Гостинчик

— Здрасьте, дядь Сидор. Звонкий слащавый голосок, широкая улыбка, горящие якобы от радости глаза. Девчонка прикидывалась послушной и глупенькой, а проще говоря, дурочкой. Вот только переигрывала. Впервые он увидел эту девчонку утром. Его люди поймали её во дворе одной из селянок — той, что умоляла атамана вернуть корову. Вчера до Лютого дошли слухи о неких «мстителях», которые отбили ночью стадо угнанных «бурнашами» коров и вернули их хозяевам. Об этой странной банде судачили бабы, пока заезжий одессит в компании белокурой красотки распевал свои куплеты. Поговаривали, что они используют знаки: «ку-ку» да «кукареку». Ребятишки хулиганят, не иначе. Да и Щусёнок проклятый наверняка неспроста в Збруевку заявился. Так что Сидор рассудил грамотно, велев своим людям устроить засаду. Во дворе той самой женщины, что на коленях перед атаманом ползала. По всей станице галдели, мол «мстители» ей записку оставили. Значит, к ней и забредут скорее всего. И не ошибся. — К тётке зашла, кусок хлеба попросить… Сирота я, — жалобно пищала пойманная девчонка в ответ на все расспросы. А «тётка» ей поддакивала. Про «ку-ку» обе всё отрицали. Мол, не слышали, не знаем. Думали, с дураками дело имеют. Что ж, пусть думают, а он подождёт. Раз «ку-ку» было, значит, и «кукареку» недолго ждать. Женщину Лютый велел отпустить подобру-поздорову, а девчонку (тётка её Ксюшей звала) пристроил прислугой в трактир — Корнею на подмогу. Из всего сказанного девчонкой правдой было только то, что она сирота. И Сидор догадывался, кому она обязана своим сиротством. Он чувствовал это в её взгляде, сначала жалобном и испуганном, теперь радостном, но ни капли не искреннем. Сквозь притворную невинность он видел в её глазах ненависть, да такую, какой он и сам никогда не ведал. Но больше всего Сидора взволновало другое. Едва девчонка предстала перед ним… Сердце его забилось быстрее, кровь взволновалась… В памяти вновь воскресал образ той, которую Сидор так и не смог забыть. — Маша? — едва не спросил Лютый. Нет, это не могла быть она. Она умерла. Давно. Как он слышал, разрешилась от бремени, да и померла. Что же это? Что за девчонка смеет быть так на неё похожей? Те же миловидные черты лица, те же серо-голубые глаза, та же хрупкая фигурка, тот же мягкий голос. Голос, который совсем недавно так же заставил биться его сердце. Неожиданный отчаянный крик «Батя!», когда расправлялся со своим давним врагом — с Щусём. Не за то, что тот дружков порубал. За то, что отнял Марию… Сколько уж лет с тех пор прошло, а Сидор всё помнил. Все девки на станице на него заглядывались, а он никого, кроме Маши, не замечал. Весь мир готов был к её ногам бросить, а она смеялась над ним. В её звонком смехе слышались дьявольские нотки. Но это ничуть не отталкивало, наоборот — ещё больше пленило. Недаром на станице бабы сплетни распускали, мол Мария ведьма, и мать её ведьмой была, а уж коли дочь родит, то и она наверняка с нечистым будет знаться. Сидор, конечно, во всякий бабий вздор не верил. — Пойдёшь за меня замуж? — спросил он как-то, когда станичные шли из церкви. — Вот ещё, — усмехнулась она. — На кой ты мне нужен? — Кто ж тебе нужен? — гневно спросил Сидор. — Щусь что ль? — А может и он. Тебе-то что? — Да какой прок с этого бедняка? — А с тебя какой? — ехидно спросила Мария. — Я тебя любить буду… — И он будет любить! — Подарю всё, что захочешь. — Сначала подари что-нибудь, а там посмотрим, — посмеялась она. С подарком Сидор не затягивал. Сразу же на базаре купил первое приглянувшееся ему украшение и прямиком к возлюбленной. — Я к тебе с гостинцем. Её глаза загорелись любопытством. Сидор достал из кармана красные бусы и надел на её тоненькую шею. — Нравится? — Очень, — ответила она с грустной улыбкой. — Пойдёшь за меня? — снова спросил он. Она медленно сняла бусы и вложила их в ладонь Сидора. — Не надо мне твоих подарков. — Отчего же? Аль недостаточно дороги для тебя? Ну, хочешь, золото-бриллианты раздобуду. Мария покачала головой: — Не люб ты мне, Сидор. Не пойду за тебя. — Щуся любишь? — выпалил он с яростью. — Убью его! Тогда моей будешь! — Его убьёшь, я утоплюсь. Или за него замуж пойду, или ни за кого. Ступай. Не об чем нам говорить, — твёрдо сказала она. И Сидор ушёл. Совсем. Ушёл из станицы. А через несколько лет дошла до него весть, что любимая умерла. Сидор винил в этом Щуся: не уберёг! Долго Сидор ждал, когда сможет отомстить. И отомстил, ух как отомстил. Три пули прямо в сердце. Пусть знает, как болело, как разрывалось сердце у Сидора. Сам даже не помнил, как у него остались эти проклятые бусы и почему он в гневе не выбросил их. Вспомнил о них, когда появилась девчонка — её дочь, тут уж и гадать нечего. Мать отвергла подарок, пусть тогда дочка поносит. — А я тебе гостинчик привёз, — как и в тот раз Сидор достал из кармана украшение. — Нравится? — Очень, — сказала девочка, продолжая приторно улыбаться. Лютый также наигранно улыбался ей, надевая бусы на её шею: — Носи на здоровье. — Спасибочки за гостинец, — глаза её горели, будто и впрямь рада была. Лютый был уверен, что девчонка с радостью бы запустила гостинчиком ему в лицо. Лгунья! Мария хоть честная была. А тут сразу видно — щусёва порода. Лютый даже не знал, что чувствовал к этой девчонке. Как же она раздражала своим писклявым голосочком и наигранной простотой. Кровь и плоть проклятого Щуся — за одно это Сидор готов был ненавидеть её. Но… Зачем же она так похожа на свою мать? Почему, при взгляде на неё снова щемит в сердце? Сидор бы и сам назвал её дочерью. Что с ней делать, Сидор ещё не решил. Как красные «мстители» со своими «ку-ку» наведаются, видно будет. А пока побудет здесь, под присмотром Корнея. Пускай гостинчик носит.