Искуситель

Шли недели. Я счастливо проживал свои дни в достатке и богатстве, презирая время, когда я прозябал в нищете. Я не любил бедность и бедных, и не считал своим долгом как-либо им помогать. Я ничем им не обязан. И я знаю, что стоит мне подать им хоть соверен, как на меня посыплются лживые благословения и благодарности, и на следующий день меня будут проклинать за то, что я исчез из их жизни вместе с моими деньгами. Бедность озлобляет человека, оскверняет, заставляет существовать в поисках хлеба, наплевав на благородные позывы души. Бедность превращает в животных. Да и богатство, если быть честным, тоже. Пока один будет метаться и падать на колени в поисках куска хлеба, второй будет вести распутную жизнь, зная, что останется безнаказанным. На Рождество Люциус и я, как и обещали, отправились к лорду Керрингтону. Сердце моё ликовало от мысли, что я вновь увижу прекрасную леди Джильду. Пока мы ехали, Люциус был довольно молчалив и задумчив. — Мне непривычно видеть вас таким тихим, — обратился я к нему. — Люциус, вам нездоровится? — Немного, — он грустно улыбнулся. — Как я и говорил, меня охватывает хандра в это время. Эта ночь жалит холодом и тоской, и навевает тяжёлые воспоминания. — Вы кого-то потеряли? — Да. Я расскажу вам свою историю в другой раз. Сегодня же сделайте одолжение, друг мой, не беспокойтесь обо мне. Веселитесь, созерцая леди Джильду, свою тоску я оставлю при себе. — Надеюсь, леди София поможет вам развеять вашу печаль. Он просветлел лицом. — Кто знает. Мы приехали к старинному и прекрасному замку, сиявшему разноцветными огнями, украшавшими его к Рождеству. Фигуры изо льда и снега стояли в саду, освещённому фонарями, мимо которых мы шли. В поместье нас приветствовал лорд вместе с дочерью. Джильда Керрингтон стояла в прекрасном нежно-розовом платье, с бриллиантами в золотых волосах, брошью-цветком на груди. Какая же красавица! — Князь, мистер Колдуэлл, счастлив видеть вас! — сказал он весело. — Леди Марион нездоровится, уж простите, что сегодня её не будет. — Мы всё же рады быть вашими гостями, — тяжело улыбнулся Люциус, поцеловав руку Джильды. — Вас снедает грусть? — спросила она, посмотрев на него. — Я лишь задумчив, не берите в голову, миледи. Я взял её руку, целуя, и затем немного улыбнулся, посмотрев в прелестное личико. — Позволите ли вы отдать вам подарок прямо сейчас, мисс Керрингтон? Они кивнула, улыбнувшись краем пухлых губ. Я вынул из внутреннего кармана небольшую коробочку и протянул ей. Там покоилась золотая роза, отделанная рубинами и сапфирами. Джильда благосклонно улыбнулась, осмотрев подарок. — Вы очень щедры, мистер Колдуэлл. Спасибо. — Пустяки. С Рождеством вас, миледи. Через час прибыли лорд и леди Старк. При виде Софии во мне вновь проснулось желание творить. Она шла в белоснежном платье, словно излучая уют и любовь всем своим видом. На ней не было украшений, казалось, они на ней лишние. Спокойная, безмятежная, она будто бы светилась. Люциус улыбнулся, увидев её, и едва не примчался, чтобы поздороваться. — Какое счастье видеть вас, миледи, — сказал он, покрывая поцелуями её ручку. — Это взаимно, — улыбалась она. — Как видите, я сдержал обещание, приняв ваше приглашение. — Вас пригласила не я, милорд. Он помолчал, кивая. — Конечно, конечно, — негромко и рассеянно отвечал князь. — Ваш друг неравнодушен к леди Старк? — вполголоса спросила меня Джильда. — Он всё отрицает. Наверняка он просто дорожит дружбой с ней. — Тогда это очень трогательно, — она властно улыбнулась. Люциус что-то нашёптывал Софии, отчего та лишь улыбалась, отвечая «вы бессовестный льстец, князь». Я пообещал себе больше не слушать их, а целиком и полностью посвятить внимание леди Джильде. Я приглашал её на вальсы, мазурки и менуэты, не желая дать кому-либо