Пламя Парижа

Гленарван вернулся в Малькольм-Кэсл ближе к ужину. Было летнее солнцестояние, и, несмотря на обложные дожди, дни казались бесконечными. Элен сразу поняла, что поездка к Мак-Набсу не дала ничего хорошего, и муж мало расположен к рассказам. Однако леди Гленарван ошиблась: ее супруг, войдя в гостиную, грустно кивнул, но стал охотно делиться впечатлениями. — Плохо дело, — бросил он сразу, посмотрев на бронзовый подсвечник и плюхнувшись в кресло. — Рассказ Мак-Набса не оставил мне надежд, дорогая. — Разве вы не знали этого раньше, Эдуард? — недоумевала леди Элен. — Я не об этом…. — Хозяин Мальком-Кэсла казался осунувшимся, но готовым к борьбе. — Мак-Набс подтвердил, что могила Паганеля фальшивая, и кто таи похоронен — ещё большой вопрос, — нахмурился он. — Им ничего не стоит сделать эксгумацию…. — Но с чего французам делать эксгумацию? — не понимала Элен. — Вот это меня и беспокоит, — поднял палец Гленарван. — Кто-то явно сообщает сведения о жизни нашего покойного друга Жака Паганеля в прессу. Причём в жёлтую прессу. И если этот некто сообщает сведения, то где гарантия, что он не сообщит точно также и все остальное? Кабинет владельца Мальком-Кэсла был по-прежнему уютным, но сегодня он откровенно не нравился его супруге. Леди Элен казалось, что даже лучи вечернего солнца таинственно играли на дверном стекле. Супруга Гленарвана вдруг подумала о том, что даже эти лучи сами собой навевают мысли о смерти. «Однажды в этом мире не будет и нас, как нет Паганеля, — вдруг подумала она. — Жизнь Паганеля окончена, а наши продолжаются. мы занимается своими делами — вот и вся тайна смерти». — Вчера Вики сказала, что она слышала это от его супруги Арабеллы…. — леди Гленарван подошла к круглому чёрному столику и облокотилась на него руками. — Вики могла и соврать, — невозмутимо ответил Гленарван. — Да и сказать, ещё не значит передать данные в прессу, не правда ли, дорогая? — Но выходит… Арабелла поддерживает с Вики некие контакты? — недоумевала Элен. — И эти контакты касаются Паганеля? — Наш майор невысокого мнения о Вики и ее муже, — спокойно ответил Гленарван, постучав костяшками пальцев по ручке кресла. — Я тоже, — брезгливо поморщилась его супруга, — Между прочим, она ваша кузина, дорогая, — Гленарван попытался пошутить, но вышло как-то откровенно натянуто. — Насчёт Арабеллы не знаю. Но какой ей резон порочить имя покойного мужа? — После тех загадочных писем русской или какой-то там писательнице, многое предстаёт в другом свете, Эдуард…. — вздохнула леди Элен. — Возможно. Но откуда, дорогая, ей знать об этом, если Паганель так сильно прятал их связь? Да и ответила ли эта русская ему взаимностью? Мы с вами понятия не имеем. Едва ли ей стоит это делать. Леди Гленарван, поправив платье, подошла к столу и задумчиво посмотрела вокруг. — Я, дорогой, тоже не теряла даром времени. Я была… Как бы это сказать сказать точнее… Я расспросила нашего нашего немецкого гостя о Якобе Фальмерайре… Вот видите, я все-таки научилась выговаривать это сложное немецкое имя… — грустно улыбнулась Элен краешками губ. — Вы все--таки сменили гнев на милость в отношении нашего гостя, дорогая? — Гленарван повеселел, словно почувствовал что-то интересное. — Но, честно, не очень понимаю, зачем вам понадобился Фальмерайер. — Откровенно говоря, я и сама не могу понять до конца, — согласилась его супруга. — Мне казалось, что тайна смерти Паганеля как-то связана с этим человеком. Гленарван не отвечал. Элен обернулся. Ей, конечно, было понятно, что она сморозила глупость, но вместе с тем, женщина была уверена. что поступила совершенно верно. — Меня удивило, что этот Фальмерайер был предметом тайного восхищения Паганеля. Он приписывал ему какие-то революционные замыслы. И говорил нашему немецкому гостю, что этот историк был не только учёным, но и великим гражданином, борцом за Европу. — И это лишь подтверждает данные Мак Наббса и фон Рихтера, — горько вздохнул Гленарван. — Паганель давно увлекался социалистками и революционерами. Значит, он примкнул к мятежникам не только из патриотизма. — Возможно. Но что меня поражает, Эдуард, так это то, что он с нами не делился этим никогда. То ли он не считал нас своим другом… — в синих глазах леди Элен мелькнула искра горечи. — То ли… — Гленарван помассировал лоб, тоже пытаясь размышлять вслух. — То ли Паганель увлекался ими до нашего знакомства… Потом отошел… Потом снова увлекся… — Может быть, нам стоит позвать нашего немца и узнать у него мнение? — спросила Элен. — Пожалуй… Пожалуй… — ответил ей супруг. — Что же. придется попросить подать кофе. Как вы знаете, немцы не могут жить без него.

