Мечты должны сбываться

Луиза сама не знала, для чего осталась в этом жившем ожиданием войны городке. Большинство соседей припрятали, что получше, из домашнего скарба, забрали, что поценнее, с собой, и поспешили переехать к родственникам в более спокойные места. Остались только совсем уж отчаянные да одинокие или те, кому терять было нечего. Совсем, как ей. Селину удалось пристроить под защиту маршала Савиньяка, девочка даже не очень сопротивлялась, когда мать объявила о своем решении остаться в прифронтовом городке, а дочери посоветовала уехать с надежным конвоем в резиденцию Ноймаринненов. - Мне надо поговорить кое о чем с Зоей, а ты нужна именно там. Дедушка Креденьи позаботится о тебе, а ты позаботишься, чтобы отец не забрал с собой младших. На твою бабку надежды мало, а Дениза одна не справится. Ты теперь о выходцах знаешь побольше любого клирика. Селина серьезно кивнула и чуть-чуть порозовела. Луиза подозревала, что не последнюю роль в согласии дочери сыграла легкая рана, полученная белокурым Проэмперадором Севера. Первая юношеская влюбленность в синеглазого кэналлийца постепенно сошла на нет. Мало ли в кого влюбляются юные девицы семнадцати лет от роду. Первый маршал давно на свободе, в особом сочувствии не нуждается, а юным девушкам всегда хочется позаботиться о ком-то. Белокурый Лионель Савиньяк, в свое время рисковавший жизнью на дуэли ради девицы Арамоны, подходил для нежной заботы и опеки как нельзя лучше. Самое забавное во всем этом было то, что означенный черноокий красавец воспринял заботу Селины как нечто само собой разумеющееся. Пара украдкой брошенных на Проэмперадора взглядов сказали материнскому сердцу Луизы вполне достаточно. Один из первых женихов Золотых Земель и полудворяночка-полумещаночка? А почему бы нет? Богатства и знатности Лионеля хватит на двоих, а в любви Савиньяки всегда поступали по-своему, как и Алва. Алва… Вот оно, слово сказано, и хватит прикидываться, перед собой хитрить ни к чему. Слухи о приближающемся к городку Первом маршале подтвердились. Поэтому она здесь, поэтому каждый вечер выходит на проселочную дорогу, бредет среди созревающих хлебов, срывает синие звезды васильков, до рези в глазах всматривается вдаль… Просто увидеть его еще раз, убедиться, что все и в самом деле в порядке, что ему ничего не грозит, кроме вражеских пуль и клинков… Армия Первого маршала Талига вступила в городок под вечер и застала Луизу врасплох. Именно в этот день она изменила своим всегдашним правилам: не пошла на ставшую привычной прогулку, не занималась вышиванием и чтением. Вместо этого целый день убиралась в комнатах, словно случайное жилье в случайном городке было ее родным домом. Когда последняя пылинка была стерта с мебели, последняя соринка вымыта с пола, уставшая, но довольная женщина осмотрела результаты своих трудов, прошлепала босиком по свежим половикам на кухню и замесила тесто для пирога. Это был ее фирменный пирог с ежевикой, все домашние любили его, но больше всех Герард. «Мамин пирог», называл его мальчик, подбиравший с тарелки все до единой крошки, смешно морща испачканный ягодами нос. Луиза не задумывалась, кого будет кормить в чужом незнакомом городе ягодным пирогом, она все делала сегодня машинально. Когда готовый, укрытый чистым полотняным полотенцем, пирог был торжественно водружен на стол, Луиза решила заняться собой. Нагрела полную бадью воды, долго и тщательно промывала густые золотистые волосы, с удовольствием водила мочалкой по все еще крепкому телу. Она уже расчесала просохшие волосы, надела домашнее темно-синее платье с кружевной отделкой, когда отдаленный неясный гул привлек внимание: конский топот, столбы пыли, характерные звуки военных команд… сердце прыгнуло куда-то к горлу и ухнуло вниз живота – они. Он! Он ехал во второй колонне, на каком-то, совсем не похожем на Моро, сером жеребце, рядом с ним – молодой дворянин со стянутыми на затылке светлыми волосами. Да, Герард же писал о наследнике старика Валмона, это, конечно, Марсель. Темноволосый всадник на сером повернул голову, словно почувствовал на себе пристальный взгляд стоящей у калитки женщины. Что-то дрогнуло в его лице, словно приоткрылась наглухо закрытая дверь. Первый маршал Талига приподнял в приветствии шляпу. Узнал! Он ее узнал! Кэналлийцы двигались стройными рядами, напевая странно-тревожную, никогда не слышанную ею песню, а она все стояла, придерживая на груди сползавшую косынку, и смотрела вслед своей синеглазой мечте. Луиза очнулась только, когда последняя повозка обоза скрылась за поворотом, и тихонько побрела в дом. На душе было покойно и тревожно одновременно. Завтра, если армия задержится в городке, она попробует разузнать что-нибудь о Герарде… Бездумно села у окошка, вглядываюсь в густую синеву вечернего неба. Из сада