Меня надо ждать в другом месте.

Он смотрел в небо. В вечно безликое, серое небо, затягивающее своей пустой обезображенностью. Его ровное полотно не портили даже облака, не говоря уже о птицах. Какие уж тут птицы… Только один вечный недочеловек, который сверлил серым взглядом безжизненное грязное небо. В этом безликом мире, навечно застрявшем между возвышенностью и унижением, между чистотой и грязью, между Раем и Адом, никогда не менялось состояние. Он шел по серым улицам, перепрыгивая через черные проемы луж в сером асфальте. С первого взгляда – обычный человеческий город, да вот только живут в нем не люди, и город – дышит. Правда, дыхания его почти не слышно, он вбирает в себя воздух будто бы старый больной человек, еле слышно, еле заметно, да и, чего уж тут утаивать, без особого желания. Вечные существа наполняют почти умерший город. Они не знают, что такое чувства, им наплевать на эмоции, но так говорят только они сами. Они еще умеют мечтать, следовательно, они еще умеют жить. Он шел по застывшему в своей вечной середине городу, изредка посматривая в небо, будто бы надеясь увидеть там белую роспись облака. Он шел и думал о том, как великолепно живется в том мире, где есть эмоции и краски, где город дышит полной грудью, не боясь захлебнуться в собственном унынии. Он думал, насколько необычно бы было поговорить с человеком, проживающим столь короткую жизнь, фонтанирующим эмоциями и желаниями. Это было бы великолепно. Недочеловек шел домой, надеясь увидеть сон. Он знал, что сны никогда не врут. Если во сне ты видишь яркие образы, лучами рассекающие твое сознание, то знай, что именно они самые правдивые в твоей жизни. Ничто не скажет тебе большей правды о тебе, чем сон. Будь он даже невообразимым бредом, помни: его породило твое подсознание, соответственно, оно является отображением тебя. Вечное существо, которое изредка иронично называло себя Тьмой, присело на край холодной скамейки и, прикрыв глаза, погрузилось в глубокий сон. Тьма проснулся, когда в нос ему ударил запах чего-то протухшего. Взору пробудившегося существа предстало такое же серое небо, но (неужели, правда?...) по нему неспешно плыли белые облака. Тьма вскочил, чувствуя, как бешено бьется внутри сердце, как в горле застревает воздух, но рвется, упорно рвется наружу. Все это внутреннее беспокойство снаружи выразилось лишь в судорожном вздохе. -Все в порядке, - негромко сказал Тьма. –Всего лишь вечное существо в живущем мире. Он встал с уже зеленой лавки и сделал несколько шагов по неизведанному миру. Вдохнул полной грудью затхлый воздух и стремительно пошел вперед. Шел дождь. Лужи под ногами переливались отражениями домов, и, изредка, неба. Мелькали яркие вывески магазинов, из окон лился теплый свет. Все звуки этого мира сливались в один монотонный гул. Все было прекрасно. Только дышать было невозможно. Тьма шел, стараясь выхватить из этого мира как можно больше информации, старался дотронуться до каждой интересовавшей его вещи. Около одного поворота он приостановился, отвлекшись на какую-то вспышку, и тут же был сбит человеком. -Извините, - буркнул тот голосом, не содержащим никакого сочувствия, и направился дальше. Тьма посмотрел ему вслед, меланхолично коснувшись пальцами плеча. К горлу внезапно подкатило отвращение. Теперь он шел, стараясь избегать людских касаний. Осторожно лавируя в месиве из человеческих тел, которое постепенно становилось все больше и больше, Тьма шел, стараясь не отвлекаться на окружение. Вскоре он вышел к небольшому парку, пестрящему всеми оттенками желтых, красных и оранжевых тонов. Своеобразное святилище в центре девяти кругов каменного Ада. Деревья – оригинальный передатчик жизни города, они лучше всего выражают его состояния, они – само воплощение сущности. Если таковая есть у бетонных джунглей. Тьма остановился. Тьма слушал. Тьма слышал. Тьма слышал дыхание живого города; города, наполненного красками и эмоциями, города, который не вечен. Вечное существо сбежало из святилища. Бегом, бегом. По разноцветным лужам, шарахаясь от людей, стараясь вслушиваться в гул этого мира. Тьма с разбегу задел плечом угол дома, разорвав рукав одежды и расцарапав плечо. Вид собственной крови, как ни странно, успокаивал. Тьма стоял в небольшом проходе, который образовывали два дома. Воздуха не хватало, но недочеловек старался не дышать, ощущая, что каждый вдох, который он делает, оставляет на языке четкий привкус тухлятины. Тьма смотрел на ярких людей, бегущих по цветной улице, из своего небольшого темного укрытия. Сюда, в этот маленький коридорчик, лишенный всяких вывесок и подсветок, да и к тому же, заполненный мусором, не заглядывал ни один человек. Тьма смотрел на этот мир, и внутри него, в точности повторяя биение его сердца, слышалось дыхание этого города. Город делал вдохи через силу, втягивая мутный воздух через слабые легкие. На языке – тухлятина. Прогнившие насквозь внутренности, уставшие быть живыми, с отвращением выплевывавшие любую возможность ожить. «Я не хочу больше жить», - будто слова уже почти мертвого вредного ребенка, который из последних сил кривит синюшные губы в последнем капризном желании. Тьма заскулил. Он смотрел на вывески глазами вечного человека, и они гнили на его глазах. Люди проходили мимо, и недочеловек видел, как то, что он по ошибке называл эмоциями, съедает их изнутри. Вечное существо застыло в грязном бетонном коридорчике и умоляло себя не дышать. Яркий свет, идущий от этого мира, заполняет его, запах становится совсем невыносимым, Тьма делает вдох и… Просыпается. Над ним – равнодушно серое небо, вокруг – безликие дома, а лавка невыносимо холодная. В ушах стучит размеренное дыхание его мира. Его почти не слышно, но Тьма прислушивается к этим звукам и понимает, что тут ему не нужны деревья, чтобы услышать эти вдохи, ибо его город сейчас внутри него. Тьма встает и идет по серому асфальту, перепрыгивая через черные проемы луж. Вечному существу нечего делать в живом мире.