***

Фон Рихтер вошел в комнату по-военному четко, все также в своем дорожном мундире, подчеркивавшим его принадлежность к прусской армии. Гленарван не стал скрывать цель приглашения, а, предложив гостю черный кофе, показал статьи с нападками на Паганеля в прессе и напрямик его спросил фон Рихтера, что тот думает об этом. К его удивлению, немецкий гость ответил бодро и решительно: — Французы. Вне всякого сомнения французы, — резюмировал он. — Но зачем французам нападать на своего известного географа? — недоумевала леди Элен. — Пусть даже он и участвовал в антиправительственном мятеже, не лучше ли скрыть правду и сохранить его имя достойным? — Видите ли, миледи…. Научное сообщество — это гигантская бюрократия, — спокойно ответил немец. — Географов практиков, как Паганель или химиков-испытателей там меньшинство. Зато огромное количество особей, которые не сильны в науке, но чем-то руководят: департаментом, отделом, да кабинетом в конце концов, — на его губах мелькнула чуть презрительная улыбка. — Они все время ведут некую борьбу за посты, портфели и власть. — Понимаю, но чем опасен им мёртвый Паганель? — горько вздохнул Гленарван. — Проще простого, — пожал плечами фон Рихтер. — У Паганеля наверняка остались ученики, соратники, друзья. Вот прекрасный повод одной научной клике расправится с другой. Пойдут вопросы: «А кто посадил в кресло такого-то? Ах, Паганель? А не пора ли гнать его оттуда?» Гленарван и леди Элен переглянулись. Объяснение немца было горьким, но, к сожалению, очень убедительными. — Но в таком случае, зачем им публиковать это в наших, а не французских газетах? — Не понимала леди Элен. — А, ваша пресса имеет репутацию самой свободной в Европе, — охотно пояснил историк. — Через неё можно вбросить любую пакость, а потом на неё сослаться. «Как утверждают британские газеты…» «По данным британской прессы Жак Паганель…» Теперь можно печатать это и во французских газетах…. — Мерзость… — поморщилась Элен. — Для научного мира это типично, — вздохнул Фридрих. — Но кто же пойдёт на такую подлость? — изумился Гленарван. — Бог мой, да, например, тот же Вивьен де Сан-Мартен, — спокойно ответил Фридрих. — Кабинетный человек, всю жизнь возглавлял какие-то департаменты. Он завидовал Паганелю, что тот был практиком. — Но Сан-Мартен был его начальником? — удивился Гленарван. — Ну и что? — пожал плечами немец. — Это не мешало Сен-Мартену завидовать нашему другу. Во-первых, Паганель всегда мог его заткнуть, простите за грубость: я там был, я видел, а вы знаете это из чужих книжек. Во-вторых, начальники не очень любят ярких и известных личностей, затмевающихся их самих. И таких Сен-Мартенов, откровенно говоря, пруд пруди… — Скажите, барон, а вы можете оказать нам услугу? — спросил Гленарван. — Можете рассказать о вашей дружбе с Паганелем четко, по порядку и по хронологии? — По хронологии? — поднял брови Фридрих. — Отчего же нет, попробую. — В таком случае, я сама охотно потребую вам подать еще кофе, — попробовала пошуть леди Элен. — Пожалуй, вы правы, миледи, без кофе тут не обойтись. — ответил гость. — Что же попробую начать, а вы задавайте мне вопросы по ходу рассказа. — Принято, — ответил Гленарван. — Вы не против, барон, если я буду делать кое-какие пометки? — вздохнул он, достав лист бумаги. — Ни в коем случае. В нашей дружбе нет ничего секретного. Итак, в пятьдесят седьмом году я вошел в мир науки, совершил путешествие на Пелопоннес. и доложил результаты на Географическом конгрессе в Париже через два года. Накануне я опубликовал свою первую статью об уровне солености в Средиземном