из гостей танцевать с этим прелестным созданием. И когда это повторилось уже в четвёртый раз, во время танца она немного улыбнулась и сказала: — Вы очень жадный, мистер Колдуэлл. — С чего вы так решили? — Вы не даёте шанса другим гостям потанцевать со мной. — В таком случае не смею спорить, я в самом деле жадный, — улыбнулся я. — Я благодарна вам за ваше присутствие, — негромко сказала она, когда я её кружил. — Признаться, я заскучала после нашей первой встречи. — Я тоже заскучал без вас, миледи. — Позвольте вопрос, вы композитор? — Как вы узнали? — изумился я. — Князь Астери сказал, что вы написали прекрасный вальс. Вы сыграете мне его? — Если пожелаете, я сыграю что угодно. — Вы часто пишете? — В последнее время нет. Но мне кажется, если бы я пожелал посвятить один из вальсов вам, это было бы прекраснейшее произведение из когда-либо написанных. Как и вы, миледи. Она улыбнулась. — Благодарю. Теперь позвольте мне уделить внимание другим гостям. — Конечно. И после танца леди Джильда удалилась к отцу, дабы поприветствовать приезжих графинь. Я смотрел на неё, улыбался и понимал, что влюбился в это чудесное создание. Почувствовав, что пересохло в горле, я пошёл к столам, чтобы попить чего-нибудь. Я проходил мимо колонн и статуй, и за одной из них стояли, скрывшись от посторонних глаз, Люциус и София. Я случайно услышал их разговор: — Ты меня балуешь, — говорил князь. — Неужто тебе не кажется, что это слишком? — Почему? Я хочу, чтобы ты принял от меня подарок. Ты заслуживаешь его, как и все, если только не больше. — Не думаю, что остальные сойдутся с тобой во мнении. — Остальных здесь нет. Здесь я и ты. Теперь либо прими, либо откажись, и я уйду. Люциус взял маленькую коробочку из её рук, улыбаясь так ласково и нежно, как я меньше всего от него ожидал. — Спасибо. — Мне не в тягость, — улыбнулась девушка в ответ. — Надеюсь, не сочтёшь его слишком посредственным и глупым. — Что бы там ни было, я так не подумаю, — он взял её руку и пожал. А затем ухмыльнулся и повернул голову, увидев меня. — Вы настоящий шпион, Киллиан. Я немного застыдился. — Простите, я не намеренно вас подслушал. Я лишь случайно оказался рядом. — Ничего страшного, — улыбнулась леди София. — Вы ничего ужасного не услышали. Мы лишь обменялись подарками. — Не хотелось делать это в толпе, — кивнул Люциус. — Вот мы и отошли. — Мне действительно неловко, я прошу прощения. — Вы прощены. И кстати, для вас у меня тоже есть подарок, — леди Старк подошла ко мне и протянула коробочку чуть больше, которую открыла и вынула подарок. — Я надеюсь, она убережёт вас от напастей. Её подарком были маленькие часики, в которых на месте портрета было изображение девы Марии. Меня тронула такая забота, я улыбнулся и взял её белые ручки. — Миледи, я всем сердцем благодарен, но боюсь, что такой подарок не для меня. — Почему? — Я не верю в небо и ад, Бога и святых, — её глазки потускнели, само её личико опечалилось. — Моя дорогая, я очень вас прошу, не обижайтесь на меня. Князь смотрел на меня и молчал, словно ожидая чего-то. По лицу его прошлась недобрая тень, которая исчезла, едва заговорила София, ласково, по-матерински улыбаясь мне. — Я вовсе не обиделась. Мне только досадно, что вы остались без подарка. — Для меня будет подарком, если мы с вами останемся друзьями. — О, конечно, — закивала она. Несмотря на искреннюю ласку и радость, мне всё же виделась печаль в её глазах. — Разумеется, мы останемся друзьями. — Спасибо, миледи, — я чмокнул её ручку. — Не за что, мистер Колдуэлл. Теперь простите меня, и вы, князь, — она обратилась и к нему. — Но мне пора. — Вы уже уезжаете? — удивился я. — Останьтесь, — Люциус коснулся её плеча. — Ваш папенька ещё здесь, куда вы торопитесь? — У меня есть неотложное дело. Оно не может