Как вам такая идея?       Риф, совершенно сбитый с толку таким поведением, переглядывается с Кионой, но всё же отвечает: — Риф, в прошлом главный научный руководитель. И лейтенант Киона. Идея отличная, сэр. — Вот и замечательно!       Когда их затягивает внутрь, они осторожно выходят наружу, озираясь с огромным интересом. Обычный галрийский корабль, никаких отличий Риф не видит. Альтеан тут много, как и галра, все ходят и что-то делают, и только рядом с ними стоит вооружённая группа, которая явно собирается стрелять, если что-то пойдёт не так. Куда больше волнуют не все эти ребята, натренированные на принятие новичков. В глаза сразу же бросается один единственный альтеанец среди них, от которого у Рифа внутри всё сжимается, а сердце пускается в бешеный пляс. Смуглая кожа, короткие голубоватые волосы, глубокие тёмные глаза… и тёмно-голубые метки, искажённые и длинные, спускающиеся почти до его губ. Он выглядел бы совершенно обычным и мирным, если бы не этот очень явный символ Одержимого. Альтеанец улыбается дружелюбно, смотрит с тёплым интересом, обводя их взглядом. И ничего не говорит, пока галра активно проверяют ребят на наличие жучков. Только потом, когда никто ничего не находит, он выступает вперёд, протянув руку. — Как я уже говорил — коммандер Мирин. Бесконечно рад знакомству.       Риф смотрит на него тем самым взглядом, который обычно говорит другим бежать и прятаться, потому как в эту тикунду он думает только о том, как потрясающе было бы проверить все жизненные показатели этого парня, а ещё препарировать его. Совладав с собой, он пожимает руку Мирина, улыбаясь в ответ. — Я тоже… очень рад.       Риф чувствует, как по руке проходит лёгкая волна тока, вдыхает шумно, и когда его отпускают — смотрит на ладони несколько мгновений. Потом смотрит на альтеанца, улыбаясь шире. Ему здесь уже нравится. — Честно говоря, всё это немного не то, чего я ожидала, — вдруг подаёт голос Киона, удивлённо осматриваясь, когда их наконец приводят в переговорную. — Охотно верю, — отзывается Мирин, без каких-либо проблем наливая им ландора. Теперь они здесь одни, всех остальных он отсылает прочь. — Есть у Союза и другие стороны, конечно же. Но это не значит, что нужно быть негостеприимным, верно? Не волнуйтесь, никто вас здесь не обидит, если вы не будете делать каких-то невероятных глупостей. — Вы Одержимый, — словно пропуская все его слова мимо ушей, говорит Риф. — Да, — легко соглашается Мирин, покосившись на него. — С этим есть какие-то проблемы? — Нет, я… я изучал… — Риф осекается, поняв, что не может сформулировать мысли. И молчит какое-то время. Но вот… — Я безумно заинтересован всем, что с вами связано. Для меня это было чем-то невероятным. Так что я очень рад, что могу поговорить с вами вот так. Вы будете против дать несколько ответов на… возможно, странные вопросы?       Мирин смеётся тихо, покачав головой. И подпирает рукой щёку, улыбнувшись. А во взгляде его таится что-то опасное, тёмное, такое… манящее. Что это вообще такое? Как можно так привлекать одним своим существованием? У Рифа почти сбивается дыхание, раньше он ничего подобного не чувствовал. — Сразу видно, кем ты являешься на самом деле, Риф. Сразу же. Мне даже не надо ничего спрашивать, чтобы почувствовать твою суть. Можешь ли ты сказать то же обо мне?       Риф смотрит на него немного удивлённо, наклонив голову. Мысли путаются, в сумке как будто что-то шевелится, и он так сильно хочет узнать больше. Это чувство распирает, пожирает его изнутри, он готов бросить вообще всё и начать допрашивать этого парня прямо здесь. Прижать его к этому столу, сжав руки в своих руках, и…       Что происходит? — Вы… — парень чуть мотает головой. — Простите, я что-то странно себя чувствую. — Что у тебя в сумке? — спокойно спрашивает Мирин.       Киона смотрит на них по очереди, на Рифа — особенно взволнованно. Она видит, как в его глазах сверкает что-то незнакомое, и это почти пугает. Почти — потому что она ему верит. — Риф? — девушка кладёт руку ему на плечо. — Всё в порядке?       Риф абсолютно точно не в порядке. Его разум будто плавится, но он открывает сумку, доставая из неё банку, протягивая перед собой, показывая Мирину. У того в глазах загорается странный огонёк, он улыбается широко, хитро так. Совсем не та милая дружелюбность. Совсем-совсем не она. — Откуда это у те… ты, что, забрал её из лаборатории? — ошарашенно спрашивает Киона. — Это подарок в честь вступления в Союз, м? — интересуется Мирин, заглядывая ему в глаза.       Риф готов сказать всё, что угодно, чтобы этот парень похвалил его. Или сказал что-то хорошее. Или простопоцеловал, да, это было бы потрясающе. Но вместо того, чтобы следовать странным эмоциям, он встряхивается, вдруг прижав банку к себе, и говорит спокойно: — Эту сущность исследовали в моей лаборатории, но ничего не добились. В попытках уничтожить тоже. Я забрал её, потому что… потому что не хотел, чтобы она там сидела, одна. Мне кажется, между нами есть что-то общее.       Мирин улыбается шире. И смотрит на него сочувственно, почти что с жалостью. Говорит вкрадчиво, негромко: — Ты и сам понимаешь, что это глупости. Общее, чувства… всё это не важно. Просто отдай её мне, для неё вскоре подберут какой-нибудь аватар. Хотя, она такая маленькая. Я не думаю, что кто-то возьмёт её к себе. Госпожа и без того не хотела искать для неё альтеанца, а после того, как тот идиот погиб в руках у врага — тем более.       Риф смотрит на то, как Мирин вытаскивает сосуд у него из рук. Всё происходит, будто в замедленной съёмке. Маленькая? Она маленькая? Он никогда не видел других, но он был абсолютно уверен, что уж эта малышка точно — самая лучшая! Крохотная, конечно, но ему казалось, что это нормально. Так она… слабая? Вернее, её такой считает этот парень, верно?       Риф и сам не понимает, что происходит. Он просто смотрит на Мирина, который вмиг теряет всю свою привлекательность, и поднимается — тоже очень медленно. — Да что ты… вообще в этом понимаешь?!       И в следующее мгновение он уже бросается на альтеанца с голыми руками, кажется, пытаясь что-нибудь ему сломать или дать по лицу. Вот только стоит ему оказаться в зоне досягаемости, как Мирин резко ставит сосуд на стол и ловит его обеими руками, крепко сжав. Тикунда тишины, они сталкиваются взглядами, и по всему телу Рифа проходит разряд тока — сильнейший, безумно болезненный, заставляющий его изогнуться, закричав во весь голос. Это больнее всего, что было в его жизни, кажется даже, что он такого напора может просто не выдержать. Внутренности взрываются, глаза вытекают наружу, он… Вдруг понимает, что ток пропадает — остаётся только боль и трясучка по всему телу, вперемешку с хрипами и полным шоком. Органы на месте, глаза тоже, руки-ноги в норме. Прямо перед ним всё ещё Мирин, очень довольный собой, а он сам… Живой. Но впервые в жизни почувствовавший силу Одержимого на себе. — Хватит, пожалуйста! — кажется, Киона кричала и плакала всё это время.       Риф смотрит на неё, потом на альтеанца. И всё-таки приобнимает девушку, подавая голос хрипло: — Я в порядке. — Об этом я никому не скажу, разумеется, — будничным тоном говорит Мирин, отпивая ландор. — Но, Риф, в будущем давай обойдёмся без глупостей. Я хочу быть твоим товарищем, а не врагом.       Риф осматривает его, больше не видя того чудесного флёра. Перед ним сидит тот, кто явно наслаждается чужой болью. Болью своих потенциальных союзников. А это значит, что схему общения он выработал уже давно, ещё во время встреч с Иритусом. Он улыбается криво, наигранно искренне, кивая. — Я понял. Простите, кажется, на меня что-то повлияло. Мир?       И протягивает ему руку. Мирин смотрит на него хищно, его улыбка кричит о самодовольстве победителя, и он пожимает руку Рифа. — Мир.       Риф понимает, что очередная война начинается именно так. А ещё он всерьёз сожалеет из-за того, что сущность у него забрали. С ней можно было поболтать, ничего не ожидая взамен. Говорить с самим собой… уже немного тревожнее.

