О верблюдах, бедуинах и жизни на других планетах

      В шумном людском потоке на медине старинного марокканского города Фес чинно и неспешно шел бородатый старец в бело-сером полосатом халате до пят, красной феске и с деревянными четками в руках. Однако он не был так стар, как казалось на первый взгляд: ему едва-едва сравнялось шестьдесят, но выглядеть он умудрялся аксакалом, пережившим Первую мировую, средневековую чуму и повидавшим Арабский Халифат. Звали его Абдул Рашид.       Сид Абдул был очень важной персоной в Фесе. Не то чтобы он имел сказочные богатства или обладал какой бы то ни было властью, но каждая уважающая себя семья, имеющая дочь — невесту на выданье, считала за честь принять у себя этого достопочтенного старца, в совершенстве владеющего искусством сватовства, знающего наизусть Коран и славящегося своей благочестивой жизнью далеко за пределами города. Возможно, это были лишь фантазии самого Абдула: мы никогда не узнаем наверняка, если не побываем там сами и не расспросим местных жителей.       В узком проулке, где расстояние от стены до стены не превышало метра, переминался с ноги на ногу обросший бродяга в лохмотьях. Он растерянно озирался вокруг и пытался заговорить с кем-нибудь из прохожих, но все только отмахивались от подозрительного типа и спешили дальше по своим делам.       — Друг! Друг! — окликнул он Абдула. — Постой, пожалуйста!       — Как ты обращаешься к старшим?! — искренне возмутился тот, но все же остановился.       — Скажи номер своей планеты в тентуре, а то я домой попасть не могу: то в холод меня забросит, то в жару. Я ж даже номера вашей галактики в спирали не знаю — контакты перепутал, теперь не могу разобраться, что к чему.       От негодования у старого марокканца затряслась борода. Никогда еще бродяги не разговаривали с ним так дерзко!       — Вот машинка для перемещений в пространстве, — тем временем незнакомец достал из кармана рваного рубища какой-то маленький прибор и протянул на ладони Абдулу. — Я ее двоим прохожим в другом городе показал, так они по неосторожности переместились эцилопп знает куда! Предупреждал их, что аккуратнее надо с контактами…       — За кого ты меня принимаешь, нечестивец? Я уважаемый человек, Абдул Рашид, а ты вздумал паясничать передо мной, словно шут! Убери от меня свою дьявольскую машинку!       Абдул со злостью оттолкнул руку бродяги, и прибор звонко стукнулся о каменную мостовую.       — Берегись!!! — последнее, что услышал Абдул перед тем, как моргнуть и оказаться посреди бескрайних песков.       — Где я?.. — испуганно закрутился на месте марокканец. — Что это за проделки шайтана?       В отчаянии он забрался на высокий бархан, надеясь увидеть вдалеке стены фесских домов, но безжизненная пустыня простиралась на мили и мили вокруг: целое море песка и выжженное бледно-голубое небо, с которого нещадно палило яркое солнце.       — А-а-а, горе мне! — скрипучим голосом возопил Абдул. — Проклятый колдун забросил меня в Сахару!       Старец картинно схватился за сердце, вот только устраивать показательное выступление на сей раз было не перед кем: рядом не оказалось ни Саида, ни Мохаммеда, ни Назиры, ни Али, ни даже негодных одалисок — жен племянников. От безысходности Абдул сел на песок, подпер щеку ладонью и пустил скупую мужскую слезу.       — Не дождутся! — спустя какое-то время он поднялся на ноги, резко одернул халат и поправил феску. — Верблюд я или бедуин?       Бывалый марокканец уверенно зашагал в выбранном наугад направлении. Ему бы только к любому каравану прибиться — уж там его приветят как своего и до города проводят.       Минуты складывались в часы, сил оставалось все меньше, а никакого каравана не предвиделось и в помине. Уныние, голод, жажда и боль в суставах начали одолевать Абдула, но, к счастью, откуда-то сзади послышался громкий возглас:       — Товарищ! Товарищ!       Абдул, тотчас воспрянув духом, обернулся и увидел парнишку, не очень-то похожего на бедуина: узкие джинсы, рубаха в клеточку, серая куртка, на голове меховая шапка, на ногах дутые короткие сапоги, а в руках саквояж и чехол для скрипки. Лишь смуглое лицо и черные кучерявые волосы, торчавшие из-под шапки, оставляли надежду, что это все же кто-то из кочевников.       — Товарищ, не подскажете, далеко ли до Ашхабада? — спросил он.       — Скрипач, ну кто так с людьми здоровается? — не скрывая радости от встречи с новым человеком, воскликнул показавшийся из-за песчаного склона мужчина со светлыми кожей, глазами и волосами, примерно вдвое старше первого. — Саламалейкум, уважаемый!       Абдул вперился в обоих ничего не понимающим взглядом и машинально пожал протянутую ему руку.       — Мы от экскурсии отстали, — продолжал незнакомец, тот, что постарше годами, — ни денег, ни документов при себе не имеем, ни карты. Заблудились, не знаем, как выйти к городу…       — Владимир Николаевич, — вмешался его спутник, — по-моему, он по-русски не говорит. Ду ю спик инглиш? Шпрехен зи дойч? Парле ву франсе?       — Тьфу ты! Я думал, все туркмены по-русски понимают, а он и правда, похоже, ни бельмеса.       — А-а-а! — Абдул от разочарования готов был рвать и метать. — Аллах, как мне выйти отсюда? Как попасть домой? Мои дорогие племянники Саид и Назира, моя дорогая невестка Жади уже потеряли меня и скоро начнут оплакивать! Аллах, как несчастен Абдул Рашид! Проклятый чародей со своей бесовской машинкой заколдовал меня!       — Владимир Николаевич, — вкрадчиво произнес скрипач, — у него, кажется, та же проблема, что и у нас.       — Похоже на то, — согласился Владимир Николаевич.       — Может, это все-таки не Каракумы, а другая планета?       — Да ну тебя к черту! — разозлился мужчина. — Конечно, это Каракумы! Вот сейчас гражданин немного в себя придет, мы и скооперируемся.       — Аллах! — сокрушался Абдул. — Какие еще Каракумы? Мы в Сахаре!       — Один хрен, — махнул рукой Владимир Николаевич. — Главное, что в родной галактике.       — Не смейте сквернословить! — возмутился старец. — Я, правоверный мусульманин Абдул Рашид, не потерплю гнусных словечек!       — Ой, простите, ваше благородие, вырвалось. Позвольте представиться. Владимир Николаевич Машков, прораб из Москвы.       — Алексидзе Гедеван Александрович, — протянул руку скрипач, — студент. Сам из Батуми, учусь в текстильном в Иваново. Можно просто Гедеван.       Абдул вновь растерянно пробормотал что-то невнятное.       — Значит так, Абдул Рашидович, — деловито сказал прораб, — действовать будем следующим образом. Солнце на западе, мы пойдем в противоположную сторону. На подходе к городу должны быть какие-то мелкие поселения кочевников. Там мы и отдохнем, и воды достанем, и поедим. А пока не будем терять времени.       — Мы пойдем пешком? — удивился Абдул.       — Я бы от ковра-самолета не отказался, — вздохнул Гедеван.       — Если поймаем верблюда, можно и на верблюде, — кивнул Владимир Николаевич. — Но что-то я пока никаких верблюдов не вижу. Айда!       — …Владимир Николаич! — спустя час молчаливой ходьбы гуськом по барханам прогундосил Гедеван. — Давайте привал сделаем, а то ж старый человек с нами, неудобно как-то.       — Как себя чувствуете, Абдул Рашидович? — обернулся прораб.       — Как перед Судным Днем, — полным расстройства голосом ответил Абдул.       — Ну, тогда надо отдохнуть. Скрипач, что ж ты еды с собой так мало взял?       — Да я знал что ли, что мы по пустыне бродить будем? Я думал, электричка, туда-сюда…       Все трое расселись вокруг саквояжа. Гедеван протянул товарищам по бутерброду с колбасой.       — Это свинина? — с недоверием спросил Абдул. — Я не стану оскверняться свининой.       — Владимир Николаич? — вопросительно взглянул на спутника грузин. — Докторскую из чего делают?       — А хрен его знает. Прошу прощения. Точно не из мяса.       — Там мяса нет, Абдул Рашидович, ешьте спокойно.       Абдул брезгливо поморщился и откусил небольшой кусочек. Распробовав, заглотил весь бутерброд чуть ли не целиком — настолько сильно давал знать о себе голод.       — Эх, и дались Люське эти макароны, — тяжело вздохнул Владимир Николаевич, сворачивая из клочка газеты головной убор от палящего зноя. — Не послала бы она меня в универмаг, я бы сейчас дома у телевизора сидел, а не по Сахарам шлялся.       — Как это так?! — в недоумении воскликнул марокканец. — Что значит «послала»?       — Жена в магазин попросила сходить.       — Западные люди! — воздел указательный палец Абдул. — Жены помыкают мужьями, точно бедуины! Они потеряли всякий стыд и отошли от заветов Аллаха, а вы, мужчины, и не думаете поставить их на место и показать, кто в шатре хозяин! Так ведь можно лишиться и жены, и шатра!       — Ага, и родной планеты, — добавил Гедеван.       — Наши женщины не такие, — чванливо продолжал Абдул. — Они не уподобляются мужчинам, как ваши, не стремятся занять их место, не выставляют свою красоту напоказ перед всеми. Они скромные, религиозные, хозяйственные…       — Нет, все равно бы Люсю на такую не променял, — покачал головой прораб. — Она мне дороже всех скромниц, да вот боюсь, не поверит, что меня в Марокко занесло. Придется посольство подключать.       — Нельзя позволять верблюду брать уздцы! — наставлял его старец. — Что это за жена такая, которая не верит мужу?       — Ладно, Абдул Рашидович, мы уж как-нибудь сами разберемся, — отмахнулся от него Владимир Николаевич и нахлобучил на темечко самодельную пилотку.       — Вот ты, — неуемный Абдул обратился к молодому грузину, — женат?       — Да вы что, какой женат, мне двадцати еще нет! Мне еще учиться четыре года, потом ждать, пока от текстильного завода квартиру дадут… Э-э-э, не, женитьба это пока не про меня.       — Глупости! Жениться нужно как можно раньше, чтобы иметь в жизни верную спутницу, которая будет поддерживать в твоем доме свет лампады Аллаха.       — Спасибо, меня и наша советская электроэнергетика устраивает, — лениво зевнул Гедеван и вдруг встрепенулся. — Владимир Николаич?       — Ну, что опять такое, скрипач?       — Мы на каком языке сейчас разговариваем?       — На русском, на каком еще?       — А он на каком разговаривает? — указал грузин на Абдула.       — Я говорю на языке Пророка, мир ему и благословение, — с достоинством ответил тот.       — На арабском, что ли? — удивленно округлил голубые глаза Владимир Николаевич. — Вот я балда, я должен был догадаться, что он не туркмен, а араб!       — И как мы друг друга понимаем?.. — задался непростым вопросом Гедеван.       Их беседу прервал странный механический шум, доносящийся сверху, не похожий ни на гул турбины самолета, ни на звук вертолетных лопастей. Трое путников обратили свой взор к небесам, где все более и более отчетливыми становились очертания неопознанного летательного аппарата.