море. Здесь-то ко мне и подошел Паганель. В кулуарах он долго говорил мне, чтобы я занялся географией… — А вы не хотели заниматься географией? — с интересом спросила леди Элен. — Если честно, то я сразу сказал ему, что люблю историю и археологию, и для меня географическое изучение Греции — лишь шаг к изучению Античной истории. Паганель сердился, и пообещал меня переубедить. Собственно говоря, с этого времени мы и начали общаться. — Лично? — спросила с нетерпением Элен, глядя как ее супруг что-то помечает в на бумаге. — Когда как, — пожал плечами немец. — На конгрессах лично. а так по переписке. Я занялся историей Древнего Египта, но Паганель тянул меня в географию… Советовал заняться детальным описанием дельты Нила или чего-то такого. Ну а кроме того, Паганель спорил со мной о роли Франции, прусской политике и «Европе». — Не тут ли вы сходили на могилу Фальмерайре? — воскликнула, не выдержав, хозяйка Мальском-Кэсла. Гленарван посмотрел на супругу с легким осуждением за бестактность и одновременно с восхищением: Элен с годами не менялась, а оставалась все той же девушкой, молящей скорее разбить горлышко бутылки, извлеченной из утроба акулы. — Попозже, — охотно ответил немец. — Пока Паганель с увлечением рассказывал мне о социалистах. о своих восторгах перед их содружеством поверх наций, ругал нашего Лассаля за сотрудничество с прусским правительством… — Так вот чем его не нравился Лассаль! — не удержался Гленарван. — Вероятно… — Барон подошел к столику и невозмутимо налил кофе в маленькую чашечку с изображениями синей и лимонной бабочки на лугу. — Тогда я понял, что наш друг географ обожает социалистов. Но, как я вам уже говорил. весной шестьдесят второго года я уехал в Египет и вернулся оттуда только… дайте-ка вспомнить, да, в июне шестьдесят пятого года. — Как раз после окончания наших поисков, — вздохнула леди Элен. — Мы встретились с Паганелем в Мюнхене. Вот тут-то мы и сходили на могилу Фальмерайера, а между нами стали появляться трения по вопросу о немецком единстве и прусской политике. Я сначала старался спорить с ним как можно меньше, но его запал против моей Родины начинал уже меня донимать, — вздохнул Фридрих. — Наверное, Паганелю не нравилось, что вы не поддерживаете международное братство ученых, — понимающе кивнул Гленарван. Теперь для него, казалось. многое становилось на свое место. — А почему я должен его поддерживать? — пожал плечами барон. — У Паганеля было свое мнение. а у меня свое. Только и всего. — Наверное, — Элен тоже подвинула чашечку кофе, — Паганель полагал, что это прогрессивно… — Это его дело… — возмущенно пожал плечами Фридрих, даже не дослушав ее тирады. — Но вернемся к хронологии. Паганель, помимо прочего, сказал мне, что женится. — На мисс Арабелле. кузине нашего Мак Наббса, — правильно, — подтвердил Гленарван. — Он был счастлив, барон? — К сожалению нет, — ответил напрямую гость. — Он казался мне рассеянным и раздраженным. Пожалуй, тогда я впервые задумался над тем. что здесь что-то не так. За окном стало сумрачно. Фридрих достал из карман пачку спичек с изображением какого-то Венского бала. Гленарван и его супруга не сдержали любопытства, посмотрев на разноцветные головки спичек. Чиркнув синим наконечником, гость сам зажег свечу к канделябре, а затем, пожертвовав желтой спичкой, зажег еще две. — А что вас так насторожило? — с интересом вскинул брови Гленарван. — Да как вам сказать… — пожал плечами фон Рихтер. — Понимаете. мужчина, который собирается воссоединиться со своей возлюбленной, должен быть радостным, окрыленным. А Паганель был каким-то рассеянным