***

      Риф привыкает к Союзу. Нет, нет, совсем не так. Он искренне проникается Союзом — его сплочёнными солдатами, оживлёнными учёными и интересными событиями. Они живут рядом с Альтеей, и это восхитительно, потому что он никогда не был к ней настолько близко. За несколько декафибов Риф действительно становится своим. Он выполняет все поручения, работает под началом симпатичного галра по имени Хепта, и чувствует себя просто невероятно. Киона в свою очередь активно тренируется и становится частью армии. В общем-то, наверное, именно здесь он чувствует себя действительно счастливым. Вместе они изучают магию, квинтэссенцию, влияние одного на другое, а ещё бесконечно экспериментируют. По приказу Ведьмы, в основном — которую он ещё не встречал лично. Эксперименты как раз вызывают куда больше вопросов, ну или вызывали бы, если бы не одно большое «но». Риф очень быстро понимает, что мораль отходит на второй план. Ему искренне нравится наблюдать за тем, что происходит, за потрясающим результатом — в конце концов, его деятельность в Альянсе и рядом не стояла с теми чудесами, что они творят здесь. Под началом Хепты Риф много раз участвует в создании новых существ, изучает мутации, яды, сыворотки и огромное количество комбинаций чего-либо с квинтэссенцией, заряженной магией. О том, как создаётся квинтэссенция, он узнаёт тоже — и это порождает вопросы к Альянсу, который пользуется такой же, но доступов к Разлому абсолютно не имеет. Впрочем, ответов у него нет, и это совершенно не волнует. Здесь говорят про Орианд. Риф готов поклясться, что слышал это слово от своей матери, и это сводит его с ума, как и вообще всё то, что открывается ему на этих кораблях. Он очень быстро становится уважаемым, пробиваясь наверх без каких-либо усилий. Здесь никто не пытается заткнуть его и унизить, никто не преуменьшает усилий. Но, вместе с тем… пожалуй, он всё больше понимает, что меняется. Даже слишком сильно. Это его не пугает, скорее, самую малость волнует. Нельзя каждый квинтат работать с чем-то жутким или волнующим, и не измениться. Было очевидно, что он либо сбежит от этой работы, либо погрузится в неё с головой. Как, в общем-то, Хепта. Хепта оказывается невероятным парнем, с которым очень приятно общаться. Вместе они проводят немало времени, и их отношения быстро выходят из сферы «начальник-подчинённый». Риф может заскочить к нему в любой момент с едой, даже ночью, чтобы посидеть-поболтать, и Хепта против не будет. Правда, Киона теперь всё дальше, и общаются они всё меньше. Но это… Почему-то совсем его не волнует. — Чувствую, словно меняюсь внутри, — как-то раз делится своими эмоциями Риф, в очередной раз оставшись с Хептой в одной каюте. — Такое странное ощущение. Меня это должно волновать? — Не обязательно, — Хепта сидит на кровати и смотрит куда-то в потолок. Забавно, что когда-то таким же образом они болтали с Кионой. Почему он всё время их сравнивает? Почему это приходит на ум? — В конце концов, без изменений никуда. Мы все куда-то течём, просто иногда эволюция — это деградация. — Надеюсь, что я не деградирую, — фыркает Риф, протягивая ему поднос, полный пышной и притягательно пахнущей валлы. — Было бы неприятно. — О, нет, точно нет. На самом деле, когда Мирин привёл тебя ко мне, ты и правда был другим. Забитым каким-то, — Хепта смеётся, забирая немного пахучих шариков, откусывает один. — Наверное, я почуял какое-то родство, ты мне сразу понравился. — А сейчас я… больше не забитый? — с интересом спрашивает парень, глядя на него. — Нет, — Хепта чуть мотает головой. — Да и слово не совсем правильное. Тебя забили в какие-то жёсткие рамки, в которых сидел и ты, и твои эмоции, и твои мысли. А сейчас это похоже на… свободу, верно? Ты показал зубы. Это точно хорошо. — Да, — Риф опускает взгляд. — Раньше я, кажется, внутренне боялся многих вещей. А теперь не боюсь. Ну и шуточек прибавилось, наверное, а то я раньше совсем никакой был. Вся жизнь будто прошла мимо меня, понимаешь? — Оно того стоило? — просто спрашивает Хепта. — Полностью. Ведь я оказался здесь. Именно здесь можно добиться чего-то нового, познать мир, в конце концов! — голос его чуть дрожит от эмоций, потому что он вновь горит, он вновь полон этой страсти. — Даже если я потерял что-то на этом пути, даже если я потеряю ещё больше… это всё не так важно. Важна лишь истина. И я как никогда к ней близок.       Хепта смотрит на него очень серьёзно, как-то даже помрачнев. Жуёт вкусняшки молча, при этом не отворачиваясь. В итоге эта тишина начинает немного давить, но галра её всё-таки нарушает, спросив: — Хаггар ищет сосуд для какой-нибудь сущности сейчас. Ты собираешься стать добровольцем? — Я… — Риф сглатывает шумно, готовый и не готовый к этому вопросу одновременно. Улыбается, подняв на него взгляд. — Ещё бы. Как только появится возможность — я сразу же вызовусь. — Риф, да ведь это паскудство полное, как ты не понимаешь? Хочешь закончить, как Мирин? Как все остальные до него и после него? Они проживают так мало, что можно с ума сойти. Это хреново. С твоими огромными амбициями и желаниями, при всём уважении, но такое решение — херня на постном масле.       Риф помнит, что случилось с Мирином. Войны так и не получилось, как и каких-либо серьёзных взаимоотношений. Одержимый очень быстро начал выходить из строя после их перехода в Союз, так быстро, что они даже опомниться не успели. Вернее, кое-что успел заметить он. Риф до сих пор помнит то, как однажды альтеанец просто рухнул на него в коридоре. Изо рта его текла кровь, глаза закатились, а из груди рвалось неясное хрипение. Таких приступов у него было много, а после он умер — как и многие другие. Изучая тему, Риф так и не смог найти никаких причин для их смерти. Все знали, что Хаггар была первой Одержимой среди них. И жила она уже несколько тысячелетий, в то время как другие умирали за несколько декафибов, а то и быстрее. И это не зависело от количества расходуемой силы. Просто в какой-то момент сущности начинали убивать их, медленно пожирая силы, пока не высасывали всё — и тогда их пересаживали в новых. Своеобразные паразиты, делающие носителя намного мощнее. Риф хочет эту силу. Он знает о рисках, знает о том, что с ним будет, но для него это единственный шанс приобщиться к магии. Он, возможно, умрёт в итоге. Вероятнее всего так и будет. Но это абсолютно не важно!       Всё это не важно, потому что у всей его жизни наконец появится смысл! Он шёл к этому всегда, он знает, чего хочет, и если ему нужно положить всё, что у него есть, на этот алтарь… Он это сделает. — Мне всё равно, — искренне отвечает Риф, улыбаясь. В улыбке этой проскальзывает нечто опасное. То, что росло в нём годами. Эта мания, подпитанная негативными событиями в его жизни. — Важно лишь то, что я хочу этого, Хепта. А вдруг я стану тем, кто сможет выжить? — Ты просто псих, — вздыхает Хепта, потерев лицо. — Это нездорово, такая неадекватная страсть. Но я ничего не могу сделать, поэтому… постарайся не сдохнуть, хорошо? У меня не так много друзей.       Галра хлопает его по плечу, и Риф опускает взгляд. Улыбка становится теплее, намного живее, чем раньше. — Прости. Я не хотел тебя расстраивать. И я обязательно попытаюсь выжить. Как-то же получалось до этого момента. — Дурак ты, Риф, — Хепта превращает волосы на его голове в хаос одним движением руки, улыбается. — Но злиться на тебя долго я просто не могу.       Они вместе пьют ландор и общаются до самой ночи. Где-то в тренировочном зале, в который раз проигрывая, плачет Киона. У неё ничего не получается в одиночку.