доносился запах душистых ночных цветов, начали свою бесконечную песнь первые цикады…Откуда они здесь? Тут слишком северные края для маленьких ночных певцов, однако тихонькое «сююрр-сюррр» настойчиво врывалось в грезы наяву. Тихо стукнула калитка, прошуршал гравий под стремительными легкими шагами. Кто там? Соседка за хлебом? Сюзанна ходит медленнее и тяжелее. Тихий стук бронзового молоточка. - Открыто, - откликнулась Луиза. - Вы по-прежнему отважны, сударыня, - знакомый баритон заставил ее стремительно вскочить со стула и опрометью ринуться к двери. - Монсеньор! – она замерла в шаге от улыбающегося маршала. - Вы простите мое вторжение? Видно мне на роду написано вносить смятение в Вашу жизнь, - темноволосая голова склонилась к ее дрожащей руке. Простит ли она!? Взять бы эту голову, прижать к груди, провести по густым чуть вьющимся волосам… - Это не совсем мой дом, но я рада Вам, монсеньор. Входите же. - Я спешил сообщить последние известия о Вашем сыне. Вы, верно, заметили, что его нет со мной. Рей Кальперьядо остался при маршале Юга, но по окончании кампании Вы непременно увидите его. - Спасибо, монсеньор. Вы голодны? Судя по всему, Вы успели только помыться с дороги, - она посмотрела на его блестящие от воды волосы. - Вы очень наблюдательны, сударыня. Признаться, я рассчитывал на Ваше гостеприимство. Мои офицеры справятся сегодня без меня. Расквартировать мою армию не такое уж сложное дело. - Прошу, монсеньор, вот только вино… - Луиза замялась. - О, не беспокойтесь, я позволил себе презентовать Вам немного кэналлийского. Красное, сухое, как Вы любите. Руки проворно порхали над скатертью, нарезая свежий хлеб, расставляя приборы, раскладывая сыр и мясо с овощами (какая удача, что она испекла сегодня пирог!), а в голове настойчиво билось: этого не может быть, это сон, она сошла с ума…он помнит, что она любит! Он сидел напротив, тонкие пальцы мяли в руках вытащенный из глиняной вазы василек. Возле ног разлегся пушистый черно-белый кот, удовлетворенно мурлыча. Они уже успели переговорить об успехах Герарда, о гибели королевы, о ходе военных действий. Под внимательным взглядом синих глаз Луиза сама начала разговор о разрушении Надора, о помощи Зои, о Цилле и пропавшем муже, а потом, совсем уж неожиданно для себя, о нелепой любви графа Эйвона, о выходках Айрис и Мирабеллы. От него у нее не могло быть тайн. Он умел слушать как никто, он все понимал, даже недосказанное. Создатель, что она несет, зачем ему это? Мало у него своих бед и проблем. Исхудавшее лицо, серебристые нити в некогда смоляных волосах, безмерная усталость в синих глазах. Зачем он остался у нее? Только ради вестей о сыне? Нет, он искал того, чего не может попросить у своих офицеров – понимания и кратковременного забытья. А может быть поговорить о Катарине? Она умолкла и испуганно посмотрела ему в лицо: - Вы устали от моей болтовни, монсеньор? Вам постелить? На красиво изогнутых губах мелькнула лукавая улыбка: - Дора Луисита, могу я попросить Вас кое о чем? Пусть моя просьба не покажется Вам слишком дерзкой… Силы небесные, да он смутился! Первый красавец Талига в смятении перед некрасивой немолодой простушкой! Воистину, недолго ожидать конца света. - Что угодно монсеньору? - Распустите, пожалуйста, Ваши волосы. Я любовался ими в свой первый визит. И улыбка у Вас чудесная. Улыбайтесь почаще, Луисита! Волосы? Зачем ему это? Впрочем… Луиза вытащила простенькие роговые шпильки, тряхнула тяжелой золотистой гривой, непокорная густая волна упала на лицо, укутала плечи. Луисита…как он это произнес… Что это? Мужчина протягивал ей на ладонях шелковый сверток: - Это черепаховые гребни и шпильки. Я давно искал случая вручить их Вам. - Это.. Это Вам Герард передал для меня? - Нет. Ваш сын, несомненно, самый любящий и почтительный сын на свете, но это мой Вам подарок, берите же? Святая Октавия, Леворукий и все его кошки! Гребни украшены… да это же сапфиры! Уткнуться бы ему в плечо, вдохнуть запах дальних дорог, почувствовать тепло его тела.. - Монсеньор, я не могу принять это. Слишком дорого и роскошно для меня. - Вы недооцениваете себя, Луисита. В ваших волосах они более чем уместны. Дайте, я помогу Вам. Его руки разбирают тяжелые пряди, хорошо, что она вымыла сегодня волосы с лавандой, хорошо, что.. Это была последняя здравая мысль. Дальше все слилось в синевато-золотистую звездную метель, в которой мелькали васильки и голубые стрекозы. Она пришла в себя под утро. Голова покоилась на смуглом мужском плече, золотистые и черные пряди перепутались на подушке, первые лучи солнца скользили по стенам, создавая причудливый узор из стрекоз и васильков. Женщина тихонько высвободилась из-под покоящейся на ней руки, метнулась к зеркалу. Из туманного стекла на нее смотрело счастливое лицо с сияющими глазами.