и подавленным. — Значит, Паганель не был счастливым? — удивился Гленарван. — Мон он таким не показался, — покачал головой Фриц. — И он не пригласил вас, друга, на свадьбу? — продолжал удивляться хозяин дома. — Честно говоря, нет., — ответил Фриц — Я связывал это с нашими нарастающими политическими разногласиями, — прищурился он, глядя на бронзовый отблеск подсвечника. — То ли он был чем-то недоволен, то ли взволнован…. — То ли у него просто появилась любовница… — раздался звонкий и задорный женский голос. Элен вздрогнула. В открывшейся двери появилась голова с распущенными золотистыми волосами. Это. вне всякого сомнения, была Вики. Но, то как она появилась в дверном проеме, заставило вздрогнуть Элен. «Точно ведьма, появившаяся из вечернего света», — подумала она. Ее супруг тоже был изумлен: то ли неожиданным появлением свояченицы, то ли ее наглой репликой. — Однако..... Миссис… — Гленарван, похоже, хотел намекнуть или сказать открытым текстом, что он потрясен таким вопиющим нарушением интеллекта. Синие глаза Виктории сверкнули озорным светом. Она, казалось. торжествовала победу, хотя однозначно сказать, в чем эта победа заключалась, было сложно. — Что такое? — Вика бросила победный взгляд на хозяина Мальком Кэсла, поправив легкомысленное бежевое платье в чёрную крапинку. — Вам не нравится мой визит? — Нет, — честно ответила Элен. — Ну нет, так нет, — Виктория тепло улыбнулась Фридриху. — В таком случае я, хоть и знаю ответ на волнующий вас вопрос, оставлю его при себе, — Вики, вы знаете ответ? — Фон Рихтер не понимающе смотрел на кузину. — Конечно, знаю, — фыркнула Вики. — Но…. Но сначала я тоже хочу дослушать трогательную историю Фрица, — Женщина легко отбросила тёрн платятся маленькой туфелькой. — В общем, уговор, — бросила она пронзительный синий взгляд. — Фриц дорассказывает свою историю, а я выкладываю разгадку. — Барон, дорасскажите уж наконец, — сокрушенно вздохнул Гленарван. — О, как трагично… — патетически воскликнула Вика, удобно устроившись в плюшевом кресле. — Мне собственно осталось недолго, — Фриц, не выдержав, тихонько прищурившись, глядя Виктории. — Потом в шестьдесят шестом началась травля Паганеля, — продолжал Фридрих. — Уж прямо и травля? — рассмеялась Вики. — Правду в кои-то веки сказали! — Гленарваны осуждающе посмотрели на неё, но, похоже, решили вытерпеть до конца ради разгадки тайны. — Мы виделись в Брюсселе. И там уже между нами назревал конфликт. Паганель говорил, что нам ждёт участь России, ибо против Пруссии поднимется вся Европа. Я ответил, что мы не Россия, а ждём войны. Мы надолго перестали общаться. Хотя Паганель прислал мне письмо, где разбирал по косточкам мои взгляды. — Хорош друг, Фриц! — рассмеялась звонко Виктория. — Нет, ну правда…. Настоящий друг, — фыркнула она. — Я прощал ему, так понимал его состояние, — вздохнул фон Рихтер. — Его накатали за повал с поездкой, а потом трепали в прессе… Мы увиделись в Египте в шестьдесят восьмом году. — И вы там почти не общались? — горько спросил Гленарван. — Я бы слова не сказала такому с позволения сказать «другу», — фыркнула Вика. Затем, словно ребёнок, стала теребить кружевную манжету. — Только на профессиональные темы, — ответил Фридрих. — Но Паганель засобирался в Европу, забыв перед отъездом три письма у себя в комнате…. Остальное вы знаете. Я решил не компрометировать его…. — И звали ее Мария Вовчок, — насмешливо продекламировала Виктория, поднявшись с кресла. — И полагаю, Фриц, вам подвело тевтонское рыцарство, — подошла она к окну. — Он и ждал огласки для развода. Элен и Гленарван переглянулись.