Боль творения

      — Что происходит? Где я? — это были первые мысли парня, когда он вдруг оказался в какой-то комнате, заставленной мебелью и книгами. Он почувствовал запах бумаг, чернил. Почувствовал легкое дуновение ветра из окна… Это всё было так ново для него, будто он никогда не чувствовал ничего подобного… От познания этого мира и себя его отвлек странный стучащий звук, сменяющийся редким звоном. Повернув голов в сторону откуда издавался этот стук, он заметил мужчину, работающего за машинкой. — Как я его не заметил? — опешил парень. Медленно он решил подойти к незнакомцу.       Незнакомец методично печатал что-то. Казалось ничто на белом свете не могло отвлечь его от этого занятия, но тут он остановился и стал перечитывать текст.       — Простите… — парень протянул руку к мужчине, как вдруг незнакомец резко выкрикнул ругательство и выдернул лист из машинки, после гневно скомкав и бросив в переполненное такими же комками ведро.       Он не заметил парня. Он решил прикоснуться еще раз, но… Рука прошла сквозь него, будто мужчина был неосязаемым… Нет, это парень был неосязаемым. Осознание этого испугало юношу и он стал пытаться дотронуться до чего-то еще, но не получалось.       Спустя несколько минут, он успокоился и решил осмотреться получше. Комната была маленькой и пыльной, с небольшой печкой в углу. Казалось в помещение нет ни одного уголка, не заставленного книгами. Книги были везде, кроме разве что кровати, обделённой такой участью. Такое книголюбие поражало и в какой-то мере даже пугало.       Преимущественно были книги с пьесами и сказками, немного архитектуры, немного истории, немного руководств по написанию книг. Оценивая состояние и целостность книг, можно сделать вывод, что мужчину больше всего интересовали пьесы, если быть более точным, то commedia dell’arte явно была излюбленной темой мужчины.       Закончив с изучением помещения в целом, юноша решил переключить внимание на рабочий стол мужчины, на котором книг было мало, но зато были горы бумаг, стоявшие аккуратной стопкой.       Трудолюбию и сосредоточенности мужчины можно было позавидовать… Иногда парню казалось, что он вообще никогда не встает изо стола. А когда он останавливался печатать, зачастую единственным признаком жизни было дыхание.       Приблизившись к столу, парень стал внимательно изучать бумаги. Из доступных его взору текстов, он понял, что писатель пишет о некоем шуте и его приключениях. Надо признать, что было написано очень даже хорошо. Переключив внимание на стену, юноша увидел: «важные детали», «особенности персонажей», «планы» и рисунки, на которых были изображены сцены, но больше парня привлёк рисунок с улыбающимся клоуном, который стоял в причудливой позе… Он был так похож на него… Внизу было аккуратным почерком выведено «Джокер».

***

      Прошло около года.       Джокер (а именно так звали юношу) полностью осознал себя, как творение писателя. За это время с ним случились некоторые перемены: если раньше в его костюме присутствовали элементы с ромбами и одет он был в пёструю рубашку с длиной накидкой и в облегающие штаны, то теперь на нем был белый комбинезон с фиолетовой накидкой, отдалённо похожей на пончо и фиолетовые штанины, также на нём появились ремни розовато-красного цвета и черные заостренные ботинки на высоком каблуке, также не обделили и причёску, которая мало того, что из однотонного фиолетового стала разноцветной, так еще и вместо хвоста теперь красовалась прическа похожая на шляпу шута. Казалось, что автора устраивал такой образ и менять он его не планировал. Самого Джокера это устраивало. Это лучше, чем быть копией Арлекина или какой-то его вариацией.       Также, к большому удивлению для шута, у его творца был друг. Джокер помнил как испугался, когда этот друг внезапно встал у дверей и стал пытаться куда-то вытянуть его нелюдимого творца. В тот раз бой был выигран писателем, который был слишком упрям и терпеть не мог таких сюрпризов.       Пускай в начале этот друг не очень понравился шуту, но после был благодарен, что вытаскивал его творца куда-то, а заодно и его самого. И именно друг повлиял на изменения во внешности шута и на многое другое. Например, этот друг охотно делился с писателем информацией о других культурах и традициях, даже когда его об этом не просили… Он был генератором идей. Иногда у Джокера складывалось впечатление, что у этого человека никогда не закончится поток идей.       Всё было так замечательно. Новые идеи. Новые страницы. Новые сюжеты. Но всё имеет свой конец…

***

      Это был обычный пасмурный день, но, несмотря на непогоду, в комнате было уютно, писатель сиял от счастья и думал над новыми сюжетами, как вдруг…       Стук в дверь.       Какие-то мрачные люди.       Тихий разговор за дверью.       Творец с каменным лицом и пустыми глазами.       Джокер долго после винил себя за то, что не подслушал разговор и не узнал что случилось.       Писатель был сам не свой. Он не подходил к печатной машинке, не общался с другом. Он стал часто сидеть у огня печки о чем-то думая. В такие моменты Джокер хотел подойти и поговорить с творцом, но не мог… Мужчина ничего не говорил, так что шут не мог даже предположить что творилось у него на душе. Это терзало и угнетало.       Однажды писатель всё же подошел к своему столу и взял в руки стопки бумаг. Шут уже было обрадовался. Его не смутило, что мужчина подошёл к печке. Он часто перечитывал свои тексты у огня, наслаждаясь теплом.       Как вдруг… Один лист за другим полетели в пекло. Один за одним. Писатель и раньше сжигал бумаги, но в этот раз всё было по другому. Сначала шут почувствовал лёгкое покалывание в пальцах ног, но с каждым сожжённым листом это всё больше перерастало в боль.       — Что происходит? — огонь стал медленно разжигаться у его ног. — Остановись! — огонь поднимался всё выше. От боли шут не смог устоять на ногах и упал на колени. — Пожалуйста хватит! — начали гореть руки, которые отчаянно тянулись к мужчине. — Молю! Пощади! Мне больно! — лицо писателя оставалось непроницаемым. — Я сделаю всё, что захочешь! — бессмысленные слова, сказанные в агонии. Даже слёзы не могли потушить огонь. — Хватит, па-       От шута ничего не осталось.

