Ребёнок севера

      Жёлтого цвета юбка — оттенка липового мёда и цветков горчицы, как сказала как-то Майя, — развевается под лёгкими дуновениями тёплого летнего ветра. Агата обхватывает себя за плечи, словно чувствуя озноб, и вглядывается куда-то в ряд деревьев, здесь, на большой земле, совершенно не таких величественных, как у них на острове.       За спиной хлопает дверь и раздаются приближающиеся шаги. Такие отчётливые и знакомые… у неё, наверное, с детства эта способность — безошибочно понимать, кто же оказывается рядом.       — Почему ты сбежала?       Павел подумать не успевает, что хорошо бы сделать пару шагов и оказаться напротив любимой писательницы, а не у неё за спиной. Она разворачивается к нему сама, своим взглядом тут же перехватывая его.       — А почему ты мне ничего не сказал? — спрашивает она вместо ответа. — К чему был весь этот спектакль?       У неё во взгляде бушует цунами, искры словно вот-вот вырвутся наружу. Угодят прямо в Павла. Но он не первый день её знает. Знает всю её колючесть, её отвращение к тому, что проворачивают у неё за спиной… знает её скрытую от посторонних трепетность, её любовь к нему.       Потому в ответ на её от слова вовсе не скрываемое в голосе негодование Дымов как ни в чём не бывало пожимает плечами.       — Никакого спектакля.       — Ах никакого?! — вспыхивает Север, прожигая взглядом спокойного доктора. — «Затрудняюсь в диагнозе. Надо бы со специалистом на большой земле проконсультироваться», — припоминая недавний разговор, Агата старательно копирует тот тон и слова Павла. — «Чтобы ты не отказалась, я уже договорился с товарищем». И ведь ничего не сказал, что за специалист. Чтоб тебя!       Плохо знакомый с ней человек, наслушавшийся рассказов островитян в добавок, решил бы обязательно, что мастер распутывать тайны навлекает беду, порчу решает навести — не меньше. Павел же просто провожает взглядом Север, сначала сбегающую по лестнице, а после неспешно шагающую вдаль по дороге к ограде клиники, мимолётно успевает улыбнуться даже.       Он знает, что через какой-то миг она развернётся, бросив недовольное «И долго тебя ждать?!» или «Ты остаёшься?». Знает, что не со злостью всё это будет сказано на самом-то деле. Знает… и всё же спешит спуститься вслед за ней.       — Агата!       Рядом Дымов оказывается совсем скоро. Агата замирает на месте, словно не собиралась всего-то миг назад преодолеть те несколько метров до выхода с территории и поднимает на доктора глаза.       — Чего ты меня дурой-то выставляешь?       — Ну какой дурой, Агат? — он опускает руки на её плечи и не отводит глаз. — Ты думаешь, другие приходят всё уже зная? Просыпается женщина однажды утром и точно знает: она ждёт ребёнка. Так даже в твоих книжках не бывает.       — Ты-то знал.       Север тыкает его пальцем в грудь, не то отметину оставить в память об этом разговоре желая, не то какую-то секретную кнопку у него под рубашкой отыскать надеясь. Она отступает на шаг, и с плеч её спадают нежно поглаживающие ладони Дымова.       — А если бы ошибался?       — Если-если… — передразнивает его Агата, расхаживая из стороны в сторону. Взять себя в руки и утихомирить ворох путающихся в голове мыслей стремится. Но это у неё не так, чтобы хорошо получается. — А если я не готова? — у неё во взгляде читается паника, такая нечастая для неё растерянность. — Паш, если не готова?       — Надо же, — качает головой Дымов. — Сама Агата Север, в одиночку рыщущая по лесу, провоцирующая злодеев… бесстрашная писательница боится, — он откровенно издевается над любимой, подливая масла в огонь. Вспыхнуть однако не позволяет, как не позволяет ей и высказать всё то, что она в этот миг о нём думает. Павел заключает её плечи в объятия и с нетерпящей возражений уверенностью заключает: — мы готовы.