Касание

Кристина, вероятно, была единственным существом, к которому Фантом хотел прикасаться. Это казалось чем-то настолько привычным, настолько само собой разумеющимся, что он и не думал, что это когда-нибудь изменится. Ведь все остальные люди, — что на Родосе, что в труппе, — всего лишь толпа, бесконечно шевелящаяся и ползущая по своим делам. Нет смысла привязываться, нет дела до отдельного отростка огромного монстра, когда ты знаешь, что на следующий день придет следующий — совсем другой и, одновременно, идентичный предыдущему. Впрочем, на Родосе с этим было сложнее. Новые люди все появлялись и появлялись, а уходил кто редко. И то безвозвратно. Но Фантом все еще привык, что его это никак не касается. А потому нет смысла пытаться протянуть руку кому-то еще. Лучше ей погладить свою кошку, всяко больше пользы будет. Только все когда-нибудь меняется. Один раз Фантом это уже узнал. И он определенно не хотел, чтобы это повторилось. Потому что сюрпризы в его жизни чаще всего были неприятными. Но в этот раз все поменялось. Когда Висперейн принялась осматривать его и лечить раны, он впервые не захотел убежать куда-то в тень. Пусть она делает, что нужно, пусть доберется не только до плоти его, но и дух заодно вырвет из сердца, чтобы и его заодно залатать. Лишним не будет, все равно ему самому не по силам. Впервые, наверное, Фантом был готов шипеть на кого-то, кто собирается разлучить его с человеком. — Пусть она продолжает. Она ведь тоже медик, разве нет? Я ей верю, так что следует поверить и вам. Правда, у всего этого был один маленький нюанс. Висперейн могла услышать его истинный голос и уцелеть. Впервые за много лет песня нашла бы слушателя и осталась в веках вместе с единственно-выжившим. Но Висперейн заплатила бы за это чем-то большим. Один раз он уже стал свидетелем этого проклятого чуда. Она продолжала стоять после пули в живот, даже кровь остановилась настолько быстро, что нельзя было даже с уверенностью сказать, была ли она вообще. Но что-то все же изменилось. Взгляд остекленел, спокойная улыбка сошла с лица, уступив место непониманию и страху. Рана на теле затянулась. А где-то в душе открылась. Свое имя она вроде еще помнила. А вот лица Фантом показался совершенно незнакомым. Висперейн стала для него первым существом, к которому прикасаться боялся. Но страх отступал, когда иррациональное “люблю” вырывалось из его уст, пока он держал ее за руку — в пустоту шептал, все равно не запомнит надолго, до своей следующей гибели. Которую хотелось отдалить, остаться с ней подольше, только Тень внутри шептала предательское: “у твоей песни впервые появился слушатель”.