Santo Padre perdóname

Она продолжала приходить к нему во снах. После всего, через что они вместе прошли, она просто не могла не являться. Его маленькая бабочка спускалась к нему с небес, олицетворяя ангела, коим и являлась. Бруно думал, что это какая-то злая шутка Бога. Он не помнил, когда это началось. Может сразу после возвращения дома, а может прошли месяцы или даже годы, но в его памяти остались лишь чувственное ощущение редких, но таких нужных ему прикосновений Мирабель. Он знал ее слишком хорошо. Бруно хватило одного взгляда на Мирабель, чтобы запечатлеть ее тело в своей памяти, как он делал это с видениями на зеленых пластинах. В первый раз, когда он оттягивает верх штанов и опускает руку, это больше походит на неопытные движения человека, впервые познающего свое тело. Бруно пытается провести рукой по всей длине члена, но периодически останавливается с каждым неопределенным вздохом. В ту ночь у него так и не получилось довести дело до конца: его мысли метались в голове, это мешало сосредоточиться, однако он так и не смог выкинуть их из головы. То и дело мысли о его и только его Мирабель мешались с размышлениями об аде и страхе быть пойманным, создавая животрепещущую смесь неопределенностей, эмоций и возбуждения. С каждой его попыткой Бруно заходил все дальше и дальше. Сейчас в его фантазиях уже появлялись яркие черты его племянницы. Ее пальцы ласкали линию его подбородка, пока она покрывала поцелуями его лицо. Бруно хотел, нет, желал, чтобы ее поцелуи были менее целомудренными и аккуратными, ему было нужно почувствовать ее полностью, но даже в своих фантазиях Бруно не заходил слишком далеко, останавливая Мирабель в тот момент, когда ему казалось, что он перешел черту. Бруно было стыдно за его фантазии, однако в Библии не было написано ни слова о греховных мечтах. По крайней мере он не помнил. — Надо будет перечитать, — усмехнулся про себя Бруно. Если он собирается нарушить заповедь, ему стоило знать, какую именно и какое наказание последует после этого. Кроме разочарования абсолютно всех членов семьи, включая Мирабель… Ему было так стыдно, пот тек с его лица, рука начала скользить все быстрее. Он просто не мог позволить себе остановиться, только не сейчас. Он слизывал каждую каплю пота, стекавшую на обветрившиеся губы, представляя, что его касаются губы Мирабель. Бруно издал тихий и нервный стон, пытаясь делать все намного тише. Его тело требовало ласки с той же силой, что сам Бруно требовал пощады у Господа. Ему нравилось, что фантазии могли заставить его сердце биться чаще, быстрее. У Мирабель была такая мягкая кожа в реальности, что заставляло его задуматься, а чувствовалась ли она по-другому где-то там, под одеждой. — Мира-ах, — Бруно шепчет ее имя с секундной паузой, — …бель. Он и не собирался останавливаться. Бруно свободной рукой схватился за простыни так сильно, что костяшки его пальцев побелели. Он был слишком возбужден, а его член настолько чувствителен, что Бруно заскулил, вымышленная Мирабель решила неожиданно помочь ему, обхватив его член. Бруно начал понимать, что больше не контролирует свои прихоти. Вибрации в ее голосе стали слишком пошлыми, Бруно издал еще один стон. Ему хотелось продержаться дольше двух минут. Может, если бы ему удалось продержаться хотя бы до четырех минут, то Господь помилует его. — Использовать священное число ради своего удовлетворения? Ты отвратителен, Бруно, — говорил он сам себе, но не убирал руку, медленно двигая ее вверх и вниз по члену. Мирабель действовала на него слишком хорошо, заставляла саморазрушаться в тех вещах, что касались только ее. Как будто она одновременно единственная, кому он может навредить, и та, кто сможет вылечить своими поцелуями, взглядами и касаниями его глубокие раны, оставленные другими людьми. Мирабель даже не подозревает, что одна ее улыбка способна заставить его подняться из мертвых. Она не знает, что способна собрать и разрушить его одним своим касанием. Бруно зажмуривается, чувствует, как достигает пика своих возможностей, и с неравномерным выдохом