──────── • ✤ • ────────
Первой была Спрайт. Сначала он почувствовал её. Может быть, она не знала, что он регулярно посылал свой разум через всю деревню, дабы убедиться, что не началось вторжение солдат или людей, ищущих Эль-Дорадо. Или желающих срубить лес под фермы, или ещё что-нибудь из сотни вещей, от которых он их отговаривал. А может, она это знала. В любом случае, он чувствует неожиданный разум, когда проверяет деревню. Протягивает руку и ищет посетителя глазами ближайшего человека. Уицилин услужливо оглядывается в поисках, но не видит ничего необычного. — Я знаю, что ты там, Спрайт, — говорит Друиг через рот Уицилина. Воздух слегка мерцает, и появляется Спрайт, одетая как потрепанный мальчишка. — Подожди там, — говорит ей Уицилин, а затем Друиг подходит к тому месту, где она стоит, и кивком отправляет деревенского мальчика по делам. — Прошло много времени, Спрайт, — спокойно говорит Друиг. — Пара сотен лет, — Спрайт пожимает плечами и оглядывается вокруг, — Хороший у тебя тут культ. Друиг не отвечает на ее укоры. — Да, не так ли? — говорит он холодно. — Наслаждаешься этим? — спрашивает она. — Занимает меня, — Друиг поднимает бровь, — Почему ты здесь, Спрайт? — Разве я не могу просто наслаждаться летними каникулами? — отвечает она, улыбаясь ему, и на мгновение Друиг задумывается. Благодаря её силе, исключая Маккари, Спрайт было легче других Вечных путешествовать по миру. Вот только Спрайт тяжело оставаться среди людей. Но его раздумья длились лишь мгновение. Она не стала бы навещать его без причины. — Технически сейчас зима, — отвечает Друиг, — И нет. Ты не могла. — Меня послала Аяк, — говорит Спрайт, — Она беспокоится о тебе. И хочет навестить тебя. — Нет, — Друиг чувствует, как холодеет. — Друиг… — начинает Спрайт. — Нет, — снова говорит он, — Ей здесь не рады. Я не хочу, чтобы она была рядом с моим народом. — Твой народ? — недовольно говорит Спрайт, — Мы твой народ, Друиг. Не люди. — Я не помню, чтобы ты была на моей стороне, Спрайт. Никто из вас. Не тогда, когда это имело значение. Она начинает отвечать, вдыхает воздух. Он знает, что сейчас вырвется что-то горячее и злобное, и поднимает руку. — Нет, — холодно говорит он, — Аяк здесь не рады. И если она все равно решит прийти, я буду считать ее угрозой и отреагирую соответствующим образом. Спрайт наклоняет голову и смотрит на него сузившимися глазами. — Правда? — спрашивает она, её лицо искажено чем-то средним между неверием и презрением. — Правда, — говорит он и вздыхает, — Иди домой, Спрайт. Ты зря тратишь здесь свое время. Спрайт уходит.──────── • ✤ • ────────
Города выросли. За пределами леса (он вытесняет их своей властью, следит, чтобы они оставались за пределами его леса), но они выросли. И корабли, которые плавают между континентами, медленно, но понемногу ускоряются. Торговля расцветает, и однажды в ближайшем к лесу городе появляется что-то вроде почтового отделения. Дорога туда занимает несколько дней, но раз в месяц или около того, кто-то из деревни ездит в город, закупается товарами. Однажды ему приносят посылку с пометкой. Он открывает её, а там лежит что-то маленькое, золотое и металлическое. Это явно работа Фастоса. Друиг некоторое время размышляет, тычет в предмет пальцем, но ничего не происходит. Он решил, что у предмета есть какая-то цель, и держит его возле своей кровати. Однажды поздно вечером он слышит голос Серси. — Друиг? Друиг! — Она говорит неуверенно, взволновано. — Серси? — Уже поздно, у него был долгий день, и он не понимает, почему слышит Серси в своей спальне. Через мгновение он вспоминает о приборе Фастоса и достает его из-под книг, сложенных у кровати. Прибор светится, и в крошечном центральном круге он видит лицо Серси. — Друиг! — восклицает Серси, увидев его, — Получилось! Они разговаривают. Он почти