Лжец. Лгунья

      — Его Величество Император желает видеть Вас за завтраком.              — Как? Сегодня?              — Разумеется, завтра, Ваше Величество. — Глупый вопрос — тон имперского камергера был нетерпеливый, но вот поклон он отвесил весьма почтительный — с рукой на сердце, склонив голову, глубокий поклон в строгом соответствии с этикетом. Императрица поглядела на поклон свысока, позволив себе холодный взгляд. В соответствии с этикетом предполагалось всячески осуждать, когда подданные позволяют себе нетерпение в ее присутствии. Но Мерерид был самым близким человеком ее мужа, не считая его скромной жены, и он был по уши в делах. Так что лед в ее глазах растаял быстро, она улыбнулась камергеру, когда он распрямился и встал в чинную позу безупречного придворного. — Что мне передать Его Величеству?              — Передайте, пожалуйста, что я рада его приглашению, — начала она, понимая, что это камергер передал бы, даже если она отказала бы в самой грубой форме. Придворные условности она усвоила довольно давно, а теперь даже привыкла ими пользоваться, чтобы успеть сложить беспорядочные мысли во вразумительные распоряжения королевы. — Но ведь здесь мое королевство. Выходит, что это я желаю видеть его завтра за завтраком?              Она рассмеялась. Мерерид не смог сдержать улыбку, хотя все-таки попытался, и от этого его лицо приобрело немного мученический вид. Императрица посмотрела на него своим светлым взглядом.              — Разумеется, я счастлива отзавтракать с мужем. Счастлива, так и передайте. — Камергер коротко кивнул, но прежде чем уйти, осведомился:              — Есть пожелания насчет кухни?              Императрица позволила себе несколько секунд молчать, улыбаясь. Мерерид сразу понял, что пожелания есть — хотя обычно она не показывала себя привередливой при дворе.              — Да, любезный, передайте императору, что я не желаю видеть вина, — сказала она. Камергер снова кивнул и быстрым шагом покинул зал, в котором нашел Императрицу для разговора. Он не в первый раз был в ситуации, в которой имперская особа приказала нечто, не имеющее никакого смысла. Он считал себя профессионалом, поэтому за то время, пока он идет по коридорам, ему предстоит ответить для себя на два вопроса: почему она так велела и что она на самом деле хотела сказать.              Когда он пришел, смеркалось, а она сидела за столом перед бумагами. Может быть, была настолько утомлена, что забылась, что Белое пламя ей не кухонный слуга? С чего бы ему, камергеру, передавать ее пожелания о том, как накрыть стол, Императору? Мерерид стремительно прошел по коридору, ведущему от северного крыла к главным залам, выводящим в дворцовые сады. Узкие высокие окна пропускали нежный закатный свет. И почему вдруг без вина? В Империи давно известно, что бокал молодого вина по утрам придает силы. Прежде и она не отказывалась. В самом деле, не хотела же она утруждать Императора такими мелочами.              В любом случае, он распорядится на кухне, чтобы вина не подавали, раз уж Ее императорскому Величеству, Королеве Цинтры и прочее, прочее, прочее, так захотелось. Распорядится, а потом пойдет заниматься тем, чем должен: упрощать Императору жизнь, пока он из Ее королевства управляет Их империей.              ***              Она редко виделась с Императором. По-настоящему редко, с тех пор как ее придавило королевским титулом поверх имперского. Полтора года назад они виделись в Вызиме, когда она оставила дела на три недели. Дела королевские шли паршиво, она дурно спала, кортеж в дороге попал в ливень, она сломала каблук на лестнице, когда выбиралась из кареты.              Вызима встретила влажным и душноватым вечером, когда солнце вышло после проливных дождей. Королевский дворец встретил теплым желтым светом и чрезмерно большой толпой придворных и прислуги. Император встретил молчаливой и холодной любовью в спальне.              Нет, прежде был вечер. Бал на нильфгаардский манер, для Вызимской знати все еще непривычный, но оттого не менее торжественный. Дюжина слуг за час привели ее в порядок с дороги, и она весь вечер была примерной женой и королевой в официальном визите. Она говорила с послами, с князьями, с генералами так, будто не провела сутки, запертая в карете, будто не болела лодыжка, которую подвел ненадежный каблук, говорила уверенно, медленно, гордо, но вежливо и почтенно. Она не ела, в основном только делала вид, что пила, а на самом деле ходила с бокалом, а после оставляла его нетронутым. Она бросала взгляды на Императора через толпу, потому что хотела разглядеть, в каком он настроении.              — Цинтре это нужно, — старческим голосом говорил каэдвенский посол. — Всего пара лет мира — и мы увидим прежнюю Цинтру. — Он отсалютовал Королеве бокалом. Она сдержанно улыбнулась.              — Мир пойдет на пользу любому государству, Ваша Светлость.              — Только если оно не Империя, — отметил он, и Императрица приподняла подбородок, этим не дав себе вскинуть бровь. Посол собрался продолжить свою речь, но вместо этого вдруг немного повернулся и поглядел ей за спину. Она обернулась.              — Я отвлеку тебя от важного разговора? — спросил Император, забирая у жены бокал — он ее насквозь видел, ей надоело держать его просто так. Под его локтем услужливо оказался слуга и забрал неугодное вино.              — Ваше Величество. Рада Вас видеть, — машинально проговорила она слова, которые ничего не значили, но зато не дали ей нелепо молчать от удивления, что Император решил уделить ей время. Потом она вспомнила, что он задал вопрос, но не нашлась что ответить достаточно быстро для того ритма, в котором живет Белое пламя.              — Танцуешь? — спросил он. Не дожидаясь, пока она ответит, он подал ей руку, кивнул послу (тот кивнул в ответ), а на лице жены заметил отблеск детского воодушевления. К моменту, когда он вывел ее в зал, она уже собралась с мыслью и держала его руку уверенно.              Они танцевали несколько кругов, потом она была при нем и при его разговорах. С послами он представлял ее Королевой Цинтры и почтительно держался на расстоянии вытянутой руки, чтобы ее одарили той порцией почтения, которые ей необходимы, чтобы ее совсем девичье видение мира немного возвышалось над теми, кто работает на нее и для ее целей. В разговорах с генералами он придерживал ее за плечо и представлял ее Императрицей Нильфгаарда, чтобы ее подданные отдавали ей честь так же, как и ему. В разговорах с князьями он представлял ее своей женой и держал ладонь у нее на пояснице, чтобы она чувствовала, что ее брак значит для него то же, что и для этих князей означал брак с их женами.              Она не смела ему сказать, что чудовищно устала, и что дело не только в дороге, а еще в головных болях королей, но Императору и не нужно было говорить. Он настоял, чтобы она выпила, когда стояла уже совсем ночь. Он подал ей бокал, увел из зала на открытый балкон. Звездное небо подсвечивало черноту ночи над Вызимой. Императрица выпила бокал, вино сразу ударило в голову. Она подалась назад, чтобы опереться о балюстраду, отделяющую ее — на балконе — от сада — там внизу. Не поднимая взгляда на императора, она поставила пустой бокал на белый мрамор широких перил.              — Чудесная ночь, — сказала она, чтобы разорвать тишину.              Император поглядел на нее, на ее тонкие запястья, длинные пальцы. Заглянул в глаза, цвет которых можно было разглядеть даже при тусклом и далеком свете свечей. Ее платье струилось при каждом ее движении, и хотя она уже двигалась, как полагается императрице — без суеты и лишних движений — сейчас она стояла только перед ним, и этого уединения было достаточно, чтобы она чувствовала себя обнаженной в платье, прикрывающем лодыжки. Усталость на ее лице обостряла ее черты, подчеркивала строгость губ, закладывала тени под глазами. Она молода, и все это добавляет ей серьезности, убежденности и дворянства — того, чего ей наверняка не хватает в крови.              Он провел ей по щеке ладонью, что ей пришлось посмотреть на него. Она спокойно подняла глаза — равнодушные и скучающие от утомления, выдержала его взгляд, улыбнулась и подалась на его руку. Сам того не осознавая, Император тоже улыбнулся, убрал ей прядь волос с лица.              — Что тебя беспокоит? — спросил он требовательно, но доверительно тихо, и она увидела, что не сможет уйти от этого вопроса, сославшись на то, что не хочет его загружать. Она задумалась.              — Меня беспокоит... — она не договорила, но потом нашла более важный вопрос. — Как владыки это выносят? — спросила она, наконец. Император выдержал довольно долгую паузу. Настолько долгую, что она успела бросить взгляд на уже пустой бокал и подумать о втором.              — Я сделал очень много для того, чтобы быть здесь. И сделаю еще больше, чтобы остаться.              Она лежала под его тяжелой рукой, когда в их окна начали заглядывать языки утреннего и еще тусклого света. Лежала без сна, потому что всю ночь после того, как Император заснул, еще касаясь губами ее ребер, она разглядывала потолок, пытаясь понять, что из их сухого и непритязательного общения в тот вечер наполнило ее сердце уверенностью и прогнало туман усталости из разума. Она провела пальцами по его щеке, чтобы не разбудить, с этим совсем скоро отлично справится прислуга. Вдохнула глубоко, прикрыла глаза. Если получится, она поспит еще полчаса, а потом будет делать все, чтобы быть достойной спутницей императора — она будет сильной и надежной, и она будет его любить.              Она осторожно поднялась на локтях, слезла с высокого ложа, поправила на себе сорочку Императора, свисающую с ее плеч. Бледное еще солнце, встающее в стороне от дворца и медленно замирающее на мраморных плитках пола, мягко расплылось по комнате, когда она расправила шторы. Должно быть, шестой час утра. Она опустилась в кресло перед распахнутыми шторами, откинулась на спинку, и, закинув ногу на ногу, почему-то почувствовала необъяснимый покой в сердце и сладость на губах.              В целом, у Императора не было на нее времени. В целом — значит, обычно не было бы. Но когда она приехала, Эмгыр несколько изменил свои рутины. Пока его жена в Вызиме, утренний совет безопасности он велел перенести на два часа позже и завтракал с ней каждый день. После он проводил ее по саду, потому что ее юное лицо лучше всего смотрелось среди цветущих яблонь и вишен. Некоторые утренние встречи перенеслись на полдень и представляли собой деловой обед в кругу заинтересованных лиц. А некоторые имперские дела и вовсе ушли с повестки. Все-таки приезд жены позволил избавиться от мусора в течение дня.              Маленькое бегство королевы в Вызиму научило ее за завтраком отлично диагностировать, как прошли вечерние советы. За завтраком Император был обычно неразговорчив, но зато во время прогулки они часто успевали обсудить и политику, и войну, и подчиненных. Она стала замечать, что все никогда не идет по плану и что Императора это как будто не волнует — он заранее знал, что никакого “по плану” не будет. Она стала замечать, что он не доверяет своим людям, но безупречно знает, кому что поручить и все равно делает это. Она стала замечать, что даже после самых тяжелых вечерних советов утром он целовал ее перед завтраком, был сдержан и не позволял его делам нарушить их сложившийся быт.              Через две недели состоялся королевский отъезд в Цинтру. Королева в походном платье стояла перед лошадьми, запряженными в повозку, и с нежностью поглаживала гнедую морду скакуна. Безупречно снаряженные лошади нетерпеливо били копытами, поднимая пыль, готовые пуститься в переход любой продолжительности, лишь бы не стоять здесь понапрасну. Прислуга заканчивала приготовления.              Королева издалека заметила фигуру в черных одеждах, спускающуюся с лестницы к экипажам в сопровождении камергера. Мерерид был не слишком доволен — видать, Император снова ради удовольствия жены отложил важные дела. Королева улыбнулась. Она не отвлечет его надолго. Государственные интересы превыше всего.              Они обменялись всего несколькими словами при прощании. Император передал комплименты Цинтрийскому двору, как если бы она была только королевой. Она приняла их с той официальной беспристрастной благодарностью, какой научилась, присутствуя при официальных беседах Императора. Он поцеловал ей руку, продержав ее в своей ладони дольше, чем предписывал этикет. Провернул кольцо на ее пальце.              — В Цинтре будь благоразумна, — сказал он.              — Буду, — ответила она. Мерерид держался на расстоянии, прислуга была занята. Королева поймала короткий взгляд императора и сделала шаг к нему. Он поцеловал ее в губы — совсем недолго, но достаточно, чтобы она почувствовала, что ее отъезд для нее не только государственное дело. Впрочем, это она и так знала — в ночь перед отъездом он целовал ее так, как если бы она была только его женой.              ***              — И все же оно у тебя есть.              Завтрак состоялся. На широкой площадке балкона над дворцовыми садами Цинтры был накрыт небольшой стол. За ним сидели Император и Королева Цинтры. К завтраку подали фрукты, выпечку на туссентский манер из воздушного слоеного теста и кремы в белых розетках.              Королева молчала. Улыбалась почти незаметно, уголки ее губ были едва-едва приподняты, но в глазах был хитрый прищур. Такие разговоры давно стали чем-то вроде флирта. Императору она не ответила словами, оставила его только догадываться, что означают ее улыбки и взгляды.              — Есть? — спросил император.              — Оно у всех есть.              — Ну вот ты и призналась.              — Я еще ни в чем не признавалась.              — Ты станешь настоящей находкой для разведки, — улыбнулся Император.              Королева сидела прямо, но тут, кажется, вытянулась еще сильнее и подалась к столу, отложив приборы. Ее вид вдруг приобрел внушительность и строгость, которой Император прежде в ней на замечал, впрочем, они были ей к лицу.              — Разведке я бы сказала то, что всегда говорю. Мое имя — Цирилла Фиона Элен Рианнон. Я говорю это своему Императору так же, как своим слугам, своим подданным и заморским послам, и если нужно, я это скажу следователям, судьям и стражам. Хоть самому богу и самому дьяволу. — Она смотрела на Императора гордо. Император удовлетворенно рассматривал ее. — Потому что так оно и есть.              — Впечатляюще, любовь моя, но тебе будет полезно знать. При допросе следователь сначала заставит тебя признать нечто общее, якобы не имеющее к тебе отношение или имеющее отношение к тебе равно как и ко всем остальным. А потом то, как оно есть, не будет иметь никакого значения, при таком допросе ты признаешь свою роль в чем угодно, если это потребуется. Эта часть редко бывает приятной.              Королева разглядывала его с любопытством.              — Выходит, то, что имя есть у всех, означает, что я должна назвать тебе другое имя, помимо того, которое на самом деле ношу? — спросила она.              — Тебе следовало бы его назвать еще тогда. Потому что тебе было приказано твоим императором.              Королева помнила, что тогда, в садах дворца, кажется, много лет назад, она первый раз перенесла пытку ее прошлым. Эстелла намертво закрепила в ней твердость никогда не раскрывать этого перед кем бы то ни было. И с комом в горле, едва имевшая надежду не закончить жизнь выбором между ядом и виселицей, она следовала этому правилу. Теперь она ему следует не ради наследия Эстеллы, конечно. Следует, потому что это просто игра — между ней и Императором.              — Вернемся к допросу?              — Впервые вижу, чтобы подследственный сам об этом просил, — отметил Эмгыр.              — К счастью, до сих пор допрос был для меня крайне приятной беседой. Так что вы говорили про вторую часть? Та, где виновный раскалывается? Как будем колоть? — спросила Королева, складывая на столе перед собой руки. — Докопаться до истины крайне важно для справедливого суда.              — Крайне важно, — повторил за ней император.              — Просветите. В моей стране следствием занимаюсь не я, а специально учрежденные органы в распоряжении исполнительной ветви.              — Органы бывают медлительны, неповоротливы и неэффективны, а когда речь о делах государственной важности, это недопустимо. В особых случаях могут применяться весьма изощренные формы допроса, если того требуют обстоятельства.              — Выходит, я дело государственной важности?              — И даже больше, — заверил Император. На лице Королевы проступила улыбка, она откинулась на спинку своего кресла, как будто чтобы отдышаться, потом снова придвинулась к столу и протянула Императору руку. Он подал ей свою. — Прикажи принести вина, — сказал он, медленно проворачивая перстень на ее тонком длинном пальце.              Королева посмотрела на его руку, потом накрыла его ладонь своей.              — Мерерид тебе не передал? Должно быть, подумал, что я сошла с ума. — Она усмехнулась. Император поднял на нее взгляд. Задавать вопрос ему не потребовалось. — Это я велела не подавать сегодня вина. И просила сообщить об этом тебе.              — Когда ты охладела к вину?              — Дело не в вине, дело во мне. — Она отпустила его руку и поднялась со своего кресла. Император поднялся вслед за ней. Когда она встала перед балюстрадой, он подошел к ней сзади и, проведя руками по талии, повернул ее к себе. Девушка поддалась. — Надо сказать, я рассчитывала, что Белое Пламя сам догадается.              Эмгыр провел ей ладонями по плоскому животу, хотя на ней даже не было корсета. Ее платье было легким и едва касалось ее бледной гладкой кожи. Над декольте холодным отблеском сверкало ожерелье из белого золота, а изумруды мягко подчеркивали цвет ее глаз.              ***              Каждый раз, когда они виделись, а виделись они нечасто, она как будто чувствовала, что ему нужно просто время, чтобы вкусить ее красоты, без слов, без объяснений. Последний раз предоставлены только друг другу они были полтора месяца назад — и то всего на несколько дней. И то стесненные имперскими обязательствами. И то окруженные непрестанным вниманием северных чародеев, королей и их прислуги. От кого ждать больше неприятностей — еще большой вопрос.              Цинтрийский мир требовал периодических встреч сторон. Дипломаты Эмгыра считали, что возобновление сторонами приверженности своим обязательствам продлит соглашение и исключит возможность односторонних действий королевств. Для того, чтобы обосновать сборище, дипломаты Нильфгаарда придумали слово — конференция, — выбрали место проведения — Бругге, назначили делегации — впечатляющие по составу. И хотя сам Цинтрийский мир подписали чрезвычайные и полномочные послы императора, на сборища по утверждению намерений Эмгыр должен был приехать лично. Конечно, он мог бы отказаться и отправить делегацию с грамотой с обоснованием их полномочий, он так бы и поступил, но на Конференции о Цинтрийском мире в Бругге будет и Королева Цинтры. Его поездка на Север становилась необходима.              В Бругге стоял зной, Конференция проходила шумно. Император в присутствии Советника по внешним делам по большей части молча наблюдал за тем, что обсуждают Короли Севера — обсуждали они в основном то, как будет выстроена оборона на случай новой войны и на какую степень вероломства будут готовы пойти участники Конференции, если того потребует военное положение. У имперского Советника сверкали глаза, он делал короткие записи и часто отвечал, когда Император при обращенном к нему вопросе кивал советнику, чтобы тот применял все свои навыки и осведомленность. Советник тогда информировал собравшихся о нильфгаардских целях и намерениях, сглаживал углы. Он заверял, что условия мира полностью устраивают империю, и Нильфгаард стоит за независимость Цинтры и безопасность Севера почти с тем же рвением, что за собственные независимость и безопасность.              За несколько часов состоявшихся обсуждений он позволил себе лишь однажды взглянуть на Королеву Цинтры — женщину, выделяющуюся на фоне владык светлым платьем без северных орнаментов, светлостью лица и почти безучастным видом. При ней было двое. Молодая женщина с причудливо забранными волосами — должно быть, тоже чародейка, — сидела от нее по левую руку и за много часов конференции ни разу не подала голоса. По правую сидел крупный мужчина, которой вероятно исполнял при ней обязанности советчика. Возможно, министр или дипломат. Впрочем, нет, не дипломат — их император знал почти всех в лицо. И вряд ли министр — свой министерский кабинет Королева не очень жаловала. Советнику удавалось парировать любые атаки в сторону Цинтры, и он вел себя при королеве почти так же, как советник Эмгыра — отвечал на вопросы, в которых разбирался тонко и профессионально. Он представлял ее волю — доверенный, надежный и должно быть крайне полезный человек. Итак, его королева, похоже, начала разбираться в людях.              