Пламя Парижа

Элен в самом деле не любила кузину. Отец леди Гленарван, Вильям Таффнел, был известным путешественником и географом. Зато его младший брат Артур, мечтавший с детства разбогатеть, реализовал свой проект, открыв нечто вроде Новозеландского магазина в Ливерпуле. Потихоньку да полегоньку, и магазин вырос до Новозеландского торгового дома, ведущего успешную торговлю. Съездив по делам в Бремен и Берлин, он женился на некой немке Луизе, от которой у него вскоре родилась дочь Виктория. Артур, впрочем, вскоре овдовел, ибо Луизу свела в могилу чахотка. Горевал он недолго, и женился на некой Элле Спренг, родившей ему сына и наследника Чарльза. Виктория могла бы стать несчастной нелюбимой сироткой, если бы не одно «но». Некая богатая прусская тётушка отписала Вики неплохое состояние, пожелав увидеть перед смертью племянницу. Из Кёнигсберга девочка вернулась, став в свои двенадцать лет потенциально выгодной невестой. Отец пытался наложить руку на ее капитал, но условия завещания не позволяли им воспользоваться до совершеннолетия Виктории. После гибели отца Элен попробовала попросить помощи у родственников, но получила отказ. Артур Таффнел выдал племяннице маленькую сумму, а опекун Виктории сказал, что ее деньги хранятся в ценных бумагах и достать их сейчас невозможно. Впрочем, это были пустяки: у Виктории проснулся литературный талант, и она издала книгу о своём знаменитом дяде-географе. Книга бойко продавалась, но не нравилась Элен из-за откровенно придуманных Викой сцен. Вики была на четыре года моложе Элен, но вышла замуж в двадцать лет, пока ее кузина искала капитана Гранта. Мужем Вики стал Джордж Уоллес — довольно известный предприниматель в издательском мире. Потакая жене, он выпустил несколько раз ее книгу о знаменитом дяде, затем сторонки писем Вильяма Таффнела, а затем кое-какие произведения о великих людях. Виктория обладала деловой хваткой: познакомившись с Паганелем на его свадьбе, она попыталась привлечь его к написанию занимательной книги по истории географии, но сотрудничество у них не сложилось. Все это было чуждо Элен Гленарван, предпочитавшей общаться с семьей Артура, а не Вики.