***

Все знают, Что ты убаюкиваешь солнце, Живя в раскаянии…

      Когда Рифа вызывает к себе Ведьма, он понимает, что время пришло. К этому всё двигалось довольно давно, и потому он приходит в её логово — огромное пространство с кучей стеллажей, книг, таинственных предметов и препаратов — без всякого страха. Это место должно внушать ужас, многие точно никогда не хотели бы здесь оказаться, но он не из таких. Он готов. И она это совершенно точно знает.       Хаггар стоит возле одного из стеллажей, на котором, в нескольких сосудах, неспешно кружат сущности. Они все немного отличаются между собой, и это выглядит интересно. Он хоте бы узнать, в чём различия на самом деле, и… И все мысли уходят из головы, когда женщина поворачивается к нему. Смотрит пронзительно, прямо в глаза, будто пытаясь его загипнотизировать. Подняв руку, она манит его к себе, молча, а он подходит, как заворожённый. — Вы звали, госпожа? — негромко задаёт он очевидный вопрос. — Риф, — тянет она глухо, словно пытаясь распробовать его имя на вкус. — Риф, перебежчик из Альянса, некогда один из их учёных. Хепта часто рассказывал о твоих успехах. Ты доказал свою верность Союзу на делу, но… — она смотрит ему в лицо, её собственное абсолютно нечитаемо. — Готов ли ты отдаться нашему делу целиком? И главное… скажи мне, чего ты хочешь. Они, — указывает на рядок сосудов. — Способны дать тебе всё.

Небо над нами умирает

      Риф смотрит на кружащих чернушек и молчит какое-то время. Он знает, что у него есть возможность немного подумать. Не о верности своего решения — он давно шёл к этому. О кое-чем другом. Отвечает он очень уверенно: — Я хочу знаний. О мире. О магии. Об алхимии. Я хочу узнать об Орианде и обо всём, что только попадёт в мои руки. — У тебя будет сила, — говорит Хаггар, проводя рукой по стеллажу. — И эта сила поможет тебе получить любые знания. Ты вызвался сам, это даже похвально. Но это не сделает тебя особенным. Помни об этом. Ты — сосуд, Риф. Готов ли ты принять в себя силу? Сейчас у тебя есть шанс выбрать.       Риф смотрит на крутящиеся сущности и честно пытается выбрать, но ощущение, будто ему чего-то не хватает, не исчезает. Он вдруг смотрит по сторонам. Банки, склянки, какие-то камни, странные вещи и многое другое, что окружает их, кажется почти прозрачным. И он ясно видит, чувствует, что именно ему нужно. Отступая на несколько шагов, он обходит стеллаж и берёт другой сосуд, спрятанный от чужих глаз ранее. Внутри, замерев на месте, остаётся одна очень-очень маленькая чёрная штучка. Риф понимает, что это она. Не может быть другой. И он не хочет никакой другой. — Я сделал свой выбор, — произносит он, возвращаясь к заинтересованной Ведьме. — Вот эту? Имей в виду, что она может не соответствовать твоим желаниям и амбициям. У тебя есть возможность выбрать что-то сильнее. — Я не хочу других. Она… — Риф улыбается солнечно, опустив взгляд. — Самая лучшая.       Риф готов поклясться, что в эти секунды он чувствует приятное покалывание в кончиках пальцев. Пространство заполняет запах озона, его малость потряхивает, и он снимает крышку. В этом нет ничего сложного. Нужно лишь…

Разве ты не хочешь обнять меня, детка

      … впустить её в себя.

Разочарованного, сходящего с ума?

      Сущность за несколько тикунд врывается внутрь через его приоткрытый рот, заставляя встряхнуться всем телом. Глаза распахиваются, боль пронзает резко и сильно, он буквально ощущает, как она забирается куда-то в него, распространяясь по всему телу, заставляя кровь течь быстрее и кипеть, выжигать вены. Тело трясёт, Риф издаёт сиплые болезненные звуки, пытаясь сделать хоть что-то, но в итоге ничего не делает — нужно терпеть. И он терпит, не обращая внимания на текущие слёзы, на боль, на то, как искрятся вены и встают дыбом волосы. Магия, ранее проявлявшаяся в его жизни лишь раз, заполняет всё его существо, сияет ярко и сильно, как невероятный маяк. Он сам — маяк, для всех существ в этом мире, и даже несмотря на эту боль он чувствует себя живым.

Хотя мы не можем этого позволить, Но небо над нами умирает

      Живой — бешено бьётся сердце. Живой — стучит в разуме одна и та же мысль. Живой — кричат его лёгкие, шумно втягивая воздух. Живой — и будто бы наконец-то целый.

Я не хочу смотреть, как ты уходишь, Небо над нами умирает

      Риф понимает, что он скучал. По этому чувству, по ощущению от близости с ней, и теперь не хочет разлучаться. Кажется, вот это и называют одержимостью? Синдромом, который проявляется при длительном контакте? Кажется, он был зависим ещё до того, как впустил её внутрь. Кажется, всё вело его сюда, и она вела его сюда тоже. Кажется, теперь он стал одним из них, и теперь Хаггар сможет видеть через его глаза, если захочет. Кажется…

За закрытыми глазами прячется Разум, готовый пробудить тебя

      Риф смеётся. — Как ощущения? — негромко спрашивает Ведьма. Она улыбается, но совершенно незаметно. Реакция кажется ей интересной, она намного ярче, чем могла быть от такого маленького существа. От такого слабого создания не ожидаешь столько искр при слиянии. Быть может, такой вариант куда интереснее, чем она думала? — Теперь ты связан со всеми. Посмотрим, протянешь ли ты дольше других. — Это… — Риф поднимает взгляд, с трудом сдерживая смех, улыбается широко. — Это хорошо. Это очень. Очень. Очень хорошо.

Когда ты воюешь с землей И всеми живыми существам

      Пути назад больше нет. Риф чувствует, как кипит энергия в его венах, и он хочет реализации для этого чувства. Словно читая его мысли — нет-нет, буквально читая его мысли — Ведьма вдруг говорит: — У меня есть для тебя задание… коммандер Риф.

Когда твои не очень вежливые убеждения, Разрушают экономику Стран, империй Небо над нами умирает