уснул от усталости, потому что весь день работал над строительством новой кузницы. Серси рассказывает ему о том, что сделал Фастос, об этом устройстве, которое позволяет ей связаться с ним почти через весь мир. Она рассказывает ему о своей жизни с Икарисом на крайнем севере, и Друиг вежливо слушает. Он всегда любил Серси как сестру и хочет быть счастлив за неё. Пока она не замедляет речь, делает паузу и наконец спрашивает. — А ты, Друиг? — Я в порядке, Серси, — говорит он. Что ещё можно ей сказать? Он здесь, в тишине, в долгом медленном круговороте времен года, мира и людей, к которым он бережно относится. Это не захватывающая и не требовательная жизнь. Но это именно то, что ему сейчас нужно. — Ты должен вернуться домой, Друиг. Я скучаю по тебе. — Я счастлив здесь, Серси, — отвечает он. — Я просто… — говорит она, опустив взгляд, — Мне просто ненавистна мысль о том, что ты так долго их контролируешь. Усталость спадает с Друига, как будто на него вылили ведро ледяной воды. — Так вот что ты думаешь обо мне, Серси? — спрашивает он. Она отводит от него взгляд, почти стыдясь. Серси ничего не говорит, и он повторяет свой вопрос, — Ты действительно так думаешь обо мне, Серси? Она снова смотрит на него и делает глубокий вдох. — Икарис… — начинает она. Друиг видит, как она осознает, что это ошибка, как только слово покидает ее рот. — Отвали, Серси, — спокойно говорит Друиг. — Друиг! — Взгляд Серси умоляющий, но он не собирается успокаиваться. — Блядь. Отвали. Серси, — повторяет он, и ее лицо исчезает из круга. В течение нескольких месяцев после этого он слышит её голос, то и дело раздающийся по ночам. Но никогда не отвечает, и постепенно её звонки становятся всё более редкими, пока не прекращаются совсем.──────── • ✤ • ────────
Посылка, которую приносят из того, что теперь уже точно является почтовым отделением в постоянно растущем городке на границе леса, гораздо более громоздкая, чем обычно, и адресована Друигу. Карлито также сообщает Друигу, что ему прислали что-то большое и тяжелое. Пришлось нанять телегу и водителя, чтобы доставить это в деревню. Друиг, озадаченный, открывает коробку и обнаруживает, что она полна катушек с фильмами. На каждой катушке аккуратно наклеены плакаты, объясняющие, что на каждой из них записано. Друиг отправляет записку по обратному адресу, указанному на посылке. Не знаю, почему ты думаешь, что у нас здесь есть электричество, Кинго. Говорится в записке. Единственный ответ — новая катушка, отправленная год спустя. Электричество у них, конечно, есть. Друиг знает, как работают паровые двигатели, со времен Вавилона, а неподалеку от окраины деревни течет могучая Амазонка. Огромная движущая сила, в которую он окунулся совсем недавно. Поэтому проектор, который прислал Кинго, устанавливают в задней части здания школы каждый воскресный вечер. Это становится вечером кино для всей деревни. Друиг обычно сидит в стороне, с самым маленьким деревенским ребенком на коленях. В окружении остальных детей, которых он учит здесь в течение недели. Друиг любит детей. У них живой и открытый ум, а их восторженная радость от танцев и песен из фильмов Кинго — как бальзам на душу Друига. Со временем технологии меняются, но Кинго продолжает присылать свои фильмы каждый год. После возвращения Вечных в его жизнь Друиг думает, что если он когда-нибудь решит быть любезным с Кинго (спорное предложение), то может рассказать ему о самом маленьком и странном в мире фан-клубе Кинго.──────── • ✤ • ────────