***

Ужин оказался скромным: Элен почудилось, будто это поминки по Паганелю. Столовая Мальком-Кэсла казалась длинной и хмурой, в узкое окошко едва проникал тусклый вечерний свет. Гленарван давно перестроил столовую, придав ей современный вид. Стол перестал быть в виде лестницы, во главе которой сидел глава дома: вместо него поставили обычный круглый стол со стульями. Хоры с лестницами тоже закрыли, хотя балконы ещё нависали над столовой. Гленарван поставил там книжные этажерки, где хранились документы и старые книги замка. Ели втроём: Гленарван, леди Элен и фон Рихтер. Элен все ещё носила чёрное бархатное платье, а немец вышел в легком полевом мундире, Верный Олбинеи поставил ужин, подготовив для гостя бутылку белого вина. Элен, отправив телеграмму Виктории, немного успокоилась: желание раскрыть последнюю тайну Паганеля, кажется, приглушило ее горе. — Расскажите, барон, как вы познакомились с месье Паганелем? — спросил Гленарван. — А, это было довольно давно… — Кивнул Фридрих. — Я только вернулся с войны в пятьдесят шестом году, получив звание… — С войны? — удивилась Элен. — Да, с войны в Крыму. Я участвовал в сражении за Севастополь с русской стороны… Гленарваны переглянулись. Элен поняла, что они с мужем думают об одном и том же: Мак-Набс снова сражался в тех же местах, что и фон Рихтер. — Вернувшись в Пруссию, я продолжил образование у профессора Иоганна Густава Дройзена — моего доброго учителя. Но так как сразу взять военного в науку невозможно, он предложил мне отправиться с экспедицией Топича в Грецию. В течение года мы изучали Пелопоннес, ища останки предков спартанцев, а заодно делая естественные наблюдения об Эгейском море. Мне выпала честь поведать второй результат на Географическом конгрессе, и естественнонаучную часть я доложил как топограф. — И там вы познакомились с Паганелем, — закончил Гленарван. — Совершенно верно. Ему понравилась моя статья про уровни солёности в трёх морях: Эгейском, Средиземном и Критском. Месье Паганель добился её публикации во Франции, за что я был ему очень благодарен. — А когда это было? — уточнила Элен.  — В пятьдесят девятом году. Во время войны французов в Ломбардии, где они победили австрийцев, — охотно отозвался немец. — Мы пообщались в Париже, и я занялся историей Древнего Египта. Подошедший Олбинет аккуратно разлил вино в высокие тонкие бокалы. Отблески свеч, играя, падали на стекло, отражаясь в терпкой белизне. — А почему именно Египтом? — спросила Элен. — Дройзен и Мюллер уже написали историю Античной Греции, мне мало что осталось. Я решил написать историю Египта: но не археологических находок, а именно связанную историю как набора сюжетов. Я опубликовал об этом несколько статей, но вскоре понял, что пока я не побываю в Египте сам, меня никто не воспримет всерьёз. — Так вы поехали в Египет, чтобы разобраться на месте? — Да, освоив чтение иероглифов, я отправился в Египет весной шестьдесят второго года. До этого мы пару раз виделись с Паганелем: он хотел, чтобы я опубликовал и географическую статью о дельте Нила. Я обещал ему это сделать…. — Предлагаю тост в память о нашем общем замечательном друге и великом ученом! — встал Гленарван. Выпили молча, без звона бокалов: как и положено о покойном. Фон Рихтер кивнул, и Элен показалось, что его тёмные глаза нездорово блеснули. — Впрочем, уже тогда я догадывался, что месье Паганель может плохо кончить, — уточнил фон Рихтер. — Вот как? — удивился Гленарван. — Он живо интересовался идеями социалистов и мог спорить о них долго и с жаром, — грустно улыбнулся немец краешками губ. — Паганель? О социалистах? — спросила поражённая Элен. — Я и не подозревала, что нашему географу это было интересно! — А вы, кажется, знали его не очень хорошо, миссис Гленарван, — покачал головой Фридрих. — Или он вам почему-то не открылся до конца. Уверяю вас: месье Паганеля это очень интересовало. Повисла тишина. Олбинет принёс жаркое. Гленарван нахмурился, словно пытаясь что-то вспомнить. — Я вернулся из Египта в шестьдесят пятом году, как раз, когда вы вернулись с поисков капитана Гранта. Между прочим, месье Паганель сильно пострадал от этой истории, — вздохнул немец. — Пострадал? — не сдержалась Элен. — Да, пострадал. Он ведь ехал в Индию с поручением от Французского географического общества? Но случайно попал на «Дункан» и поплыл в Патагонию. Французское географическое общество не было радо его возвращению: ведь просить пришлось губернатора Индии о содействии его миссии. Гленарваны потупились: мысль о том, что их друг-географ был наказан за отказ от поездки в Индию, как-то была ими совсем забыта. Элен смутно вспоминала, что во время их знакомства Паганель говорил о некоем поручении Французского географического общества и рекомендательном письме к лорду Соммерсету, генерал-губернатору Индии, о плане экспедиции, разработанном господином Вивьеном де Сен-Мартеном. В пылу поисков капитана Гранта они совсем забыли, что Паганель провалил свой план. — Его наказали? — вырвалось у Гленарвана. — На год приостановили членство в должности секретаря Географического общества, — кивнул немец. — И тут же разразился новый скандал: некто опубликовал о нем в «Фигаро» статью-пасквиль. Можете взглянуть. Фридрих достал из внутреннего кармана аккуратно вырезанную газетную статью. Хозяин склонился над заметкой, а за ним последовала и супруга.

«Фигаро», 2 августа 1866 г. Провал Жака Паганеля Секретарь Французского географического общества Жак Элиасен Франсуа Мари Паганель, возможно, скоро будет восстановлен в своем звании. Причиной его наказания стал самовольный отказ от экспедиции в Индию, запланированной Французским географическим обществом. Вместо этого Жак Паганель отправился на британском прогулочном судне «Дункан» на поиски британского капитана Гарри Гранта. Цель, безусловно, благородная, но срыв задания Французского географического общества этим никто не отменял. Впрочем, не это главное. В экспедиции месье Паганель показал себя неудачно. Расшифровывая документ, составленный капитаном Гарри Грантом, он отправил друзей на поиски в Австралию, приняв слово «austral» за часть слова «Australie». Месье Паганелю, видимо, не пришло в голову, что в его родном языке слово «Австралия» пишется с большой, а не маленькой буквы. Месье Паганель предлагал искать Гарри Гранта в Австралии и Новой Зеландии, не задумываясь над простым вопросом: для чего капитану понадобилось бросать в море бутылку, если он находится в населенных местах и проще дойти до ближайшего населенного пункта? И наконец, секретарь Французского географического общества просто «забыл», что остров Табор называется так на его родном языке, а риф Мария-Тереза — его название на английских и немецких картах. Секретарь Французского географического общества ориентируется по английским и немецким картам и не помнит названия острова на родном языке? Думаю, вывод о научных достижениях месье Паганеля каждый волен сделать сам.