***

      Риф чувствует себя иначе. Он весь — иначе, определённо, несомненно. Больше не тот, что раньше, и это расцветает во всех сферах его жизни. Он встречается с Кионой, случайно — и не говорит ей ни слова. Потому что отправляется на задание, ведь это важнее, ведь ему дали возможность реализовать себя. Хепта встречается ему тоже, а может ищет специально, но разговор выходит короткий. — Выглядишь, будто тебе подкинули дозу, — хмыкает Хепта. — В какой-то степени, думаю, — Риф расплывается в широкой улыбке. — Так и есть.       Теперь он коммандер. Может идти почти что куда хочет, делать многие вещи, развлекаться и… нет-нет. Задание. Почему так путаются мысли? Так быть не должно, во всяком случае, не сразу. Это как-то странно. Или он и впрямь был уже немного не в себе ранее, а сейчас всё стало лишь хуже? Трудно сказать. Рифу выделяют собственного робота — огромную рогатую белую меху, с которой он управляется без каких-либо проблем. Для него это лишь приятная прогулка, в конце концов, там будет один флот Альянса. Он ничего от них не оставит, совсем ничего. Пора уже показать, насколько сильно он верен своей новой стороне. Верен же, да? Он верен? Или он просто так сильно хотел черпнуть этой силы, что был готов на что угодно? Знаний он ещё не получил. Но ничего, получит, обязательно. Получит же?       Риф быстро добирается до флота и атакует без предупреждения, сразу же. Это становится очень простым делом, потому как его силы делают робота быстрее и сильнее, он выкладывается лишь на малую часть своих сил, и при этом режет корабли один за другим. Ощущения забавные, потому что они такие маленькие и слабые, для него нет никаких проблем в том, чтобы сразу же убивать сотни, тысячи солдат. В какой-то момент становится скучно. Риф оставляет последний корабль напоследок, спрыгнув на него в костюме, прорубившись внутрь, буквально вырвав кусок обшивки энергетическим ударом. Никаких проблем. Никакого вызова. В этом даже… Риф отмахивается от странных мыслей и пробивается через врагов — сносит всех галра на своём пути, часть вырубая мечом, а часть отправляя на тот свет сильнейшими ударами молний. Он перемещается с места на место, и он смеётся, наслаждаясь каждой секундой. Он никогда бы не поверил, что может так себя вести. Что ему может быть настолько хорошо от чьих-то смертей. Он не убивал раньше, не так много, так почему сейчас?.. Это не успевает волновать, вообще ничего не успевает, он откидывает любые мысли прочь, и мчится сквозь солдат и роботов, пробираясь к мостику. Там будет главарь всего этого слабого цирка, вот это наверняка должно быть интереснее.       Риф влетает на мостик, окровавленный, сжимая в руках меч. Взгляд горит энергией, он крутится по сторонам, ища врагов. И видит какого-то галра в броне и шлеме. Какого, спрашивается, грахса он… Не важно. Вообще не важно. Он срывается с места, игнорируя всех роботов и других галра, и нападает. Этот противник лучше, намного лучше, и он сражается с ним, наслаждаясь каждой секундой. Потому что сейчас он снова чувствует себя живым. Это чувство почему-то пропало куда-то, пока он убивал прошлых врагов, но сейчас-то оно на месте. И дальше будет. Наконец-то, все эти великолепные эмоции! Никогда он не был так силён. Риф видит, как за стеклом шлема искорка страха разгорается в чужих глазах. Для них всех не будет никаких компромиссов. Он слишком долго пробивался вверх, чтобы просто всё потерять. Больше никогда и никто не помешает ему! В последние мгновения, получая парочку ударов по себе, он пронзает галра насквозь, рукой случайно сбивая ему шлем. И замирает на месте.       Внутренности скручиваются в тугой комок, он перестаёт дышать, потому что воздуха нет, ничего нет, есть только сжигающая его изнутри агония. Потому что прямо перед ним, с его же мечом в груди, стоит тот, кого он меньше всего хотел бы когда-либо увидеть. — Риф, — произносит его имя Тирак, негромко так. И медленно сползает с меча, рухнув всем своим весом на пол.       Риф издаёт какой-то безумный, задушенный звук, и садится рядом, глядя на него в ужасе. От боевого куража ни осталось ни следа. Никаких эмоций, кроме боли, словно его самого пронзили, словно это он должен умирать сейчас на полу. — Т-Тирак, почему вы… как… нет, я не думал, что это вы, я бы никогда… — его голос дрожит, он весь дрожит, чувствуя лишь невероятный ужас от осознания, что именно он только что сделал. — Я бы никогда…       На несколько секунд рука галра касается его руки, крепко сжав. — Выживи, — вдруг говорит Тирак, кажется, используя для этого все свои силы. С такими ранами просто не живут, и он это знает. — Скоро все забудут о твоём существовании, — на несколько секунд он улыбается. — А ты не дай им себя забыть.       По щекам неконтролируемо текут слёзы. Риф смотрит на то, как пустота заполняет глаза некогда его любимого воспитателя. Внутри него тоже, кажется, тоже пустота. Там, где должно быть у людей сердце. Как он мог допустить, чтобы случилось что-то подобное? Риф закрывает его глаза и поднимается, скорбный и тихий. Какое-то время он стоит над телом, словно это ещё может вернуть его к жизни. Не может.       Закончив со своим первым заданием, Риф покидает корабль. И оставляет его целым, пусть и полным трупов. Он возвращается к Союзу, отчитавшись, и сразу же отправляется к себе в каюту. Там он сидит несколько часов, обняв колени, глядя куда-то в пустоту. Ведьма знает, что произошло. Она всегда всё знает. И она довольна — ведь он выполнил поручение.       Только вот ему почему-то всё равно.

***

Не задавай вопросов и не получишь в ответ ложь. Подставь другую щеку и закрой глаза

      Риф держится. Со временем становится сложнее, он понимает, что сущность постепенно поедает его изнутри. Он всё ещё рад, что выбрал её — потому что никто иной не смог бы раскрыть её потенциал так, как он. Он может. Становится сильнее с каждым квинтатом, все это видят, с ним не могут не считаться. Риф быстро становится одним из самых мощных одержимых, но вместе с тем все видят и то, как быстро вытягиваются и растут его метки. Когда они достигнут подбородка, он умрёт. Так со всеми происходило. Риф собирается выжить. Или по крайней мере попытаться, потому что…

Преклони колено и отдай свою жизнь, Прикуси язык и замкнись с своих мыслях

      Он разочарован. Он впитывает знания, как губка, вообще все, что есть у Ведьмы, но их ему не хватает. Возможно, кому-то хватило бы, но здесь всё ещё нет того, к чему он так стремился всю свою жизнь. Так мало известно об алхимии. Даже Альфор, создавший Вольтрон, знал намного меньше, чем мог бы — это становится всё яснее. Риф не знает, откуда эти мысли, но он полностью уверен в том, что Альфор ничего не понимал. Действовал интуитивно, не более. Риф хочет истинного знания. Когда это из смысла жизни превратилось в нездоровую манию? Давно. Уже очень давно. Он просто не может — не хочет — останавливаться.

Ты не благословлен, тебя прокляли, И становится только хуже

      Киона избегает его. Кажется, она боится того, в кого он превратился. Хепта тоже идёт на контакт всё меньше, да и он всё реже появляется в лаборатории. Риф чувствует себя… хреново, если уж совсем честно. Он потерян, как никогда в жизни. Пуст. И эмоции остаются где-то позади, за его спиной.       Однажды ночью ему снятся тренировки вместе с Ферлом, а потом то, как Тирак ворчит и помогает ему отработать новые приёмы. Снится Лазар, залечивающий все его побои. Кион, такая радостная и весёлая, постоянно находящаяся рядом. Снится то, как он сдаёт экзамены и с радостью отправляется в лабораторию. Проснувшись, Риф какое-то время смотрит в пустоту.

Это ничего не значит, но должно быть истиной. Кровь и пот, что ты пролил, — Неужели всё было напрасно?

— Я оступился, — говорит он тихо, глядя куда-то в пространство. — Совершил, кажется, очень большую ошибку. Но, знаешь… — очевидно, он общается с тем, что теперь живёт внутри него. Как и раньше. — Я никогда не пожалею о том, что принял тебя. Ты убьёшь меня когда-нибудь, я знаю. Но всё равно…

Ты не нашел знака и не увидел свет

      Почему-то Риф плачет, говоря все эти вещи. И закрывает лицо руками, сжав волосы, хрипя с дрожью. Всё пошло не по плану. Он хотел не так. Если бы он не убил Тирака, неужели он бы никогда не проснулся? Погрузился бы в эту мнимую эйфорию, и… — Не важно, что будет со мной. Я тебя не брошу. А ты… делай, что хочешь. Они могут сколько угодно говорить, что ты меньше всех. Будь меньше всех, но всё равно двигайся. Не ориентируйся на мой опыт, кажется, меня уже не спасти. Просто… — Риф смеётся тихо, немного истерично, покачав головой. — Я не знаю, почему тебе говорю все эти вещи, хорошо? Я слышал, как они говорили, что вы не понимаете слов. Но я видел. Я помню всё то, что было раньше. Я не мог так страшно ошибиться. Я не…       Риф замирает, почувствовав странное тепло в груди. Становится легче. Будто он наконец может вдохнуть полной грудью — и он вдыхает, медленно опуская плечи, подняв голову. Будто что-то — или кто-то — успокоил его этим теплом. Он улыбается задумчиво, понимая, что небольшая паника прошла стороной.