Когда конференция окончилась и магики печатями заверили согласованное заявление владык, уже стояла ночь. В зале от этого почти не потемнело — свет поддерживался магически. Залу конференции покинули быстро, и официальное мероприятие плавно перетекало в банкет. На следующий день были запланированы личные встречи некоторых дипломатов и королей, но эти встречи Император полностью передал на дипломатическую службу. Его из личных встреч тогда интересовала только одна — нужно было немедленно обсудить будущее Цинтры с Королевой Цинтры, которая, покидая зал вместе со своей чародейкой и советником, кивнула Императору едва заметно в знак приветствия. Чародейка заметила это и поглядела на того, кому был адресован жест. Встретившись взглядом с Императором, она вскинула брови, но ничего не сказала. Советник жест тоже заметил, но видимо знал его адресанта и без того, чтобы оглядывать присутствующих. Он под руку вывел королеву из залы, негромко объясняя ей что-то, что отметил для себя — и для нее — в этом балагане.              На банкете Королева была только с магичкой. Они стояли возле стойки с вином и обсуждали что-то в окружении реданских дипломатов. Заметив Императора, Королева долго смотрела на него, дожидаясь, пока он подойдет, но он дал ей понять, что банкеты и светские разговоры не входили в его планы. Королева попросила прощения у собеседников, оставила бокал вина, и когда она подошла к Императору, тот увел ее из Зала.              — Я рассчитывала на танец, Ваше Величество, — улыбнулась она, шагая с ним в ногу. Платье шелковыми завихрениями обвивалась вокруг ее стройных ног в стремительной походке.              — Твой советник неплох, — сказал Эмгыр. — Куда ты его отправила?              — Могу ли я доверять Вам такие государственные тайны, Император? — шутливо спросила она, замедляя шаг. Они стояли на широкой лестнице, ведущую во дворец. Людей здесь почти не было — только внизу стояли кареты и прислуга, да стража просиживала штаны у экипажей. — Мой советник сильно упростил мне жизнь. Он отправился в свой кабинет, чтобы обдумать все, что было сказано сегодня. Завтра состоятся переговоры — я бы хотела, чтобы мы знали, чего мы можем от них ожидать. — Император хмыкнул. Королева медленно спускалась по лестнице. — Я не ожидала Вас здесь увидеть, Север до последнего был уверен, что на Ваше личное присутствие нечего и рассчитывать.              — Говорильня, — сухо сказал император. Королева остановилась на ступень ниже него и поглядела снизу.              — А как идут твои дела? — спросила она, выдержав паузу. Тон ее сменился с шутливого и официального на интимный и доверительный. Она обратилась к нему как к мужу. От этого его серьезное лицо с осадком впустую потраченного времени смягчилось.              Дела Императора шли ровно тем чередом, каким шли всегда. Но когда идешь под руку с женой, которую не видел почти год, по саду, медленно остывающему после знойного дня, рутина вдруг наполняется смыслами, о которых есть что рассказать. Они дали большой крюк по саду, прежде чем вернулись к кортежам. Королеву поджидала чародейка, и когда они приблизились к ней, Королева ускорила шаг.              — Ваше Величество, Мадалена из Тиля, мой придворный маг, исследователь и мое доверенное лицо. Мадалена, Его Величество Император Нильфгаарда, Белое Пламя Пляшущее на Курганах Врагов, Эмгыр вар Эмрейс, — представила она их друг другу. Чародейка почтительно присела в реверансе, Эмгыр ограничился кивком.              — Банкет не входит в ваши планы на вечер. Но я все же дождалась вас, чтоб узнать насчет резиденции, — сказала чародейка, но королева покачала головой.              — Резиденция тоже не входит. Но не спеши уезжать, Мадалена. Прошу, найди для нас тихое место. Нам с Императором есть что обсудить без свидетелей.              Чародейка улыбнулась.              — Во дворце найдутся свободные помещения, я наложу заклятие глухоты, и ваши государственные тайны останутся тайными, — предложила она.              — А сами вы где в это время будете? — спросил Эмгыр, хмыкнув. Мадалена приподняла подбородок и расправила плечи, показывая типичный характер ведьмы с Севера — гордой, несгибаемой женщины, подчиненной интересам своего двора, но абсолютно непреклонной перед чужим авторитетом.              — На почтительном расстоянии — следить, чтобы заклятье не рассеялось.              