— Поразительно… — Покачал головой Гленарван. — Паганель никогда не рассказывал нам об этом! — Видимо, он не хотел нам создавать проблемы, — вздохнула Элен. Сейчас ей не давала покоя неприятная мысль: каким образом автор анонимки узнал такие подробности их экспедиции? — А ваши статьи о географии Дельты Нила были опубликованы, барон? — спросил Гленарван. — Да, еще в шестьдесят третьем году, — ответил Фридрих. — Между прочим, я вспомнил кое-что… — Гленарван помассировал лоб. — Когда мы спасались в Южной Америке на дереве, Паганель ратовал против богатств и даже рассказал арабскую сказку о счастливом крестьянине без рубашки. — Интересно, почему Паганель не пригласил вас на свою свадьбу? — удивилась Элен. — Да, в то время я снова уехал в Египет, — продолжил Фридрих. — Но после моего возвращения все изменилось. Мы увиделись с Паганелем в шестьдесят седьмом году в Брюсселе. Между нашими странами назревал конфликт из-за Бельгии и Люксембурга. Тогда между нами впервые пробежала черная кошка: Паганель ругал наше правительство на все лады, утверждая, что моя страна мешает миру и прогрессу. Я сначала пытался игнорировать его выпады, но когда он сказал, что нас ожидает участь России в Восточной войне, я вспылил. — Стоят ли эти международные распри личных ссор? — удивилась Элен. Сейчас в ее глубоких глазах появилось выражение печали, словно она говорила о чем-то очень горьком. Ей, кажется, было удивительно, что из-за этих международных распрей друзья, поддерживавшие друг друга, могли поссориться на всю жизнь. — Как иначе я мог реагировать? — ответил Фридрих. — Паганель стал читать мне лекцию о великом союзе либеральных наций. Я ответил ему, что у нас хватит сил раздавить его как пустой орех под каблуком. С того дня мы стали общаться намного прохладнее. Паганель прислал мне письмо с доказательством моих неверных взглядов. Я не ответил ему ничего. — Почему? — удивился Гленарван. — А, собственно, зачем? Я уже понял, что мы остаемся противниками, и, вероятно, встретимся на поле боя. Господу было угодно, чтобы мы встретились еще раз, — продолжал Фридрих. — Это было в Каире в августе шестьдесят восьмого года. Общались мы уже холодно и сухо. — Вы не попытались помириться? — спросила Элен. — Я понимал, что это бесполезно. Сначала мы пытались говорить только на профессиональные темы, но вскоре поняли, что и это невозможно. Утром первого сентября я увидел, что номер в комнату Паганеля открыт. Я зашел в него, но, как выяснилось, мой бывший друг уже съехал, бросив номер открытым. — Узнаю рассеянность Паганеля… — пробормотал Гленарван. — Там я и нашел письма, которые, как я понял, нельзя оставить в номере. Война помешала новой нашей встрече. А отдавать их пришлось уже вам. — Вы воевали, барон? — бросила на него взгляд миссис Гленарван. — Под Седаном я был ранен в руку, потом вернулся в строй, - ответил Фридрих. — А вы не могли бы написать некролог о нашем друге? — продолжала Элен. — Боюсь, что нет… — Гость потер лоб. — Не поймите меня неправильно, но месье Паганель не был другом моей страны. Сейчас у нас не приветствуется писать хорошо о таких людях. — Президент Линкольн говорил, что если честные люди всех стран подадут друг другу руки поверх правительств… — улыбнулся Гленарван. — Разумеется, в интересах Североамериканских Штатов? — Фридрих, кажется, не смог скрыть ехидства в своем вопросе. Неловкую паузу снял вбежавший Олбинет: он доложил о прибытии миссис Виктории Уоллес.