Нам никто не отвечает, когда мы молимся в ночи, Но мы поклялись, и теперь слишком поздно поворачивать назад

— Я выживу. Мне, кажется, всё-таки везёт по жизни, пусть и в такой извращённой форме. Так что… просто держись меня, — он поднимает голову выше, выдохнув шумно, поправляет растрёпанные после сна волосы. — Прошлое в прошлом. Нужно построить будущее, уверен, всё получится. Будем вместе, да?       И вдруг Риф понимает. Он чувствует, он видит то, что ему хотят сказать. Быть самым маленьким и крохотным в огромной, мощной семье — тяжело. Когда все хотят, чтобы ты находился в родной стихии, никогда не покидая её — это вызывает эмоции. Этого не хочется. Это неприятно. Он всегда был самым крохотным. А потом появился Риф, и сказал, что он лучший. Это было странно. Это было всем миром в одном слове. Это… — Живые, — тихо проговаривает Риф, после заметно оживляясь. Глаза его полны слёз, но в этот раз он по-настоящему растроган от осознания. — Я не один. Я правда… был не один. Прости, что заставил тебя ждать.

Пришло время заплатить сполна, но ты уже продал свою душу Это богохульство Но слова уже больше ничего не значат

      Это бы рассказать кому-то. Начать изучать. Возможно, они все просто не понимают друг друга. Или же ему внушают что-то сейчас. Не важно. Он ничего не сделает. Он просто искренне рад, что у него есть слушатель, которому не всё равно.

Не пытайся доказать мне, что ты все еще веришь, И не читай мне проповеди

***

      Время течёт быстро и медленно одновременно. Совсем не так, как ему бы хотелось, о, нет, абсолютно не так. Время стирает некоторые вещи из прошлого, а другие делает ярче и острее. Риф всё больше понимает, что погрузился в это состояние с головой — в темноту, бессилие и внутреннюю пустоту. Даже цель, двигавшая всю его жизнь, постепенно меркнет. Будто всё это ничего не стоило. Он пытается выбраться, изучает как можно больше, читает книги, проводит опыты, но каждый раз падает в эту серость и муть, обратно. Хаггар использует его для создания робо-тварей, но он понимает, что никогда не будет по-настоящему нужен или полезен ей. Для таких вещей есть друиды, у которых нет риска откинуться через пару-тройку декафибов. Риф не знает, смог бы противостоять друиду или нет. Он лишь понимает, что они вызывают у него внутреннее напряжение, какое бывает при виде опасных животных. Вроде безобидные и ничего не делают по отношению к нему, но он знает, что могут. Риф теряет себя в этом бесконечном круговороте. Киона больше не общается с ним, каждый раз покидая комнату, стоит им оказаться рядом. Хепта делает вид, что они просто работники. Сущность, кажется, понимает его, но… Всё абсолютно не так, как он хотел бы. Не так, как он мечтал. Почему же его настигло такое разочарование?       Когда на поле боя вновь появляется информация о Львах — это становится немного интереснее. Красного, некогда принадлежавшего принцессе Аллуре, им удаётся забрать, но вот подобрать пилота так и не выходит. Риф даже не пытался подходить к нему. Наверное, где-то в глубине души, несмотря на всё ещё живую веру в себя, он считает себя недостойным Льва. Трудно сказать, какими должны быть паладины, но вряд ли такими, как он. Так ему кажется. Риф не знает, по какой причине Альфор разбросал Вольтрон по Вселенной, известно ему лишь то, что это было худшее решение за всю войну, которое сразу же привело к его гибели и захвату Альтеи через некоторое время. Так или иначе, сейчас на мировой арене появились Жёлтый и Синий львы, которые вскоре стали частью Альянса. Скорее всего, там альтеане. Во всяком случае, о них говорят, как об альтеанах. Иначе кто вообще смог бы сделать что-то подобное? Откуда взяться другим паладинам? Решительно неоткуда. Так он думает.       Когда поступает предложение от Жёлтого паладина, в связи с которым он хочет присоединиться к Союзу, Риф этому абсолютно не верит. Однако, Хаггар даёт добро, и он с распростёртыми объятиями принимает их на корабле. — Союз крайне заинтересован в вашем предложении. Конечно же, мы готовы принять любое ваше предложение, если взамен получим Льва. Вы можете влететь в ангар, там мы вас встретим, — Риф на несколько секунд вспоминает момент, когда сам впервые попал в Союз и увидел Мирина.       Изо Льва, приземлившегося в ангаре, выходит крайне забавная парочка. Беловолосая альтеанка и сам Коливан, лидер Клинков Марморы. Было ли это ожидаемо? Нет, не было, но определённо любопытно. — Приветствую вас на главном корабле Союза, — Риф улыбается как-то ядовито, совсем непривычно. — Неожиданно увидеть здесь лидера Клинков Марморы. — Я здесь, чтобы предложить мирное соглашение. Если вас это интересует, — спокойно отзывается Коливан, смеривая его взглядом. — Разумеется. А вы?.. — Кадет Йона, — девушка улыбается, на несколько секунд вызывая в нём безумный диссонанс. Слишком похожа на Киону. Слишком… — Рад знакомству.       В переговорную они добираются без каких-либо проблем. Следом идёт группа своеобразной охраны, но он бы мог справиться и один. Его способности не оставляют сильных врагов. Только будущих жертв. — Что побудило вас отдать нам Льва? Разве не разумно использовать его самостоятельно? Раз уж вы, Йона, паладин, — произносит Риф, усаживаясь в широкое белое кресло, стоящее за огромным вытянутым столом. Такие же есть у всех остальных. — В чём смысл? — Предпочитаю придерживаться выигрышной стороны. К тому же, в одиночку Лев не так силен, как может быть в сборе с остальными, — отвечает девушка просто, пожав плечами. — Разумно. У Альянса нет ни одного шанса что-то сделать с тем, что ждёт их дальше.       Во многом это блеф, он не знает всех планов Ведьмы. Но это хороший способ немного их закрутить и запутать, чтобы они, возможно, сказали ему хоть немного правды. Он абсолютно не верит Коливану. — Планируется нечто грандиозное, коммандер? — удивлённо спрашивает Йона. — Как и всегда. Проблема лишь в том, что я слабо верю в ваше предательство, — не совсем это он хотел сказать, но иногда с ним бывает. — Ну, это очевидно. Думаю, у нас будет шанс показать себя! — Конечно, — Риф как-то зависает, сильно задумавшись. А после чувствует неприятное ощущение во всём теле, чуть морщится на несколько секунд. Как всегда, когда госпожа решает посмотреть, что там происходит. — Как… как вы получили Жёлтого Льва? — Пришли и забрали. Галра не особо желали нам его отдавать, они были уж очень близко, но мы не спрашивали, — по взгляду девушки понятно, что она что-то в его лице увидела, что её напрягло. — А что вы знаете о снежной буре над Вейкером?       Над пустынной планетой, где проводил разведку Союз, взлетел Жёлтый Лев. И тут же разразилась жуткая снежная буря, которую видели многие, как странный силуэт чудовища, сотканного из снега. Хаггар этим безумно заинтересовалась, определённо. Но вот источник найти так и не удалось. Теперь появился шанс узнать, что там произошло. — О, да, мы её видели! Какая-то снежная тварь появилась словно из неоткуда, было жутко. Но больше мы ничего не знаем. — Жаль. Госпожа бы очень хотела узнать, чьи силы были использованы для такого представления. Она всегда уважала подобное. И потому с радостью приняла бы способное существо у себя под крылом, не важно, какой оно расы. — Вот как, — девушка чуть наклоняет голову, задумавшись. А после поднимает на него взгляд, улыбнувшись. — Тогда можешь передать ей пламенный привет. Потому что это была я.       И пока они реагируют, она проводит рукой по воздуху, множа снежинки и закручивая их пальцами еще и еще, скалясь хищно. Корабль встряхивает от неожиданного взрыва где-то там, а она со смехом заполняет помещение непроглядным снежным туманом и хватает Коливана за руку, со всех ног рванув в коридор. Риф видит это, будто в замедленной съёмке, снова. Пока остальные кидаются в стороны, пытаясь увидеть хоть что-то, он смотрит сквозь снежную бурю, заполонившую комнату переговоров. Никакой дипломатии, очевидно, не будет. Он поднимается, чувствуя, как по телу проходит электричество, и устремляется следом. Не бежит и не преследует, просто идёт, потому что… Так хочет госпожа. А он — её орудие. Сейчас.       Он настигает их в ангаре, когда они уже собираются улетать. Перед тем, как покинуть помещение, девушка смотрит на него вздыбленной кошкой, и резко вскидывает руку. Теперь между ними — стена изо льда. А Риф смотрит на неё завороженно, задумчиво улыбаясь. Магия. В чистом виде. Разве может быть кто-то подобный на стороне Альянса? Поступает информация о том, что они сбежали, похитив Красного Льва. Рифа это не особо волнует, он отправится следом и заберёт их. Важнее то, насколько эти пробудившиеся от чего-то нового чувства… прекрасны.

