Папа, папочка!..

- Пап! Папа!! Зовущий голос Гаррисона доносится до меня как из-под воды, вдобавок скованной льдом. Тем же самым, который в эту минуту заковывает в свои ледяные цепи меня, с головы до ног. Как хорошо мы с ним тогда посидели, под пухом сыплющим снегом, так хорошо поговорили, обо всем, что было на душе и что нам приходилось скрывать. Ото всех – всю жизнь, друг от друга – до этого момента, когда мы по-настоящему стали отцом и сыном, самыми близкими друг другу родными людьми. А еще друзьями, и еще напарниками. Партнерами по семейному бизнесу. Оба рожденные в крови матерей, убитых на наших глазах. - Папа!!! Гаррисон кричит громче, это видно по его склоненному к моему лицу, сводимому судорогой от истошного крика. Так вдохновенно он орал только когда был совсем крохой и мне приходилось катать его на машине, чтобы Рита могла хоть немного поспать. Кому рассказать – засмеют. Если не знают, на что только не пойдут любящие своих детей родители, чтобы те не плакали. Гаррисон кричит громче, но слышу я его теперь еще тише. Забавно. Совсем смешно. Это было хорошее Рождество. У меня давным-давно таких не было и я не думал, что еще хоть когда-нибудь будут снова. Такие, как в детстве. С Гарри и Деб. С отцом и сестрой… Милые дурацкие свитера с оленями, подарки в ярких обертках, все, как полагается и что так приятно сердцу, на самом-то деле, сколько над этим не посмеивайся. Прости, Гаррисон, что рождественских празднований у нас с тобой было так мало. Если не ошибаюсь, кроме этого, других и не было. Должны были быть.. Память тоже будто покрывается на глазах ледяной коркой. - Папочка… Уверен, что Гаррисон на этот раз говорит беззвучно, так же, как уверен, что мне не кажется, как я чувствую обжигающе-горячие слезы, капнувшие на онемевшую, точно от анестезии у дантиста, щеку. Сынок… Гаррисон… - Папка, не смей мне тут умирать! Не после того, как ты уже однажды «умер»! Прости, что подвел… Зато ты – жив. Меня такой расклад вполне устраивает, если даже это делает меня эгоистом. Мы, монстры, такие. - Пап, я люблю тебя, папа, папочка, не умирай, не надо, пожалуйста, не уходи! Когда это я научился читать по губам? А когда научился любить? Я тоже тебя люблю, сыночек. Я попытаюсь, я сейчас попытаюсь это сказать, дай мне всего секунду! Но это не в твоих силах. И больше не в моих… *** Кто бы мог подумать, что следующие веселые зимние праздники мы все-таки снова встретим все вместе. Повезло мне, что так сильно меня ранили не во Флориде, где на рождественский снег можно полюбоваться во всей открыточной красе только в кино. Холод дал моей крови шанс продержаться во мне в достаточном для жизни количестве до приезда парамедиков. Стал моим Ледяным Спасителем. А Темный Попутчик у нас с сыном теперь один на двоих, и никому нисколько не страшен. Не считая, разумеется, тех, кто убивает, понятия не имея о Кодексе.