***

      Темнота. Непроницаемая темнота. Это всё, что видел одинокий шут, плывя в этой пустоте.       — Бедное… Бедное дитя, — внезапно послышался чей-то голос, но у Джокера не было ни сил, ни желания даже удивиться.       — Кто вы? — спросил он слабым голосом.       — Уверен, что ты знаешь обо мне. Я Пьеро.       — Пьеро… — в сознании промелькнули воспоминания о писателе, который зачитывался пьесами с этим персонажем.       — Люди всегда причиняют боль своим творениям… Они не знают пощады. Ты так не думаешь? — шут хранил молчание. — Твой творец проявил небывалую жестокость к тебе. Наверняка нет ничего хуже, чем сгореть заживо… Особенно от рук собственного создателя.       — Да… Это было очень больно, — безучастно подтвердил Джокер.       — Если желаешь, я могу помочь тебе отомстить. В обмен ты поможешь наказать всех творцов, что поступили также жестоко… Нет. Мы уничтожим всех людей. Они познают ту боль, который испытал каждый персонаж их сказок, пьес, романов.       — Всю боль… — Джокер словно вновь ощутил на себе языки пламени, словно он снова горит. В сознании всплыло лицо… Каменное лицо того подонка, который заставил его пережить это. — Это было так больно.       — Они узнают эту боль. Ты присоединишься ко мне, дитя?       — Да.

***

      Следующее, что он увидел, это огромного клоуна, телосложением напоминавшего гориллу с огнём на голове и с широкой мрачной улыбкой, восседающего на троне. Рядом с ним парил лист… Единственный уцелевший лист его истории… Сердце залилось яростью.       — Клянусь верно служить его Величеству Пьеро, — заявил Джокер, поклонившись.       Он желает отомстить.

***

      Шут оказался в до боли знакомой комнате. Единственное что отличалось это одинокий дряхлый старик, который спал на кровати. Несмотря на морщины, парень сразу же узнал своего творца.       — А здесь ничего не изменилось. Всё также насмехаешься над всеми этими персонажами? — бросив взгляд на книги, изрёк шут. — Скажи какого это жить, зная, что заживо сжёг своё творение? ~ — распевая поинтересовался Джокер. — Ах да, ты ведь не знал об этом. Ну, незнание не освобождает от ответственности, верно? — говоря это, шут подходил всё ближе с кинжалом в руке. Тут его взгляд бросился на какую-то коробку. Коробка излучала плохую энергию, пускай и слабую из-за пролетевших лет.       Любопытство взяло верх и Джокер решил отложить свою месть. Открыв коробку, он обнаружил письма, которые не были даже открыты. Они источали столько отчаяния… Столько боли и слезы… Все от одного отправителя… Очень знакомое имя… Поняв от кого эти письма, шут залился смехом.       — Даже твой дорогой друг не заслуживает твоего внимания? Да ты немерено жесток! Даже не знаю как это объяснить. Хотя тяжело, что-то предполагать, когда человек всё время молчит. Тебе так не кажется? — молчание. — Не изменяешь себе. Чтож, теперь пора приступить.       Шут вновь стал подходить к кровати.       — Может хоть расскажешь мне какого это быть убитым от рук своего творения? — замахнувшись над грудью писателя, спросил Джокер, но старик не проснулся. — Всё также молчалив, да? — кинжал стал стремительно двигаться к груди, но остановился, когда послышалось кряхтение. Шут аж подпрыгнул от неожиданности. Глаза старика открылись.       Глаза смотрели так проницательно. В них была такая огромная печаль и… Сочувствие?       Дряхлая рука потянулась к лицу шута. Его рука была такой теплой… Только сейчас парень осознал, что всё это время по его лицу текли слёзы.       — Джокер… Я так рад… — с трудом выговорил мужчина.       Этот взгляд… Он видел его лишь однажды…       — Если так подумать, то все персонажи являются детьми своих создателей. Что думаешь? — беззаботно поинтересовался друг.       — Ты прав. Иногда мне кажется, что испытываю к Джокеру отцовские чувства. Глупо, правда? — бросив взгляд куда-то вглубь комнаты, сказал мужчина.       — По-моему это очень мило.       Хоть писатель и не знал, но в тот момент он посмотрел прямо на своё творение. Подарив ему ту толику любви, о которой он не мог и мечтать.       — Скажи почему… Скажи почему ты так поступил со мной? Почему, папа? — на грани истерики требовал шут.       Старик открыл рот, чтобы ответить…

***

      Шут сидел на крыши соседнего здания, наблюдая как огонь медленно поглощает дом его творца. Теперь от его прошлого останется лишь пепел…       — Почему, папа?       Старик открыл рот… Но звук не успел покинуть его горло… Рука ослабла, а глаза стали стеклянными.       В тот самый момент, когда он держал руку своего отца, он понял, что ему нужна была не месть... Он хотел знать причину... Теперь ему уже никогда не узнать этого, от чего его сердце болезненно сжалось в груди.       — Ушёл в своем неизменном стиле…

***

Не забывайте тех, кто Вас любит. С каждой минутой Вашего молчания их глаза наполняются страданием. Так часто бывает: молчание порождает несчастье, а нужно лишь открыто и честно поговорить друг с другом.