***

      Риф догоняет их безумно быстро. Хватает лишь забраться в робота, взять с собой пару помощников, навязанных Ведьмой — будто он не может справиться сам — и они срываются с места, помчавшись следом. Роботы летают быстрее кораблей, и вот уже перед ними лакомый кусочек. Флагман Империи, флагман Альянса. Очаровательное место, где он вырос. Где они выросли. — Риф, ты уверен, что нас хватит? — спрашивает Киона.       Он, кажется, понимает, почему Хаггар приказала взять её с собой. Это немного злит, но куда важнее цель. Убить паладинов, забрать Львов, победить любой ценой. Как и всегда! И когда навстречу вылетают сразу все Львы, он скалится хищно, наконец отвечая: — Не уверен, но когда это мешало?       Он сразу же пытается связаться с паладином Чёрного, потому что важнее всего пообщаться с лидером. И бесконечно радуется, когда ему отвечают. — Чем могу помочь? — интересуется приятный мужской голос. — Я коммандер Риф. Как тебя зовут, чёрный паладин? — проговаривает Риф, пока его робот принимает боевую стойку в воздухе. — Хочу знать, кого убиваю. — Зачем же сразу убивать? Возможно, мы могли бы договориться? — интересуется незнакомец. — Возможно, что и договориться. Но мне действительно стоит знать твоё имя. Можешь назвать любое. Я буду использовать его по обращению к тебе, паладин, — Риф усмехается, почти мурчит. — Вы только-только стали паладинами, да? Неужели это того стоит? — Адольф. Это моё настоящее имя, — спокойно отзывается Адольф. — А что можете взамен предложить вы? Уточню заранее, ответ «сохраним вам жизнь» меня не устраивает. За такую ценную единицу, как Вольтрон в наборе с паладинами, я хочу получить что-то действительно весомое. Уж не говоря о том, что мы единственные за долгие-долгие годы, кто сумел совладать с Львами. Лишитесь паладинов — получите пустые машины, использовать которые не сможете. Так себе выигрыш, не правда ли? — Адольф, — повторяет Риф, тихо хмыкнув. — Не обольщайтесь. Львов просто не могли собрать в одном месте. Глупо думать, что из тысяч альтеан или галра они не выберут никого. Ваши жизни — это ценно, как и жизни ваших близких, друзей и так далее. Однако, если ты так хочешь. Тебе нужна сила? Власть? Госпожа может дать всё это. Союз может дать это. А Альянсу жить осталось недолго, даже с Вольтроном. Вы теперь работаете на Лотора? Это просто смешно. — Наивный мальчик, — голос Адольфа звучит негромко, почему-то волнует кровь похлеще любой драки. — Ты живешь не реальностью, а лишь пустыми обещаниями своей госпожи. Знаешь, у одного народа есть великая мудрость — «Не дели шкуру не убитого медведя». А в моих краях говорят «Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь». Ты думаешь, что сила и власть имеют вес? Серьезно? Это всё, что может обещать «великая» раса? По-твоему это чего-то стоит? Тебе придется хорошенько подумать над этим, коммандор. Боюсь мне придется усложнить тебе задачу. — Ты можешь проигрывать, можешь выигрывать, — Риф вдруг понимает, что никогда не испытывал настолько приятных эмоций от разговора с врагом. — Не важно даже, если вдруг поиграю я. Вся суть — в удовольствии от процесса, в посыле, в самой ситуации. Суть в том, чтобы найти себе достойного противника после долгого одиночества.       Что он вообще говорит? Почему именно это? Неужели ему правда хотелось найти врага себе по силам, после всего, что он пережил? Всю жизнь у него перед глазами был вызов. Один, другой, третий, они сменялись постоянно. Но после того, как сила наполнила его тело, вызов сошёл на нет. Стало… скучно. Тоскливо. Грахс всё дери, да как это возможно?! — Для меня игра является центром смысла лишь по одной причине. Я просто люблю это. Можешь называть меня сумасшедшим. А вот для тебя… — Адольф хмыкает негромко, явно улыбаясь. — Ты топишь в этой игре свое бессилие. Ведь твоя жизнь больше не принадлежит тебе. Не так ли, коммандер? И остаток своей жизни ты проводишь в попытке насытиться эмоциями, насытиться адреналином прежде чем ты канешь в вечность. Ведь времени осталось так мало…       «Скоро все забудут о твоём существовании. А ты не дай им себя забыть».       Риф понимает, что его это затрагивает. Сильнее, чем кажется. Сильнее, чем он готов в этом признаться. И точно сильнее, чем он показывает, неожиданно засмеявшись. — Ух ты, какая проницательность. Почти опасная. Но, знаешь, Адольф, я был таким всегда. И если моя жизнь не полёт мотылька, который закончится сожжением — то что же ещё? Я не доживу до конца этой войны, но навсегда останусь во Вселенной, — Риф выдыхает шумно, усмехнувшись. — Дай мне хороший бой, паладин. Я хочу утонуть в этом запале. — Ты жалок, и ты это знаешь. Останешься во Вселенной? Чем? Все, что от тебя останется — воспоминания как о предателе и безвольном подхалиме. Твоя жизнь не полет мотылька, это лишь поползновение пресмыкающегося.Ты безвольная кукла. Но не потому что тебя таким сделали. А потому что ты сам себя таким сделал. — Ты выбрал бой на словах, очень похвально. Будь на моем месте галра, тебя бы уже попытались размазать по всему космосу, — пожалуй, Риф и впрямь никогда раньше не сражался на словах так долго, но в голове его звенит лязг мечей. — Я был добровольцем. Это мой собственный выбор. А ты стал чёрным паладином, потому что так захотела большая кошка? Как мило! — Сэр, возможно, нам стоило бы сражаться? — внезапно подаёт голос Киона, явно раздражённая. — Ну-ну, Киона, — Риф смеётся довольно. — Переговоры — это важно! — Нет, коммандер. Я стал паладином Чёрного Льва, потому что сам сделал из себя хорошего лидера, это был мой выбор, — в голосе его сквозит бесконечное презрение, ничем не прикрытое. — И с какой стати, скажи мне, я должен считать достойным соперником того, чей выбор — это пресмыкаться перед какой-то безумной колдуньей?       Почему-то от этих слов он чувствует не разочарование, нет-нет, ему… Неожиданно хорошо. Он полон драйва, ему невероятно хорошо, и это лучше, чем многие другие вещи в его жизни. Кажется, ещё никогда он не был так рад от того, что кто-то его унижает. Внутри он очень чётко осознаёт, что многие из его слов — неправда. И это радует вдвойне. Хотя некоторые, конечно…       «Ты слишком долго с ним возишься».       Голос Хаггар звучит, но он лишь улыбаетя. Он знает, конечно! И знает, что она прекрасно понимает его ощущения. Но смертникам ведь положены поблажки, верно?       «Ты не особенный, Риф»       Нет — значит нет. Он сжимает штурвал покрепче, улыбаясь широко. И говорит: — Я бы с удовольствием поговорил с тобой подольше, но, увы, миледи ждёт. Постараешься не умереть от первых же ударов? — Пока ты позволяешь какой-то помешанной управлять тобой — ты слабак. Хочешь доказать обратное… — Адольф неожиданно повышает голос, рявкнув на него. — Борись! Иначе ты канешь в небытие очередной безвольной марионеткой, как твои предшественники! Никто даже не вспомнит о твоём существовании!       И в следующий же момент они начинают формировать Вольтрон, быстро, прямо на глазах у Рифа. Он смотрит завороженно, жадно так, и происходит это настолько быстро, что они не успевают напасть. Однако, он больше не ждёт. — Киона. Покажем им силу Союза!       И они и сразу же кида.тся в бой, безумно быстро. Эти роботы мощные, маневренные. Один Лев им точно проигрывает. Но что насчёт целого Вольтрона с неопытными пилотами? Вольтрон заходится. Ловит удары — да, как же без этого. Но с каждым новым ударом, с каждой секундой они входят в раж все больше и вот теперь нападать начинают уже они, яростно, смело! Риф от этого определённо в восторге. Да что там, он понимает, что Вольтрон — невероятно мощный, и ему приходится изо всех сил держаться за штурвал, чтобы не потерять управление. Каждый удар по роботу проходит вместе с безумной тряской, и его глаза горят восторгом. Никогда он ещё не чувствовал себя таким живым. С каждым новым событием подобные вещи кажутся всё более яркими. Жизнь — это сражение с мощным противником. Это риск, это проверка всех навыков на прочность. И робота, пожалуй, потому что он быстро понимает — этот бой будет проигрышным.       А вот Киона, судя по всему, не очень-то хорошо управляется с битвой. Она то и дело впадает в ярость и кидается сражаться, делает глупые ошибки. Её будто случайно в робота пустили. Но учитывая то, что это смертоносная машина — даже с таким пилотом она очень опасна. Правда, не в их случае. Вольтрон проводит какие-то манипуляции, и у него в руках появляется огромный смертоносный меч. Они наседают на врагов усиленно, Риф понимает, что если эта компания поработает вместе побольше, из них получится прекрасная команда. В их случае это, разумеется, большая проблема! Киону отшвыривает прочь одним мощным ударом, но он не обращает на это внимание, продолжая наседать на Вольтрон. Плевать на всё, он хочет увидеть как можно больше, понять, что вообще может этот грахсов робот! И что может Адольф.       По кабине неожиданно прилетает залп из пушки, заставив его ослепнуть на несколько секунд, а следом один безумно мощный удар перерубает его роботу ноги.       «Возвращайся. Ты добыл полезную информацию».       Риф безумно хочет остаться. Сражаться в этой битве, вот так, с действительно стоящими противниками. Но ему ещё рано умирать. К тому же, голос в голове вновь зовёт его. Пора возвращаться. И он, с сожалением, молча, всё-таки ударяет лучом снова, пуская пыль в глаза, и улетает. Благо хоть перемещаться можно вот так. Но это точно не последняя их встреча.

