***
Весь полёт до Оаху Хигги мысленно подгоняет время, а, приземлившись, прямиком едет в больницу, где задыхается от запаха лекарств и дезинфицирующих средств. Она спрашивает у медсестры номер палаты и почти сразу замечает сонного Рика, идущего по коридору с двумя стаканами с кофе. Он улыбается ей, но как-то вполсилы, протягивает один стаканчик и обнимает свободной рукой. — С возвращением, Хигги. Мы скучали, — и, глядя в сторону, добавляет: — Всё не очень, Джулс. Зная Рика, она понимает — это не пустые слова. Магнум лежит на кушетке, соревнуясь бледностью кожи с больничным бельем. Он весь опутан датчиками, и кажется пародией на самого себя. Хиггинс требуется время, чтобы справиться с эмоциями. — Так и знала, что ты без меня не справишься, — шутливо начинает она, становясь у изголовья, и вглядывается в знакомые черты до рези в глазах. — Ты хоть в курсе, сколько стоит перелёт из Кении? Учти, ты должен мне круглую сумму. Прибавим к тому огромному долгу, который уже числится за тобой. — Я тоже говорю с ним... — звучит голос Рика за спиной. — И Ти Си, и Куму. Джин заходил и трепался час о всякой ерунде, а Гордон, наоборот, молчал. Так проще верить, что он с нами, правда? — его взгляд печальный, и сам он напоминает Хиггинс побитую собаку, а не старого доброго весельчака. — О, нет, Орвилл, хочешь поплакать — иди за дверь! — Хиггинс намеренно называет его полным именем, и Рик предсказуемо морщится, но и будто сразу оживляется. — Это же Магнум! Красное Феррари, дурацкие гавайские рубашки и толпы девушек! Такие не умирают от шальной пули! — запальчиво произносит она, взмахивая рукой. — Он полтора года провёл с тобой в плену и выжил. Рик, я обещаю, он очнется, потому что я так сильно хочу врезать ему за его безрассудство, что уверена — вселенная услышит мою мольбу. Рик устало улыбается, сжимает широкой ладонью её плечо и, бросив: «я за дверью», оставляет наедине с Магнумом. Хиггинс какое-то время молчит. То садится в кресло, то встаёт и начинает ходить по палате, и, только устав от собственного мельтешения, резко останавливается в изножье. Её годами учили владеть собой, не поддаваться панике и эмоциям, но сейчас это оказывается невероятно сложным. Это Магнум, и он умирает, а она не знает, как это изменить. — Это похоже на один из моих кошмаров. Их у меня немало, думаю, как и у тебя... Вот только, фуух, — слова даются с трудом и она облизывает губы, переводит дыхание. — Томас, я не соберу себя во второй раз... Я как-то сказала, что ты больша́я часть моей жизни и это не изменилось после моего отъезда... — Она закусывает до боли губы и берет его безжизненную ладонь, прижимаясь к ней лбом. — Ты знаешь, скольким людям будет больно, если ты, если ты... Ты мой самый близкий друг, Томас... — Она чувствует, как щеки мокнут от слёз. — Не оставляй меня... Спустя двое суток Хиггинс возвращается из «Гнезда Робина», чтобы сменить Ти Си на посту. У неё пропущенный от Итана, в кармане листок с молитвой от Куму и медленно тающая надежда. Она только и может, что повторять про себя — Магнум не оставит её как Ричард, но с каждым разом убеждать себя становится сложнее. Завернув в коридор, Хиггинс сразу понимает, что-то случилось. В палате суета, медицинский персонал вбегает и выбегает без остановки, а Ти Си, сжимая руками голову, ходит напротив входа как раненный зверь. — Он?.. — Хигги, — Ти Си стискивает её огромными ручищами едва ли не до хруста в костях. — Этот засранец очнулся! Хигги, представь себе, очнулся! Я клянусь, что как только он встанет на ноги, я накостыляю ему по старой памяти за то, что заставил нас так волноваться, — Ти Си посмеивается, а у самого блестят глаза, и Хиггинс обнимает его, чувствуя, как подкашиваются ноги от усталости и осознания, что теперь всё будет хорошо.***
— Какая она, Кения? Они сидят на террасе с видом на океан, в который закатывается рыжее солнце. Упоительно пахнет плюмерией, и Хиггинс, улыбаясь, подставляет лицо бризу. — Нуу, она разная, — Хиггинс пожимает плечами, не отводя взгляда от горизонта. Как же она скучала по этому виду, по таким вот совместным посиделкам, и по этому мужчине тоже. — Довольно скудное описание, — подтрунивает Магнум и всматривается в ее профиль, надеясь хотя бы по мимике понять то, что Хиггинс отказывается ему рассказать. Это уже вошло привычку, понимать по взгляду, изгибу губ или интонации то, что она не может или не хочет ему говорить. Порой он устает от её скрытности, и ему хочется встряхнуть её за плечи и попросить выложить всё как есть. Но это его Хигги, и он любит её такой. — Ну... она пыльная, шумная, жестокая и такая... чересчур откровенная, что ли. Всё на виду — бедность, болезни, наркотики, секс, смерть... Люди там скорее выживают, чем живут, но порой кажется, что они так привыкли ко всему, что некоторым даже нравится. — Хиггинс по-прежнему не смотрит на него, поддевая ногтем этикетку на бутылке. — Знаешь, я всегда считала, что неважно где ты, важно с кем, — она поднимает голову и серьезно смотрит на него. — И не ошиблась. Магнум прищуривается и молчит, и Хиггинс волнуется, что всё-таки сказала лишнее, когда он произносит: — Я тоже скучал, Хигги... Но... как же Итан? Теперь ее очередь многозначительно молчать. Она делает глоток пива, кидает подбежавшему Зевсу палку, и только потом отвечает: — У него всё будет хорошо. — А у тебя? Хиггинс смотрит на океан, потому что отвечать на этот вопрос, глядя в глаза Магнуму, не в силах. Слишком многое случилось за такой короткий срок. Она не романтик и не любит разбираться в собственных чувствах, но и от себя не убежать, даже с её физической подготовкой и врождённым упрямством. Она пробовала. — И у меня тоже, — и с улыбкой добавляет: — Конечно, если ты не втянешь меня в очередные неприятности. — Это же наша фишка, Хигги, — Магнум смеется, и теперь на него можно смотреть. Наслаждаться его живой мимикой, обаятельной улыбкой, лукавым взглядом темных глаз. Наверное, ему пока достаточно заявления, что она остается, а может, и он не готов нырять на новую глубину. Магнум салютует ей бокалом с соком, Хиггинс отвечает бутылкой пива, и в шутливой перепалке они продолжают смотреть, как солнечный шар погружается в темнеющую синеву океана.