За пределами деревни дела идут плохо. По-настоящему плохо. Друиг не скрывает правду от жителей деревни, но он не позволяет безумию и ужасу коснуться их. В конце концов всё заканчивается, и мир возвращается в свое новое, измененное состояние. Устройство Фастоса уже давно потеряно для Друига. Он отдал его одному из детей и уверен, что его давно разобрали на блестящие части. Записка приходит по почте, а не из ближайшего города. Ты был прав. Фастос. Вот и всё, что там написано. Есть и обратный адрес, поэтому Друиг долго думает над ответом. В итоге он оказывается таким же кратким. Прости. Хотелось бы, чтобы это было не так. Проходит много времени, прежде чем приходит ответ. Мир перевернулся с ног на голову. Всё по-прежнему медленно и беспорядочно, как поставки, так и связь. Ответ мрачен. Они не заслуживают спасения. Друиг смотрит на своих людей, которые живут, смеются и любят в счастье и мире. Он понимает, что Фастос не прав. Они абсолютно и полностью достойны спасения. Но Фастос не хочет этого слышать. Друиг знает, поэтому он никогда не отвечает на записку.──────── • ✤ • ────────
Его деревня продолжает процветать. Его силы отвращают незаконных лесорубов, шахтеров и ополченцев, которые лакомятся другими частями леса. Теперь они живут в Национальном парке. Человеческое правительство поставило свою собственную защиту над территорией, которая уже сотни лет находится под защитой Вечного. Теперь всё гораздо быстрее. И связь, и поставки продовольствия. Иногда Друиг задумывается о том, не хотят ли некоторые из жителей его деревни присоединиться к внешнему миру, продвинуться дальше. Но когда он спрашивает их об этом, они отвечают категорическим отказом. Он никогда не защищал их от новостей о том, что происходит в мире. А фильмы Кинго показали им ещё больше того, как меняется мир. Они яркие и красочные, красивые и манящие. Мир людей, одетый в свои лучшие, самые яркие и броские цвета. И его люди ясно дают понять, что не хотят присоединяться к этому миру. Посылку Гильгамеша доставляет Хуан, который на лошади поехал через лес в город за припасами. Друиг открывает её и видит телефон, гораздо более громоздкий и неуклюжий, чем устройство Фастоса. — Мне пришлось послать тебе спутниковый телефон, — говорит Гил, когда Друиг звонит по номеру, написанному в записке, — У тебя там вообще нет связи, парень. Только так я смог до тебя дозвониться. — Что тебе нужно, Гил? — спрашивает Друиг, с нежностью. Гил это…Гил. Для человека, который мог пробить Девианта одной рукой, у него была самая добрая душа, которую Друиг когда-либо знал. Гильгамеш делает паузу и прочищает горло. — Это Тена, — говорит он, а затем просит оказать ему услугу. — Я не собираюсь этого делать, Гил, — вздыхает Друиг, — Ты это знаешь. — Да, я знаю, — тихо говорит Гильгамеш, — Но… — Но, возможно, я смогу помочь. Насколько она плоха? — спрашивает Друиг. — Всё не особо плохо. Большую часть времени она в хорошем состоянии. Приступов не бывает месяцами. Но когда они приходят, они довольно сильные. — Дай мне подумать, — отвечает Друиг и кладет трубку. Энрико и Хуанита смеются над ним, когда он рассказывает о своих тревогах. И уверяют его, что они смогут позаботиться о деревне в течение нескольких недель его отсутствия. И вот Друиг впервые за сотни лет выходит из леса. С тех пор как он покинул Теночтитлан, технологии для путешествий значительно улучшились. Уже через несколько дней он оказывается у дверей Гильгамеша в центральной Австралии. В этом ему помогает череда пилотов всё более маленьких самолетов. Которые, проснувшись, удивляются, тому, что оказались не в том аэропорту, в котором, приземлялись в последний раз. Гильгамеш и Тена, мягко говоря, удивлены, увидев его. — Я знаю, каково это, — объясняет Друиг за откровенно обильным количеством еды, которую Гил подает вечером. — Я почувствовал это в Теночтитлане. Когда приступ случился в первый раз. Когда твой разум… сломался, — тихо говорит он Тене, которая наблюдает за ним с тревожным выражением лица, — Это значит, что я чувствую его приближение. Он опускает взгляд на свою тарелку, заваленную едой. — Нелегко