***

      Когда Рифа вызывает к себе Хаггар, он ни капли не удивляется. Лишь направляется к ней, спокойный, собранный. В нём снова нет ни тени былого драйва. Словно всё внутри опустело за пределами битвы. — Вы хотели видеть меня, госпожа? — подаёт он голос, заходя в её логово, вновь оказываясь в этой безумной атмосфере. — Да, — она поворачивается в сторону, где неожиданно возникает из тени Меседис, её главный друид-помощник. А потом снова смотрит на Рифа. — Я очень сильно в тебе разочарована. Ты позволяешь себе слишком многое. Тебе дана сила не для того, чтобы разбрасываться ею. Исполняй приказы — иначе всё закончится намного быстрее.       Она явно говорит о той безумной радости, что его посетила во время боя. Что ж, подобное даже было ожидаемо. Но почему-то ему от этого как-то печально. От того, что некоторые слова Адольфа… это всё-таки правда. — Конечно, госпожа. Я верен вам и нашему делу. Я больше не совершу ошибок, — тихо шелестит он, опуская взгляд. — Не сомневаюсь. Важнее другое, — Хаггар смотрит на него пристально. — Киона показала себя с отвратительной стороны. Вновь. Никчёмный боец, слабая, плохо учится. Я думаю, пришло время сделать её сильнее иначе.       Внутри что-то умирает в эти секунды. Риф чудом сдерживается, чтобы не начать умолять прямо здесь. Потому что сделать сильнее в её понимании — это… Изменить её. Так, как многих других. Во славу Союза. Раньше ему было всё равно. Но когда это касается Кионы… — Она ещё неопытная, — вскинув голову, всё-таки говорит Риф. — Но у неё большой потенциал. Если вы хотите создать кого-то мощного, вы можете использовать меня. Я…       Ведьма улыбается, глядя на него. Она увидела всё, что хотела. Подняв руку, она говорит спокойно: — Вы свободны, коммандер.       Риф смотрит на неё пустым, ничего не выражающим взглядом. И кивает медленно, опустив голову. — Да, госпожа.       А после уходит, запирается в своей каюте и понимает, что ничего не может сделать. Можно сказать, он уже потерял её. Последнюю искорку света, которая осталась с ним со времён, когда он бежал с флагмана. Он не может её спасти. Его убьют, её убьют, всё закончится ничем. Безвыходная ситуация, в которую он сам загнал их обоих. Он ошибся.       Нет, не так. Он страшно, безумно ошибся. На самом деле его эгоизм, его тяга к знаниям того не стоила. Никогда не стоила. И вместе с тем… она была всей его жизнью. Неужели его жизнь ничего не стоит тоже?       «Скоро все забудут о твоём существовании».       Риф сжимает руку в кулак. Он не даст этому закончиться так просто. Ни за что не даст. А ещё… он точно знает, что не может спасти Киону сейчас. Но вместе с тем знает, что может для неё сделать. Последний подарок перед прощанием.       Риф уходит в ванную и очень долго сидит под струями воды, так, будто они могут смыть с него всю ту грязь, в которой он испачкался за все эти годы. Он и сам не понимает, что чувствует, пожалуй. Не хочет умирать, но понимает, что это будет лучшим концом. Не хочет сдаваться, но победа для него вновь означает погибель. Безумие, невероятное. Вот чем теперь является его жизнь. — Найди себе хорошего носителя, — тихо говорит он, обращаясь к сущности. — Кого-то, кто будет лучше, чем я.       Ты лучший. Лучше быть просто не может.       Риф улыбается, прикрыв глаза, подставляя лицо струям воды. Пусть будет так. Пусть так…

***

Я никогда не нарушу молчание Когда я смотрю внутрь себя

      Впервые увидев то, чем стала Киона, Риф понимает, что ничего страшнее в его жизни уже не будет. Но он никак не реагирует. Только собирает всю свою волю, всё своё пламя в кулак, и устремляется на поле боя вместе с тремя новенькими робо-тварями и группой белых роботов. Его робота быстро починили, немного подкрасили, и теперь можно вновь идти в бой, который наверняка станет последним. Риф хочет, чтобы он таким стал. Он уже слишком сильно сломан, чтобы что-то чинить и видеть своё будущее. В погоне за удаляющимися знаниями он потерял себя. Но если бы у него был выбор, пожалуй, он повторил бы свой путь снова. Потому что, даже если это было неправильно, всё это было его историей. Его жизнью. А иное не имеет смысла.

Мне не нужно что-то скрывать Если ты что-то ищешь во мне, то ничего не обнаружишь

      Они без каких-либо проблем разносят в пух и прах сразу несколько крейсеров. Кажется, напали на флот Сендака, находящийся на краю системы, подальше от флагмана. Вот сюда-то паладины точно примчатся на помощь. Идеальный план Ведьмы, который он… но не стоит об этом думать.

