Плюс один

— А если мужчина разлюбит? Или женщина разлюбит? — Они всё равно остаются вместе. — Зачем? — Так обещали друг другу. Мария Фариса

Когда Женька смеется, кажется, что над “Хрустальным” начинает светить солнышко. Миша каждый раз удивляется этому, потому что солнышко над крытым катком - это всегда удивительно. А еще Мишка удивляется, что, кажется, никто, кроме него, не замечает этого солнышка, хотя Женьку любят все. Кроме Вовы. Вова ее терпит. Так терпят рюкзак полный припасов и необходимых вещей в походе. За что любить рюкзак? Он оттягивает плечи, с ним тяжело. Любить не за что. Но без рюкзака сгинешь в лесном походе. Вот и у Морозова то же самое: Женька - его рюкзак. Рюкзаку не положено быть веселым, тем более светить солнышком. Положено быть полезным. У них цель - дойти. Даже добрести, доползти, вгрызться из последних сил зубами и дотянуться до олимпиад в Пекине. И тут вам не до хиханек и хаханек. Прыжки надо выезжать и выбросы - тем более. Мишке 20. Он не может понять, почему Вова приходит на тренировку уже хмурый и с каменным выражением лица. Ну ладно, может быть, это он и способен понять, но вот с чего Морозов остается таким же смурным все два часа на льду - совершенно непонятно. Вон какая веселая и солнечная Женечка рядом. Как о такую не согреться. Назарычев свою Юльку обожает. Бесстрашная пигалица. Девочка-крошечка. Но Женя, Женя - это другое. Это принцесса. Маленькая и прекрасная. Когда у них с Вовой ладится, то на льду король и королева. Вот только ладится не так уж и часто. Тренеры ругаются. Вова смотрит холодно и отстраненно. Женька перестает улыбаться и падает с очередного прыжка. Дудаков в сотый раз показывает Тарасовой ее ошибку при выталкивании. Мишка уже выучил все три варианта: далеко столкнулась, плохо отцентрована и поторопилась. В общем-то все они из-за одного: желания сделать быстро и хорошо. Получается плохо. Вова не кричит. Кричит иногда Макс, удивляется Павел Сергеевич, качает головой Дудаков. Было дело, однажды даже Тутберидзе безнадежно махнула рукой и направилась было со льда, но вернулась с полдороги и велела еще раз пробовать. Ну вот, а Вова только что-то негромко говорит, отведя Женю в сторону. И она гаснет, догоревшей свечечкой. И еще, это Миша тоже заметил, эти двое несколько месяцев к ряду разминаются только отдельно. Сходятся на прокат - и снова в разные стороны. Он даже как-то спросил у Максима Леонидовича: как так-то? А тот и ответил: “Вова Женю наказывает”. В ответ на красноречивый взгляд Назарычева тренер вздохнул: “Да хорошо хоть не бьет. Бывает всякое. Его можно понять. Устал.” Про устал Миша понимает, а Морозова не понимает. Как можно устать и убежать от такой светящейся Жени? Наоборот надо поближе подойти и отогреться. Только Назарычеву двадцать, а Вовке двадцать девять. И он думал закончить отмораживаться тяжеловозом на льду еще четыре года назад, да Женя не сдюжила. И теперь они еще один цикл пытаются исправить ее ошибки. И что бы он сказал Мишке про все это, так это то, что ему самому в двадцать очень нравилось солнышко-Женя? Что все проходит? И радость от не вовремя закатывающегося солнышка - тем более. Он и Женьке это сказал после олимпиады. Она в ответ обиделась. Вроде получилось, он ее мало того, что обвинил во всех проблемах как партнер, так еще и не поддержал, как положено любимому человеку. И солнышко сказало, что отныне светит не для него. Не очень-то и надо. Женщины на этой планете пока не перевелись. Обида обидой, но работать-то осталась с ним. Катаются. Все-таки хорошая пара. Все друг про друга знают. Вот Мишка так покатается десяток лет о своей Юлей. Накопит доброго и недоброго к ней. Травм, усталости, обид - и никуда не деться. У вас последняя олимпиада. Вова идет за мечтой. Несет рюкзак-Женю. И все, чего хочется, чтобы этот рюкзак не сваливался. Только в последнее время какие-то нелады. И вроде из-за него. Морозов даже не