Мадалена специализировалась на иллюзиях. Не все магики признавали за этим направлением большой потенциал, но для придворных интриг эта магия была самой подходящей. Забвение, помутнение, оглушение, простейшие мороки, игры страха и храбрости и карусель людских эмоций и суждений, которыми маг-иллюзионист мог вертеть по своему усмотрению, прекрасно дополняли политическую повседневность. Мадалена наложила заклятье глухоты очень точно, да не простое заклятье, а условное, распространяющееся не на пространство, а на субъект раздражения. Таким образом, она стала одним из немногих магов, когда-либо фактически накладывающих заклятье на Его Императорское Величество. Все-таки хорошо, что Цирилла в свое время имела связи с чародеями — видимо, она научилась различать магию — искусство творить от магии-риторики, которую преподают теперь на каждом углу. А что касается того, что именно скрывало заклятье глухоты вместе с ворохом других маскирующих чар, внушало ей даже своего рода уважение. Ее Величество королева знала себе цену.              Убедившись, что заклятья наложены верно, Мадалена оставила Королеву и Императора наедине, а сама удалилась из дворца, чтобы на протяжении ночи найти и себе достойное увеселение. Условные чары свое дело сделают и прекратятся, как только субъект заклятья перестанет резонировать с ключевыми элементами формулы.              ***              Она целовала его грудь. Начала от адамова яблока, медленно опустилась вдоль грудины, поцеловала возле самого соска, но потом оторвалась и подняла голову. Посмотрела на него. Он провел ей ладонью по щеке.              Если она думает, что он будет ее останавливать, она ошибается.              Она поддалась его руке, устало опустилась на него, прикрыла глаза. Император провел ей от щеки к шее, едва касаясь ее кожи пальцами, убрал волосы с плеч и, добравшись пальцами до замка ожерелья, расстегнул его. Цепь с камнями со звоном скатилась с плеча ему в ладонь, император отложил ее на стол. Девушка снова подняла на него взгляд.              — Ведь это твой подарок, — сказала она с нотой растерянности в голосе, но император покачал головой. Нет, он снял его не потому что не хотел его видеть. Девушка приподнялась на локтях, неуклюже встала и опустилась ему на бедра. Движением головы она откинула упавшие на лицо волосы и выпрямилась, проведя руками ему по животу. Она возвышалась над ним теперь совсем обнаженная, беззащитная, но смотрела на него с достоинством и неприкрытым удовольствием на лице. Он видел, как вздымается ее грудь от вдохов, еще слишком длинных после их ночи, ее соски стояли напряженные на приподнятой возбуждением и влажной от крошечных капель пота груди. На внутренней стороне бедра влажнели остатки его семени. Ее тонкие пальцы в перстнях выглядели как в кандалах, и только тонкое обручальное кольцо было как будто на своем месте. Ее плечи, только что сотрясающиеся от момента страсти и беззащитности, были теперь гордо расправлены. Ее волосы ниспадали по спине, ничем не забранные.              — Королева. Не иначе, — произнес он неторопливо и низко, взяв ее за запястья и медленно потянув на себя.              — Королева? Так обратись ко мне по титулу, как подобает, — прошептала она.              Император посмотрел на нее и покачал головой. Она ходила по самой грани, и все же у него не было никакого желания толкать ее вниз. Им двоим здесь, на самой грани, было самое место. Сложив ее руки в одну ладонь, он легко завалил ее рядом с собой.              Наклонившись над ее шеей и плотнее прижав руки к подушкам над ее головой, он поцеловал ей ямочку над ключицей.              — Ваше Величество. — Он опустился на ладонь ниже и влажно поцеловал над грудью. — Королева Цинтры, — обвел языком напряженный и чувствительный сосок. Она ахнула и повела плечом, попытавшись высвободить запястье из его руки, и он ослабил хватку. Свободной рукой она тут же потянулась к его лицу, но не отстранила его от себя, а только пригладила волосы и опустила ладонь ему на плечо.              — Принцесса Бругге. И герцогиня Соддена. — Его горячее дыхание обдало ее грудь снизу, он поцелуями пересчитал ее ребра до самого последнего. Она отозвалась сладким выдохом и сжала его плечо пальцами. — Наследница Инис Ард Скеллиг и Инис Ан Скеллиг, — произнес он с улыбкой, которая проступала в голосе и которую он не смог скрыть теперь. Он по очереди поцеловал выдающиеся внизу живота бугорки. — Сюзерен Аттре и Абб Ярра.              Прежде чем продолжить, император отпустил ее запястье, провел ей по левой ноге ладонью и приподнял ее под колено, что ей пришлось закинуть ее императору на плечо. От этого ее порозовевшие щеки совсем поалели, она затаила дыхание. Император прикоснулся губами к ее коленке.              — Цирилла. Фиона. Элен. Рианнон, — раздельно проговорил он, на каждом слове оставляя поцелуй все ближе к ее паху.              Она руками потянулась к его руке, которой он стер семя с ее ляжки и провел пальцами по половым губам. На них собралась теплая скользкая влажность, когда девушка наконец поймала его руку и сплела с ним пальцы. Император опустился губами к низу ее живота и поцеловал чуть выше лобка, сжимая рукой ее маленькую ладонь. Цирилла рассмеялась.              “Быть может, я смогу тебя полюбить”. Не сразу, но все же такую мысль он допустил тогда. Не сильно верил в нее. А теперь пожинает ее плоды.              ***              Император провел ее в залу банкета, где теперь уже никого не было. Далеко, далеко на востоке начинал рдеть рассвет, но было еще слишком рано даже для прислуги. Тем более было рано для владык. От походки Цириллы по залу разлеталось звонкое эхо. Все свечи погасли, и было темно; она шла, полагаясь только на твердую руку Императора, держащую ее под локоть. Эмгыр подвел ее к высокому стройному окну, и она опустилась на подоконник. Тишина в зале стала давящей, но потом растеклась в нарастающих звуках улицы — птицы, насекомые, а еще бурчание стражи вдалеке, но это если только прислушиваться. Где-то вдалеке стали слышны приближающиеся шаги — походка быстрая, устремленная, но не семенящая выдавала высокий чин, но все же подчиненное положение. Наконец, в зал вошел Мерерид.              — Ваше Величество. — Он поклонился от дверей, Император кивнул. Впрочем, как они увидели жесты друг друга в темном помещении и увидели ли их вообще — оставалось вопросом. — Чем могу помочь в столь ранний час? — Он подошел ближе, тогда заметил, что в зале Император не один и также глубоко поклонился Императрице. Та встала и сделала реверанс. Император положил ей руку на поясницу, когда она поднялась.              — Найди музыканта, — сказал Император, впрочем, в голосе его не было строгости. — Отправь его сюда, не заставляй меня ждать. И зажги пару свечей, чтобы менестрель не переломал себе ноги.              Мерерид кивнул в знак готовности немедленно этим заняться и вышел из залы обратно в коридор.              — Где он найдет тебе музыканта? Ночь на дворе, — проговорила Цирилла, проходя вдоль линии столов, составленных в ряд вдоль длины зала. — Да и к чему он тебе? Не хватило прекрасного этой ночью?              Эмгыр опустился на стол так, чтобы видеть, как в окнах постепенно разливается желтизна вдоль горизонта. Света она не давала, но позволяла заметить время, которое уйдет у камергера на поиск музыканта “в столь ранний час”. Императрица сначала ждала, что он нарушит молчание, но потом перестала и вместо этого подошла к нему и села рядом. Всего же не прошло и пятнадцати минут, как Мерерид вернулся с подсвечником с горящими свечами и, пройдя по зале, зажег несколько свечей и чаш.              — Менестрель сказал, что ему нужно несколько минут, чтобы прийти в себя, — сообщил он, поставив подсвечник на стол. Зал был подсвечен лоскутами и оттого казался еще больше — как будто у областей, тонущих во мраке, было больше веса, чем у полностью освещенных площадей.              Когда вдалеке снова послышались шаги, Император поднялся и подал руку жене. Они вышли к центру зала, когда менестрель влетел в центральные двери. Разглядев две королевские фигуры, он сначала заробел, но взял себя в руки.              — Ваши величества, — сказал он, поклонившись, вместо приветствия. — Чем могу служить? Мастер лютни, стихов и свободных искусств Элвин к Вашим услугам, — он поклонился снова, на этот раз театрально. Должно быть, входил во вкус.              — Играй, мастер лютни. Играй, чтобы мы ни о чем, кроме твоей музыки, не думали, — произнес император. Менестрель оперся о столы и пристроил лютню, просияв от свободной формы заказа. Эмгыр подошел к Цирилле вплотную и положил руку ей на талию, другой взял ее ладонь и потянул к себе. Она сделала к нему шаг и спиной подалась на его руку, давая ему понять, что теперь она ведома только его волей. На ее вопрос, который задавать она не стала, потому что менестрель уже начал играть, император напомнил совсем тихо, чтобы услышала только она: — У нас есть время до утра. Ты, я помню, рассчитывала на танец.