Но кто же враг? Я не знаю, чему верить

      Вольтрон и впрямь прибывает очень быстро, правда, в разобранном виде, сразу же кидаясь сражаться с тварями. Но что куда важнее — вместе с ними теперь неизвестный альтеанский робот, белоснежный, прекрасный. Вот с ним-то Риф и выходит на связь сразу же.

Живя среди теней Живя среди теней

— Как к тебе обращаться, пилот таинственного робота? — интересуется он, чуть щурясь. — Эра, — легко отзывается пилот.       В руках у робота появляется длинная алебарда с полупрозрачным голубоватым лезвием в виде удлинённого полумесяца, и он на лету выкручивает с ней несколько движений вокруг себя, бьет по роботу Рифа с безумной силой, пихнув его как шар для боулинга сбивать его товарищей. Он этого определённо не ожидает! Чудом удержав управление, он отлетает назад и сбивает к грахсу всех остальных роботв. Запах озона наполняет кабину, Риф скалится хищно, смеётся безумно довольно. Удар был такой силы, что у него заболели руки.

Свет пробивается сквозь тьму, что под ногами Я знаю правду, но для тебя она недосягаема

— Отличный удар! А я-то думал, будет неинтересно! — Посмотрим, что ваши куколки могут противопоставить самому древнему трансреальностному мехе, господа, — произносит Эра, легко кидаясь в бой.

Ты забрала всё, да Ты забрала всё, что можно

      Они сталкиваются друг с другом, и Риф понимает, что Вольтрон не стоял и рядом. Вот это, пожалуй, самый трудный бой в его жизни. Руки дрожат и болят, но он не даёт Эре даже вдохнуть лишний раз, наседая яростно. Тот орудует алебардой так, будто был рождён внутри робота, с оружием в руках, и это пугало бы, но Рифа это приводит в бешеный восторг. Ничего прекраснее он ещё не чувствовал, определённо.

Я никогда не нарушу молчание Когда я смотрю внутрь себя

      На фоне Киона… вернее то, что от неё осталось, сражается с паладинами, как и остальные чудовища, которые до сих пор громят корабли. Но он сразу понимает, что это дело проигрышное, потому что Вольтрон справляется, потому что они находят нестандартные решения, и это будет концом. Но он должен держаться. Обязан.

Мне не нужно что-то скрывать

       Риф даёт остальным роботам кидаться без тактики, вразнобой, а сам подлавливает все возможные моменты и сближается, атакуя. В его распоряжении лазеры, меч и боевой опыт. Можно иметь огромный разрыв в возрасте и умениях, но текущее в венах стремление к победе никуда не деть! И не погасить это безграничное желание показать самодовольному альтеанцу, что может сделать молодой парень даже в настолько отстающем роботе. Должны же у него быть хоть какие-то слабые места. А для того, чтобы их увидеть, нужно выводить его на атаки!

Если ты что-то ищешь во мне, то ничего не обнаружишь

      Безумный взрыв разносится волной по пространству — одна из тварей, раненная особенно сильно, взрывается и швыряет паладинов в разные стороны. А него появляется возможность зарядить Эре по лицу, ударив кабину! Риф прекрасно понимает, что это был удачный удар из-за того, что Эра отвлёкся, но это не может не кипятить кровь! Приятно так, внутри всё горит. И глаза горят. И робот искрится время от времени, потому что из него так и бьёт энергия. Эра быстро приходит в себя и обезвреживает остальных белых роботов, кому-то отрезая ноги, кому-то руки. Они остаются один на один. Лицом к лицу.

Но кто же враг? Я не знаю, чему верить

— Не смей отвлекаться во время боя, старик, — цедит Риф, скалясь хищно.       Волосы стоят дыбом, кабина заполнена молниями, ощущения просто удивительные! Только вот робот всё больше выходит из строя. — Я дедуля и я этого не скрываю, — мурчит Эра. — А ты невероятно способный и горячий парень, как же жаль, что ты гробишь потенциал сражаясь на стороне слепого безумия. — В Альянсе никто и никогда не мог оценить мою тягу по достоинству, — почти рычит Риф, вставая в боевую стойку. — Моё увлечение магией, моя тяга к познанию была почти что преступной. Потому что меня не интересовали их глупые эксперименты. Меня интересовало ЭТО!

Живя среди теней Живя среди теней

      По нему снова проходит волна энергии, робота окутывают разряды. — Вот почему я перешёл на сторону Ведьмы. Вот в чём истинная причина. И мой потенциал… выше, чем тебе кажется, — глаза его горят, как и всё внутри. — Его ограничиваю только я сам!       И если это пик всей его жизни, если в этом её смысл, то он… жил не зря! Ничего из пройденного не являлось ошибкой! Он дошёл до этого места, он жив и полон силы, и он сияет, как самая яркая звезда. Они уже никогда его не забудут. Потому что он лучший.

Я никогда не нарушу молчание Когда я смотрю внутрь себя

      Он не сможет победить в этой битве. Остался буквально один-робо зверь и он, а их — куча. Правда в том, что он и не собирается одолеть их в одиночку. Он лишь хочет исправить свою единственную ошибку. Но для этого нужно продержаться против этой машины смерти ещё немного.       Именно по этой причине он сжимает штурвал покрепче, чувствуя, как по телу пробегает волна силы. Кабину заполняет отчётливый, почти резкий запах озона. И он направляет в робота невероятное количество энергии, рванувшись в бой, подобно молнии. Экраны заполняются красными символами. Мыслей нет. Есть только текущее по венам электричество и ясная цель.

Мне не нужно скрываться Если ты ищешь меня, то не найдёшь

      Риф кидается на Эру, вкладывая в движения и удары невероятную силу. Судя по всему, заряд он роботу дал действительно колоссальный — тот ускорился во много раз. Другое дело, что это и силы расходует активно, его надолго не хватит. — В чем-то ты прав, однако задай себе один простой вопрос, юноша! — произносит Эра, со скрежетом отбивая его удары. — Какую ценность в себе несет твоя сила сейчас?! — Свою силу можно использовать по-разному, тут ты прав, — рычит Риф громко, действительно грозно. И прямо сейчас она несёт мне кое-что очень ценное. Например, возможность исправить свои ошибки!       На несколько секунд он закрывает глаза, сжимая штурвал сильно, до боли, до хруста в пальцах. — Это моя вина. Прости меня, девочка…

Но кто же враг? Я не знаю, чему верить

      А после, распахнув глаза, он резко кидается в сторону, на всей скорости метнувшись к сражающимся ребятам с мечом. И с отчаянным криком… Риф разрубает Киону почти напополам, прорезая сталь искрящимся клинком.

Живя среди теней Живя среди теней

      Робо-тварь дёргается, но тут же перестаёт издавать какие-либо звуки или как-то шевелиться, разлетевшись на куски. Риф, дрожа, смотрит на то, что когда-то было его подругой. «Что я буду делать, если кто-то убьёт тебя?»       Риф краем глаза видит движение. «Отомстишь за меня, конечно же!»       И закрывает глаза.       Белый робот кидается следом за ним, пробивая спину на всей скорости. Он всё ещё жив, но больше не может как-либо пошевелить конечностями мехи. Да это и не нужно. Риф расслабляется, выдохнув тихо, переставая светиться. Открыв глаза, он смотрит на звёзды над собой.

Живя среди теней Живя среди теней

      В плену, мёртвым или живым, кажется, его судьба была предрешена. И когда его забирают с собой, он не боится ничего. Впервые в своей жизни он по-настоящему спокоен и безметежен.       Самая главная ошибка была исправлена. Не важно, что принесёт ему жизнь дальше, умрёт он или выживет. Важно лишь то, что ничто больше не связывает его с прошлой жизнью.       А звёзды и впрямь… очень красивые. Они-то уж точно никогда не забудут о том, что он существовал.

Живя среди теней Живя среди теней