ждать, — улыбнулась рыжеволосая леди. — Мы с вами ещё увидимся, господа, я обещаю. — Я запомню, — князь чмокнул её руку. — Я тоже, — улыбнулся я, прощаясь с ней. — Хорошо, — продолжала она улыбаться. — С Рождеством вас. И она скрылась в толпе гостей. Я смотрел на Астери, ожидая, что он скажет. Он же ухмыльнулся. — Ваш взгляд излучает любопытство, Колдуэлл. — Вы были очень… чёрт, Люциус, я начинаю думать, что вы мне лжёте. — Я? В чём? — Вам нравится леди София. — А она может не нравиться? — В романтическом смысле, — пояснил я. — Почему вы не признаетесь в этом? — Потому что это не совсем так. Мы с ней вместе несём бремя потери в этот светлый день, и выказывая заботу об этой женщине, я лишь облегчаю свою ношу. И вы были правы, она действительно развеяла мою тоску. — Вы вместе кого-то потеряли? Сколько же вы знакомы? — Много дольше, чем кажется, — загадочно ответил князь. — Идёмте, друг мой. Вы верно голодны, раз шли к столам? Я не спрашивал больше у него о Софии. Прямого ответа он не даст, это я понять уже успел. И тем сильнее разгоралось моё любопытство к его прежней жизни. Поздно ночью мы ехали назад, и по дороге встретили повозку с гербом лорда Старка. Но он ещё у Керрингтона, как его повозка оказалась здесь? Ответ нашёлся сам собой, когда я увидел, что из этой самой повозки несколько людей вынимали праздничные мешки и коробки, и разносили по бедному кварталу, вдоль которого мы и ехали. И леди София стояла и разговаривала с нищенкой, рядом с которой стоял ребёнок. Женщина была среднего возраста, и она плакала слезами благодарности, принимая из рук девушки мешок и коробку. — Вы прямо ошеломлены, — ответил с ухмылкой Люциус. — Вы видите, почему! Она уехала так рано ради этих людей. Вы знали? — Предполагал. — Зачем она это делает? Она не казалась мне лицемерной. — Она и не лицемерна. Она делает это не напоказ и не раз в году. — Но почему? — Леди Старк из тех, кто верит людям и верит в людей. Её чрезмерная доброта рвётся наружу, подталкивая к подобным поступкам. — Но она не должна! — Не должна, — кивнул Люциус. — Но делает. Я ничего больше не говорил. Мы проехали мимо, и я не смел пересечься взглядами с леди Софией. Моё самолюбие пострадало от доброты молодой прелестной женщины, и я утешал себя тем, что раз она заботится о бедняках, то мне не стоит вмешиваться, и им хватает её помощи. Я был богаче её семьи, и ничего не сделал для класса, представителем которого сам недавно был. А она сбегает с бала лорда, чтобы одарить нищих. Если об этом узнают, её окрестят полоумной и странной. Но я не посмел бы когда-нибудь ради чего-нибудь ей этим угрожать. Я чувствовал себя ничтожеством в сравнении с её безграничной добротой. В груди поселилась какая-то злость, как будто София оскорбила меня этим жестом. Я на какое-то время разозлился на неё за эту доброту. Я пытался думать, что каждый волен жить, как ему хочется, и у каждого есть право выбирать, помогать ли. Но эта женщина… женщина, чья задача — быть рабой и игрушкой мужа, смеет одаривать своей щедростью этих жалких нищебродов! — Вы помрачнели, — ответил князь, посмотрев на меня. — Вас так возмутило её поведение? — Я считаю глупым то, что она творит, — бросил я раздражённо. — Киллиан, вам стыдно. Я это вижу, не отпирайтесь. — Стыдно? Перед женщиной? Не смешите меня! — Однако это правда. Вам действительно стыдно перед этой женщиной, — невозмутимо улыбался Астери. — Я не желаю оправдываться за то, что считаю правильным, а что — глупым! — Я и не прошу. Просто вам следует помнить, что она — женщина. В ней больше потребности заботиться, чем в мужчине, вот и всё. Эти слова подействовали успокаивающе, и моя злость понемногу сошла на нет. В сущности, зачем я злился? Ведь это правда, все женщины чувственней мужчин. Глупо их за это осуждать.