противостоять Вечному, — продолжает он, — Космическая сила против космической силы. Мы все соответствуем друг другу своими силами. Вот почему я не читаю никого из вас, если только вы действительно не проецируете свои мысли. Но когда твой разум разрушается, Тена, появляются… щели. Через которые мне легче проскользнуть. Тогда я могу заставить тебя заснуть, если что-то случится. Если ты согласна. — И я смогу отдохнуть? — сияюще спрашивает Гильгамеш. Тена внезапно начинает улыбаться. Это именно та Тена, которую Друиг помнит до Махд Вай'ри. — Тогда я согласна, — говорит Тена, — Пусть у Гила будет отпуск. Он заслуживает отдыха. Он постоянно заботится обо мне. — И я согласен. Но при одном условии, — говорит Друиг, и они оба поворачиваются, чтобы посмотреть на него, — Никто не узнает об этом. Никогда. Вы не расскажете другим. Он закатывает глаза, когда они продолжают смотреть на него. — Мне нужно поддерживать репутацию. В нашей семье я эгоистичный, испорченный ребенок. И я не собираюсь отказываться от этого статуса ради вас. Гил смеется и так сильно хлопает Друига по плечу, что тот едва не падает лицом в свою тарелку. Его останавливает только кулак Гила, держащий заднюю часть его рубашки. Неделя с Теной проходит в спокойном созерцании. Пустыня сильно отличается от его леса, но она все равно по-своему прекрасна. Тена не нападает, но в целях безопасности в основном держится в стороне. И Друиг обнаруживает, что всё свое время проводит в размышлениях. И еде. Друиг был прирожденным аскетом. Имущество всегда значило для него очень мало. Он жил скудно, на грани дискомфорта. За исключением книг. И еды. Друиг фыркнул, размышляя об этом. Он подумал, не оттого ли, что он так старательно подавлял свою силу, ему все время хотелось есть. Аришем дал Фастосу силу, чтобы подтолкнуть человечество вперед, и Аяк велела ему пользоваться ею свободно. Ну, в основном свободно, в рамках ритма развития человечества. И если в конце этого развития человечество подвергалось геноциду или взрыву атомной бомбы, то Аяк пожимала плечами и говорила, что таков план Аришема. Аришем дал Друигу силу подтолкнуть человечество к иному развитию, усмирить его худшие инстинкты и дать расцвести лучшим, а Аяк категорически запретила ему пользоваться ею. И позволила Друигу беспомощно наблюдать, как люди убивают себя снова и снова. Зная, что он может остановить это, но ему запрещено. Поэтому Друиг закрыл свою силу, использовал её экономно, держал на коротком поводке. Наблюдая, как остальные Вечные свободно используют свою. Космическая сила течет через них, как поток, в то время как его сила свертывается, скручивается и вращается сама по себе, неиспользованная, в его нутре. За неделю, проведенную в пустыне, упорно проглатывая эпическое количество еды, оставленное ему Гильгамешем, Друиг решил, что именно из-за того, что ему постоянно приходится подавлять свои силы по приказу Аришема, он всегда чертовски голоден. Аришем действительно был мудаком. Гильгамеш и Тена хранят его тайну. Гил вернулся с двумя фотографиями, на которых он был запечатлен в рубашке с нелепым узором, пьющим коктейль из скорлупы кокосового ореха на фоне девственного пляжа на краю леса. Одну он оставил себе, другую отдал Друигу. Друиг бережно хранит её, засунув в одну из книг, когда возвращается в свою деревню. Одну из своих драгоценностей. После, когда семья снова вместе. Когда случилось то, что случилось. Он начинает ценить её еще больше. Это была одна из немногих вещей, которые он взял с собой на Домо. Он никогда не собирался оставлять её.──────── • ✤ • ────────
