Песня сиалии

Письмо было смято и брошено в мусорное ведро. Поспешно поднято, разглажено и прижато к сердцу. Беатрис… Знала бы ты, что счастье он видит только в тебе. Сколько он не ходил к озеру? Месяц? Два? Оно уже, вероятно, покрылось льдом. Вот и все. Теперь пути назад точно нет. Если лезть в ледяную воду, то на этот раз реанимацией можно не отделаться. А как больно было приходить в последний раз! Все та же пустая, равнодушная гладь воды, которая только и может, что возбуждать в памяти тёплые, но причиняющие боль воспоминания. Берег, покрытый опавшей листвой. Уже мёртвой, но, почему-то, только сейчас такой нарядной и восхищающей. Забавно… Как похоже на него самого. Как только Вирт отдалился от друзей (или, вернее, просто случайных знакомых, назвать которых товарищами не поворачивался язык), много времени проводил в одиночестве, занимаясь написанием стихов для той, кто их не прочтёт, внимание к нему резко возросло. Даже Сара стала проводить с ним больше времени. Знала бы она, что ему на неё плевать. Почему как только хочешь отдалиться ото всех, сразу становишься интересным? Это бесило. Выводило из себя, заставляя усомниться в правильности этого мира, адекватности происходящего. На фоне этого идиотизма даже законы Неизведанного казались вполне себе логичными. И снова его мысли уходили туда. Ну почему он не остался? Опасный, странный, неприветливый мир, но слишком манящий сердце и душу молодого парня. Пусть единственными слушателями были лягушки, да Беатрис с Грегом, когда он играл, его впервые слушали. Незабываемое чувство. Ощутить бы его ещё хоть раз. И ведь Эндикотт все ещё считает его своим племянником, а в огромном особняке наверняка найдётся место для двух детей. Ну, или хотя бы для одного Вирта… Да, если бы парень и возвращался, то Грега бы вряд ли взял с собой. Он — милый весёлый мальчик, который не должен разгребать проблемы брата личностного характера. Да, Неизведанное только для отчаявшихся. Парадоксально, ведь те, кто теряют надежду, погибают в этом месте, однако для них оно и существует. Куда идти таким отбросам общества, кроме как не в лес собственных тревог и болей без конца и края? В прочем, идти далеко не надо. Вирт как сейчас помнил, как нашёл старый, мокрый то ли от слез, то ли от воды лист бумаги на берегу озера. Сюда никто никогда не ходил, а в прошлые разы (а бывал он тут часто) парень ничего такого не замечал. Подойдя ближе и подняв находку, он сел на землю и стал читать. Сердце его с каждой строчкой сжималось все сильнее. Беатрис… Она его помнит. Она его ждёт. Она его любит. Черт, да он пришел бы к ней как только смог! У него была масса теорий касательно возвращения, перепробуя все и каждую, он обязательно вернулся бы! Ведь её письмо как-то дошло до него, а значит, связь не потеряна. Что бы она не говорила, он вернётся и они будут вместе. Да, да, обязательно! С небес на землю его вернул сухой, хриплый, уже ставший привычным приступ кашля. Каждый раз он длился чуть дольше, чем до этого и сейчас он кашлял целых пять минут, прикрывая рот рукой. Отняв ладонь, он увидел на ней листья. Да, как было сказано ранее, за эдельвудовым лесом далеко идти не надо — он прорастал внутри него. Этакий милый прощальный подарок от Зверя. А потому он решил, что никогда не вернётся к Беатрис. Он не может позволить себе разбить ей сердце, умирая у неё на глазах. Пусть лучше она надеется, что у него все хорошо, что он счастлив. Во всяком случае, Вирт находил это куда более гуманным. Тогда был ещё только ноябрь, а потому не все листья с деревьев успели облететь и можно было успешно врать, прекрываясь листопадом. Но теперь близится конец декабря. Скрывать от семьи кашель, приступы которого случались все чаще, становилось сложнее. А Вирту все казалось, что ему не удаётся. Наверняка знает Грег. Он точно о чем-то догадался. И плевать, что он с лёгкостью поверит в историю про то, что у них на чердаке живёт фея осени и разбрасывает всюду листья. В парне развивалась настоящая паранойя. Он прятал продукт своего кашля, выбрасывал в окно, в камин, во время приступов уходил в свою комнату, а пару раз они накатывали прямо во время обеда или ужина и ему приходилось незаметно перетирать листья в руке и ссыпать в чашку с чаем, выдавая их за заварку. Нет, он не позволит Беатрис наблюдать за этим. Ладно мать и отчим, которым на него, в целом, плевать, ладно младший брат, который, даже если узнает, не воспримет всё всерьёз. Но Беатрис не такая. Она умнее и внимательнее. И страдать вместе с ним он ей не даст. С другой стороны, медленно умирать, чахнуть на глазах у семьи тоже не совсем правильно, но мысль о том, что он причинит боль любимой мучала куда сильнее. А потому он будет медленно обрастать ветвями эдельвудовых деревьев в гордом одиночестве, оставаясь со своими мыслями один на один. Все же, Зверь добрался до него даже когда погиб…