понимает, как так получается. Женька прыгает и выезжает, а он - падает. И поддержки валит. И Траньков матом воспитывает его. Когда получилось, что слабым звеном оказался Вова? Ведь он же точно помнит, кто им должен быть. На тренировке они разбегаются. Женя светит солнышком всем подряд. Даже малолетке Назарычеву, который с нее глаз не сводит. Вова тренируется. Прыгает. Делает дорожку. Снова прыгает. Цель-то близко. И молчит. Боится сказать не то. И опять обидеть девушку. Ее и обвинить сейчас не в чем. Разве что в том, что она отказалась быть его солнышком. Глупая мысль подкатывает так неожиданно, что у Вовы скорость исчезает и он опять заваливает прогон. Смотрит на Женьку. Неужели само в голову пришло? Ни с того, ни с сего? Так просто: “Жень, давай попробуем снова быть вместе!” И это не только про лед. Вообще, быть вместе. Вдвоем. Чтобы она его солнышко. Кажется только что что-то говорил Траньков. А Вова не слышал. Прослушал. И Женя смотрит удивленно на него, вроде ждет, что скажет. Хоть бы знать, что было-то, пока он озарялся неожиданными идеями. Макс дергает щекой: - Ну, понятно. Как же, герой знает все сам, зачем ему тренеров слушать?!- Максим резко откатывается к бортику и бросает паре.- Еще раз дорожку. Придет Тутберидзе, вые… вынесет нам все, что выносится. Траньков психует из-за Тутберидзе. Она на него как на нерадивого спортсмена временами смотрит. Боится Максим лишиться постоянного льда. У него планы на перетаскивание своих, пермяков, в Москву. Тарасова с Морозовым для него были возможностью забраться в “Хрусталь” и зацепиться. Теперь важно удержаться. И пока они наседали на нестабильную Тарасову вдвоем, было полегче. Вроде команда и оба правы, тренер за тебя. А теперь все поменялось. И не к лучшему для Вовки. Вот бы тогда подойти к Женьке и предложить себя, помощником и защитником от Трани. Тогда было не надо. А теперь ей будет не надо. Докатывают этот лед уже под присмотром Тутберидзе. Этери больше молчит. Изредка что-то спрашивает у Слюсаренко или показывает Транькову. Ни с кем из спортсменов не разговаривает. Определить ее ни в друга, ни во врага Морозов не смог. Пару раз видел, как о чем-то, выходя из раздевалки, Этери разговаривала с Женей, но последняя никогда не передавала содержания этих разговоров. А на вопросы лишь пожимала плечами: общие места, ничего важного, тебя это не касается. Заминаются тоже молча, в разных углах спортзала. Рядом тем же заняты юниоры, Юлька с Мишей, даже пермские грузины. Слюсаренко использует московский лед максимально эффективно. Вова заканчивает и уходит за вещами. На сегодня у него все. Домой. Пакуя сумку, продолжает думать о том, что пришло в голову на тренировке. В конце концов, двум смертям не бывать. Не попробуешь, не узнаешь. А вдруг поможет? Перекидывает ремень через плечо и направляется к выходу, надеясь поймать Женю по дороге. При выходе в холл “Хрустального” замирает. Женька весело смеется шуткам Назарычева, поддерживающего на своих юных плечах сразу две сумки: свою и Евгении. И солнышко освещает весь первый этаж. Даже с этого расстояния Вова видит, как искрятся глаза его партнерши. И широченную глупую улыбку Миши, счастливо сверкающего в ответ как начищенный медный таз. Михаил смешно путается в ручках дверей, ремнях сумок, пропускает под рукой на выход Женю, которая что-то рассказывает, рассказывает, рассказывает. Вова резко разворачивается и спотыкается о спокойный взгляд. - Все, Морозов, отболел ты у нее,- усмехается Макс. - Пошел…- и дальше нецензурно. Траньков не обижается. Макс думает, что вторая серия этой многосерийной любовной драмы - уже перебор. И ничего же не сделаешь. Олимпиада на носу. Только терпеть и тащить этот ненавистный рюкзак Тарасова/Морозов со всеми их недоговоренными обидами, ревностями и несбывшимися мечтами. “Последний сезон,- убеждает себя молодой тренер,- Дальше будет легче. Хотя бы эти двое перестанут мотать нервы!”