Двое из них никогда не пытались связаться с ним. Аяк, очевидно, серьезно отнеслась к предупреждению Спрайт и больше не пыталась приблизиться к нему. Друиг был рад. Он так долго любил Аяк, до того момента на стенах Теночтитлана, когда он внезапно посмотрел сквозь неё и не смог больше скрывать от себя её чудовищную моральную трусость. Она знала, что они поступают неправильно. Так же неправильно, как армия солдат под ними, и всё равно исполняла несовершенный и ужасный приказ Аришема. Друиг ненавидел тот факт, что, когда он думал об Аяк сейчас, его чувства были полны презрения. Он не хотел видеться с ней. Его немного удивило, что Икарис так и не пришел. Друиг думал, что Икарис воспользуется возможностью заглядывать к нему хотя бы раз в столетие или около того, просто чтобы еще раз упомянуть, что он самый сильный Вечный. На случай, если Друиг забыл. Он никогда этого не делал. Потом Икарис покинул Серси. Когда это случилось, она послала Друигу записку. Его ответ, выражающий сочувствие, был коротким и неловким. Все остальные всегда считали Икариса принадлежащим Серси. Кроме Аяк, которая считала Икариса своим. Но Друиг знал другое. Икарис принадлежал Аришему. Иногда Друиг задумывался, не повернется ли неправильное понимание Икариса против Аяк.──────── • ✤ • ────────
Следующей была Маккари. Посылка пришла через несколько сотен лет после того, как он покинул их всех. Доставленная из почтового отделения, посылка не имела никаких пометок, словно прибыла в город из воздуха. Друиг понял почему, когда открыл коробку и обнаружил внутри небольшой браслет. Бусины были из полированного обсидиана, нанизанные на нитку, иногда встречались более насыщенного красного цвета, чем черного. Он вспомнил, как очень давно купил его аналог на рынке в Вавилоне. Красные бусины с черными и золотыми полосками. И подарил его своей прекрасной Маккари. На посылке не было обратного адреса, но он все равно не стал бы пытаться связаться с Маккари. Она велела ему оставаться сильным в Теночтитлане, когда началась стрельба. Она имела в виду, оставаться сильным для их миссии. Довериться Аяк, довериться Аришему. Она использовала свою силу, чтобы вытащить ребенка из-под рухнувшей башни, и Друиг хотел закричать на неё, потому что какой в этом был смысл? Ребенок остался в Теночтитлане, а конкистадоры и их местные последователи в ту ночь намеревались вырезать всех до единого жителей этого города. По крайней мере, башня была бы быстрой. Пока он не спас их всех, уйдя от Аяк, Аришема и миссии, на которую они потратили почти семь тысяч лет. Он не хотел задавать ей этот вопрос. Он не хотел спрашивать, считает ли она, что он прав. Или считает ли она правильным путь Аришема. Он не хотел знать, сердится ли она на него за то, что он ушел. Если она всё ещё думает, что он был неправ. Было бы достаточно плохо, если бы она злилась на него. Но иногда, когда он просыпается ночью, его преследует мысль, что она всё ещё может так думать, и он будет злиться на неё. Что это испортит его мысли о ней так же, как испортило его мысли об Аяк. И ему была невыносима мысль о том, что он может не суметь простить её. Он не умел прощать. То, как он думал об Аяк и Икарисе, доказывало ему это. Лучше не знать. Лучше не делать этого выбора. Поэтому он никогда не пытался найти Маккари. Но он всегда носил браслет.──────── • ✤ • ────────
Друиг бродил вокруг груды вещей Маккари, одним ухом слушая разговор, который происходил за его спиной. Когда они приехали, он был не более чем минимально вежлив с Маккари. Только слушал, как ей объясняли ситуацию. Ждал, как она отреагирует. Сможет ли он отпустить волнение о том, что она выберет Аришема, что она не захочет присоединиться к ним, что она захочет завершить миссию, чего бы это ни стоило. Но потом, потом, потом… она этого не сделала. И пятьсот лет сомнений и страха в одно мгновение покинули Друига. Он почувствовал себя легким как воздух. Маккари была на его стороне. Маккари будет на его стороне. Пока он пытается спасти мир. Поэтому Друиг предложил свои