кончает, пачкая спермой себя и пол своей комнаты. «Я позволил похоти управлять моим разумом». Если бы это была просто похоть. — Santo Padre perdóname porque he pecado. Но может Бог простит его, если он будет делать все правильно? Может там, на небесах, ему простят один грех, терзающий его старую душу, если он продолжит молчать о своих чувствах. Конечно, Бруно мог уйти вновь, но это ни за что не избавит его от мыслей о его дорогой Мирабель. Бог не простит его побег: посчитает слабостью. Семья не простит ему побег: посчитает глупостью. Мирабель… Мирабель будет хуже всего. А ему не хотелось видеть ее грусть в своих видениях. А он ее увидит, будет навещать в видениях каждую секунду, что они будут порознь. Ему так хотелось убрать ее слезы своими поцелуями, ему так хотелось сделать ей хорошо. — Мирабель… Ее имя тяжело сходит с его губ, будто не имя родного человека… Нет, тут что-то намного близкое, расточительное, пошлое и такое греховное… Мирабель… Бруно прикрывает рот, прикусывает губу до крови. Никто не должен услышать его молитву. Он думает, что за его длинную жизнь, он узнал все, понял все, почувствовал все. Однако то, что происходит сейчас, озадачивало его, ставило в тупик. В памяти Бруно всплыла вся Мирабель с ее легкостью в общении с ним. Как будто она знает его целую вечность. Как будто он кто угодно, но не страшное предзнаменование жителей Энканто. Как будто его прошлое и все, что о нем думают другие, просто не имеет значения. Она не боится его, не шепчется по углам, не убегает, лишь заметив его тень, в отличие от остальных людей, которые поступали именно так, сколько он себя помнил. Бруно осознает, что всю свою жизнь непреднамеренно держал в страхе так много людей. Они боялись его, а ведь ему было всего 5, когда дар только появился. Насколько же он был одинок. Ближе Пепы и Джульетты у него никого не было, но он понимал, что и они не всегда будут с ним. Остальные лишь молчаливо наблюдали за маленьким мальчиком, затем юношей, а после — и взрослым мужчиной. В их головах уже создался образ. В их головах Бруно был дьяволом. Но то было лишь в головах, не так ли? Сейчас он себя чувствовал таковым. Чем ближе его рука опускалась вниз, тем быстрее он приближался к тому образу дьявола, который поселился в головах жителей Энканто. Бруно понимал, что ему нужно бороться с тьмой внутри себя, с всеобъемлющим грехом, поселившимся в его грешной душе. Но Мирабель… Бруно никогда не сокращал ее имя до «Миры». Это чувствуется слишком неправильно. Ее имя нельзя просто свести к пошлому выражению нежности. Как можно что-то настолько красивое и полное кромсать на остаточные куски. Разорвав картину не получится насладиться ее всеобъемлющей красотой, выкинув часть триптиха, не увидеть шедевр целиком, не понять. Он лежал обнаженным в руках Господа, отдавая свое тело Страшному Суду. Для Бруно Судный день наступил сегодня. Хотя другие и не подозревали о его греховных мыслях и намерениях, он точно знал, что Господь видел все. После своей смерти он точно попадет в ад, ведь за такое не прощают, однако… Быть может, если помолиться и умолять Его отпустить все его грехи, может тогда, он сможет прожить еще один день в одинокой печали и неумолимом стыде, съедающих его изнутри. — Por favor Señor perdóname porque he pecado. Osé desear ser libre en contra de tu voluntad sabia y justa, creyendo que todos somos iguales ante la mirada de Dios. Бруно облизывает губы, пробуя на вкус призрак поцелуя Мирабель, оставленного его фантазией. Он произносит ее имя единожды, перед тем, как окончательно уснуть. Мирабель… Может показаться, что в таком простом имени нет никакой поэзии. Оно ничего в себе не скрывает, в нем нет мистического очарования, которое так волнует чувства молодых юношей. Оно не будоражит его как прежде, и Бруно думает, что Господь смилостивился над ним, что он забыл о всех его грехах и отпускает его греховную душу на землю. Бруно засыпает с расслабленной улыбкой на лице. Сегодня его во сне вновь посетит Мирабель, по крайней мере, он надеется на это в глубине своей души.