Твинки (а он был чертовски голоден, так что это была та еще жертва) Икарису в обмен на Изумрудную Скрижаль и вернулся, чтобы поздороваться со своей прекрасной, прекрасной Маккари. Его тело было словно наполнено шампанским, легкие пузырьки поднимались от ног к голове, поднимая его до тех пор, пока ему не захотелось рассмеяться от чистого удовольствия. А Маккари… Маккари смотрела на него, и её глаза сияли, в них не было ни сомнений, ни сожалений о том, что он отказался от миссии и сделал то, что всегда хотел сделать. Спасти человечество вопреки приказу Аришема. Стоило ждать пятьсот лет, чтобы увидеть это.──────── • ✤ • ────────
Было довольно странно находиться на Домо только с Теной и Маккари, но Друиг не возражал. У него было время вернуться в свою деревню, восстанавливающуюся после нападения девиантов. Вожди заверили его, что с помощью пары устройств Фастоса, которые он им доставил, они и дальше будут жить в безопасности и счастье. А когда он объяснил, что произошло и что он собирается делать, они чуть ли не вытолкали его за дверь, требуя, чтобы он продолжал свою миссию по спасению людей. И вот теперь он был здесь, на Домо, улетая от жизни, которую знал последние пятьсот лет. Он знал, что сможет остановить Тену, если почувствует приближение приступа Махд Вай'ри. А их миссия — выяснить, смогут ли они изменить пути Аришема в космических масштабах, — его глубоко привлекала. Это также дало ему время восстановиться после того, как он подключился к разуму Целестиала, когда тот умирал, чтобы рассказать ему, ещё ребенку, почему они должны позволить ему умереть, чтобы спасти всех. И почувствовать его спокойное принятие, когда сила Целестиала потекла через них, исцеляя, а затем досталась Серси. Он убаюкивал разум многих людей, когда они умирали, но не Целестиала. Он не думал, что когда-нибудь расскажет остальным, даже Маккари, о том, что его сила показала ему при смерти Тиамута. Он не собирался тратить жертву молодого Целестиала. — Кажется, ты рад быть здесь, — заметила Тена, стоя у смотрового окна. Её взгляд был устремлен на Друига, пока он с удовольствием хрустел яблоком. — Похоже на каникулы, да? — Друиг усмехнулся, набив рот едой. — Немного, — ответила Тена. Ее улыбка была доброй, но острой, — Как тогда, когда ты заботился обо мне, а Гил поехал на Фиджи. Подожди, что? Вдруг подписала Маккари. Кинго рассказал мне об этом. Что ты не стал бы этого делать. Усыплять Тену. Она нахмурилась, разрываясь между благодарностью за то, что Гил получил отпуск, и гневом на Друига за то, что он так поступил с Теной. — Он не усыплял меня, — чопорно ответила Тена, — Он приехал в Австралию и присматривал за мной, пока Гил уехал в отпуск. Друиг посмотрел на Тену в шоке. —Ты обещала никому об этом не рассказывать, — обвинил он её. — Да, но это было потому, что ты хотел сохранить свою репутацию эгоистичного, избалованного ребенка, а Маккари знает, что это неправда, — Тена улыбнулась и вышла из комнаты. — Маккари всегда знала правду о тебе, — сказала она напоследок, и эти слова остались позади нее, когда она выходила. Друиг недоверчиво посмотрел на Маккари, когда она улыбнулась ему. — Какую правду? — спросил он. Его глаза сузились, когда она подошла к нему. Она подошла к нему так близко, как только могла, но при этом не забыла оставить место, чтобы подписывать. Что ты всего лишь огромный дурачок, Друиг. Подписала она. Её руки были мягкими и ласковыми. Мой любимый гигантский дурачок. И тогда она наклонилась вперед, закрыла последний промежуток между ними и поцеловала его в первый раз. Это был первый поцелуй, и это было обещание, что теперь поцелуи будут всегда, до конца их очень долгой жизни. И когда его руки сомкнулись вокруг неё, а губы скривились в улыбке под её губами, Друиг понял, что этого стоило ждать пятьсот лет.